|
* * *
Что мило мне? — Следить погоду,
по дому в полусне кружить
и, истощаясь год от году,
по пустяковинкам тужить.
Они — всё то, что привлекало:
что в руки взять, что в сердце взять...
что светлым парусом мелькало
и исчезало — не сыскать.
Что видно мне — не видно “свету”.
А я о том и не тужу.
Не ржу в экран, не чту газету,
народ к восстанью не бужу.
Всё мило мне — следить природу,
по дому жужелкой кружить
и, костенея год от году,
последней негой дорожить.
И пусть оставлена я мыслью
(а пустяковые не в счёт),
жизнь человечью — а не крысью —
ещё веду.
А мой народ?
ПОМИН НА НИКОЛУ
«Мы — сироты бури.
Где же нам прятаться?»
Какая симфония русских имен!
Никола... Великий Никола
собрал нас под крылья небесных знамен.
Вот истинно русская школа.
Сей образ мне, дроглой,
особенно люб.
На старой заставе Всехсвятской
Никола сквозь узкую щелочку губ
улыбку сквозит мне по-братски.
И все закавыки, все крахи мои
узнавши, прощает Никола,
по-царски воздав милосердьем любви.
Вот истинно русская школа.
* * *
Не потому ль родник резвится,
что всяк — в жару — к нему стремится?!
Ну а зимою он молчит:
тачает думы иль ворчит
и, льдом окованный, не ждет,
что кто-нибудь к нему придет.
Вот так и ты, поэт, — свободный
от службы, денег и чинов,
обжечь восторгом ум холодный
хотя бы редко будь готов.
И нынче время не такое,
не лётное — стихом резвить.
Ему назначено другое —
молиться словом и трезвить.
МАЛЕВИЧ. КАЗНЬ МИРА СЕГО
Он на русский белейший снег
бросил дьявольский черный квадрат...
Он был прав: наступивший рассвет
через семьдесят будет распят.
Через семьдесят с малым лет
все растоптано, что взошло.
Только дьявольский черный цвет
все растет-разрастается вширь.
* * *
Жить в городке дрянном,
среди дрянных соседей,
жить и не чувствовать,
что ты живешь...
Так в мире ледяном
мытарствуют медведи,
так на башке дурацкой
пребывает вошь —
до первого ножа,
пинка, тычка, оскала.
Витийствуй, голубок,
и в сизость возлетай,
чуй гения в себе
среди людского сала,
покуда не декабрь,
покуда нежный май.
А то, что дальше...
я рассказывать не буду
(мужайся, чуда нет,
все станет — ерунда:
и в рамочке портрет,
и личные иуды,
мучительный привод
в секретный кабинет...
На голубом глазу
судьба мечты обставит.
Умчится серый конь твоих залетных глаз.
Не первый ты, кого провинция задавит).
Катись, слезина, из
провинциальных глаз.
* * *
Величит душа моя Господа.
Ев. от Луки
В земном раю, в соседстве ада —
в его отсветах неживых,
где ты живешь (и жить не рада),
так много ран, не ножевых,
так много сердцу испытаний...
так тошно век свой вечерять...
Среди тряпья очарований
изношенных что нам терять?!
Одно душа моя величит,
одно могла бы пожалеть:
стремленье море неприличий
житейских в бурю одолеть.
* * *
Мы ели почки сосен майских —
казалась сладкою еда.
Мы пили воду из колодцев райских —
казалась мятною вода.
Мы жгли костры.
И плод костров — картошка
вкусней всего на свете
нам была.
Всё потому, что родина окошко
открыла,
улыбнулась,
приняла.
СЕКРЕТ БЕЛОСНЕЖНЫХ ПРОСТЫНОК
Говорят, что красивой была.
Может быть.
Красота деревенская проще.
Только мне
некрасивой её не забыть.
Вот стирает…
Вот простынь полощет…
От нагибки багровым лицо налилось.
Руки бедные не разгибались.
Так их вздуло и так от воды разнесло,
что руками утопших казались
(по весне, в ледоход, много
плавало их
по разбитой Двине. Навидались).
…Но летают они над водой, распалясь.
Прорубь паром исходит недаром.
А потом на салазках с простынками таз
в гору тащат, окутаны паром.
