|
ВЕСНА
Друг другу параллельные
стоят дома панельные,
фисташковая зелень,
белёные стволы.
А около подъезда,
по-зимнему одета,
сидит одна старушка
седая как полынь.
Как прошлого осколок
белеет угол школы,
в которую ходила
за сына отвечать.
Он не пошел в науку
и не оставил внуков,
и на себе поставил
свинцовую печать.
Железно двери хлопают,
храня пустые хлопоты,
цветные телевизоры
чернее, чем зола.
Она глядит на скверик
и всё ещё не верит,
что даже бабу Зиму
она пережила.
2008
Нехорошие истории
сочиняла детвора
за границей территории
с ощущением двора.
В это зыбкое понятие
весь Гагаринский район
мы включали как приятеля,
не спросив, включают в сон.
И, в душе сливаясь пятнами,
разрасталась кляксой вширь
эта зона необъятная -
наша детская Сибирь.
Здесь, сугробом заколдованным -
как тяжёлый майский снег,
старый пёс лежал прикованный,
двигал лапами во сне.
Но пойди в другую сторону,
за трамвайные пути,
и вожатый как подорванный
затрезвонит – не ходи!
Мы ходили за околицу,
за околицей – дракон,
на скамейке дядьки молятся
под стаканный перезвон,
их завидев, бабки крестятся
на пустые рукава,
время вниз идёт по лестнице
как солдатская вдова.
Вниз, под улицу Вавилова,
там где райвоенкомат,
где на стеночке акриловый
улыбается солдат.
Там, в зелёном свете месяца,
старый пёс сторожевой
мне ещё порой мерещится
в грязной куче снеговой.
2010
Тихо звенят подстаканники,
спит нерешённый сканворд.
Дождь городские закраинки
вытравил в грустный офорт.
Сёла сменились погостами.
Время готовить постель.
Серые влажные простыни
стелет плацкартный отель.
Между его постояльцами
кто-то всю ночь говорил,
пахло варёными яйцами,
пивом и курицей-гриль.
Слышались храп и зевание,
Шёпот отложенных книг.
Это неточно – призвание,
Верный ответ – призывник.
2010
ЦЫПЛЁНОК
Его разбудила кромешная тьма,
и тесною стала родная тюрьма,
и, толь от отчаянья, толь от стыда
он ткнул в темноту, и явилась звезда!
И с каждым ударом по чёрной стене
звезда за звездой появлялись на ней,
как будто на клюве цыплячий нарост
служил специально рождению звёзд.
Он ими дышал и меж ними тонул
пока, наконец, не проклюнул луну.
И перекатившись с крыла на крыло,
он вытянул шею, и стало светло.
И солнце таким же промокшим птенцом
смотрело на мир, сотворённый отцом.
И радостным гимном встречал этот день
петух, взгромоздившись на старый плетень.
2010
Не в аду, не в раю,
а на самом краю,
где земля осыпается в воду -
дом несчитанных лет,
почерневший от бед.
Он на откуп тебе отдан.
Этот дом у реки
сторожат старики,
и дрожат огоньки в печке.
Этот дом над рекой
бережёт стариков,
как исток бережёт речку.
От крыльца до конька –
три венца, три вершка.
И несёт облака ветер.
Ой, ты, речка-река,
не спеши убегать,
не кроши берега эти.
2010
КЛОУН
Покатился, сев на колесе
в цирка колизее,
едет, словно Цезарь в колеснице
в Колизея высохшей глазнице.
Крик: «Ура!» - и мчится по рядам,
зарыдал, от доктора удрал,
сам себя хватает как безумца -
не хватает сети и трезубца.
Если на него в упор смотреть,
в самом деле, он и жизнь и смерть.
Так и скачет - то калачик, то смычок,
то он крепко виноват, то ни при чём.
Под глазами клоуна – углём,
под ногами клоуна уклон;
красным бархатом обитая шкатулка,
в ней: жемчужина, монета и свистулька.
2011
Родились щенки на стройке
за вагончиком-столовой,
из восьми осталось трое:
чёрный, рыжий и соловый.
После длительной разборки
отобрали самых бойких
и кормили на убой.
Будь я пёс, меня б едва ли
вместе с ними отобрали.
Повезло мне, жизнь, с тобой.
Каждый день щенкам за праздник,
лучше всех - Курбан-байрам.
Ох, и жирный был баран.
Ох, и дёргался, проказник.
Срок придёт, и всем придётся
ехать в свой родной кишлак,
может, вспомнит кто питомцев:
где они теперь и как?
Дом растёт этаж в неделю.
Глядь, к весне - готовый дом.
Три дворняги (уж не те ли?)
сами смотрят: он – не он?
А на доме, словно ценник –
многозначный телефон.
2011 |
Пеший всадник блуждает как леший,
со считалочкой на носу.
Это я, городской сумасшедший,
заблудился в сентябрьском лесу.
«Нереиды мои, нереиды!»
Отступил океан мировой.
Ландыш свой урожай ядовитый
над грибною склонил головой.
Все (от мала) пошли (до велика)
подберёзовики искать
и страницы поваренной книги
горьковатой щепотью листать.
2011-2012
Разбился змей воздушный,
мой первый, непослушный,
из липовой филёнки
и пластиковой плёнки.
Мне самым едким клеем
его хотелось склеить,
но тонкие пластинки
не подлежат починке.
Быть может вы об этом
прочтёте у поэта
в книжонке самодельной,
разрозненной, бесцельной.
Он выдумать посмеет,
что мы пускали змея,
что тонкие пластинки
не подлежат починке,
что и о нём в газете,
в конце концов, заметят:
«Ушёл поэт (приличный),
минуя шлюз больничный».
2012
Один в расцвете сил уйдёт,
другого жизнь не отпускает.
И дряхлый пёс который год
в пустой квартире тяжко лает.
В гробу трёхкомнатном своём
считает с точностью кукушки
судьбу собачью день за днём,
и вянут у соседей уши.
Хозяева придут домой
под вечер. Хриплый лай издохнет.
Жестокой, сладкой тишиной
весь дом наполнившись, оглохнет.
И жалко, что ни говори,
но поутру продлится мука.
Он всё сказал. И повторил,
а мы не поняли ни звука.
2013
Так когда-то былинная мама
Говорила с любовью: «Сынок,
Слушай сердце. Оно не обманет».
Но обманывало оно.
Сердце льстило, юлило и злилось.
Разбивалось, горело светло…
Но и тут обмануть умудрилось.
Поделом же тебе, поделом.
Ты же сам это лживое слово
прикормил, словно тихую мышь.
Обмани меня, снова и снова!
Что же ты, моё сердце, молчишь?
Это ты, ты одно виновато,
что вокруг вороньё и враньё!
- Я сказало высокую правду,
Только ты поднырнул под неё.
2013
Весь лес – черёмуховый сад,
в котором птицы голосят.
И ни одной не слышно ноты
фальшивой или невпопад.
Стою, боюсь пошевелиться.
Листва и та - вздохнуть боится.
Цветут невидимые птицы,
поёт черёмуховый сад.
Он в ночь вплетён и вознесён,
самоубийству равен сон,
мечты и музыка друг друга
перебивают в унисон.
Мне жизнь земная по плечу,
я недвижим, но я лечу,
и комарам налог на чудо
со снисхождением плачу.
2014
Не спеши, непогода,
Будет время твоё,
И Мороз-воевода
Всех поднимет в ружьё.
Вот тогда повоюем,
Если выбор не наш,
Коль в огне обоюдном
Есть верховная блажь.
В перемирии кратком
Никого не виня,
Полюбуйся закатом
Пограничного дня.
Утаим кривотолки,
Словно угли в золе.
Притворись, ненадолго,
Будто мир на земле.
2014
По низинам ещё притаился
В чёрной пене язык ледяной.
Но ему, сколько б он ни змеился,
Не управиться с этой весной.
Полыхнёт изумрудное пламя,
Зашумит над холодной землёй,
И дадут племена с племенами
Ей присягу единой семьёй.
Гордо встанут с колен огороды,
Задымят шашлыки и трава.
Одинокие наши народы
Подберут золотые слова.
Мы ещё от Некрасова знали,
Что настанет такая пора,
И терпели, боролись, страдали…
И терпели…. Но это вчера.
А сегодня, развеяв ненастье,
Одолев и войну, и суму,
К нам пришло искушение счастьем.
Неужели поддамся ему?
2015
В молчании и в разговоре,
В дыхании, сути всего -
Повсюду мне видится море,
И слышится голос его.
И светом омыта, и звуком
Моих полушарий кора;
- Се – волны, - сказала наука,
Раскачивая корабль.
В безбрежности толп миллионных,
В волнении флагов и штор
О редкие шлюпки влюблённых
Стучит одиночества шторм.
Но мама качает коляску,
Дитя утешая во сне.
И, боль принимая за ласку,
Колышется сердце во мне.
То чёрной стеной ледяною,
То, вдруг, и светла, и нежна,
Приходит волна за волною,
Не зная повтора и сна.
Как будто решили измором
Нас взять, одного за одним.
Мы изгнаны были из моря,
Но связь не утрачена с ним.
От родины не отрекаясь,
В пустынях, горах и лесах
Скитаюсь, ругаясь и каясь,
Качаясь как на весах.
2015 |