Лилия БЕЛЯЕВА
КРАСНАЯ ЗВЕЗДА ПРОТИВ СВАСТИКИ

Жил среди нас человек удивительной судьбы, несгибаемого достоинства, поразительного везения. В конце февраля 2008 года его не стало. Но это о таких, как он, маршал К. К. Рокоссовский сказал: «Слава вам, чудесные советские люди! Я счастлив, что был вместе с вами все эти годы и если я смог что-то сделать, так это благодаря вам».

Речь веду о Василии Борисовиче Емельяненко, Герое Советского Союза, полковнике, члене Союза писателей России, многолетнем преподавателе Военно-Воздушной академии имени Ю.А. Гагарина, военной академии имени М. В. Фрунзе.

Это таким, как он (не забудем!), желали погибели наши отпетые союзнички во главе с Черчиллем и Рузвельтом, которые в июле 1942 года без участия Советского правительства пересмотрели свои обязательства об открытии второго фронта и вместо высадки в Европе отправили войска в Северную Африку. Это Черчилль, тогда же, в 1942 году, когда наше положение на фронтах было крайне тяжёлым, изволил обмолвиться: «Мне говорили, что русские не являются человеческими существами. В шкале природы они стоят ниже орангутангов». Недочеловеки, то есть. И пусть, значит, фашисты крошат их как хотят. Тем более, что советские войска уже потеряли Крым и две немецкие ударные группировки перешли в наступление в направлении Сталинграда, третья — двигалась из Донбасса на Ростов, охватывая войска Юго-Западного и Южного фронтов.

И именно в те дни, когда многомудрые наши союзники предательски затаились, уверовав в скорое поражение ненавистного им Советского Союза, — по нашим войскам прокатился гром приказа Народного Комиссара обороны № 227. «Слова, — пишет в своей книге «В военном воздухе суровом» В. Б. Емельяненко, — как камни падали на сердце: «Враг бросает на фронт всё новые и новые силы. Часть войск Южного фронта, идя за паникёрами, оставила Ростов и Новочеркасск… покрыв свои знамёна позором. Население нашей страны теряет веру в Красную Армию… Пора кончать отступление… До последней капли крови защищать каждый метр советской территории… Паникёры и трусы должны истребляться на месте… Ни шагу назад!»

Нынче воля вольная тем, кто числит себя в гуманистах без берегов, кто с дебильной ухмылкой разносит в пух и прах «неумение советской верхушки руководить войной», а вот, мол, дали бы мне порулить…

«Ни шагу назад!» И группой в три штурмовика, на бреющем, без прикрытия истребителей, летел в то лето сорок второго В. Б. Емельяненко бомбить понтонный мост на Дону у станицы Николаевской. А там — полно вражеских зениток… Не повезло ведомым — «мессеры» взяли в клещи и… А Василий Емельяненко: «… Нажал на кнопку сброса бомб — ощутил под сиденьем четыре коротких толчка… «Мессеры» так близко, что я хорошо различаю фашистских лётчиков в шлемах и очках. А где же третья пара? Через маленькое заднее окошечко, закрытое бронестеклом, вижу ещё двух. Они уже на одной со мной высоте, передний водит капотом — прицеливается. Я резко сработал рулями. Дымные следы «эрликонов» прошли сбоку, разрывы засверкали на земле перед самолётом». Сбили, всё-таки. Но самое страшное — упасть на вражеской территории — не случилось. Повезло!

И ещё раз смерть пронеслась совсем рядом: «Пикирую на колонну и краем глаза замечаю тянущиеся ко мне с земли дымные шнуры. Это малокалиберная ведёт огонь. Довернуть бы на неё, дать туда пару очередей, но не успеваю — слишком поздно заметил. Зенитка уплывает под крыло. «Может, задний кто-нибудь её подавит…» Я прицелился по бронеавтомобилю и, задержав дыхание, собрался нажать на гашетку. Вдруг звенящий удар по мотору. Он сразу заглох. Вместе с ним будто остановилось и сердце. Прыгать? Высота мала, да и самолёт над вражеской колонной. Остаётся одно— планировать через дорогу и садиться по ту сторону. А там что будет…

…Выскочил из кабины. Мой самолёт на виду у противника стоит в степи как на блюдечке. Ко мне бегут от дороги немецкие солдаты. Надо и мне бежать. Но куда? Кругом голая степь, ни кустика, ни бугорка, ни балочки. Хуже всего если ранят: подберут и будут на спине вырезать пятиконечные звёзды. Нет, лучше уж из пистолета. В самый последний момент. Успеть бы поджечь самолёт… Вытянул руку с ракетницей и, отвернув лицо, чтобы не обожгло при вспышке, выстрелил в упор. Пыхнуло, отскочил подальше, упал на землю. Теперь всё!