И зачем нам, голодным,
была чистота,
холод простыни этой хрустальной!
Видно, та чистота и была
высота
нашей северной мамы печальной.
Много лет без тебя…
Я смогла устоять
и в жестокий мороз не загинуть.
Только вот не могу… не могу разгадать
твой секрет белоснежных простынок.
Видно, руки мои, чтобы воду отжать,
перенежены, слишком красивы.
Видно, вправду коленями надо вмерзать
в белый лёд
перед прорубью синей.
И лицом багроветь,
и красу вытравлять
беспокойством о сыне и внуке.
И на стуле нечаянно засыпать,
уронив некрасивые руки.
ЖАВОРОНОК
Не говори, что нет любви.
Не умаляй значенья света,
пока никем ты не воспета,
затерянная меж людьми.
Не богохульствуй, не спеши,
не убивай словами сердце.
И так довольно соли с перцем
в твоей глуши.
Ни для кого ты не княжна.
И потому, ещё не зная,
как ты нежна и как нужна,
ворчишь, голодная и злая.
И всё ж держись за небеса,
ведь звёзды в небе — не от злости:
Со злостью забивают гвозди.
А тут — такие чудеса!..
От слёз, пожалуйста, утрись
и потихонечку учись…
учись у жаворонка-птахи
в дешёвой серенькой рубахе…
* * *
Не жизни жаль с томительным дыханьем...
Афанасий Фет
Сказали нам, что жить мы не умели,
добро и нежность в нас горели зря...
А мы ответить дружно не посмели,
мы оробели, проще говоря.
И вот теперь, в свои забившись щели,
в бегах от осьминогих наглецов, --
чтоб в нас добро и нежность уцелели,
мы ревностней зовем святых отцов.
Да где ж они? Еще душа пылает,
еще полна высокого огня...
но ей никто, никто не отвечает,
И дольше ждать нет воли у меня.
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
что жизнь и смерть?
А жаль того огня...
Ведь он сиял!.. сиял над мирозданьем,
и в ночь идет, и плачет, уходя.
В СТАРОМ СИМОНОВЕ
1
"Далеким предкам долг отдай,
святой их поклонись могиле --
они страну свою любили
и защитили отчий край".
...............................
..............................
Что лучше этого найдешь
сказать в сей час немилосердный?
Люби ее. Иди, как сербы,
через насилие и ложь.
Иди... И брат тебя поймет.
А недруг... песнь его известна:
он унижает повсеместно
стяжавший святости народ.
Храни ее. В уме держи,
на дыбе не давайся сраму.
Жив Пересвет, Ослябя -- жив,
пока их помнят наши храмы*.
Сим инокам слагая стих,
судьбы их пригубляя чашу...
Отчизну чтить учусь у них,
благословеннейшую нашу.
2
Помнишь, как, бывало,
смели мы парить!..
Птичкою колибри велено нам быть.
Там, где клекот орлий, --
жидкий голосок...
Над страной хлопочет рыжий петушок.
Он бряцает шпорой
на осьми морях.
Он курей гоняет на осьми полях.
Мужики, доколе
все нам все равно?
Куликово поле... было ли оно?
3
Заскрипели головы -- вспять.
Ибо больше негде силы взять.
Вспять -- не пятиться.
Вспять -- к Пятнице,
Параскеве-мученице и ее силе.
Потому что хочется
жить в России,
а не на ферме аглицкой
иль турецкой.
Жить в России -- праведной,
а не зверской.
Не тяни дольше -- посмотри вспять,
ибо негде больше силы взять.
Там -- незарастаемы,
с нами заодно! --
поле Куликово и Бородино.
ВИЛЮ МУСТАФИНУ. В КАЗАНЬ
Сколько измучено белой бумаги
ради нечтимых стихов…
От пустословья — до истой отваги,
до неутешных шагов.
Страшно самой, как их шаг несговорчив,
как малословен и строг.
Это выходит словесная порча
и начинается Бог. |
* * *
Природе что: она то шьет, то порет,
то солнце выкатит сизифье -- и народ
хоть в пляс иди... А то опять Федоре
на грядки море выльет в огород.
А то закрутит больно ивьи руки
да по щелям как бес заверещит.
Природе что! еще не то от скуки,
бывает, совершит.
Ей спишется. Она -- сама царица
и госпожа всему. Зато сижу сейчас,
прижавшись к печке теплой, и страница
белеет парусом лирическим у глаз.
Ну что же, длись, нескладная погода,
унылый май и холода застой.
Сейчас со мной и воля, и свобода,
и мне тепло от печки золотой.
ЗАКЛИЧКА
Мамке Волге поклонюсь.
Батьке Дону улыбнусь.
Помолюсь гряде свинцовой,
небо -- это тоже Русь.
Я -- чудная, ты -- чудак,
съехал с матицы чердак.
Помолюсь звезде лиловой
под созвездьем странным -- Рак.
Где ни ступишь -- бурелом,
надоело -- напролом.
Помолюсь судьбе бедовой,
чтоб не прыгала козлом.
Мамке Волге, батьке Дону,
волку, белому батону,
вербе тихой помолюсь,
к лику Божью прислонюсь:
поддержи мя, Вседержитель,
я немножко тоже Русь.
***
Вся эта жизнь — как город паутинный...
вот-вот прорвется крыша бытия.
Под пеленою, пыльной и полынной,
себя — всей жизнью — схоронила я.
Затрону перстью — пелена взметнется:
откроется из мглы полузнакомый вид,
где я жива, где сердце ярко бьется
и плоть, как факел огненный, летит.
Не трогай мрежи! Одного дыханья
достаточно, чтоб пелену смахнуть...
Твой космос рухнул в глубину сознанья.
И значит — здесь — кончается твой путь.
17.04.04
НАЧАЛО АПРЕЛЯ
В небе много тяжелой сини —
голубиной, размытой, стальной.
Там встречается время-разиня
с подследившей его весной.
Как девица, хотящая замуж,
отличила, она, наконец,
подходящего... нужного... так уж
подмочил ей подол молодец.
Стынут лужи весны-скороспелки
по ночам; а пробился день —
разыгрались, распрыгались белки
света вышнего врассыпень.
02.04.04
КИТАВРАСКА
Кончается вечер прощальный
с крестьянским трудом пополам, —
не то чтобы мы обнищали
и трудно без пахоты нам...
а то, что крестьянство забывший,
на труд сей возвысивший глас, —
он выгодно плюнет в Всевышних,
и Родину сдельно продаст.
Такая простая привязка...
однако, не сразу поймешь.
Крестьянка, она ж — китовраска:
всё вынесет, что ни положь.
24.04.04
***
Петушок на красной кружке
из рубинного стекла
ждет подружки, ждет пеструшки,
ждет... А жизнь текла-текла...
Дотекла до новой Пасхи:
красим яйца, тесто жмем
и, как наши бабки, счастья —
русского — уже не ждем.
Ехал грека через реку,
а по речке плыл навоз...
Выдай, Петя, кукареку,
разверни гармонью хвост!
Петушок на красной кружке
с каждым годом всё умней:
не видать ему подружки,
кроме личности моей.
09.04.04
ПО ПОВОДУ ПАРАДА ПЛАНЕТ
— Что происходит в небесах?
— Опять парад планет.
Такой оттуда льется страх!
Такой неверный свет!
Там — подготовка, там — муштра,
на то и есть парад.
А здесь с утра и до утра
всё спорят да бомбят.
От тех парадов здесь беда,
смерть, вопли и разор.
Ой, небо-батюшка, пора
сей прекратить позор.
Расставь все звезды, как всегда,
как было в первый час.
А по линейке никогда
не строй ни звезд, ни нас.
ХОРОНИЛИ ГРИГОРИЯ-ВОИНА
Хоронили Григория Пушкина
На Ваганыкове, в тесноте,
Хоронили последнего Пушкина,
Жизнь прожившего в чистоте.
Дождик мучился над столицею
Целый день, целый день, целый век...
Перед нашими трупными лицами
Просиял ч ел о в е к.
Провезут на тележке обыденной
Небольшой, в точь по мерочке, гроб —
Чтоб землей — как последнею истиной —
Успокоиться мог;
За нее принял все, что отпущено,
Отбиваись с грехом...
За нее отгремел всеми пушками,
Как прапрадед — стихом.
