Драгоценности таят либо за семью замками, либо в завалах бижутерии. Разве приходит на ум иное, когда разговор заходит о культуре при перемене консервативных и либеральных периодов в истории нашей Державы? Равно начиная с призывов созидания, взошедшие к власти законники или анархисты, так же равно обязательно заканчивают свою смену террором нежелания отпускать штурвал и рычаги. Террором, вызывающим интеллектуальный бунт, экономический кризис, социальную революцию. И страшные, невосполнимые народные утраты и государственные потери.

Искусство вообще, – а литература особенно, нравится это кому-то или не нравится – неизымаемы, неизчленимы из национальной идеологии. Пусть наивные профаны или заказные негодяи философствуют о свободах творчества и авторских играх. Но тот, кто по своему личному опыту знает, что каждое произведение живо лишь жертвенной кровью художника, для них нет нужды объяснять – искусство есть поле борьбы, непримиримой войны за человеческие души.

Ещё на нашей памяти сходящие с капитанского мостика марксистско-ленинские консерваторы спудили идейно противных им Шмелёва, Бунина и Платонова, и вот, точно так же, уже рыночно-нравственные либералы изо всех сил укрывают от склонного к чтению электората своих антагонистов. Только нынешние «радикальные толерантники» прячут пугающих их «ортодоксов» и «ретроградов» не в мрачном цензурном склепе, а под покровом блескучих и трескучих маскировочных облаков пиара своих холуёв. Пардон, – грумов и консьержек, кельнерш и евнухов.

Ну, согласитесь: когда на отечественные книжные прилавки каждый год выбрасывается более 100 000 новых наименований печатной продукции (в основном, в более чем скромных тиражах, но всё же бывает и до 120 000!), и при этом 30-35 000 из этой массы названий заявлены художественной литературой... То как же бедному крестьянину, или ещё более бедному профессору, который за, дай ему Бог, самую долгую жизнь свою не в состоянии прочесть более 10-12 000 книг, выбрать из этого навала те самые 10-20-30 названий и имён, на которые не жалко истратить такого своего, такого невозвратно личного года?.. Чтобы и на следующий безбоязненно выбирать из наново напечатанных 35 000, а то и 50 000…

Растущий в геометрической прогрессии информационный вал – ослепительно, оглушительно и облепительно наползающая густая каша из волшебного горшочка, питательная и токсичная, снотворная и возбудительная, пряная и тухлая одномоментно. Если, благодаря электронным СМИ, двукратное увеличение потока информации ещё недавно происходило в течении 7-8 лет, сейчас за 2 года, а в очень недалёком будущем прогнозируется уже каждые 72 часа. И как в этой неизбежности поступательного роста коммуникативных связей выжить и не сойти с ума? Как и чем отфильтровывать, отличать, различать, разбирать и выбирать то, что хотя бы тут же не покалечит тебя и близких? Вы просите о помощи… И получаете её, даже с сопровождающим комфортом.

Есть такие заботливые службы. Главное предварительное условие – приятие евростандарта. Стандарта быта, питания, рефлексии, мышления. Лишь согласитесь не напрягаться в сохранении своих индивидуальных особенностей, и за вас заранее отсеют неполезное, вовремя представят занимательное, перспективно пропишут целительное. В евростандарте уже давно всё удобно просчитано, – от формы розеток для суперпылесосов до длительности религиозных релаксаций. Доверьтесь – всё под контролем!

Под контролем всё и в потоке информации об отечественной литературе.

Точнее – в информации о событиях литературного рынка . Ибо о самой сути – о жизни Российского литературного процесса заботливые службы заботливо умалчивают.

Произошедшие недавно встречи с преподавателями и студентами филологических факультетов Краснодара и Калининграда зарядили меня адреналином до самого верха. Библиотечные форумы, в рамках которых зачитывались пленарные доклады докторов и студентов, чья настоящая и будущая профессия, казалось бы, просто обязывает понимать, что такое жизнь литературы, высветили удручающую картину почти полного отсутствия этого понимания. Вглядываясь в чистые, светлые лица пятикурсников, которые не читали «Обрыв» Гончарова – ключевое для нашей национальной культуры произведение, с которого начался собственно русский роман ! – зато надменно уверены, что Буйда или Гребенщиков – это поэты, а не дзанни…. я пережил весь спектр чувств, от удивления и гнева, до ужаса и, наконец, жалости. Неопытные, наивные дети, как вас обокрали. Доверчивые, зашоренные преподаватели, как вас подставили.

Если же взглянуть на пережитое спокойно, то совершенно очевидно, что в основе всех нелепостей умозрительных комбинаций, преподносимых с профессорских кафедр как осмысление картины современной литературы, лежат два роковых заблуждения.

Первое: литература (шире – творчество) – абстрактная интеллектуальная игра или же сиюминутная психическая и даже физиологическая реакция индивида на раздражение, получаемое от окружающей среды. А так как игра и рефлексия не подсудны никаким законам – ни Божьим, ни гражданским, то естественна полная неответсвенность автора за впечатление, получаемое аудиторией в итоге прочтения его текстов. Так и звучало из уст докторов наук: «Пусть дети и подростки читают всё. Что-то им понравится, что-то нет – ничего страшного. Приятное и близкое себе они выберут сами, а чуждое просто познают». Не страшно твоему ребёнку понюхать некий белый порошок или затянуться косячком – возможно, что не понравится….

Для писателя, для которого его призвание и ремесло – смысл жизни, да сама его жизнь! – сравнивание литературы до кубика Рубика и физиологических реакций, свидетельствует лишь то, что заявляющий таковое никогда не испытывал вдохновения. Что ни в искусстве, ни в ремесле, ни в противостоянии стихиям, ни в отношениях меж мужчиной и женщиной, он не познал вдохновения, приносящего плод . От этой ущербности и исходит, иной раз очень агрессивное, отрицание какой-либо серьёзности воздействия произведения на сознание и душу читателя. Однако выводить плоды художественного творчества из зоны суждения их по законам религиозной морали и национальной этики (порой и эстетики), – значит совершенно уже абсурдно не признавать художественную литературу как состоявшийся и, главное, общественно-востребованный феномен культуры, без которого невозможна сама история человечества.

Втрое: из-за каких-то, явно неместных причин (не хочется говорить о лености ума), но у господ профессоров и Юга, и Севера России произошло единообразное неразличение литературного рынка и литературного процесса . Выстраивая по древним схемам экспозицию двух основных противоборствующих в общественно-художественной жизни лагерей (ортодоксы-реформаторы, славянофилы-западники, патриоты-глобалисты и т.д.), преподаватели-воспитатели Краснодара и Калининграда равно выкладывают картинку только из тех имён, что используются издательствами-монополистами в рекламных кампаниях. Основываясь в своих докладах и лекциях на не просто легкодоступном, но, более того, активно навязываемом материале электронных и бумажных СМИ, господа профессора искренне не замечают своего бескорыстного соучастия в преступном бизнесе торговцев генномодулированными тексто-продуктами из устиновых-ерофеевых-веллеров-шишкиных-крусановых-прилепиных. Да, понятно, что в нынешней унизительной суете о хлебе насущном, практически не остаётся ни времени, ни сил на самостоятельное отслеживание реальных событий и явлений, определяющих современный литературный поток. Это ж как неотрывно и погружённо надо наблюдать за развитием тенденций, за продолжением тем, за борьбой и взаимодействием школ, чтобы не обращать внимание на беснующуюся рекламу сезонных хитов, бестселлеров и прочих шорт-листов премий от ходарковских-гусинских-чубайсов. Куда беззатратнее открыть пару-тройку литобозрений тиражных изданий, проглядеть виртуальный звёздный рейтинг, и … отдаться евростандарту с сопровождающим комфортом.

Но, увы, уважаемые коллеги по ведомству русского языка, литературный рынок не так уж дик, как и рынок вообще. Нет в нём никакой свободной конкуренции, которая бы гарантировала потребителю максимум потребностей за минимум возможностей. Отечественный литературный рынок (как и рынок вообще), стоит на сговоре и коррупции. Поэтому ваша незатратность ума и пассивность души совершенно бесплатно зачисляют вас в однорядье с весьма корыстными делягами.

Стандарт обеспечивает дешевизну производства и массовость сбыта, а творчество принципиально противонапраленно унификации. Так вручную, штучно изготовленный предмет своей натуральностью разрушает целые комплексы из заменителей. Маскарад, камуфляж, мимикрия, миметизм… бижутерия киосков и низкопробные штамповки сетей… глянцевая бульварщина… Имитация творчества может быть убедительна лишь в отсутствии настоящего творчества. Поэтому литературный рынок своей природой просто обязан преследовать, затирать и уничтожать литературный процесс .

Это что касается мотивации к сговору издательств-монополистов и владельцев книготорговых сетей. А коррупция…. В своей враждебности к реальной литературе рынок литературных имитаций идеологически смыкается с отходящей от управления страной либеральностью . Так как настоящие писатели, опять же по своей природе, – природе традиционного созидания, – придерживаются консервных ценностей, то их замалчивание, изоляция от читателей и изгнание из общественной жизни поддерживается госресурсом. Сколько уже говорено-переговорено о конфузно однобоком наборе имён, раскатывающих по стране и заграницам за счёт бюджета, об однообразии лиц, оскоминно мельтешащих на федеральных каналах. О странных приоритетах странных комиссий по издательским грантам. Но это лишь видимое, то, что плавает на поверхности. Реальные же размеры финансовой поддержки липо-липковых магистров сочинительства и запретительно-разрешительного лоббирования производства одноразовых «звёзд» идейными либералами из властных структур, мы вряд ли когда узнаем. Да и не особо хочется.

В окончаниях горячих до горячечности встреч и в Краснодаре, и в Калининграде оставался один, самый главный, вопрос: понятно отсеивая внешние мат и арго, ломку и порно, что нужно считать внутренним, сердцевинным признаком художественности произведения? Как, по каким признакам различать литературу истинную и фантомную?

Да просто! Ведь ни под головоломно-изощрённой или оскорбительно-эпатажной лексикой, ни за гламурно-бульварной или детективно-брутальной фабулой бездарный автор не упрячет своей ущербности – того, что ни в искусстве, ни в ремесле, ни в отношениях меж мужчиной и женщиной он никогда не знал вдохновения, приносящего плод . Добрый плод! Опустошённость, уныние, брезгливая тоска или же агрессивное злорадство – вот и всё, что остаётся после прикосновения к имитации творчества. Но, слава Богу, в подавляющем большинстве случаев, не бывает и такого. Лишь пустота и раздражение от потраченности времени.

Пустота.... Несомненно, что человек, терзаемый амбициями, но не одарённый, способен приподняться в профессии словоплетения. При достаточной эрудиции, он легко сможет комбинировать явные и скрытые цитаты, занимательно компоновать заимствованные фрагменты и изначивать вековечные сюжеты. Но ремесло не искусство. Как никакая, самая механизированная и компьютеризированная кукла не в силах подменить живое дитя, – так комбинаторику невозможно принять за творчество .

А вот если по прочтению книги – романтической, философски юморной или страстно трагичной, вам пронзительно ясно захочется жить в полную силу, захочется стать лучше, правильнее, и, тратясь душой без оглядки, творить добро ближним, сострадать дальним, если неудержимо потянет к красоте, и вы вдруг всей своей сущностью ощутите, что «воздух чист, как поцелуй ребёнка…». Да-да-да, это оно и есть – настоящее, вдохновлённое творение.

Василий Дворцов