13 октября после продолжительной болезни на 90-м году жизни умерла известная писательница, почетный гражданин Республики Удмуртия Зоя Алексеевна Богомолова.

Секретариат правления Союза писателей России выражает глубокое соболезнование родным и близким Зои Алексеевны.

Известный критик, литературовед Зоя Алексеевна Богомолова родилась 5 февраля 1923 г. в станице Озёрной Тепловского (ныне Первомайского) района Оренбургской области.

В 1941 году окончила факультет языка и литературы Чкаловского (Оренбургского) учительского института, в 1948 году – Ставропольский педагогический институт. Трудовую деятельность начала учительницей русского языка и литературы Приуральской средней школы и директором Сергиевской средней школы Оренбургской области. Заведовала учебной частью школы рабочей молодёжи г. Ставрополя, работала старшим преподавателем кафедры литературы Ставропольского государственного педагогического института, заведующей кафедрой литературы Муромского государственного педагогического института.

С 1958 года связала свою жизнь с Удмуртией. В Удмуртском государственном педагогическом институте (ныне УдГУ) прошла путь от доцента до профессора кафедры русской филологии.

З.А.Богомолова – кандидат филологических наук, талантливый педагог, воспитала не одно поколение студентов-филологов. На протяжении четырёх десятилетий она популяризировала и пропагандировала творчество писателей, художников, композиторов Удмуртии, активно выступала в средствах массовой информации, формируя интеллектуальную, художественную и национальную политику Удмуртской Республики. Высокую оценку в научных, литературных, общественных кругах Удмуртии и России получили её книги «Песня над Чепцой и Камой», «Восхождение», «Как молния в ночи», «Река судьбы», «Неумолкнувшая песнь соловья».

З.А.Богомолова — делегат практически всех съездов Союза писателей СССР и РСФСР, участник Дней удмуртской литературы и искусства в Венгрии, Международного конгресса финно-угорских писателей в Эстонии. Она 30 лет руководила Советом по литературе и искусству Республиканского общества «Знание», с 1989 года – Федерацией женщин творческих профессий. Её мнение имело огромное значение для развития конструктивного диалога между властью и обществом.

З.А.Богомолову отличали высокий патриотизм, гражданская ответственность, принципиальность и постоянное внимание к жизни человека труда. Жители республики отвечали ей взаимным уважением и доверием.

Неутомимая творческая и общественная деятельность З.А. Богомоловой получила достойную оценку. Она награждена орденом Дружбы, медалями «Ветеран труда», «За трудовое отличие», удостоена званий «Почётный гражданин Удмуртской Республики», «Заслуженный работник культуры Удмуртской Республики», лауреат Государственной премии Удмуртской Республики, отмечена многими другими знаками общественного признания.

Многогранный талант З.А.Богомоловой стал особым явлением в интеллектуальной жизни республики. Вся её жизнь – пример беззаветного служения истине, добру и красоте.

Таких людей, как З. Богомолова, в России испокон веков называли подвижниками. Вся её жизнь - пример беззаветного служения дружбе между народами, добру и литературе.

ИЗ КОГОРТЫ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Во многих уголках страны мне хотелось побывать, в том числе и в Удмуртии. Вроде бы с чего, зачем, но – даже имя этого далекого от Москвы края мне казалось наполненным приманчивым светом.

А было так. В Союзе писателей однажды меня пригласила к себе наш консультант Марьяна Васильевна Зубавина, мол, зайди, я тебя познакомлю с писательницей из Удмуртии. И я зашел вроде бы на минутку, а затем и уйти не мог. Вслушивался в неторопливый разговор Марьяны Васильевны и её гостьи – Зои Алексеевны Богомоловой; и хотя говорили они вроде бы почти ни о чем, но словно завороженный я глядел на Зою Алексеевну и тишина её глаз, тишина её голоса придавали некий высокий и таинственный смысл даже и вот этому нашему обыкновенному сидению друг против друга за крошечным чайным столиком.

Потом я, конечно же, стал допытываться у Марьяна Васильевны, что за человек эта её гостья. И Марьяна Васильевна, вроде бы готовая тут же ответить на мои расспросы, все же вдруг замешкалась. В общем, получалось, что Зоя Алексеевна – это не поэт и не прозаик, а просветитель . И Марьяна Васильевна, за многие годы работы в Союзе писателей России привыкшая знать истинную цену всяким превосходным степеням (каждый второй писатель у нас чуть ли не гений!), вынуждена была пояснить:

– По моему мнению, Зоя Алексеевна, это уже, может быть, последние остатки нашей настоящей русской интеллигенции…

Я стал читать книги Зои Алексеевны, написанные вроде бы обыкновенно, без особого "настроя", подобные спокойному речному течению. Так лишь крестьяне, будучи твердо уверенными в насущной необходимости своего труда, пашут землю и косят траву, так лишь матери пришивают пуговицы на рубахи своим сыновьям.

И мне казалось: вот, приеду однажды в Удмуртию, подышу тем необыкновенным воздухом, которым дышит Зоя Алексеевна, погляжу на тех необыкновенных людей, среди которых она живет, и, может быть, сам внутри себя обнаружу такую, как у нее, внутреннюю свободу, сам, как и она, стану счастливым пленником высоких предназначений и смыслов.

