Работает в квартире тишина –
Читает сын рассказы Шукшина.

Даже, если бы поэт о себе больше ничего не написал, было бы многое ясно о его корнях, вкусах, семье, воспитании… Потому что, когда твой ребёнок с упоением читает такого писателя, который сказал: «Нравственность – есть правда» и который всю жизнь пытался разобраться, что диктует нам наша душа, и почему мы далеко не всегда следуем её велению – это говорит об атмосфере в семье.

Да и сказано это так, что сразу виден поэт.

Его стихи я читал и раньше: в «Молодой гвардии», «Сибирских огнях», «Литературной России», «Российском писателе». Не помню, какое стихотворение прочитал первым, но помню, что, прочитав, запомнил автора. И после, когда где-то видел фамилию Донбай, всегда открывал страницу, на которой начинались его стихи. И ни разу не пожалел.

Вот и теперь взял его сборник и не заметил, как прошло время, пока не дочитал его. Может ещё и потому, что мы с ним сверстники, и то, о чём он рассказывает мне близко. Хотя, главное, конечно, не в этом, а в том, как он это делает:

…Серенький, маленький, бедный,
Поезда ждущий перрон –
С перекошённым победой
Женским счастливым лицом,

Вот они! Видели! Видели!
В звёздочках и в орденах
Высыпали победители:
Целые, на костылях,
С воздухом в рукавах…
И на плече у родимой,
Старый – не по годам
Плачет непобедимый,
Мальчик во весь экран….

Конечно, это кадры той хроники, – а стихотворение так и называется: «Кадры хроники», – которую, однажды увидев, уже не забудешь.

Потому что это – продолжение нашей Главной Победы. А сила печали и радости тех дней вряд ли с чем сравнима.

И будто продолжением тому, что написал в этих строчках автор – мальчик той войны – идут строчки другого стихотворения:

…Прощаюсь с друзьями отца,
Невольно его подменяя,
И очередь эта немая
Истает вот-вот до конца…

Оркестра гуляет мотив
От здания вашего к зданью,
А он вас встречает, я знаю,
Прощенья прося и простив.

Прощаюсь во сне наяву,
Прощаюсь и снова потеря,
Прощаюсь…В советское время
Одною ногою живу.

На меня они действуют очень сильно. И не потому, что я тоже «одною ногою» там живу – иначе и быть не может для тех, кто в это время родился и жил, а потому, что здесь есть покаяние времени, а с ним и автора, перед людьми, отстоявшими страну в «сороковые, роковые». Ведь это они спасли и наше детство, о чём у поэта есть такие строчки:

…Отчётливо в детство, в отрочество
Вошла – до сих пор видна –
Как общее наше отчество,
Отечественная война.

Сказано-то как: «Общее наше отчество»! Да и потом у поэта в «Балладе о двадцати миллионах»:

Двадцать миллионов человек
Не хватает с тех пор в стране…
В землю, и в дождик, и в снег
Превратились они на войне.
Спрятались в рощу и в сон
Навсегда не по собственной воле.
Горько понурился склон,
Ненасытно задумалось поле.
Облако, дерево, холмик,
Незабудка – не смогут вовек
Прошлое имя вспомнить:
Александр?..Владимир?..Олег?...

И дальше – об этом же:

…Как сосчитать до конца
Невернувшихся, неповторимых,
Будущих: мать и отца
И несбывшихся чьих-то любимых?..

О войне у поэта так сильно, что хочется приводить и приводить его строчки. Но, боюсь, строчки о другом могут «обидеться». И они будут правы, потому что там тоже есть, что читать. Например, об «общем нашем отечестве»:

И Ленина – он не читал,
И Сталина – он не читал,
И не страдал от угрызений.
Он в лагерях осуществлял
Немыслимый лесоповал –
Для их собраний сочинений.

Или – ещё шире:

Нам это чувство – наизусть,
Как радость пополам с тоской.
Так забываюсь и томлюсь
Порой над блоковской строкой…

Но кто диктует нам урок
Родной истории с листа:
То снять с кого-нибудь венок,
То снять кого-нибудь с креста?

А теперь о других философских размышлениях поэта. Вот – «о быстром и медленном времени»:

Сядешь в троллейбус на две остановки –
День, как одна остановка, мелькнёт.
Только успеешь прочесть заголовки…
Быстрое, быстрое время идёт.

Улицу всю, заслоняя боками,
Сено везли. «Берегитесь внизу!» –
Крикнул возница. Казалось стогами
Медленно, медленно время везут…

Осень копается в огороде.
Топится баня. Сгущается мёд.
И целый день, как по горной дороге,
Медленно, медленно время идёт.

…Всё же прошло и оно – улетаю!
ЯК незаметно пространство торит.
Снег на вершинах Алтая не тает.
Быстрое медленно время творит.