Вытащил из кобуры пистолет, слышу гул каких-то самолётов. Посмотрел — уже безразлично в сторону дороги — цепь фашистских солдат ближе».

Недочеловеки? Почти орангутанги? «Совки» по самоновейшей терминологии новодворских-сванизде? Но для того, чтобы эти осквернители нашей истории могли жить так долго и безбедно, а не ушли в небо вместе с дымом фашистских крематориев ещё вон когда, — необходимы были чудеса отваги и жизнестойкости таких, как В. Б. Емельяненко и его «безрассудный» ведомый Михаил Талыков. Из книги: «А там ещё что за штурмовик летит на бреющем в мою сторону от колонны? Я встал во весь рост. Хотелось, чтобы лётчик увидел меня! Помашу ему на прощанье. Высота у него метров десять, он всё ближе… Так это же Талыков! Он, как обычно, уходит от цели последним. Злой лётчик, отчаянная голова! Я помахал ему, и он легонько качнул самолёт с крыла на крыло.

И вдруг «девятка» резко пошла вверх и тут же завалилась в левый крен. Наверное, Талыков хотел ещё раз просмотреть место моей посадки, чтобы поточнее доложить командиру полка. Но у штурмовика из-под фюзеляжа выползают шасси. Неужели собирается садиться?.. А гитлеровцы на дороге уже пришли в себя. Вражеская колонна ощетинилась огнём, восходящий дождь трассирующих пуль вздыбился перед самолётом. Штурмовик без манёвра снижается в этой огненной завесе — страшно смотреть. Неужели собьют? Но Талыков каким-то чудом минует огненную завесу… «Девятка» остановилась в сотне метров от меня. Мчусь к самолёту что есть мочи».

29 июля 1942 года могло стать последним днем жизни двух наших асов. Но не стало. А среди ночи следующего — без промедления в работу: очередная колонна немецких танков в километре от аэродрома. «Развернули штурмовики в сторону лесопосадки, под хвосты подложили ящики от боеприпасов, чтобы стволы пушек и пулемётов направить пониже и стрелять по наземному противнику. На рассвете взлетели…»

Везло Василию Емельяненко! Ещё как везло! Он же (вот ещё одно чудо!) — был одним из тех, кто уже в первые дни войны мчался на своём штурмовике бомбить фашистов у Березины, кому впервые довелось испытать потрясение от того, как немцы бесцеремонно расползаются по родной земле.

Только мозги, изувеченные патологической ненавистью к своим соотечественникам, смеют ныне обгаживать беззаветность и безоглядность в бою наших советских командиров и бойцов тех огненных, апокалипсических лет, выкаркивая чёрную ложь, мол, лишь заградотряды вынуждали тех же русских биться до конца, до последней капли крови, мол, немцы умели воевать, а наши — нет.

Умели, ещё как умели не знать пощады ни к старым, ни к малым! Недаром Геринг надувал им в уши спесивую, наглую уверенность в том, что они, «представители высшей расы», имеют право убивать всех, кто против, и не нести за это никакой ответственности. Стремительно продвинувшись к Смоленску, обладая превосходством в танках, артиллерии, авиации, фашисты вопили на весь мир: «Наша молниеносная война удалась!» «Русские армии уничтожены!» «России никогда не подняться!» Им вторили наши «друзья» из буржуазной прессы: «Немцы пройдут через Россию как нож через масло».

А почему б им, ростовщикам и менялам, было не думать так? Фашистский кованый сапог уже давненько хозяйски трамбовал землю Дании, Голландии, Норвегии, Бельгии, Люксембурга. Прекрасная Франция так кротко легла под «противного боша». Чехословакия, Польша? Там же, в кармане у Гитлера.

Только вот как быть с такими, как В. Емельяненко, М. Талыков и многие другие, такие же, из седьмого, в недалёком будущем гвардейского ордена Ленина Краснознамённого Севастопольского полка? Они ж никак не хотели признавать себя побеждёнными!

