|
10.06.2012 г. О Витале Германове нужно бы рассказать подробнее. После службы в армии, в радиоразведывательной авиации ОСНАЗ, он поступил на работу на курский военный завод «Прибор». Таких в Советском Союзе было всего два - второй в Башкирии. В номенклатуру изделий входили и так называемые «жгуты» - пакеты проводки для военных самолётов. Виталий ездил по рекламациям во все страны, где находились наши военные самолёты или базы, бывал на Кубе, в Монголии... Навестил меня неожиданно в посёлке Оссора, когда я переехал с острова Карагинского на побережье Камчатки. На сам остров он ранее пытался прилететь, да помешала непогода... Рассказывал иногда о службе, но как-то отрывками, скупо. Случай с нашим самолётом-АВАКСом над Африкой, особенности десантно-диверсионной натаски... Я однажды баловно бросился на него, хотел подсечь, а не успел и опомнится, как голова моя оказалась под мышкой, а рука заломлена на спину. «Ты так не шути, - сказал он, посмеиваясь. - «Осназовца» только допусти на расстояние вытянутой руки, и ты с ним уже ничего не сможешь сделать»... Помнится, приехал я в свой первый камчатский отпуск, встретились у Виталия в родительском доме. Благодушные беседы в тени сада, под стопку домашней сливовицы, за столом хлопотала полногрудая круглолицая хозяйка, - его молодая жена Рая. Она была родом с Казацкого хутора, отжилке Глиницкой улицы. Сидел за столом и Виталин друг... Виталий привозил домой из частых командировок сувениры и подарки, но женщине, как всегда, нужно ещё и другое... Спустя несколько времени я узнал, что жена ушла к его другу. Думаю, в Виталиной душе что-то с той поры сломалось. Не так давно встретился на остановке с этим его бывшим другом, незаметно разговор сплыл и к Витале. В голосе нынешнего мужа Раи послышалось раздражение, он позволил себе и резкие слова. Будто бы Виталий сам оказался виновным в случившемся. И вот наступила «перестройка». Исчезали наши военные базы, перестала летать авиация... Завод «Прибор» разделил общую судьбу советского военно-промышленного комплекса. Отделы и цеха проклюнулись фирмами и фирмочкамии, «пауки»-посредники сели на иссякающие ручьи заводской продукции, конверсия обрушила производство точной механики и приспособила конвейеры под клёпку электрочайников и чуть ли не бельевых прищепок. Нагло влез в цеховую интектуально-инженерную атмосферу и уголовный душок. Завод превращался в казино... Что-то такое выпускала и кооперативная фирма, участие в создании которой принимал Виталя. Ездил в липецкий филиал, крутился, как умел. И дела, судя по всему, вначале шли. Он появлялся в нашей курской квартире, куда мы переехали с Камчатки, приносил моим дочерям подарки, гостинцы, накрывал стол, - оживлённый, шумный, переполненный планами и проектами. В те голодноватые годы каждое его появление мы воспринимали, как маленький праздник. Однажды по наитию решили ехать в Кочановку к своим матерям. Дорогу оживили болгарским коньяком - тогда его ещё не подделывали. Доехали на попутках, забрели зачем-то в родную школу на селекционной станции, произвели в учительской фурор. В лизерте, полосе отчуждения у железнодорожного полотна, присели в высокую траву отдохнуть. И там, опустив голову, Виталя вдруг заплакал, замолотил кулаком в землю, стал бормотать глухо, надрывно: «Всю жизнь учили убивать! Всю жизнь!..» ...Потом он исчез. По знакомым телефонам ни в Липецке, ни в Курске его обнаружить не удалось. Спустя некоторое время я услышал, что его нашли повешенным на подворье свинарника где-то в Сибири. Его сестра Антонина ездила на опознание. Следователи настаивали на версии самоубийства. Слухи донесли иную версию. На стадии срастания кооперативов и поглощения соседних бизнесов требовался стартовый капитал. Виталий занял большую сумму и то ли не успел, то ли не сумел вернуть её с процентами. В делах с большими деньгами начинают действовать бандитские законы. Виталия сначала унизили тем, что сослали на свинарник, на самую чёрную работу, а потом... Не могу до сих пор поверить, что Виталий покончил с собой. Он был человек со внутренним светом, расположенный к жизни, принимающий людей даже не в лучших сторонах личности. Случись миг беспросветной тоски, Виталя нашёл бы в себе долю мужества... Скорее, с ним бессудно расправились по тем самым безжалостным законам духовной неволи... ...Каждый раз, когда прохожу огородами к поезду, разглядываю издали дуб на германовской усадьбе. Отец Виталия посадил его в честь рождения сына. Дуб перерос все деревья в соседних садах, вымахал осадистым, аккуратным, собранным. Нынешней весной пошёл ему шестьдесят третий год...
С разрешения бывшего односельчанина Александра Семёнова, отозвавшегося на мои Дневники, добавляю его воспоминания о другом конце деревни, примыкающей к железнодорожному переезду. Люди и события «оттуда» становятся со временем почти непроницаемыми для моей памяти и поддержка Александра в этом случае большой плюс. Он живёт на Украине, часто навещает мать, которая тоже «осталась» на Украине, обещал доставить и её воспоминания о нашей деревне. Саша оказался тоже литератором, публикует стихи на известном портале. Подумалось, что два литератора на одну Кочановку перебор будет, но согласился с тем, что два человека со своими разными по впечатлениям и субъективному характеру воспоминаниями создают и более «суггестивную» и стереоскопическую картину жизни нашей деревни. Вот как Саша обинуется: «Итак - чьих буду. Прабабушка моя - Ионина Анна Евгеньевна, жила недалеко от переезда. Кстати, её дом в 60-х годах купила сестра Вашего отца - Ольга. Бабушка моя - Семёнова Лидия Васильевна, дедушка - Семёнов Иван Иванович. Дом у них был наискосок через улицу от Зерновых... Мама моя - Семёнова Альбина Ивановна... помнит Вас, передаёт привет и наилучшие пожелания. Она окончила Харьковский мединститут и всю жизнь проработала зав.детским отделением в роддоме на Донбассе. Сейчас на пенсии. Скачиваю Ваши Дневники и отвожу ей. Завтра снова еду к ней - повезу продолжение. У неё остались дедовы записи. Да и она сама много помнит. Расспрошу подробнее, а вернусь - отпишу».
Закавычиваю далее часть «Деревенских дневников», принадлежащую перу А.С..
«Двоюродный брат матери - Германов Виталий Васильевич... Дядя Витя. Не знаю кем бы я был, если бы не он. Жаль, что больше не посидим с ним на зорьке с удочками на Сейме или на сахзаводской плотине. Он и рассказал, на чьём «Орлёнке» я катаюсь. Яркие очень воспоминания. 9 июля 1974 года... Солнечный жаркий день. Я, шестилетний пацан, качу по деревенской пыли игрушечный самосвал, любуюсь отпечатками его протекторов. Помню истошный крик бабушки и цвета воронова крыла тучу, наплывающую на деревню из-за леса. Бабушка едва успела зашвырнуть меня в дом и захлопнуть дверь. Обернулся, а на улице уже началось... Мимо окна прокувыркался забор, полетели ветки и - медленно выворачивало с корнем клён во дворе. Помню, я орал от страха, заливаясь слезами под столом, а в окна ломились сучья дерева, летел какой-то мусор...А потом всё стихло и бабушка обрызгала меня из пригорошни святой водой. И я не узнал деревни нашей. Амбар, стоявший на выгоне за хатой Зерновых, разобрал смерч по брёвнышку. Старая прелая солома с его крыши долго валялась по всей улице. Много было сломанных деревьев, сорванных заборов, разворошенных крыш. Но никто не погиб... Дед Куроедов, говорят, шёл с покоса, решил переждать непогоду под амбаром, но что-то его отвело. За несколько минут до смерча домой прибежал... Уже взрослым, в книге, посвящённой грозным силам природы, прочитал про этот смерч, прошедший по Харьковской, Белгородской и Курской областям. Помню деда Силина. Запущенную его хатёнку. Был он не от мира сего. Вечно стругал и лепил на шестах деревянные пропеллеры и вертушки. Запах его самокруток махряных помню. А семья Пушкиных единственная в деревне держала овец. Напротив дедова дома паслись они на руинах клуба в зарослях репейника и крапивы. Друзья деревенские. Где они? Генка Зернов-младший. Непутёвая семья была. Только один из братьёв Зерновых выбился в люди - стал военным, другой сидел постоянно, Серёга, кажется, утонул. А с Генкой мы жили через улицу. С ним я выкурил первую «беломорину» из дедовской пачки. Пачку дед мой Иван Иваныч спрятал на шкаф лет за двадцать до этого - когда курить бросил... А я с неё-то и начал. Наташка Мельникова - дочь соседки тёти Зои. У тёть Зои на пол-лица красное родимое пятно, мать её, бабка Мелодия, всех «каркадилами» обзывала. Наташка вроде на фельдшера выучилась и на медпункте в Глинице работала потом. А в детстве лечила меня Ваша матушка. До сих пор на левой руке отметина: вскочил фурункул - она ихтиолку прописала. Всё вытянуло. До сих пор помню и всем советую... Соседи Ермаковы и Байбаковы. У Ермаковых две дочки были - Нина и Оля. У Байбаковых - Нина и Коля. Нина Ермакова в конце 80-х замуж вышла, родила ребёнка и умерла. Так молодой в памяти и осталась. Часто на футбольном поле на выгоне сходились наш край на ваш. Ваши повзрослее были. По имени только Сашку Грищенко помню. Борис Петрович, от матушки моей привет. Сказала, Вам письмо напишет. У неё есть фотографии деревни той поры - сделает копии».
| |
| |
|