Но когда однажды я приехал в аэропорт, чтобы от нашего Союза писателей России вместе с многими российскими оружейниками лететь в Удмуртию на юбилей легендарного Михаила Тимофеевича Калашникова, то сразу же моя мечтательная задумчивость улетучилась. Капитаны нашей оружейной промышленности, оторвавшись от рутинных свои забот, грохотали своими голосами даже и в самолете так, что даже и не верилось, что летим мы еще и на родину Зои Алексеевны. Да и местные удмурдские оружейники, собравшиеся чествовать Михаила Тимофеевича, ничем от моих попутчиков не отличались. Лишь когда в зале появилась Зоя Алексеевна – высокая, статная, по царски (как на брюловских портретах в Третьяковке!) красивая – мне стало ясно, что для этих удмурдских работяг, для всех этих инженеров вовсе не душ человеческих уж если книги о литературе и культуре писать, то только такие, как у Зои Алексеевны – не фальшивые, настоящие. И это не нашему брату писателю, привыкшему ценить всякое красное словцо, а вот этим, сотканным из самой жизни людям, она свои книги адресует.

Потому-то и было у Марьяны Васильевны слово просветитель в отношении к Зое Алексеевне самым первым. И, значит, самым точным.

Вот и Лев Ошанин когда-то написал Зое Алексеевне: "С большим интересом читал Вашу "Песню над Чепцом и Камой". Спасибо за книгу! Конечно, очень обогатила фактическая сторона работы – полной, основательной. Информативность удивительно слита у вас с научностью, живость изложения – с четкостью позиций. А это позиция ученого, умеющего специфическое, национальное в литературе рассматривать – без упрощения – с исторических, социальных позиций, ничего не улучшая, не ухудшая в истории. Об удмуртской культуре говорится с огромной любовью и уважением. Она дана в связях с русской, в контексте с общесоветской, и сделано это тонко, без натяжек…"

Точно так же, каждое слово выверяя на точность, не решаясь на привычную в литературной среде комплиментарность, писал о работах Зои Алексеевны Юрий Бондарев и многие другие самые крупные наши писатели.

* * *

Что касается русской интеллигенции, то первым человеком из этой горней когорты, которого я в своей жизни встретил, был наш сельский фельдшер Платон Карпович, доставшийся нам еще от дореволюционных времен, а в период моего детства – в 50-х годах – уже совсем ветхий, но сохранивший свою привычку к льняным костюмам и таким же картузам.

Время было трудное, послевоенное. Людям было не до церемоний, но если Платон Карпович в конце улицы появлялся, то все невольно умолкали. И моя мать могла мне сказать: "Вот же, расскажу Платону Карповичу, какой ты неслух, и тогда будешь знать…" А я боялся предстать неслухом перед добрейшим старичком-фельдшером куда больше, чем перед своим отцом, который мог со мною был более чем строг.

Даже и все обиды между взрослыми прекращались, когда кто-то из женщин грозился: "А вот позову Платона Карповича, будете затем стыдовать за то, что друг против друга понакалялись тут!"

Платон Карпович внушал всем уверенность в том, что вот, есть же такие, как он, люди во всех смыслах настоящие, живущие не для себя, а ради других. Например, зная, что в медпункт к нему по пустякам сельчане придти посовестятся, он сам обходил наши дворы и, беседуя с людьми мало ли о чем, "на глаз" определял болезни, а затем и кропотливо, день за днем лечил дояркам руки, а свекловичницам застуженные поясницы. И уцелевших после войны мужчин согревало то, что не только они о своих семействах пекутся, а кто-то и о них самих постоянно заботится, "как ото о малышне".

Понятие русская интеллигенция утратило свой смысл, когда и наш "креативный класс" стал называть себя "интеллигенцией".

Но это не значит, что самой русской интеллигенции в России не стало.

В начале 90-х я однажды выступал в библиотеке одного из районных городишек. Потом библиотекарши меня оставили, чтобы поговорить со мною уже наедине. И узнав, что зарплату они не получают, я простодушно спросил:

– Почему же вы на работу ходите?

– Да власть теперь такая, что только обрадуется, что библиотеку можно закрыть! – столь же простодушно ответили мне эти женщины. – А нам и книг, и тех ребятишек, которые к нам приходят, жалко…

Авторитет истинной интеллигенции в России всегда был, а в провинции еще и остается столь высоким прежде всего потому, что вся её жизнь подчинялась лишь её развитому нравственному чувству.

*,*,*

К нам в Союз писателей России Зоя Алексеевна приезжала не так уж и часто. И всегда дня за три мы уже все знали, что она приедет. И с нетерпением её ждали. И затем каждый заходил в комнату к Марьяне Васильевне, чтобы с Зоей Алексеевной хотя бы поздороваться.

Я тоже заходил.

И даже за краткие минуты заряжался от неё твердой уверенностью в том, что и в наше меркантильное, заточенное уже на пустоту, времечко можно сохранять свое человеческое достоинство…

Николай ДОРОШЕНКО