Многими, многими жизнями заплатили лётчики 7-го гвардейского за нашу Победу! Уцелеть в тех бесконечных, яростных боях удалось лишь самым удачливым. Но вот откуда взялась та удача? Как, почему судьба хранила того же Василия Борисовича Емельяненко? Тут стоит взять в расчёт то, что он уже в 1932 году связал свою жизнь с авиацией. Тогда по стране прокатилось: «Комсомолец — на самолёт!» И он, студент композиторского факультета Московской консерватории, поступил в лётную школу. А к началу войны был уже инструктором-лётчиком в аэроклубах. А так хотелось летать на военных самолётах! И внезапно: «Война!» И нечаянная радость: «Скорее в Николаев, а там добьюсь назначения в воинскую часть и быстренько переучусь на боевом самолёте».

Между прочим, на своих штурмовиках бывший консерваторец рисовал музыкальный ключ…

9 мая 1968 года однополчане В. Б. Емельяненко встретились в Керчи. На собственные средства они открыли памятник погибшим друзьям. Пять белых крыльев вздыбились к небу, и там из консоли сомкнулись как в крепком рукопожатии. Пять крыльев — пять братских полков 230-й Краснознамённой ордена Суворова III степени Кубанской штурмовой дивизии. 717 не вернувшимся с той жестокой войны. Эпитафия на обелиске — сама неизбывная боль и бессмертная гордость:

Ваш грозный строй летит в века,

Сердца волнуя вечным зовом:

Крыло в крыло, в руке рука

В военном воздухе суровом…

 

Вот тогда, там, друзья наказали:

— Погибшие должны жить в книге. О них должны знать не только мы. И пиши только правду.

Написал. И тогда, в семидесятых, книгу раскупили мгновенно. И от большого тиража (100 000 экземпляров) в 1985 году не осталось следа — нарасхват пошла.

Но с тех пор, то есть давным-давно, у нас не переиздают эту удивительную книгу, наполненную психологическими и бытовыми подробностями из жизни наших замечательных, мужественных лётчиков, дающую добросовестный, точный ответ на вопрос: «За счёт каких качеств советские защитники Родины одолели такого мощного, наглого зверя — германский фашизм?»

Мы не издаём, они — издали. В Англии, на английском. И назвали многозначительно: «Красная звезда против свастики».

Ну, а ныне вообще в моде, хоть ты и завзятый немцов-боровой, а всенепременно записываться в Рюриковичи, а если шибко стеснителен, то в графы-князья. Словом, ныне «западло» даже то, что в деревне произрастал поначалу. Иное дело — Нью-Йорк. И денежные «патриоты» своей прямой кишки везут своих скороспелых княгинь-графинь рожать туда, чтоб двойным гражданством обеспечить наследников.

А кто были по происхождению друзья-товарищи В. Емельяненко? И из каких он сам? В книге «В военном воздухе суровом…» есть внятный ответ и на этот отнюдь не пустячный, вопрос, враз обесценивающий ёрническое истолкование той же распоясавшейся шоу-диссидентурой задорного лозунга: «Кто был ничем, тот станет всем!» Впрочем, «ничем» они, будущие спасители Отечества, никогда не были, если, конечно, «чем» считать только потомков шинкарей, аптекарей, князей и баронов. Они были «от земли», в основном дети хлеборобов, рабочих и многие — из многодетных семей, хлебнувшие сполна нищеты. Взять того же аэроклубного конюха Пашку Сазонова, которого учил и научил летать сам В. Емельяненко.

А вот начало биографии ещё одного представителя «чёрной кости», будущего генерал-лейтенанта, дважды Героя Советского Союза Г. П. Кравченко в пересказе В. Б. Емельяненко: «Родина его — село Голубовка Новомосковского района Днепропетровской области, где в 1912 году в бедной семье появился на свет будущий ас… В 1914 году семейство Кравченко в составе десяти душ уехало на поиски куска хлеба в Казахстан, где на крутом берегу Тобола отрыли себе землянку под жильё. Когда пастушонку общественного стада Грише стукнуло 11 лет, он пошёл учиться, окончил ШКМ — школу крестьянской молодёжи. В 1928 году Гриша вступил в комсомол… Мечтал стать лихим конником, но в кавалерийском училище ему сказали: «Ростом, парень, не вышел!»

«Тогда буду хлеборобом!» — решил Кравченко и поступил в Пермский, а затем в Московский землеустроительный техникум. В 1931 году он вступил в члены ВКП(б) и вскоре по спецнабору отправился в Качинскую школу лётчиков, которую закончил в 1932 году». Да и сам Василий Борисович отнюдь не в графских покоях свет увидел и пианино ему «подарил» отнюдь не рассиропившийся благодетель-купчина. Рассказывает: «Играл я на балалайке вечерами хлопцам и девчатам в своей слободе Николаевской… В двадцать девятом году с этой балалайкой совершил первую в жизни поездку на колёсном волжском пароходе в Саратов держать вступительные экзамены на композиторский факультет.»

В 1989 году тёплым весенним вечером встретила я Василия Борисовича. Как всегда подтянутый, стройнёхонький, несмотря на немалые года, в чеканно выутюженном светлом костюме. Очень похожий сам на себя. Но — словно бы и не он. Взгляд обычно умягчённых улыбкой голубых глаз жестковат и холодноват. Что такое? Спрашиваю напрямую, мол, случилось чего…

В ответ вроде впроброс, небрежно:

— Ничего, кроме того, что нынче очень модно оплёвывать нас, ветеранов.

И тут замечаю, что нет на месте золотой звезды Героя, которую он обычно носил.

— Ну, почему сняли Звезду? Зачем? — истязала я его, раздавленная накатившей обидой. Обидой неиссякаемой, обжигающей сердце, ибо нет ничего горше для любого из нас, кто встретил войну и запомнил её страшные приметы в детском возрасте, кого так и называют «дети войны».

В ответ непримиримо:

— Моё решение. Обсуждению не подлежит. Да ладно, — вроде утешил меня.

«Да ладно». Это можно было понять и так: что мне, в конце концов, вылезшие из кухонь в телевизор, на газетные полосы трепачи? Во мне звучит и посейчас голос Левитана: «В Народном Комиссариате обороны… За проявленную отвагу в боях за Отечество, с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава указанные полки переименовать…» И среди других: «…4-й штурмовой авиационный полк — в 7-й гвардейский… Указанным полкам вручить гвардейские знамёна».

Суровый ас, свято выполнявший завет «если враг не сдаётся — его уничтожают», — Василий Борисович однако имел душу тонкую и нежную. Это он, беспощадно кромсавший пулемётно-пушечными трассами лезущих на рожон «мессеров», с удовлетворением наблюдавший, как стокилограммовые бомбы его и товарищей точно грохнули в цель, вскинув вверх обломки с чёрными крестами, отчаянно страдал всякий раз, когда с задания не возвращался кто-то из своих. И это он, грозный повелитель «чёрной смерти», как называли фашисты штурмовик Ил-2, «припал грудью к тёплой, каменистой земле и долго лежал, прислушиваясь к шорохам пахучих трав на вольном горном крымском ветру…»

«Припав грудью» к родной земле, к святой памяти о той тяжелейшей войне, где каждый бой с проклятой немчурой был смертным, он, писатель В. Емельяненко, пустил в распыл свою однокомнатную, чтобы издать первый вариант книги «Воздушный мост — спасение во тьме». Не нашлось тогда, в разгаре-угаре «перестройки», издателя, способного по достоинству оценить эту уникальную книгу. Но ему, привыкшему штурмовать, а не сдаваться, так хотелось осчастливить память сограждан доподлинными историями беспримерной отваги и самоотверженности!

Никак нельзя обойти молчанием и дикую, по моему, «совковому», разумению, эпопею с доставкой в Крым, для бывших партизан, этой самой книги — Памяти. На военном самолёте долетела она до Новороссийска, а дальше, на Украину, аккуратно увязанные в стопки подарочные экземпляры не пустили, ибо — Украина после развала великого Советского Союза — чужая страна. И что ж? «Рус! Сдавайся!»? Ещё чего! Тайно, на подводной лодке, книги достигли крымского берега. А дальше — «партизанскими тропами» их доставили адресатам.

Книга «Воздушный мост — спасение во тьме» вышла в последний раз в 1998 году. Кто там, в верхах, распинается о необходимости патриотического воспитания? И кто из америк-англий вдруг возьмёт и, как было с другой книгой В. Емельяненко, переиздаст её? А может, уже и переиздали? Для внутреннего пользования особых служб, чтоб дотумкать, наконец, в чём особенность русского характера, отчего эти «варвары» на призыв «Рус! Сдавайся! Консервы дадим! Сигареты дадим!» — вдруг отвечали броском из окопов, истребительным, неумолимым сверканием штыков, громовым, яростным «ура!»?

Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"
Комментариев:

Вернуться на главную