Геннадий Максимович Ёмкин

Геннадий Максимович Ёмкин родился 8 февраля 1961 г. в г. Арзамас-75 (ныне Саров). В 1976 году окончил 8 классов средней шк. №5. В этом же году поступил в Лукояновское педагогическое училище по специальности преподаватель физкультуры. По окончании училища в 1979 г. вернулся в свой город и начал работать инструктором по спорту в Горспортсовете на лыжной базе. В этом же 1979 году поступил в Арзамасский педагогический институт на биолого-химический факультет. Осенью 1979 г. призван в ряды Советской Армии. Службу проходил в Туркмении, Афганистане, на Дальнем Востоке, рядовым, сержантом ВВС. Военная специальность «авиационное вооружение». Демобилизовался из рядов СА в декабре 1981 г. В 1981 г. вновь начал работать инструктором по спорту в Горспортсовете г. Арзамас-16. За время трудовой деятельности сменил несколько специальностей: педагог в школе, лаборант, техник, инженер, оператор котельной. Был частным предпринимателем. В настоящее время занимается индивидуальной трудовой деятельностью в сфере строительства.
Автор трех сборников стихов «Мне навеки дарована Русь» (Саров, 2000), «Пусть в жизни все произойдет» (Саров, 2007), «Княжий щит» (Саров, 2010).
Член Союза писателей России. Живет в г. Саров Нижегородской обл.

БРОНЗОВЫЙ ЖУК
Стихи 2013 года

***
Сентябрь.
Несильные грибные
Идут дожди об эту пору.
Редеют кроны проливные,
Ещё притягивая взоры.
Сквозь тучи,
Хрупок каждый, тонок,
Пробьются редкие лучи.
И, как застенчивый ребёнок,
Природа мудрая молчит.

И мне молчанье станет в счёт.
Оно – сродни молитве в храме.
А то, что по щекам течёт –
Не объясняется словами.

Учусь молчанию листа.
Внимаю таинству долины,
Где вспыхнул каждый куст рябины
Библейской раною Христа.

***
         Стяжи Дух Божий.
         И вокруг тебя спасутся тысячи.
                   Преп. Серафим Саровский

Слов пустых отрекаюсь бесчестья.
Многословье от уст отведу.
Подвизаюсь в молитвенном месте
Слов хранить золотую руду.

Подвизаюсь тому покаянно,
Ради слова, пускай одного,
Ибо сказано от Иоанна –
Было Слово началом всего.

Отвергаю любого звучанья
Мишуру и словесную брань,
Обрекаю себя на молчанье,
Ибо – Слово моя Иордань.

Отрекусь, если надобно, слуха,
В серафимовой скроюсь глуши.
Ибо – в Слове стяжание Духа
И спасение каждой души.

***
Дай мне, Господи, Слово
Всех времён и сторон,
Что ложится в основу,
Словно в колокол звон.

Сокровенным помилуй
Из Небесной Горсти –
Дай мне, Господи, силу -
В Слове силу нести.

Что бы, слыша то Слово,
Зашептались века :
– Слышишь, брат, из какого
Донеслось далека...

БЛАЖЕННЫЙ
Всё в горсти твоей, Небесный!
Вот уже который век
Ходит калика болезный,
Славит Бога человек.

Откуда путь его, доколе –
То знают сныть да лебеда.
Два сухаря, да щепоть соли
Его богатство навсегда.

Дорога или бездорожье,
Ему едины все пути.
Идёт калика в Царство Божье,
Несёт смирение в груди.

Идёт дорогою любою.
Присядет, да сухарик съест.
На всё-то смотрит он с любовью
И всё-то любит он окрест.

Благой, блаженный ли, убогий,
Ему едино, как зовут...
Поскольку все его дороги
Во Царство Божие ведут.

***
Я снова отбиваюсь от стихов.
Уйдите! Говорю, и чёт и нечет!
Я ненавидеть их уже готов.
А те летят.
И каждый словно кречет,
Увидевший добычу всё кружит
И целит в память, словно зверю в темя.
И ни один покуда не спешит
Лететь в ему отпущенное время –
Утраченное время чистых вод,
Больших лесов, куда пришли народы
И доставали в дуплах дикий мёд,
И поклонялись тем лесам и водам.

О чём я вдруг?
Кого посмел хулить!
Вернитесь все! Останьтесь, чёт и нечет!
Лети ко мне, мой ророк, сокол, кречет!
Я стану клёкот твой переводить.

Не смей, не смей мне память отказать
От птичьих слов и птичьих перелётов,
По имени траву любую звать,
И помнить запах от тяжёлых сотов.

БРОНЗОВЫЙ ЖУК
Вот и в наши края добралось
Травяное славянское лето.
Все леса и озёра насквозь
Нисходящим пронизаны светом.

Смолянистый, душистый, лесной
Дух летает на каждой поляне.
Жук из бронзы гудит надо мной:
– Тут молились и пели славяне!

Древний житель из прошлого дня,
К смене лиц и наречий привычный!
Ты запомни теперь и меня,
И ладони в соку земляничном.

Может быть, через тысячу лет,
Прилетая на детские крики,
Прогудишь: – Тут когда то поэт
Перепачкался весь в землянике!

Будешь древнею бронзой гореть.
Будут травы дышать чудесами.
Будут дети на это смотреть
Голубыми моими глазами.

ФЛЕЙТИСТКА
Она нашла божественные звуки!
Зачем флейтистке маска и слова.
О, как печально оголились руки!
О, как склонилась низко голова!

В каких краях душа её парила?
Какие тайны вдруг открылись ей?
Что быть собою тело позабыло,
Что зал, не слушал – а летел за ней!

Пусть судит Бог поэтов и паяцев,
Но ей – простит, что дышит в эту трость.
Что ради страстных губ и нервных пальцев
От жизни этой тело отреклось.

***
К вечеру немного порошит.
Даже чуть присыпало оконце.
Первый снег, он долго не лежит,
Он водою талою проснётся.

Первый снег, он в том не виноват,
Что земля про лето не забыла,
Что река до хруста не простыла,
И едва, но теплится закат.

Что мороз не вызвенил дорогу,
Что пока ещё по вечерам
Месяц вновь бредёт от стога к стогу,
Словно нищий в праздник по церквам.

Но уже, поигрывая силой,
Всюду рыщет ветер снеговей.
Дышит в спину осени постылой
И подол обтрёпывает ей.

ЗАКОН ЖЕЛЕЗА
Стоял туман. Машина шла по трассе
Огромная. Водитель напевал.
Он знал, что асс, что вырулит на классе –
Он держит скорость, держит интервал.

Но вот и он отвлёкся на немного.
Он слишком поздно ощутил удар.
Он не заметил, что через дорогу
Метнулась псина в хищном свете фар.

Но уносилось прочь уже железо.
Туман и морок плыл со всех сторон.
Нет у железа к жизни интереса,
Но сила есть и собственный закон.

Есть у железа собственный закон,
Гласящий, что живое не в почёте.
Отвлёкся лишь водитель,
Но не он!
А что ему кусок животной плоти!

Ему на трассе нет такого знака –
Что на дороге должен быть живой!
Вечерний свет.
Обочина.
Собака
В щебёнку ткнулась жёлтой головой.

Я в сумерках стоял , как изваянье,
Я слышал визг, я видел тот удар.
Какой туман!
Какие расстоянья!
Какой кровавый от собаки пар...

Водитель – асс! Доедет это точно!
Крутя баранку и дымя в окно,
Не замечая, что давно и прочно
Закон железа подчинил его.

Стоит туман.
А в нём – собачий выдох...
Тишайший самый...
Больше не могу
Читать в глазах её, ещё открытых:
Скорей! Скорей! К родному очагу...

Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную