Прочитал на сайте "Российский писатель" статью Галины Иванкиной "Аристократия или быдло?" и вспомнил о судьбе и размышлениях моего давнего товарища, с которым часто беседуем.

* * *

..."Как хорошо мы плохо жили". Эту фразу Валерий Константинович впервые услышит от своего любимого театрального режиссёра Петра Фоменко. И хотя тот не утверждал, что афоризм принадлежит ему, авторство всё же закрепилось за Мэтром, поскольку он был горазд на меткие выражения.

Выражение, действительно, было метким, потому что с какого-то момента Валерий Константинович всё больше приходил к такой же мысли, только так лаконично сформулировать её не сумел.

Он, конечно, никогда бы не подумал, что в зрелые годы начнёт приходить к такому заключению, так как уже к середине 60-х стал убеждённым диссидентом, уверенным, что у Советского Союза нет будущего.

Хотя и диссидентом стал неожиданно, поскольку ещё в 40-е ребёнком вырезал из журнала «Огонёк» портреты Сталина, а его любимой песней долгое время был довоенный «Марш танкистов» со словами:

…Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин,
А Ворошилов в бой нас поведёт…

Он как-то даже сказал дома, что Сталин нравится ему гораздо больше Ленина. Родители, правда, попросили его больше этого не говорить, объяснив, что Сталин является учеником Ленина.

И хотя Валерка родителям всегда верил, на этот раз ему трудно было представить, что его любимый вождь, который, как он слышал от многих, а также, по радио, сыграл самую важную роль в нашей победе над фашистами, мог быть чьим-то учеником.

Он хорошо помнит первые дни марта 53 года, когда все вокруг ждали известий у репродукторов, как 6 марта учеников выстроили в школьном коридоре, и директор трагическим голосом объявил, что всем теперь нужно «сплотиться вокруг Центрального Комитета нашей партии».

Помнит как плакали учителя и ученики.

Ему тогда казалось, что плакали все. Хотя, такого, конечно, не было. Да и сам он не плакал и от этого чувствовал некоторую неловкость. С одной стороны Валерке казалось, что это не мужественно, и Сталин его слёз бы не одобрил. С другой – что он предаёт своего кумира, не выказывая внешне того горя, которое видел на лицах многих товарищей и учителей.

Но больше всего его смущало, что горя он не чувствовал в такой степени, в какой три года назад ощутил впервые, когда умерла бабушка.

Тогда он, стесняясь своих слёз, старался их не показывать, но они лились и лились беззвучно. И казалось, нет силы, которая может остановить эти ручейки на щеках.

Но сейчас почему-то не плакалось.

А ведь ещё недавно он мечтал, чтобы во время какого-нибудь парада на Красной площади на Сталина было совершено покушение, и Валерка своей грудью заслонил бы «вождя мирового пролетариата» от вражеской пули.

Он, правда, не сумел до конца продумать, как это сделает, потому что нужно же было вбежать на мавзолей, добежать до середины ряда, где стоял его кумир, чтобы, раскинув руки, стать перед ним. Да и прежде необходимо знать, когда готовится выстрел. И, к тому же, Валерка всегда думал, что Сталин большого роста. А как тринадцатилетнему, хоть и крупному, но подростку, закрыть его от вражеской пули?

В общем, вопросов оказалось много, но мечта была настолько сильной, что они отступали на задний план…

И вот теперь этот план уже точно не осуществится.

Однако, его утешала мысль, что врагов ещё очень много – он каждый день слышал об этом по радио, – и у него наверняка будет возможность кого-нибудь спасти или выявить, и тем самым «продолжить великое дело Ленина-Сталина».

Валерка очень хотел его «продолжить» и был уверен, что принесёт много пользы своей великой Родине…

***

Но через три года он услышит с самой высокой трибуны, что его кумир был вовсе не великим полководцем, а злым и очень жестоким человеком, который больше всего стремился к личной власти. И в конечном итоге, её добился «самыми грязными, циничными и коварными методами».

Валерка начнёт узнавать, что и в войне, с которой не вернулись его дед и дядя, где мама была контужена, а папа за несколько часов стал седым, мы победили «не благодаря, а вопреки» Ему.

Не сразу он привыкнет к таким выводам.

Но вернётся из «длительной командировки» сосед дядя Андрей – герой войны, прежде бравый полковник, – который будет не в военной форме, а в потёртом пиджачке и стоптанных ботинках. И будет рассказывать о том, как мы подготовились к войне, как каралось недовольство такой подготовкой и каких людей встречал за колючей проволокой, попавших туда как и он по самой популярной у нас многие годы 58-й статье со множеством пунктов.

Вернувшись домой в июне 45-го, дядя Андрей имел неосторожность поделиться в узком кругу впечатлениями о первых днях и месяцах войны, и никакие боевые заслуги не оградили его от наказания за «подрывную деятельность».

Потом прочтёт Валерка «Один день Ивана Денисовича», рассказы Варлама Шаламова о Колыме, «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург (в самиздате), «Тёркин на том свете» Твардовского и ещё немало других художественных и документальных материалов и постепенно с горечью расстанется с мечтой своего детства – верно служить этому человеку, «продолжая его дело»…

Валерку захватит «свежий ветер перемен», и он поверит, что единственной ошибкой в нашей стране была та, которая привела на вершину власти его недавнего кумира.

Да и как не поверить, когда «пал железный занавес, тормозивший наше развитие и не позволявший общаться с миром». Один Всемирный фестиваль молодёжи и студентов в Москве летом 1957 года чего стоил. Сколько ярких красок, сколько знакомств, сколько свободных мыслей и пока ещё запрещённой в Советском Союзе литературы «оттуда»!..

И постоянные слова по-русски – «МИР», «ДРУЖБА», ставшие символом фестиваля.

В какой-то вечер пойдёт ливень, и он забежит в телефонную будку на улице Горького, где уже будет стоять девушка, прижимающая к себе мальчишку, который постоянно всхлипывал и жаловался, что очень болит нога. Как оказалось, жаловался он не напрасно, потому что, когда бежали к будке, подвернул её, и щиколотка заметно припухла.

Ливень перестал скоро, но Серёжка – так она его назвала – с трудом мог ступать на ногу. До Филатовской больницы было недалеко, и Валерка на руках отнёс мальчика в приёмное отделение. Оказалось – растяжение связок. Положили мазь Вишневского, и врач велел три дня полежать, а потом показаться.

Марина – так её назвал Серёжка – сказала, что дом их совсем рядом: на Садово-Кудринской, и предложила «спасителю» зайти и попить чаю, а заодно высушить рубашку, которая всё ещё не отлипала от тела.

Отсутствие Марины и Серёжки оказалось более долгим, чем рассчитывали родители, поэтому папу увидели уже во дворе. Он собирался пойти к памятнику Маяковского, куда дочь на часок взяла брата посмотреть концерт кубинского ансамбля.

Испуганному папе, увидевшему Серёжку на руках незнакомого юноши объяснили в чём дело и пошли в квартиру...

С этого дня Валерка – давно уже Валерий Константинович и Марина – давно уже Марина Владимировна стали практически неразлучны, потому что любовь с первого взгляда, конечно же, существует.

В том же 57-м оба поступят в МГУ. Валерка на мехмат, а Марина на факультет журналистики.

Студенческая жизнь – бурная. Тем более на журфаке, куда постоянно приглашают поэтов, писателей, музыкантов, артистов… Где идут модные в ту пору дискуссии между «физиками и лириками», в которых активно участвуют и наши молодожёны.

Да и вообще, в ту пору страна мечтает и стремится построить «справедливое во всех отношениях» общество.

А уж объявленный у нас вехой построения коммунизма 80-й год и вовсе воодушевляет молодых учиться и трудиться не покладая рук.

***

Но как-то незаметно начинают возникать перебои с хлебом, у колхозников зачем-то «обрезают» их приусадебную землю почти до окон домов, лишая возможности вести собственное хозяйство. Всюду стараются внедрять выращивание кукурузы вопреки здравому смыслу…

Да и те представители художественной интеллигенции, кто поначалу бурно поддержал «инициатора оттепели», в конечном счёте «получили по мозгам» сначала в 62-м на Манеже, а потом и в 63-м в Кремле.

Правда, «инициатор» потом утверждал, что его «умело спровоцировали на это притаившиеся сталинисты», но тут уж никто точно не знает, так ли.

Из-за серьёзного сокращения армии вызвал он и недовольство военных. Да и ещё много разного «начудил» и в стране, и за её пределами.

В общем, «доигрался», потерял власть и был отправлен на пенсию.

Хотя таким, – всё же, гуманным способом отстранения от всех постов потом гордился, подчёркивая, что при сталинском режиме об этом и помыслить было невозможно: в лучшем случае посадили бы, но, скорее всего, расстреляли.

***

Вот тут-то – с середины 60-х и появилось у нас поколение, которое чем-то уже вдохновить на бескорыстное «ещё немного, ещё чуть-чуть» стало невозможным, потому что они – совсем юные, но уже что-то слыхавшие – перестали верить тем, кто возглавлял страну.

Да и те, кто в 50-е поверил, тоже находились в растерянности: оказывается и «наверху» могут в любой момент случаться «принципиальные ошибки». Поэтому нет никакой гарантии, что и теперь мы их избежим.

А ещё в сознание людей постепенно проникала мысль, что «они там – наверху» живут совсем иначе, чем «мы здесь». Что у «них там» уже давно коммунизм во второй части этого лозунга, а у «нас здесь» – «закажешь по телефону, получишь по телевизору».

Вот в эту пору молодые специалисты – выпускники МГУ Валерий Дронов и его жена Марина становятся, как тогда говорили, «внутренними диссидентами».

И хотя товарищ, сменивший инициатора «оттепели» и прославившийся любовью к награждениям собственной персоны, а также, фразой: «экономика должна быть экономной», утверждал, что «мы неуклонно движемся верным курсом», этот «курс» к началу 80-х привёл к пустым продуктовым полкам даже в магазинах нашей тогда ещё общей столицы г.Москвы.

В конечном счёте этот «верный курс» рухнул в середине 80-х, а с начала 90-х рухнула страна под названием СССР, распавшаяся на составные части, которые были её республиками, а теперь стали отдельными государствами.

Конечно, потерять такую державу, победившую фашизм, подавляющему большинству людей было жаль.

Но их никто об этом не спросил, и всё решилось келейно в 91-м году на знаменитых «посиделках в беловежской баньке»…

***

В это время и проявили себя «аппаратные люди» – молодые партийные замы и комсомольские лидеры, – сумев вовремя сориентироваться. Аппаратная выучка их не подвела. Они очень убедительно представили себя радетелями модной с середины 80-х тенденции к перестройке.

Многие из них публично сожгли свои партийные и комсомольские билеты, отрекшись от того, что ещё недавно их так хорошо кормило в «закромах Родины».

И они знали, что делали, потому что самый умный из них придумал такую бумажку, которая якобы давала возможность каждому человеку пользоваться его законной долей из этих «закромов».

Поначалу такой шаг производил очень сильное впечатление на соотечественников, поскольку до этого подавляющее большинство из них привыкли, всё же, зарабатывать. А тут, оказывается, каждый имеет право на бумажку, стоимость которой равна стоимости двух машин «Волга» – огромных денег по тем временам да и немалых по нынешним.

Эта бумажка была озаглавлена красивым названием «ваучер», что в переводе с английского означает «расписка». Такой «распиской» государство якобы гарантировало человеку в ближайшем будущем его «долю национального богатства».

С самой высокой трибуны было объявлено, что каждый из соотечественников может выбрать себе один из двух вариантов, как распорядиться этим «богатством» – либо обменять на акции выбранного предприятия, чтобы получать определённую часть его доходов, либо обменять на деньги, равные той самой стоимости двух машин «Волга».

Когда наступит это «ближайшее будущее», никто не знал, но многие надеялись, что оно «светлое» и не за горами.

***

Смущало лишь то, что останавливались фабрики, заводы, закрывались лаборатории, КБ (конструкторские бюро), в одном из которых к тому времени уже в качестве руководителя отдела работал доктор физико-математических наук Валерий Константинович Дронов…

Смущало потому, что никто не знал, в какое предприятие вкладывать эту «расписку».

Были, правда, заманчивые предложения от неких алмазо,- нефте - и газодобывающих кампаний. Однако, подавляющее большинство людей, вложивших туда эти «акции», получали через год отчёты о суммах собственных доходов, на которые разве что можно было купить несколько порций мороженного.

Тут же появились люди, предлагающие за ваучеры суммы, хоть и далёкие от объявленного номинала, но существенно превышающие первые «доходы» новоиспечённых «акционеров». И те, кто ещё не расстался с этими бумажками, уже зная результаты от их вложения, с удовольствием продали, поскольку стали понимать, что ни о какой стоимости двух «Волг» и речи быть не может.

Но они ошиблись. Точнее, не ошиблись, а не знали и не могли знать, с какой целью «самый мудрый перестройщик» – непотопляемый и процветающий по сей день – придумал эти ваучеры.

Дело в том, что, если подавляющему большинству соотечественников они принесли лишь разочарование – чувство, что их обманули, то идеологам такой «перестройки» и людям к ним близким, т.е. полезным, эти бумажки принесли «золотые горы», потому что их номинальная стоимость, о которой уже шла речь, для их сделок осталась прежней.

А поскольку это так, то человек, приобретший – скупивший у разочаровавшихся определённое число этих ваучеров-акций получал возможность стать владельцем или совладельцем какого-то предприятия: завода, фабрики, комбината…

И становился им, потому что определённым – довольно большим числом таких акций вроде бы формально вложил или как уже стали называть «инвестировал» в предприятие серьёзные деньги.

В средствах массовой информации такие «инвестиции» подвались как благие намерения акционера развивать то предприятие, которое он приобретал.

На самом же деле, никто его не обязывал этим заниматься. Да и как можно было что-то развивать, когда подавляющее большинство фабрик, заводов и комбинатов с развалом СССР практически в одночасье лишились возможности что-то производить, потому что нарушилась система заказов, а следовательно, и продавать новое было некому.

Поэтому такие «акционеры» фактически становились владельцами недвижимости. И им лишь оставалось её распродавать или сдавать в аренду бесчисленным фирмам, которые с начала 90-х стали плодиться, как грибы после тёплого дождя.

Суть работы почти всех этих фирм-арендаторов сводилась к продаже или перепродаже того, что только можно было продавать или перепродавать. А можно было почти всё…

КБ, которое возглавлял Валерий Константинович на одном из оборонных предприятий, тоже прекратило своё существование, потому что, как и многие другие оборонные предприятия, новой стране, хоть и назвавшей себя правоприемницей СССР, эта организация оказалась ненужной.

Новые «акционеры», получившие в собственность известным уже нам способом эту организацию, сначала пытались её перепрофилировать. Точнее, перепрофилировать частично. Сдав бОльшую часть помещений в аренду, некоторые цеха сохранили. И там на сохранившемся оборудовании стали делать предметы быта, которые можно было сразу продавать: вёдра, лопаты, грабли, лейки, а также, решётки для кладбищенских оград и оград для коттеджей тех, кого теперь называли «новыми русскими».

Но вскоре выяснилось, что жизнеспособны (самоокупаемы) лишь цеха, где выполняют заказы «новых русских», поэтому остальные тоже сдали в аренду.

Что касается «новых русских», то ими стали именовать тех, кто с начала 90-х в немыслимо короткие для какой-либо другой страны сроки сказочно разбогател. А богатели они потому, что теперь спекуляция и воровство получили наименование «бизнес».

В зависимости от сумм, которые можно было уворовывать или отбирать, обеспечивая бизнесменам охрану, получившую название «крыша», бизнес подразделялся на «малый», «средний» и «крупный».

Поначалу, правда, среди людей, создававших предприятия малого и иногда даже среднего бизнеса были «белые вороны», поверившие, что успеха можно добиться в честной конкуренции – без воровства и «крыш». Но они быстро убедились, насколько это нереально.

Дело в том, что основатели «перестройки» были людьми, сформированными в стране государственных монополий, а монополия и конкуренция – понятия не сочетаемые.

Да и бездельников – большей части чиновников, привыкших распределять заработанное другими, – которых и так был избыток, теперь с каждым днём становилось ещё больше.

Потому довольно скоро рухнули надежды этих «белых ворон». И они были вынуждены либо оставить своё занятие, либо «уводить» доходы «в тень», понимая что львиная их доля идёт не на социальные нужды и другие благие дела, а в карманы чиновников или бандитов, которые по сути занимались теперь одним и тем же…

Помещения КБ тоже сдали в аренду: одно – фирме, которая производила резиновые сапоги и калоши, другое – кампании, долгие годы успешно продававшей в нашей стране гербалайф. Это средство, одно время широко рекламировалось у нас как пищевая добавка для сбалансированного питания, способного творить чудеса и с теми, кто хотел похудеть, и с теми, кто мечтал поправиться, и с желающими омолодить своё лицо и тело.

