Чуть подробнее:
С точки зрения православных семейных отношений Дмитрий Михайлович был человек разделенный, долгое время исповедовал даже не советское, близкое, в общем-то, к традиционному семейное право, а заклятые им общечеловеческие ценности. Один из его биографов Николай Коняев стыдливо обозначил его первые браки гражданскими, а первых жен, которых в советские времена называли в документах сожительницами, именовал гражданскими женами, но проблема этими эвфемизмами не загладилась. Коняев приводит в своей книге о Балашове письмо матери исторического писателя, в котором она советует сыну пожить с очередной женой года два, не регистрируясь, и уж если притрутся друг к другу, то и «позагситься». «Позагсился» исследователь традиционной русской свадьбы, по-моему, только с последней из жен, Ольгой Николаевной, она же стала в конце жизни и его повенчанной женой. Символично, что в момент «загсенья» произошел казус, о котором в Новгороде говорили как о плохой примете. Обручальное кольцо Дмитрий Михайлович почему-то купил только будущей супруге и когда надевал ей на палец, уронил.
Венчанием он хотел, наверное, укрепить семью, но «смешанная» сводная семья, увы, зачастую и этим не обретает согласия. Любимый им сын от предыдущего брака Арсений к концу 1990-х вымахал в высокого стройного парубка. Осенью и зимой ходил в пальто, сшитом из серого солдатского сукна, кирзовых сапогах, всегда живой и приветный. С отцом ходил на масленичные гулянья, устраиваемые на Ярославовом Дворище, бойко отплясывал с ним кадриль, помогал отцу по хозяйству в Козыневе. Бывало, нарезает по мосту, похожий то ли на комсомольца 1920-х годов, то ли на вольноопределяющегося, спросишь: «Куда путь держишь?». Ответит на ходу:
Бегу на автобус. Корову в Козыневе подоить нужно.
Но за этой легкостью уже маячили имущественные претензии, описанные в рассказе «Сын», в образовавшиеся щели уже несло ветхозаветным сквозняком, который закончится трагедией. И трагедия эта войдет в дом с любимым им сыном…
|