Не правда ли, тут есть о чём подумать. И это действительно хочешь читать в обстановке, когда «работает в квартире тишина». Как, впрочем, и всё остальное, что есть у Сергея Донбая. Допустим, такая мысль:

Понять вокзал труднее, чем себя,
Не уследить – он так обманчив,
Мелькнёт неясно чья-нибудь судьба,
В руке, сжимая чемоданчик,
И навсегда, за небосклон,
За кручу горизонта круглого,
Уйдёт за свёрнутым флажком
Вагонного кондуктора.

И хотя себя, порой, тоже понять непросто, и можно с автором обсудить первую строчку, но как легко и изящно сказано в двух четверостишиях о том, о чём и в ином романе не удаётся.

Теперь позволю себе не выбирать стихи, а открываю сборник наугад. И читаю:

Закончен день. Его усталость
Теплела на лице лучом.
О вечном думать оставалось
Или не думать ни о чём.

А ты спешила в сад за сыном.
И это стало, Боже мой,
Твоим всегдашним дефицитом –
За ручку взять, вести домой.

А в сумерках сжималась нежность
Из-за желания любить.
Когда имеет вечность внешность,
Она должна такою быть!

А дальше – неожиданно, поэтому вспоминаю слова Станислава Куняева, что Сергей Донбай поэт «от мира сего». Но не буду томить:

А ты стоял. Но не молитвой,
В себя глазами погружён.
Ты в очереди за пол-литрой
Стоял с нечаянным дружком.

А город, типовой и скучный,
Как головою, – кирпичом,
Железом, мусорною кучей –
Прилежно думал ни о чём.

Не правда ли – как знакома нам эта коллективная «прилежность». И насколько точна эта неожиданность в финале.

И будто продолжение этой мысли – следующее стихотворение, которое называется «Городской двор»:

…Наш двор на лавочке сидит
На тополиный пух сердит;
И радуется до ушей
Железной грыже гаражей;
И что-то вяжет, как паук,
А может, кандидат наук;
И так выходит погулять,
Чтоб – шансы каждому видать;
И сладко спит совместным сном
В изображении цветном!

Трудно не заметить, сколько теплоты в этом тонком юморе. Сколько любви и жалости. Ведь это же мы, кто «одной ногой» так и останется в советском времени. Мы, кто и гордится за своих родителей, которые отстояли пусть и далеко несовершенную, но нашу страну в сороковые, и кто болезненно недоумевает: что же с той страной сделали.

А это стихотворение приведу полностью, не перебивая своими комментариями:

Спит отец…Сняв очки
Незнакомым стал мне.
Как ребёнок почти,
Улыбнулся во сне.

Будто видит он сон:
Удивляюсь, Серёж,
Ты чего это, сын
Меня не узнаёшь?

Ты чего это, сын,
И очки нацепил,
Словно старый совсем,
Ты ж очков не носил?..

Говорю, мол, читать
Прописали врачи…
Улыбнулся опять
Как ребёнок почти.

Будто слышит меня,
Будто видит до дна –
Среди белого дня
Из глубокого сна.

Говорит, мол, откинь
Все сомненья…Зачем,
Что ты хмуришься, сын,
Словно старый совсем?

Хмурюсь, силюсь понять –
Это явь или сон?
Как ребёнок опять
Улыбается он.

Мне кажется, здесь есть какой-то ключик. Этот ключик к тому, чтобы объяснить себе, что не даёт оторваться от стихов Сергея Донбая. Ведь он, как мы уже знаем, – «дитя войны», а значит и немолод, но осталось в нём то, что редко у кого из нас остаётся с возрастом – душа ребёнка. При всей мудрости этого человека проступает у него детский взгляд и мироощущение, где господствует чистота. Оттого его стихи такие «тёплые». Даже при высокой степени страдания и большой глубине в размышлениях. Поэтому, давайте ещё насладимся теплотой и любовью его строчек:

Проснись у меня на плече!
Хотя бы приснись, что проснулась!
Во сне, возвращающем в юность,
Мы будем ничья и ничей…

Проснись у меня на плече
В автобусе в Сигулду снова!
Должна же быть магия слова –
Проснись у меня на плече.

Проснись у меня на плече –
Кудряво, светло и уютно
И просто как доброе утро
Проснись у меня на плече!

И даже за нашим пределом,
Где только осенняя высь,
На склоне моём опустелом
Кукушкиной слёзкой проснись.

Можно долго ещё говорить о стихах Сергея Донбая и приводить строчки из разных разделов его, на мой взгляд, очень удачного сборника: «Глазами освещённое окно», «Земное притяжение души», «Риторики», «Квадратные шары»… Но, во-первых, это основательно сделал в предисловии к сборнику Станислав Куняев, а во-вторых, мне кажется, что и после уже приведённых строчек, многим, кто неравнодушен к истинной поэзии, захочется купить сборник, чтобы не торопясь почитать настоящие стихи.
И думаю, в такие моменты каждый из этих читателей ощутит как «работает в квартире тишина».