Постмодернистам, выпестованным на деньги Сороса, Березовского и российских налогоплательщиков, так и не удалось заменить собою русскую литературу. Но если библейского Иакова хромотой отметил Бог, с которым он боролся, то постмодернисты, сделав нам вызов, вынуждены были в уродцев превращаться добровольно, из, скажем так, партийного энтузиазма. А в результате - стала еще более отчетливо различаться граница между «новорусским» модернизмом и современной русской литературой.

В свою очередь, сами русские писатели, от российского государства и «прогрессивной мировой общественности» отлученные, принялись более осознанно искать некий принцип собственной самоидентификации. А как только сошлись на реализме, сразу же многим стало казаться, что наша национальная литература слишком разнообразна, чтобы вместить ее в границы одного, пусть даже самого универсального, художественного пространства. Обобщив суть споров, выплеснувшихся в последнее время в том числе и на страницы «Российского писателя», можно все свести к двум вопросам: если мы реалисты, то куда девать «Нос» Гоголя или «До третьих петухов» Шукшина? Сочетается ли реализм с естественным обновлением художественных приемов?

Видимо, противоречивые суждения на сей счет возникают прежде всего потому, что реализм мы привыкли принимать за художественный метод, школу и даже направление, в то время как это нравственная задача, достигаемая с помощью бесконечного множества художественных методов и приемов. То есть, на самом деле, художник делает свой вечный выбор между правдой или ложью, а не между, скажем, натуралистическим и метафористическим изобразительными приемами, не между той или иной школой.

Что касается критического, социалистического и всякого иного реализма, вплоть до гиперреализма - то, в конечном результате, не всегда и здесь нравственный выбор оказывается ограниченным политическими предпочтениями автора. Скажем, к апологетам критического реализма наше литературоведение относит и тех, кто вскрывал ранее закамуфлированные социальные противоречия в обществе (говорил правду), и тех, кто из политических целей сознательно сгущал краски (т.е. осознанно врал). А можно ли сомневаться в искренности автора романа «Как закалялась сталь»? Значит, даже соцреализм был именно нравственной задачей, просто реализмом, но - лишь для тех художников, для которых идея социального равенства была живой реальностью. А в художественный метод его превратили не художники, а шабашники, охотно ставшие в скором будущем авторами «Детей Арбата», «Зубра» и тому подобной антисоветчины.

Непредвзятость, неспособность к лукавству всегда помогала художникам преодолевать мировозренческую ограниченность. Так, Дон Кихот нами не воспринимается как сатирический персонаж. Бальзак в своей «Человеческой комедии» предстает отнюдь не тем роялистом, к которому его обязывали личные политические предпочтения. А автор «Поднятой целины» куда шире и глубже понимает суть описываемых в романе событий, чем это мог бы себе позволить просто коммунист Шолохов.

Но возникает вопрос: а если у постмодерниста Сорокина скотство не политическая личина, а истинное лицо? Значит, он тоже реалист?

Да, реалист. Но только относительно самого себя и себе подобных меньшинств, а не относительно большинства (кстати, главным признаком тоталитарного общества является личностное доминирование меньшинства над большинством. Но не только поэтому уже не на страницах литературных изданий, а в Кремле должно приниматься решение: можно ли позволять садистам, серийным убийцам, насильникам, педофилам и прочим моральным уродам - вполне реальным! - заполнять наше культурное пространство своими исповедями, своими представлениями о том, что есть человек. Решение это, куда более ответственное, чем о социальных пособиях и экономической стратегии. Прежде всего потому, что в материнской утробе складывается лишь будущий человеческий генотип, а само человеческое сознание формируется именно той культурной средой, в которую человек попадает после своего рождения).

Школьные учебники продолжают внушать нам, что реализм появился вдруг, после сентиментализма и романтизма. При всем том, что гетевского Вертера читатели воспринимали столь реальным своим современником, что многие даже решились разделить с ним его трагическую судьбу. Да и если «народ создал Зевса», а Фидий лишь «воплотил его во мрамор», то уже древний Фидий был реалистом в самом полном смысле этого слова. Ибо нет реальности, отраженной более объективно, чем представление народа о сути и смысле своего бытия, добра и зла, красоты и уродства.

Что касается гоголевского «Носа» и подобных ему «нереалистичных» произведений, то мне даже неловко именно писателям объяснять разницу между натурализмом (литературное направление) и реализмом (позиция), напоминать, что кроме изобразительных метафор есть еще и смысловые, и сюжетные метафоры. Независимо от того, что Гомер, может быть, верил в сирен, способных заставить Одиссея забыть о Пенелопе, а Гоголь уж точно не верил в человеческие носы, делающие самостоятельную карьеру, мы понимаем, о каких вызовах и страхах эти писатели ведут речь. И когда у Гоголя лишь редкая птица долетает до середины Днепра, мы понимаем, что он нам хочет сказать. И когда у Пушкина деревья отряхают последнюю листву, мы тоже догадываемся, что отряхиваются они от листвы не так, как собаки отряхиваются от воды. Такова природа человека, что увидеть и понять он может куда больше, чем объяснить. А художественное постижение реальности, в отличии от научного, адресовано скорее бесконечно глубокому (во все времена!) человеческому чувству, чем обреченному на временную (историческую) ограниченность человеческому уму.

Нет необходимости объяснять, что если сегодня в качестве высшей похвалы художнику на государственном телеканале «Культура» звучат слова: «Он создает свою реальность», то тем самым подчеркивается человеконенавистнический характер официальной идеологии нашего государства. А с точки зрения христианской и магометанской идеологию эту можно смело назвать еще и сатанистской. Человеконенавистнической идеология эта является прежде всего потому, что правда и правота частная противопоставляется правде и правоте общей, коллективной, как более высокая и значимая. По сути дела, художнику предоставляется возможность быть Гитлером, который (мы в год 60-летия Великой Победы об этом охотно еще и еще раз напомним!) тоже относился к человеческой массе, как к глине, из которой можно беспощаднейше вылепить нечто свое, по своему образу и подобию. А люди верующие могли бы добавить, что настоящим художником в нашем государстве признается лишь двойник люцифера, бросающий вызов Богу, пытающийся сотворить свою реальность.

Реалист в нашем сегодняшнем понимании - это художник, изображающий мир с такой же благоговейной правдивостью, с какой святой Лука изображал Матерь Божью и Ее Младенца.

Реалист, изображая дерево или человека, всего лишь познает красоту творения Божьего, всего лишь изображает трагедию бунтарского (а так же слепого, невинного) оступничества от образа и подобия Творца или живописует счастье миролюбивой гармонии между одним кратким мгновением человеческой жизни и вечным временем человеческой души. А если реалист является атеистом, то, все равно, он не может сказать правду о человеке, не понимая его истинной сути и, значит, не сопереживая ему, не отдавая себе отчета в том, что каждое облако, каждая травинка, каждый камень становятся живымм, способными к страданию или к покою сразу, как только человек устремляет на них свой взгляд. Поэтому саврасовская картина «Грачи прилетели» или поленовский «Московский дворик» будут всегда казаться нам несторонними, хранящими отпечаток также и нашей собственной души.

Реалист всегда осознает свою ничтожность перед изображаемым объектом (а иначе Шолохов посмел бы написать не «Поднятую целину», а «Беломорканал»!). Детектив и даже фантастика могут быть реалистическими, если художник подчиняется не только требованиям жанра, но и говорит о человеке правду.

А человек всегда не такой, каким он смог стать в силу разных обстоятельств, а такой, каким он бы хотел предстать перед Богом (для атеистов - перед своей совестью или хотя бы перед своими детьми). Потому-то в пространстве между человеком изменчивым, бытовым и вечной его душою вместились все самые высокие драмы и трагедии - от Эсхила до Островского. Не воспринимая это пространство как реальное, нельзя было написать и одно из лучших произведение в жанре фентези «Алые паруса». Реализм - это всего лишь результат осознанного нравственного выбора между бытием и небытием, между реальностью и уходом от нее в пустоту, между надличностной, самоотверженной правдой и корыстной, себялюбивой ложью. Реализм может быть суровым и утешительным, потому что любовь и простое приятие одинаково появляются и в тревоге, и в жалости. Новым он может быть ровно на столько, на сколько текущие события меняют ракурс нашего взгляда на окружающий мир, позволяют увидеть доселе невидимое. Но - не потому, что некий художник вдруг обновил краски на своей палитре. Сколько художников, столько и изобразительных приемов, столько и способов познания, а реальность, всего лишь частицей которой каждый художник является - всегда остается в единственном числе.

Николай Дорошенко

Комментариев: