|
***
Ещё ни жёлтого листа,
Ни паутины серебристой
Прохладный ветер у виска
Не пронесёт.
Но полдень чистый
Настолько, что уже вот-вот,
Вглядись, и ты увидишь это –
Птенец окрепший унесёт
На крыльях звон и краски лета.
Тишайший полдень.
Хрупкий свет.
Лишь георгины жарко дышат,
И ласточкам вздыхают вслед,
И осени дыханье слышат.
***
О, это время!
Тихое - до слёз…
До пониманья мира и приятья
Всего, что ты готов принять в объятья -
И облака, и тихий свет берёз.
Теченье вод, теченье облаков -
Согласно всё молчанию и грусти.
И только ветер, что порой припустит
Вдоль просеки,
Листву кружить готов.
Мальчишка ветер…
Скоро о кусты
Исхлещется, и ляжет, успокоясь.
И я опять ни чем, не беспокоясь,
Пойду, со всем приятель, и на «ты».
И тихо так,
Что слышно: в стороне
От просеки,
Не ведая о грусти,
Растут, собой довольные вполне,
Поскрипывая, рыжики и грузди,
Да, беспокойный, уползает уж
Подальше в лес, где мхами зеленея,
Столетними, под сказки Берендея,
Подрёмывает бабушкина глушь.
***
Небывалый, какой листопад, -
Скоро рощи совсем обнажаться.
Ветер дунет, - и листья летят.
Ветер стихнет, - и листья кружатся.
Знаешь, ветер! Я тоже, как ты
Разметал всё, что было, на листья.
А теперь вот стою у черты
За которой неясно и мглисто.
Но давай в этот день золотой
Всех обманем – печалиться нечем!
Это позже ты резкий и злой
Надо мною подуешь на свечи.
А пока ты шуршишь без конца
В этих листьях и носишь их мимо
Палисадника, окон, лица,
Притворимся, что всё поправимо!
***
Природа дремала.
Природу знобило.
Безвольная, времени счёт не вела.
Молчала вода, не текла, не рябила
Холодная, стала прозрачней стекла.
Но чудо случилось!
И дальнее эхо
Тепла золотой листопадной поры
Вернулось и тронуло волглые веки,
Морщины и складки древесной коры.
Немного тепла…
А немного и надо.
Всегда обострённей природа и мы,
Услышав дыханье поры листопада,
Вздыхаем в предчувствие скорой зимы.
Природа дремала.
Быть может ей даже,
Одно из белейших, тишайших чудес
Всё снилось и снилось…
Мне утром расскажет
Об этом хрустальным молчанием лес.
***
Золотая до странности осень,
(Только изредка охра и медь)
До того, что мне хочется бросить
Всё земное и птицей запеть.
И весною мне птицей хотелось
Петь. Но это иначе звалось –
Трепетало, звенело, летелось!
А теперь, золотое насквозь.
Золотая до странности осень.
Ты уходишь…
Ну что же, добро!
Это золото спеть удалось мне,
А зима, принесёт серебро.
МЕСЯЦ СЕРЕБРЯНЫЙ
Ночь.
Прохладно.
Ясно.
Осень…
Дайте кисти мне и холст!
Плащ серебряный набросив,
Ходит месяц среди звёзд!
Он не может и не хочет
Равным быть среди светил.
Так, наверно, среди прочих
Блок задумчивый ходил…
Нет, на небе он не гость,
И по праву ходит князем!
И звенит о звёзды трость, -
Сыплет золотые наземь.
А когда Восток займётся
Алым, гордо скинув плащ,
Призовёт к барьеру солнце:
- Сударь! Первый выстрел – Ваш!
Кисти! Красок же!
Достанет
Рассказать ещё о том, -
Завтра он, воскреснув, станет
Щедро сыпать серебром!
***
Ночь тиха.
Сияньем дивным блещут
Звёзды все и месяц молодой.
Я иду с прекраснейшей из женщин,
Под своей счастливейшей звездой.
Мы молчим.
Взволновано дыханье.
Разговора потерялась нить.
Хорошо, что звёзды на свиданье
За неловких могут говорить.
О любови не сказано, ни спето
Ни полслова. Но рука в руке
Мы идём, и постигаем это –
Говорить на звёздном язык
***
Пил и плакал.
И казалось,
Что живу в кромешной тьме.
Ничего - то не осталось,
Даже память о тебе
Тихим светом, светом хрупким
Удалилась за тобой.
Только свет по переулкам
Непонятно – голубой.
Я хочу в него вглядеться,
Отыскать твой прошлый след.
Мне подсказывает сердце:
«- Нет...
Остался только свет.
В этом свете, как в тумане,
Много кануло сердец.
А мою затянет рану
Цвета странного рубец».
ГРАЧИ
Март. Начало.
Я видывал разного…
Но такого не видел давно, -
Все грачи на картине Саврасова
С нетерпеньем глядят за окно.
Там синица затенькала…
Господи! -
Словно сделала солнца глоток!
Вот и мне- то подумалось: до сыти
Уж зимы то! Давай, Марток,
Выше выкати солнце ядрёное,
Растопи ледяную стынь!
По оврагам да по урёмам
Свой нагольный тулупчик скинь.
Ветром вербным пройдись в долине,
Чтоб вздохнула, паря, земля,
И грачи, что живут на картине,
Громко грая, сорвались в поля!
КАЧЕЛИ
«Скрипят, скрипят под ветками качели…»
Николай Рубцов
Качели, что нынешним летом
Устроил отец под берёзой,
С восторгом малышку качали!
И звонко смеялась девчушка
Всему, что вокруг происходит.
И куклу к себе прижимала.
И всё это – счастьем звалось.
Теперь же под эту берёзу,
Что жёлтые листья роняет,
Под вечер, когда уже ветер
Оставит в покое листву,
Приходит порою старушка –
И ту же малышку приводит.
Посадит её на качели,
Плотнее укутавши в шаль,
И тихо так встанет в сторонке.
И долго на девочку смотрит…
И шепчет слова золотые,
И горькие шепчет слова.
Но так под берёзою тихо,
Но так под берёзою грустно…
Что каждое слово слышней.
Но, девочка куклу качая,
По детски, не всё понимает
И все то слова - золотыми
И милыми кажутся ей…
И слышится детское пенье –
Малышка баюкает куклу,
За бабушкой вслед повторяя:
« Мой ангел! Сиротка моя…»
|
ПЁТР ЗЛОБИН
Говорят - пошли грибы.
Да такой пошли волною,
Хоть иди на них войною,
Хоть лопатой их греби!
…закурил Петро неспешно,
И закашлялся в кулак:
- За грибами бы – конешно…
Да без ног, оно – никак…
К новой жизни приспособлен.
Никого - то не винит.
Третий год уж Пётр Злобин
Есть – военный инвалид.
Утром - глядь, а гриб стоит
Во дворе:
- Здорово, Петя!
Вот и видит инвалид
Жизнь в хорошем всё же свете.
Взять вчера: зайчишка ловкий,
Шустрый заскочил, чуть свет,
И, не то, чтоб за морковкой, -
Передать Петру «Привет!».
Третий год Петруха Злобин
Беломорит на крыльце,
Но приветлив, а не злобен
С тихим светом на лице
Улыбается природе
И не просит у судьбы.
Оттого, к нему и ходят
В гости зайцы и грибы.
ТЕНЬ
И вся в лучах листва купалась!
Томились лилии в пруду.
До хруста соком наливались
Плоды в полуденном саду.
Я задремал.
Мне снилось: лето -
Ещё в разгаре, но уже,
На ближнем самом рубеже
Явились осени приметы.
И среди них,
(я видел это!)
Вон там, в мятущихся кустах,
С приметой горькой на устах,
Там – тень осеннего поэта…
Как это странно,
Вдруг очнуться
И сквозь листву, и зыбкий свет,
Коснуться странной из примет –
С самим собой переглянуться.
ТЕРНОВЫЙ КУСТ
Какой закат! И даль чиста.
День истончается и тает.
Лишь силуэт того куста
Мне о земном напоминает.
Лишь куст терновый зацепил
Мой взгляд. И не даёт отвлечься –
Что лунная родится млечность,
Предвестник всех ночных светил.
День истончился до конца.
Вот - вот земное притяженье
Исчезнет, только звёзд круженье
Оставив около лица.
И ночь уже. И звёздный хруст.
Земное, истончаясь, тает.
И только куст, терновый куст
Меня всё держит и терзает.
БУМАГИ ЛИСТ
Сегодня будет ночь бессонной.
Не зря, дыханье затая,
Бумаги лист приговорённый,
С восторгом смотрит на меня.
Дрожи, бумажная душа!
Я сам дрожу. Я сам навроде
Уже стою на эшафоте,
Последним воздухом дыша.
Меня казнить придут слова
В одеждах призрачных, безликих.
Сквозь них – намёки, тайны, блики
И очертания – едва…
Я не смогу сказать им «прочь!»
И не хочу! Пускай бессонной,
Пускай пропащей станет ночь!
Я – всё одно – приговорённый …
И жив всего одной надеждой –
Сорвать безликие одежды!
Тогда с восторгом примешь ты
Убийц прекрасные черты.
УЧИТЕЛЬ
«Учитель хоронил ученика…»
Юрий кузнецов
Учитель пережил ученика.
Идёт за гробом.
Дождь.
И ветер хлещет.
Мне слышен плач
Идущих следом женщин…
Но всё же, больше жалко старика…
Он, всё что мог, как таинство, вложил;
И мудрость слов, и музыку созвучий,
Терзания, и тихий свет души
В того, кто больше ничего не учит.
Провидит он, что станет этот век,
Грядущему уж тем не интересен,
Что, этот вот, во гробе человек,
Не пропоёт прекраснейших из песен.
Печальная процессия.
Скорбя
И молча люди тянутся за гробом.
Но среди них,
Один молчит особо,
Поскольку он хоронит сам себя.
ПИСЬМО ДРУГУ
Вячеславу Лютому
Мой милый друг! К тебе мои слова
Из захолустья, где столетья дышат,
Цветут цветы, растёт себе трава,
И неба край зарёю алой вышит.
Ты знаешь,
Здесь вдали от суеты,
Живу, ничем не бедствуя, не маясь.
В душе слова простые, как цветы,
Растут, всему земному откликаясь.
Вот так и жить…
И мимо вся молва, -
Что миром правят сила, злоба зависть.
Не верю!
И мои встают слова,
С небесным и земным перекликаясь,
Здесь словом, мир легко объединим.
Ему равны и вечность, и мгновенье,
Здесь отмолил надолго Серафим
Моей душе покой и поклоненье
Родным местам.
У берега иного
Мне не пропеть.
А тихо, неспроста
Всегда пою – молитвенны места…
И, тихое, всегда доходней к Богу.
Я от того пишу тебе подробней,
Что слово мне дано взамен всего…
А чувствуя, что рядом Преподобный,
Всегда прошу за друга своего.
Ответишь ли?
А может вовсе, - снова
Возьмёшь, да и объявишься в местах,
Где мы с тобою чествовали СЛОВО.
Ну, дай то Бог!
Мой Лютый Вячеслав!
ПЕЧАТЬ
Анатолию Аврутину
« Ночь, улица, фонарь, аптека
бессмысленный и тусклый свет… »
Александр Блок
Приходит вечер северный и долгий,
И безнадёжный, как собаки вой,
Которой, быть назначено собой -
Бродягой тощей, а не сильным волком.
Наступит ночь, фонарь зажжёт постылый.
Ещё один. А дальше пустота…
И ты заснёшь, уверен, что унылый
Начнётся дождь вот-вот, и навсегда.
В такие ночи, чаще на рассвете,
Когда часы и память смотрят вспять,
Приходят сны о вечности и смерти,
И ставят на лице твоём печать.
А утром, боль баюкая под сердцем,
Ты вспомнишь вечер, ночи маяту,
И побоишься в зеркало смотреться,
Боясь увидеть просто пустоту.
Начнётся день, других уже ничтожней,
С финалом, ясно видимым в конце, -
Замкнётся круг. И глубже, и тревожней
Проступит вечность на твоём лице. |
|