С начала 90-х соотечественникам, как это всегда происходит в «смутные времена», предлагали много чудес для быстрого решения их вопросов за «разумные деньги». И даже под радиоприёмниками при их пятиминутном молчании бесплатно «заряжали» воду и многое ещё, «что льётся».

Но, как известно, чудеса, если и бывают, то чрезвычайно редко. И пока к человеку возвращалась эта – хорошо известная ему мысль, его мечты о чуде и «разумные деньги» в суммах, приятных для тех, кто предлагал свои «чудесные» услуги, исчезали вместе с обещавшими чудо…

***

Валерию Константиновичу повезло. В отличие от многих коллег, кто остался без работы и вынужден был искать заработок любым неквалифицированным трудом или торговлей среди большого числа появившихся в ту пору «челноков», он получил предложение преподавать информатику в одной из элитных гимназий.

Эту гимназию открыл приятель его детства Арсен, теперь уже Арсен Борисович, который ещё в молодые годы устроился на овощную базу, успел дважды отсидеть за «экономические преступления», стать заместителем заведующего, а в 90-е приватизировать овощной магазин.

Уже в зрелом возрасте он оставил семью и женился на молодой красавице Инге, которую присмотрел на конкурсе «Мисс Москва», являясь одним из его спонсоров. Красавица поначалу никак не могла родить, поэтому жаждала деятельности. И чтобы удержать её от желания стать профессиональной моделью, он сумел открыть для неё гимназию, купив все необходимые для этого разрешительные документы вместе с дипломом о её педагогическом образовании.

Кроме того, он купил – теперь уже купить можно было почти всё – документы, позволяющие Инге открыть при гимназии школу моделей для детей и подростков, где она сама преподавала один из предметов – дефиле.

Учебный же процесс был полностью на Валерии Константиновиче. Вместе с Мариной они набрали необходимых преподавателей, в частности, и среди бывших коллег, оставшихся без работы. Марина стала учителем словесности, уйдя из популярной московской газеты, где все эти годы работала обозревателем отдела культуры, а потом и заведующей. И где, как и во многих газетах, в ту пору началась «чехарда».

Гимназия была на хорошем счету. Туда стремились попасть дети обеспеченных родителей, и потому преподаватели были довольны заработками.

***

Однако, 31 декабря 1999 г . страна узнала, что её лидер – один из троицы «беловежской аферы» решил извиниться перед соотечественниками, что ему «не всё удалось сделать так, как хотелось бы». И после покаяния, объявил, что нашёл достойного преемника, который «безусловно доведёт начатое дело до конца».

В первые годы своего президентства «достойный преемник» действительно что-то делал, чтобы страна не рухнула в пропасть, на краю которой к концу века стояла. И ему удалось прервать этот хаос «перестройки».

Постепенно жизнь начала входить в некое упорядоченное русло, где ещё оставшимся бюджетникам стали выплачивать зарплату, задерживаемую перед этим месяцами. То же происходило и с выплатой пенсий, размеры которых с неприлично малых сумм увеличились в конечном счёте почти до реального прожиточного минимума…

Но самое серьёзное внимание преемник уделил силовым структурам, и был, конечно, прав, потому что, заметно подняв жизненный уровень их верхнему эшелону, бывший подполковник КГБ обеспечил себе несвергаемое пребывание на высшей государственной должности.

***

И поскольку «новая метла метёт по-новому», с какого-то момента в стране начинается передел собственности, под который попадает и здание гимназии, расположенное в одной из бывших школ-интернатов.

Все разрешения, какие получил Арсен Борисович на аренду того здания, оказались «липовыми», и по окончании 2005-го учебного года его отобрали, «перепрофилировав» в физкультурно-оздоровительный комплекс с тренажёрами, сауной, массажем и прочими недешёвыми и даже пикантными удовольствиями.

Арсен Борисович понял, что и с магазином может случиться нечто подобное. Поэтому не стал ждать и продал его. После чего вместе со своей красавицей Ингой и пятилетним сыном, которого она ему всё же родила, перебрался в Испанию, где незадолго до этого купил виллу и небольшой ресторан.

А Валерий Константинович и Марина Владимировна оказались не у дел и попробовали жить на свои пенсии.

Они, конечно, знали, что это непросто, но теперь сами почувствовали, каково быть пенсионером в России начала 21 века.

Оказалось, что если очень скромно, то прожить можно. Точнее, выжить. Да и то не каждому. Потому что, когда требуются лекарства, а они с определённого возраста требуются в том или ином количестве и ассортименте практически всем, то пенсии не хватает. Тут или приходится подрабатывать, или помогают дети, что, конечно, унизительно.

Валерий Константинович и Марина Владимировна тоже подрабатывали, давая частные уроки. И хотя могли не делать этого, потому что их сыновья: старший – адвокат, младший – экономист, зарабатывали неплохо, получать от них помощь было неловко. Они считали, что дети должны заботиться о своих детях.

Нередко хотелось побаловать внуков. И лишь подработка позволяла это делать.

Но они знали многих людей, у которых и дети не были в состоянии помочь, и здоровье не позволяло уже работать. На таких пенсионеров, если что-то до этого не скопили, а скопил мало кто, больно было смотреть.

Кроме этого, Валерия Константиновича всё больше смущало, что он не понимал, куда идёт страна. Если во времена его юности, молодости и определённой зрелости молодые стремились стать врачами, геологами, инженерами, конструкторами, космонавтами, журналистами…, позже – с конца 80-х – юристами, экономистами, бизнесменами, менеджерами…, то теперь их подавляющая часть мечтает быть чиновниками, риелторами, сотрудниками рекламных агентств, пиар компаний или попасть в систему шоу бизнеса.

И, если в Советском Союзе он в общих чертах понимал, чем занимается та или иная организация, то теперь никто не мог ему объяснить, какое благо стране приносят бесчисленные офисы, в которых непонятно что делают бесчисленные клерки, именуемые «офисным планктоном».

Единственное, что он понимал – идёт постоянная торговля или услугами, или товарами, но не замечал, чтобы что-то путное производилось, кроме ограниченного ассортимента бытовых предметов, в большинстве своём сомнительного качества.

И ему, родившемуся и выросшему в другой стране, где была принципиально иная шкала ценностей, трудно было к этому привыкнуть.

***

Так же трудно, как когда-то привыкнуть к услышанному от двоюродной бабушки – активной в конце 19-го и начале 20-го века эсерки, что Сталин ничуть не хуже Ленина.

Как-то ещё в 60-е она рассказала ему, что во временной эмиграции в Швейцарии, где находился и Ленин, с которым была знакома, могла наблюдать, как он не выносил проигрывать споры. Какими злыми становились глаза будущего вождя, когда кто-нибудь побеждал его логически.

У многих уже в ту пору складывалось ощущение, что дай ему в руки оружие, он тут же расстреляет оппонента.

Потом в конце 80-х и 90-е Валерий Константинович читал литературу и документы о преследованиях и многочисленных расстрелах политических оппонентов, служителей церкви и простых – ни в чём не повинных сограждан, посмевших выказать хоть малейшее сомнение в правильности политики «Вождя мирового пролетариата». Ну и, конечно, о расстреле царской семьи с её женщинами и детьми.

И всё это по приказам «Главного революционера», на которые он не скупился.

Бабушка тогда сказала, что не нужно делать из Сталина единственного и самого жестокого человека страны. Он был лишь достойным учеником своего учителя и «только развил его учение».

Валерий Константинович помнил, что к этой мысли привыкал ещё мучительней и дольше, чем к тому, что кумир детства и отрочества оказался на таким, каким мальчик Валера Дронов его себе представлял.

***

Но не только экономический путь развития смущал бывшего математика и конструктора. Он не мог понять, для чего проводятся бесчисленные реформы среднего и высшего образования, суть которых в конечном счёте ведёт к атрофии логического мышления.

Если раньше в первую очередь обучение начиналось с основ любой области знания, её истории и логики развития, то теперь всё сводится к способности нажать нужную кнопку, чтобы найти нужный ответ.

И выходит, что сегодня важно научить не тому – ЧТО, а сразу – тому КАК, не задумываясь – ПОЧЕМУ так, и может ли быть иначе.

Поэтому теперь сплошь и рядом можно видеть детей, подростков и даже молодых людей, за нажатием кнопок, и всё реже эта «новая поросль» выказывает тягу к книжке. А если и выказывает, то чаще к такой, что уж лучше к пульту. Хотя нередко и на экране тоже происходит нечто «на уровне одноклеточных».

И ему печально видеть, что «поколение культуры» с каждым днём всё отчётливее уступает место «поколению цивилизации».

Происходит какая-то странная метаморфоза – глубина знаний уступает место стремлению к голой информации из интернета, зачастую абсолютно дилетантской.

Оттого и знаменитая строчка: «Печально я гляжу на наше поколенье» всё чаще оживает в мыслях Валерия Константиновича. Она ведь отражает теперь и печаль его поколения, которому хотелось видеть у детей и внуков иной труд души – такой, какой вёл бы их к настоящему, а не поверхностному интеллекту.

***

Но, может, им это и не надо. Пока им и так хорошо. Похоже, они начинают привыкать к тому, что называется обществом потребления. Развлечений сейчас много, и если хорошо зарабатывать, видимо, можно не думать, куда мы идём…

Всё чаще вспоминают они с Мариной «их Москву», начиная с 40-х.

Сейчас это сложно представить, но Москва до времён распада Советского Союза была красивым городом со своим лицом, черты которого во многом определяли дворянские и купеческие особняки.

Город был зелёным, москвичи приветливы. Садовое кольцо отражало своё название, потому что летом высаженные в два ряда деревья почти не позволяли пешеходам видеть идущие по кольцу машины. Не менее зелёным было и бульварное кольцо с многочисленными уютными скамеечками для влюблённых.

Зелёными были и дворы – знаменитые московские дворики, где, как и в домах, все друг друга знали.

Москва была уютной, и по ней можно было гулять ночью, любуясь архитектурой каждого особняка, многих домов сталинского ампира, московскими фонарями и улочками, которые не переставали удивлять своими неожиданными поворотами…

Они с Мариной часто гуляли до утра, читали стихи, среди которых всегда:

Переулочек, переул…
Горло петелькой затянул.

Тянет свежесть с Москвы-реки,
В окнах теплятся огоньки…

Тогда ещё во многих местах города приходили на память эти строчки Анны Ахматовой о Москве, которую она – ленинградка тоже любила.

Сейчас просто так ходить по ночной Москве вряд ли кому придёт в голову. И потому что опасно, и потому что смотреть на её необратимо изуродованные черты не хочется даже ночью, когда огни и потоки машин слегка приглушают безвкусицу архитектурных «изысков и композиций»…

Они вспоминают, как любили ходить в кино, иной раз отстаивая длинные очереди за билетами на фильмы Герасимова, Шукшина, Хуциева, Тодоровского, Иоселиани, Германа, Данелия, Тарковского, Феллини, Антониони, Бергмана, Куросавы, Вайды…

Многие фильмы из соображений цензуры показывали лишь по клубам и на окраинах города. Но «сарафанное радио» работало быстро, и у этих клубов тут же образовывались очереди приехавших из разных концов Москвы и пригорода.

В доме кино был кинолекторий, куда приглашали известных и молодых режиссёров, операторов, артистов, кинокритиков, которые до просмотра рассказывали о каких-то эпизодах работы над фильмом, а после сеанса обсуждали его со зрителями…

За билетами в театр «Современник», «Театр на Таганке» и на некоторые спектакли других театров стояли с ночи, и многие постановки смотрели по нескольку раз…

Долгое время в непримиримых спорах схватывались читатели журнала «Новый мир», с читателями журнала «Октябрь», поклонники Шукшина, Аксёнова, Распутина, Белова, Искандера, Астафьева, Трифонова, Владимова, Абрамова… – с поклонниками Кочетова, Софронова, Маркова, Острового…

С какого-то момента на устах уже постоянно были Хемингуэй, Ремарк, Сэлинджер, Фолкнер, Бодлер, Верлен, Рембо… и русские поэты Серебряного века.

Ну и, конечно, поэты Великой Отечественной войны, а также, те, кого стали называть «шестидесятниками».

И особняком – любимый всей страной и негласно неугодный власти – хотя и там многие в кругу своих семей его с удовольствием слушали – Владимир Высоцкий…

Фильмы и спектакли, как и публикации в журналах или книги обсуждали на работе, среди друзей, да и, порой, с незнакомыми при случайно заведённом разговоре.

В общем, литература, театр, музыка, живопись занимали видное место в жизни людей.

Может, поэтому тогда почти не говорили: «Играет значение», «Имеет важную роль», «Очень прекрасно», «Зал переполнен до отказа»… И много ещё подобных словосочетаний, которые в ту пору резали слух и были предметом шуток, а сейчас можно слышать не только на улице, но и в эфире от теле- и радиоведущих.

И хотя страна была значительно более многонациональной, по-русски говорили лучше и чище, чем в нынешней России…

Несмотря на то, что цензура была жёсткой, что-то всё равно постоянно «просачивалось». И люди умели «читать между строк».

Может, потому и умели, что был должный интеллект и желание «глотка свободы».

Не думали они в ту пору, что доживут до того дня, когда получат её в таком виде, какой можно назвать свободой от совести, потому что явно не о том мечтали и не к тому стремились…

***

Может, в период прежней несвободы люди потому и сохраняли человеческие черты, что были ещё живы те, кого не уничтожили в 17-м, и кто не уехал из страны.

Они несли в себе какие-то высшие ценности, близкие 10 заповедям, передавая их тем, кто стремился это перенять и жить по совести.

А теперь их уже нет. Да и тех, кто перенял, осталось немного. Во всяком случае, наверное, недостаточно для того, чтобы удержать молодых всецело поклоняться денежному знаку, и всё остальное ставить в зависимость от него.

Так думает Валерий Константинович, и когда в очередной раз узнаёт о купле-продаже учёных степеней и званий, дворянских званий, кресел депутата и практически любой выборной и невыборной должности, а также, недр.

А ещё он думает о том, что не было в его бывшей стране ни «брокеров», ни «дилеров», ни «дистрибьюторов», ни «риэлторов», ни «продюсеров»…, а были русские определения того, чем человек занимается.

Вспоминает Валерий Константинович, что в прежней его стране были прежде всего советские люди, к которым относились русские, армяне, евреи, татары, узбеки, чеченцы, грузины, осетины … и все остальные народности, которые объединяло понятие советский человек.

Жили дружно, и, наверное, поэтому вопреки ожиданиям всего мира победили в Великой Отечественной войне.

И, наверное, поэтому не было на территории Советского Союза межнациональных войн, страшнее и бессмысленнее которых может быть лишь гражданская война.

В общем, много чего из «достижений» нынешней «свободы и цивилизации» не испытывал Валерий Константинович до 90-х.

Но почему-то уютней было ему жить даже при всё больше раздражающих лозунгах КПСС, членом которой он так и не стал, несмотря на то, что отказываясь от этой «чести», дважды терял возможность серьёзного роста в карьере.

Марина Владимировна тоже, отказалась от такой «чести». Потому и стала заведовать отделом лишь в конце 80-х, когда уже вовсю с самых высоких трибун заговорили об отмене 6-й статьи Конституции СССР, где обозначалась руководящая роль КПСС.

Могли ли они с Валерием Константиновичем подумать, что такой – поначалу желанный «ветер надежд и перемен», повеявший со второй половины 80-х приведёт страну туда, где она теперь окажется.

И что так многого им будет не хватать из той – прежней страны, которую они дважды мечтали серьёзно изменить в лучшую сторону.

***

Когда он думает об этом, ему, порой, кажется, что даёт о себе знать возраст и, может быть, на восьмом десятке лет уже трудно воспринимать какие-то положительные стороны нынешней жизни без ностальгии по многому из ушедшего. И потому не всё хорошее замечает.

В таких раздумьях пришли как-то на память известные строчки Александра Блока:

Сотри случайные черты –
И ты увидишь: мир прекрасен.

Вот он и старается, не являясь по своей природе скептиком, увидеть то, что так хотел бы видеть.

Но пока не получается.

И, наверное, поэтому слова его любимого режиссёра Петра Фоменко звучат для него самым точным определением того, что он сегодня чувствует.

Хотя и понимает, что мысли его спорные и отрывочные.

2013 г .