ПОХИЩЕНИЕ
Ты жить похищена была
Из забытья пространства игрек;
И вот участвовать должна
В противных разуменью играх,
С цыганщиной таких же вот
Душой – нездешнею – сливаться
И, чтоб при всех не разрыдаться,
В клешне ладони мучить рот.
Не травы тут в лугах растут –
Недоуменные вопросы.
А в самый зной на них идут
Блаженно блещущие косы…
И, сброшенная под откос,
До поздних звезд в себя приходишь,
И смысла ищешь, и находишь…
Но ты жива ли? –вот вопрос.
Сквозь ржавчину и патину
Уже ты ничего не помнишь,
Лишь по ночам, как чайка, стонешь,
Не долетая в ту страну.
…Ты тут обречена ту-жить
(Веревочка покуда вьется)
И под конец принять, обжить
И, ненавидя, полюбить (!)
Все то, что жизнью здесь зовется.
СВИДАНИЕ
Земля с Юпитером в особых отношеньях:
В бескрайних вечерах на знак огня,
В небесной карте сделав искривленье,
Щетиною людей топорщится она.
И он прольет пророческие миги
В наш темный ум, полузвериный нрав,
Букв муравейники с глухим названьем "книги"
Своим внекнижным знанием поправ.
…И ослепит глазницы наших хижин,
Что закопались в землю от чудес,
Дух потрясенья, воздух чернокнижья,
Сомненья темный лес.
* * *
Ты говорила со звездой.
Ты что ей говорила,
Покуда льдистою слезой
Она сквозь ночь скользила?
Услышать что хотела ты
Обочь толпы убогой,
Обочь безглазой и глухой,
Набитой всякой требухой,
Стобрюхой и сторогой?..
Пока курортник тяжелел,
Угрюмо веселился,
Твой взгляд пространство одолел
И в свете растворился.
Счастливая! Тебе дано –
Оттуда черпать силы.
А тем, другим, всю ночь темно,
Невыносимо было.
ПОСЛЕДНИЕ
Это время шустрых и везучих,
кто шарашить и блудить горазд.
Я же не хочу цепляться в случай,
не хочу быть мусором в горах.
Гор моих незыблемы вершины,
новый ветер шапки не сшибет.
А тысячелетние морщины
если кто безумный разведет...
...Отворятся в скалах подземелья,
духов на отместку возбудив,
и прольется зелие-веселье,
шустрых и везучих поглотив.
Но до той поры благой далече.
Ты, который слышит... может, ты
есть последний чистый человече
среди этой подлой срамоты.
* * *
Ой ты, белая берёза,
До чего ж ты хороша.
Мы стоим с тобой в обнимку —
Высветляется душа.
(Частушка)
“Плакала Таня, как лес вырубали”.
После грузили, везли, продавали.
Всё бы ничто, и зачем эти слёзы,
если бы не были это берёзы.
Только берёзы одни вырубались,
в новые замки они отправлялись.
Есть, появился особый народ:
всё ему срубят, и всё он возьмёт.
Жарко сгорают берёзьи полешки —
словно бегут молодые олешки.
Плакала Таня, как вас вырубали —
словно бы свечи в лесах задували.
Вот он, берёзою полный состав,
мчится, на части страну распластав.
* * *
Не бойся быть русским -- не трусь, паренек,
не бойся быть русским сегодня.
За этим не заговор и не намек,
за этим -- желанье Господне.
Он нас породил.
Он один и убьет.
А прочие все -- самозванцы.
Да их ли бояться! не трусь, паренек,
на русский призыв отзываться.
Прекрасное, ясное имя Иван.
Чудесное имя Мария.
Светите друг другу сквозь черный туман,
в который попала Россия.
СТРАШНЫЙ СОН
В снегах лежит моя Россия.
Злой ветер лижет пряди ей.
Ночь... Нечисть вся заголосила
Да всё ночнее и наглей;
Ей нравится над трупом виться,
Верша какой-то свой обряд.
Россия спит. России снится
Орава русая робят.
И конопаты и бесштанны,
Они, как звёзды, горячи.
А их великие таланты
Пока что зреют на печи.
Но будет срок — она увидит
Их свадьбы, красоту невест
И... как последний сын обидит —
Сорвётся из родимых мест. Из новых стихов
Избранное |
Поэт, переводчик, член Союза писателей России.