Роман Василия Дворцова «Аз буки ведал…» первоначально увидел свет в журнале «Москва» (сокращённый вариант в №№ 1,2, 2003 г .), затем полностью трижды выходил в Новосибирском издательстве «Сова» (2006, 2007 и 2009 гг.). Совершенно достойно отмеченный премией «Москвы», этот первый в творчестве тогда только начинающего писателя роман открыл любителям русской литературы новое имя прозаика с мощным эпическим дыханием, оригинального мыслителя и тонкого психолога.

По ходу чтения романа «Аз буки ведал» постоянно вспоминаешь бессмертную «Одиссею», вечную сюжетную матрицу, в которой каждый век, каждое время отливает свою историю. Герой Гомера, носимый ветрами судьбы от острова к острову, видит миры и цивилизации, встречается с людьми, богами и демонами, находя любовь и теряя друзей. А через широту пройденных пространств, постигает глубину самого себя – через познание великого космоса, познаёт микрокосм. Такова история и главного героя «Аз буки ведал…» Глеба (Максуда) Муссаева – роковые события гонят его по России, непредвиденные обстоятельства заводят в горы, загадочные случайности сталкивают с удивительными персонажами. Скрываясь от слежки, защитник расстрелянного Белого Дома Глеб бежит в Сибирь для написания документальной хроники произошедшей в Москве 1993 года трагедии. Но, как когда-то Одиссея, его относит далеко от намеченного маршрута, как Одиссей, он неожиданно заглядывает в запретное и приоткрывает тайное.

Он вошёл в воду и медленно опустился ко дну в зелёном мерцающем стекле. Свет, сдавленный жуткой силой водопада, здесь превратился в отдельно хаотично плавающие линзы ледышек. Они мелкими летающими тарелочками, кружась и подрагивая, светили на чёрные отблёскивающие в ответ слюдинками камни. Всё множество кипящих пузырьков оставалось вверху, образуя плотный, матовый и дышащий свод. Глеб некоторое время лежал на дне и просто смотрел на этот жемчужно переливающийся потолок, на блуждающие линзы света, на помаргивающие искры нависающих сбоку камней. Вдруг он вспомнил кто он , и стремительно рванулся назад, в эту плотную кипящую пузырьковую массу. Пробив её, он вынырнул, взглянул вверх и ужаснулся: оттуда, с невозможного высока на него широко раскрытыми мёртвыми глазами смотрело его лицо!

Острова блаженных, чары Цирцей, олимпийские высоты перевалов и подземные лабиринты Аида – только воля, даже больше, чем воля – постоянное виденье цели (Максуд – на арабском «главное желание», Мусса – Моисей, главное желание Моисея – Земля обетованная) позволяет героям древнего эпоса и современного романа преодолеть все преграды. Эта цель для них одинакова – Родина.

Заложенная в основу романа композиция «одиссеи» позволила автору описать широчайшую панораму политических и идеологических течений, расцветших в период распада СССР. Это анатомический срез политизированности общественного сознания горящих 90-х, его патриотического спектра – от социал-революционного края до национал-консервативного. Психологический реализм Дворцова в лучших отечественных традициях запечатлел ярчайшие типы новейшей истории, где за каждым литературным портретом просматривается конкретная личность. Дажнёв, Филин, Саша Б., доцент Мурченко и профессор Мыльников, Главный русский редактор и Великий русский поэт – всякий, кто помнит времена Фронта национального спасения или Союза духовного возрождения Отечества, может вставить в эти прорези лица своих знакомых политиков и народных лидеров. «Аз буки ведал» – точное свидетельство духа того времени. Особую окраску роману придают ведённые в художественное повествование публицистические фрагменты расследования Парламентской комиссии событий «чёрного октября». О законности прямого соединения беллетристики и факта спорят, но ведь традиция такого синтеза как раз и идёт от списка кораблей, отплывавших покорять Трою.

Из рукописей Глеба: Выдвигаясь на «Останкино», никто не учёл, что свободных стволов в парламенте практически не было. Для охраны мэрии осталось единственное, не задействованное на внутренних постах в «Белом доме» наполовину вооружённое подразделение парламентского полка – менее 10 автоматчиков, да десяток их безоружных товарищей. Этот надёжный комендантский резерв, отличавшийся жёсткой дисциплиной, ранее всегда был со штабом Ачалова.

В результате в охране колонны на «Останкино» ушло всего 18 вооружённых человек, в чём мы убедились во время построения у здания техцентра АСК-3. Эти люди оказались из разных групп и никак не были связанны между собой. Часть из них составляли демонстранты, отобравшие оружие у омоновцев. Ни одного «баркашовца» в «Останкино» не было. Среди вооружённых людей в «Останкино» находились представители группы «Север» и Союза офицеров, которые почти все погибли, один-два командира казачьего батальона и наша группа во главе с Макашовым.

Расстрел Парламента – ключевое событие конца ХХ века. Танковые залпы и пулемётные выстрелы в безоружных людей в самом центре столицы великой страны разделили наше общество не идейно, не по возрастам, не по образованию или социальной статусности, октябрьская трагедия развела россиян по нравственной принадлежности. По утверждению автора, именно энциклопедия политических идей и портретная галерея их носителей на переломе Российской истории и явились основной целью написания романа. Для решения этой задачи Дворцов совершенно точно нашёл главного героя.

Только сам прошедший через смерть имеет моральное право судить тех, кто так или иначе причастен к национальной трагедии, кто нагнетал напряжение, которое обернулось смертями многих сотен, если не тысяч невинных людей. Только «полукровка» может точно прочувствовать националистические тупики в патриотизме. И вот, чудом выживший в огне Белого Дома, сын татарина и русской, Максуд – в крещении Глеб – становится перекрестьем, точкой схода для самых разных убеждений и учений о спасении России. В разоблачении пустоты трибунных лозунгов, обернувшихся человеческими смертями, в осознании неразделимости любви и к матери, и к отцу, в отказе от личного счастья во имя гражданского и товарищеского долга герой ищет выход из беспросветного отчаянья крушения надежд на земную справедливость. И находит – в вере, в Православии.

Как писала критик Капитолина Кокшенева: «роман "Аз буки ведал" – редкий и талантливый пример "возможности христианина" в современной литературе. ... Вобрав разно-национальное, примирив его через религиозное, подчинив то и другое своему художническому укорененному таланту, Василий Дворцов написал, в результате, современный русский роман».

Алтай – центр Земли. Пуповина человечества. Вот идёт, идёт, идёт человечек по бескрайне серебристо-серому на свету и густо-васильковому в длиннющих, от чуть приподнявшегося заспинного солнца, тенях, бесконечному каменистому в лёгкой бледно-фиолетовой дымке, полю. Вдыхает полынную сырость. Брусничку подбирает. Идёт, идёт и думает: кто он? Кто? До сегодняшнего дня и не сомневался – русский. Правда, ещё и татарин. Жили ли эти прилагательное и существительное мирно? Когда как... Но, при всём этом, сие было его личной, очень интимной темой. Её никак нельзя было поведать никому «не такому»: смешно – ни отцу, ни матери. Ни дочери, ни, тем паче, жене. Очень смешно. А в двадцать один год ему вдруг сильно захотелось обрести в себе цельность.

А это из статьи Валентины Ерофеевой : «…роман "Аз буки ведал…" не для ровнодышащих. Это, пожалуй, самый оптимистичный роман последних полутора десятилетий жизни русской корневой литературы».

Разделяя вышесказанное о современности и оптимизме, считаю нужным указать на то, что в данном случае в нашу литературу вошло оригинально новое сюжетное сочетание языческого мифа о восстановлении вселенской гармонии и христианского образа преображающегося героя.

В чём принципиальное отличие главного персонажа «Аз буки ведал» от исходного гомеровского образца? В понимании того, что именно есть Родина. Одиссей, в результате пройденных испытаний возвращается в свой собственный дом, он замыкает круг странствий в семье, утверждая этим неизменяемость мира. Глеб же не смыкает свой путь кольцом, так как его «дом» расстрелян и сожжён, и никакие побелки не вытравят из стен Депутатского собрания впитавшиеся кровь и сажу. Советский период истории Российской Империи оборван безвозвратно. Поэтому, описав дугу, герой Василия Дворцова не возвращается к исходу, а по спирали поднимается на высший уровень – душевный мир он обретает в плане духовном. Преодолевая главное своё искушение – искушение ветхозаветным «око за око, зуб за зуб» в, быть может, не вполне ещё воспринимаемом «возлюбите врагов своих», Глеб переживает откровение Божественного сыновства.

... Глеб привстал, повернулся, удивлённо огляделся: вокруг всё было как прежде. Земля. Жизнь. Ночь... Но, словно в каком-то усилении резкости. Тьма ещё не ослабела, а он видел окружающие скалы в их малейших складках, трещинах и осыпях. И даже на каждом камешке, словно через увеличительное стекло, легко различал слоёные линии, крапины, прилипшие песчинки... Не чувствуя своего веса, пошёл к выходу из цирка. Первой его встретила берёзка. Он обнял её, погладил белый полопавшийся шёлк, прижал к лицу мелкие жёсткие листочки... Колючая шершавость нависшей скалы. Коросты подсохших лишайников. В нос ударила вязкая смола багульника, и откуда-то сверху опять дух лаванды. Запахи тоже усилились... Где-то пискнула мышь... Как он всё это любил! Как же он любил весь этот мир. Божий мир! Сердце пульсировало ровно и сильно. Тело послушно и бодро. Даже разбитые руки не чувствовали боль. «Слава Тебе, Господи, слава Тебе»... Глеб осторожно поцеловал белую кору берёзки.

Само наречение Максуда при крещении в Белом Доме именем святого князя Глеба, принявшего, как и его старший брат Борис, смиренную смерть ради недопущения междоусобицы на Руси, – авторский знак, заверение его обязательного обновления в духе. А обновлённый герой должен обрести себе и новый дом. И он едет на строительство будущего монастыря.

« Строить монастырь… Строить монастырь... Строить… » – финал романа предвосхитил недавнее высказывание патриарха Кирилла, заявившего, что наше время категорически нельзя называть «смутным», потому что, не смотря ни на какие страдания и тяготы, народ в нём не только не терял веры, а, наоборот, активно входил в неё. Повторю: вера – вот на чём стоит оптимизм произведения, казалось бы, описывающего апофеоз душевных мытарств поколения, на долю которому выпали общий моральный кризис и последовавшие за ним крах коммунистической идеологии и физический распад Советского Союза.

Не сомневающийся в вечности Великой России, под разрушением старых форм лишь готовящейся к обновлению, Дворцов передаёт пафос бессмертия Империи щедрым насыщением ткани романа величественными панорамами пересекающей Евразию магистрали, звёздной или полуденной природной мощью древнего Алтая, грозовой страстью разбушевавшихся стихий и подземным шёпотом легенд о Беловодье. Лирическими воспоминаниями о Москве и Тюмени. А главное – красотой людей. Чистотой чувств и высотой помыслов тех, кем творится Русская жизнь, чем она хранится – верностью понятию мужской чести Глеба и женской жертвенностью Бабы-Тани, правотой православного священника отца Владимира и совестливостью ветерана-афганца Семёнова, хранением традиций эмигрантом Нардова и любомудроствованием Анюшкина. Россия – прекрасна людьми и просторами, и уже тем бессмертна. Это не эстетический лозунг, не позёрская фраза, так как по Дворцову чувство красоты – чувство присутствия Бога, поэтому красота, как собственное Божественное качество, неизменна во веки.

Между двух нежно озолоченных вечерним светом горных громад, как на старинной японской картине, низко дрожало огромное, круглое, тёмно-красное солнце. Под ним лиловый туман прозрачно заполнял косые длинные тени над рекой, перекрытой стремительным подвесным мостиком. Дальний берег, вздувшийся зубчатой спиной уснувшего динозавра, с поднимающимися почти до вершин, совершенно синими соснами, влажно оглаживался бледно-розовыми облаками. Облака медленно, как гигантские слепые улитки, сползали вниз, цепляясь за распушённые кроны, а на их светящемся фоне двумя короткими чёрными чёрточками кружили орлы...

Особо хочется сказать о пейзажных зарисовках Горного Алтая. Удивительно чувственное восприятие окружающего буквально просвечивает каждую страницу, превращая строчки текста в выпуклые зрительные образы. Всё, о чём читаешь, обладает абсолютной реальностью – всё имеет фактуру, плотность, вязкость, цвет и запах. Природа для Дворцова – на грани пантеистического восприятия, всё в ней личностно. Деревья и ручьи, камни и пещеры, птицы и змеи – такие же активные и полноправные участники событий, как милиционеры или железнодорожники. Поэтому нисколько не удивительны появления в особо эмоциональных моментах совершенно уже потусторонних персонажей. В такой одиссее они вполне ожидаемы. Ведь даже в загадочном лагере, собравшем представителей и коммунистов, и монархистов, и националистов, реальные политики причудливо, но совершенно правдиво взаимодействуют с космистами, эзотериками и откровенными колдунами. Так что вряд ли кто решится спорить с утверждением автора, что все ультрасовременные политические партии – древние секты, лишь маскирующиеся оболочкой злободневной демагогии. Ведь никто не станет отрицать, что наша с вами принадлежность к правым или левым убеждениям – это всё та же извечная вера в справедливость, вера, а не рациональные расчёты. Как никто не спорил с Гомером о влиянии взаимоотношений Посейдона и Афины на судьбу царя Итаки.

Через туман, через дождь – там, впереди в небе просвечивало нечто. Нечто большое, нет, огромное. Оно не имело ни вида, ни формы – просто белесое пятно... Голубой туман и голубой дождь... И как будто звучала музыка. Без мелодии, просто один, всё время повторяющийся аккорд.

И тогда этот мокрый, измотанный, в грязи и песке, с остатками бинтов на вновь кровоточащих руках, маленький человечек, сотрясаясь от холода, усталости и страха, закричал проклятия всем и всему, что противостояло ему, его желанию быть сильным, гордым хозяином этой Земли, этой Страны, и своей собственной судьбы.

И он перекричал эту проклятую, закрученную в повторениях, музыку...