Дмитрий ЕРМАКОВ
ОТ ВСЯКИХ ПРАВИЛ УБЕЖАТЬ

Удивляюсь я Нине Васильевне Груздевой: во-первых, конечно, ее поэтическому дару. Но и ее судьбе поэтической и человеческой, ее стойкости… Были годы успеха, когда стихи Нины Груздевой публиковались в крупнейших журналах страны. Песни на ее стихи звучали на Всесоюзном радио, ее талант признавали такие авторитеты как Александр Яшин, Илья Сельвинский, Виктор Боков, Сергей Наровчатов, Василий Федоров… Николай Рубцов и Сергей Чухин не только высоко ценили ее поэтическое слово, но и были настоящими друзьями Нины Васильевны… И были, по разным причинам, годы забвения, с редкими-редкими публикациями в местных газетах… Вновь во всю силу зазвучал поэтический голос Нины Груздевой в середине девяностых годов прошлого века. Одна за другой выходили книги. Нина Груздева, не смотря на возраст и болезнь, активно выступала перед публикой. Она стала лауреатом Всероссийской литературной премии имени Николая Рубцова, дипломантом первого международного конкурса поэзии «Золотое перо», статья о Нине Груздевой вошла в изданный в 2005 году институтом русской литературы Российской академии наук трехтомный биобиблиографический словарь «Русская литература 20 века», Нина Груздева стала лауреатом Большой литературной премии России… Она и сейчас, остается для меня и многих почитателей ее таланта образцом стойкости духа.

Нина Васильевна Груздева родилась в 1936 году в деревне Денисовская Харовского района Вологодской области. Живет в Вологде

Это интервью было взято несколько лет назад…

- Вы помните свои первые стихотворения?

- Первое стихотворение я написала, когда умерла бабушка, а потом в десятом классе я написала стихотворение, посвященное учительнице, и оно было напечатано в стенгазете. Учительница литературы увидела что-то во мне, мои сочинения всегда зачитывала перед классом. Потом послала стихи в районную газету, точно не помню когда. Я нашла первую публикацию в газете за 1958год, но думаю, что были публикации и раньше.

- А когда поняли, что поэзия Ваше призвание, судьба?

- Я помню разговор с отцом… Образования у него было – два класса церковно-приходской школы, но когда его взяли в армию, он так грамотно и каллиграфически писал, что его взяли в штаб полка писарем. Он очень много читал, много знал. И я каждый раз читала ему сочинения. Он слушал очень внимательно. И однажды спросил:

"Нина, кем ты хочешь стать?" Я и ляпнула: "Писателем"… Мне легко давалось слово и, вообще, учёба легко давалась. А правил я не знала никогда, не учила специально, а писала грамотно.

- Писателю, поэту должно быть присуще врожденное чувство языка?

- Конечно, обязательно. Но есть много поэтов совершенно глухих к слову. Вроде бы пишут, а слово не звучит. Надо ведь и на звук, и на вкус, на содержание слово пробовать. Слово – это очень разнообразное понятие.

- А у вас чувство слова, тяга к поэзии – откуда?

- От мамы, наверное. Мама частушки сочиняла.

- А как в Москву попали? Почему в пединституте не доучились?

- В 1965 году приехали в Вологду из Литературного института Дементьев, Мешков и Лобанов – писатели. А нас тогда много было молодых поэтов – Герман Александров, Лёня Патралов, другие. А Дементьев к тому времени уже знал мои стихи. И вдруг звонит мне Александр Романов: "Нина, срочно приди в Союз писателей". Оказалось, когда они стали рассматривать рукописи молодых, Дементьев не увидел моих стихов и спросил: "А где Груздева?". Вот меня и вызвали. Я почитала свои стихи. Они послушали и сказали: "Мы вас берём. Собирайте документы и посылайте в приёмную комиссию". В тот год конкурс в литинститут был сто человек на место. Творческий конкурс я прошла, а не знала, что надо было русский устно сдавать, не учила. Еле-еле на тройку сдала. И приняли меня сначала не студенткой, а "кандидатом"… Как-то, ещё в пединституте я даже написала экспромт:

О, грамматические правила,
Пора бы многих вас на слом.
Я б вас давно уже оставила,
Да очень нужен мне диплом.
И вот зубрю науку скучную,
И зря чернила извожу,
Писать уж я давно научена
По родам и по падежу.
О, боже, сколько вас – тьма-тьмущая,
И все учить, все сдавать,
А я ищу сегодня случая
От всяких правил убежать!

Меня взял в свой семинар Илья Сельвинский. В то время большая величина в поэзии. И мне сказали: "Ой, Нина, тебе не повезло. Сельвинский выгоняет и со второго и с третьего курса, если видит, что человек творчески не растёт". Я расстроилась – там бросила институт, и здесь могут выгнать… Сергей Макаров из Ленинграда и говорит: "Нина, пойдём к Бокову. Он проще." "А можно?" "Конечно". И пришла я на семинар к Виктору Бокову. Он увидел новенькую и попросил прочитать стихи. Я прочитала:

Где-то месяц плывёт во ржи,
Где-то плачут от счастья люди…
Удержи меня, удержи –
Больше ночи такой не будет!
Будет просто алым восход
И закаты – как все закаты,
Что-то главное в нас умрёт -
Будем сами в том виноваты.
Очень просто, а не понять,
Очень просто, а не ответить –
Почему даже в двадцать пять
Мы доверчивы, словно дети?
Видишь – месяц плывёт во ржи,
Слышишь – нет в тишине покоя!
Удержи меня, удержи
И погладь по щеке рукою.

Боков и говорит: "Чего ты ко мне пришла-то? Чему я тебя научу – ты и сама уже всё знаешь". И он написал письмо ректору института с просьбой перевести меня из "кандидатов" в студенты. Говорит: "Если он тебя не зачислит в студенты настоящие, я брошу институт". И вскоре я стала "настоящей" студенткой. Одно моё стихотворение Боков сразу взял в "День поэзии", это издание, куда очень мало кого пускали.

- Кто ещё из вологжан вместе с Вами учились?

- Мы поступали с Серёжей Чухиным, мы были очень дружны… Однажды нас пригласил к себе домой Александр Яшин. Он даже в своих воспоминаниях о нас писал. Мы, конечно, надеялись, что он устроит нас куда-нибудь в журнал. Мои стихи он отобрал, а у Сергея ничего не взял. Он передал стихи Феликсу Кузнецову, а тот потерял, наверное… Но публикаций тогда моих пошло очень много: в журнале "Север", в "Огоньке", в "Молодой гвардии", "В сельской молодёжи". У журналов были тогда миллионные тиражи.

- То был период популярности так называемой эстрадной поэзии: Евтушенко, Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина… Вам не хотелось выступать, как они?

- А мне не нравилось тогда выступать. Я отказывалась от выступлений. Но Сельвинский в своей статье в 1967 году в "Литературной газете" поставил моё имя в число лучших поэтесс современности.

- То есть был период, можно сказать, настоящей славы. Вас много печатали, песни на Ваши стихи передавали по Всесоюзному радио… Наверное, была возможность остаться после института в Москве?

- Была реальная возможность. Я сначала стала работать в газете, это был очень отдалённый район, прописку хоть подмосковную получу, думала. Но работать там не смогла, приехала опять в Москву. Проблема было одна – прописка. Но мне обещал помочь Сергей Орлов. Иван Акулов предлагал работать в "Молодой гвардии". И вот в этот момент в общежитии литинститута встретились с Василием Беловым. Он и позвал: "Приезжай в Вологду, дадим квартиру, книгу издадим…" Я и засомневалась – то ли в Москве оставаться, то ли в Вологду ехать. Выбрала в конце-концов Вологду. А здесь всё оказалось сложнее, чем думалось – долго жила на съёмных квартирах (а это обычно в одной комнате с хозяевами за заначеской на раскладушке), лишь в тридцать шесть лет получила жильё. Работала редактором в управлении культуры, в газетах.

- И здесь произошёл какой-то провал в творчестве, вернее, в публикациях…

- Да, меня даже в "Красном севере" не печатали. С Москвой контакты потерялись. Газетная работа забирала меня полностью.

Как вышла первая книжечка в 1968 году, когда ещё в литинституте училась, с тех пор двадцать четыре года не издавалась. Да и та книжечка с трудом появилась. Если бы не Егор Исаев – не было бы и её. Ведь раньше все стихи настоящие были в конце книги, книжки мы читали с конца, а остальное обычно был ура-патриотический хлам, высосанный из пальца.

- У Вас таких стихов нет.

- Ни одного.

- Вы сознательно не позволяли себе писать неискренние стихи о комсомоле, о партии?..

- Да, я себе этого не позволила. Я пишу то, что на душу ложится. Пишу подсознанием. Подсознание подаёт сигнал, и тогда бегу, бросаю всё, пишу. И всё уже будто бы заранее готовое выкладывается на бумагу. Потом уже дорабатываю стихотворение, но почти ничего не меняю.

- И вот после этого большого перерыва первая книга появилась у Вас…

- В 1995 году. Печаталась на ксероксе и стоила мне шесть тысяч рублей – очень большие для меня тогда деньги. А потом мне Екатерина Филипповна Климушина заведующая типографским цехом ОМЗ на свой страх и риск выпустила вторую книгу. Часть тиража я продала и рассчиталась за издание. Продала очень быстро, буквально за две недели. Выступать много в то время приходилось на заводах, в учреждениях, в залах кинотеатров. А так как дикция у меня плохая, компенсировала это душевной отдачей. Это было очень трудно…

- Вы были хорошо знакомы с Рубцовым…

- Да. Коля Рубцов, Серёжа Чухин – это были мои завсегдатаи. С Чухиным, вообще, не разольёшь водой были, куда я, туда и он. Про нас всякое говорили, а мы просто дружили. Он любил другую девушку, и я другого любила. А однажды Чухин сказал: "Нина, я тебя так уважаю, что если скажешь, что тебе что-то нужно за сорок километров – побегу и принесу". Рубцов тоже часто приходил ко мне. Мы очень все трое дружили, понимали, кто чего стоит, и никогда не лезли в творчество друг друга. Я сама всегда отвечаю за каждое своё слово, ни в одном журнале, ни разу ни одного моего слова не поменяли.

- Многие теперь называют себя друзьями Рубцова. А кто был по-настоящему близок ему?

- Многие называют себя друзьями, но почему-то, а ведь были уже в чести, не могли выбить для него квартиру.

- Дали ведь ему квартиру. Пожил он в ней не долго.

- А сколько лет не давали. Он уже был давно членом Союза писателей. А друзья… Чухин был его друг. В общем, друзья у него были такие, которые ничего не могли для него сделать, но которые всегда могли его накормить, пустить переночевать…

- Нина Васильевна, есть такое мнение, что литература и, в частности, поэзия - не женское дело, а тяжёлая мужская работа…

- А я думаю – кому дано, тому и дано, независимо от пола. Я не случайно и написала стихотворение "Женщинам поэтам".

- Как вы оцениваете сегодняшнее состояние поэзии в Вологде?

-У нас есть очень сильные поэты: Кудрявцев, Мишенёв, Кокорин, Лидия Теплова…Уровень литературы у нас очень высокий, и не зря нас хвалят.

- Спасибо.

Судьба, что называется, покрутила Нину Васильевну – была слава, было забвение, но есть, слава Богу, книги, есть читатели и почитатели. И главное – есть поэт Нина Груздева, ни на кого не похожая, честная и независимая. "От всяких правил убежать" написала она ещё в молодости, да так, пожалуй, и живёт до сих пор, сама себе устанавливая правила. Она – поэт, этим и интересна.

С Ниной Васильевной ГРУЗДЕВОЙ беседовал Дмитрий ЕРМАКОВ.

Нина ГРУЗДЕВА

«ПОСЛЕ НАС НЕ ОСТАНЕТСЯ ПИСЕМ…»

ЗВЕЗДА
       Сергею Алексееву
Ночь была очень звездной, когда
Меня мама на печке рожала.
За трубу зацепилась звезда
И на крыше моей ночевала.

Тут отец поспешил на прием,
Он пупок завязал так умело!
А звезда своим синим огнем
Обожгла мою душу и тело.

И с тех пор так люба мне земля
И небесные манят чертоги,
Но с тех пор постоянно болят
Эти звездные злые ожоги.

ЛЮБОВЬ ВОЛЬНА
Не проклинаю тех, кого люблю,
И ревностью слепой не унижаю.
Я в добрый путь любимых провожаю,
А боль свою сама перетерплю.
Не проклинаю тех, кого люблю.

Любовь вольна. Ее не удержать,
Не заковать ее в сундук железный.
Чем мучиться надеждой бесполезной,
Уж лучше непогоду переждать.
Любовь вольна. Ее не удержать.

ВСТРЕЧА
Однажды он пришел за мной
В погожий вечер,
И наклонился шар земной
Ему навстречу.

И я совсем легко сошла
Ему на плечи…
Какая музыка плыла
В тот тихий вечер!

И эта музыка звучит
Во мне и всюду,
И кто-то шепчет мне в ночи:
- Мы есть и будем!

ЛИСТИК
        Нине Чухиной
Я – не царь, а часть природы:
Как деревья, как трава,
И бывают непогоды,
А сегодня – синева!

Ветерок чуть слышно дышит,
Нежно щеки холодит
И деревья не колышет,
Только листья шевелит.

На душе тепло и чисто.
День хороший проведя,
Отдыхаю, словно листик
После летнего дождя.

ЗАВЕТ
Не забывай слова родные,
К которым с детства ты привык,
Такие добрые, простые –
Родимой местности язык.

Я их в стихи не допускаю –
Понять не каждому дано,
Но долго мысленно ласкаю,
Когда вдруг вспомнится одно.

Ему я радуюсь, как другу,
И принимаю, как завет,
Бегу девчонкою по лугу,
Куда давно дороги нет.

* * *
Прокрался краешек зари
В окно мое больничное.
Другое, что ни говори, -
Вторичное, третичное…

В природе тишина царит,
Но скоро пробуждение.
И этот краешек зари –
Предвестник возрождения.

А это, что ни говори, -
Души моей истоминка,
И я за краешек зари
Держусь, как за соломинку.

ЧАСЫ ПЕСОЧНЫЕ
О, жизнь моя, - часы песочные,
Во всех веках необходимые,
Такие хрупкие, неточные,
Но, как и жизнь, неумолимые!

Средь мира бодрствующее-спящего,
Средь суеты и сора пошлого
Шуршат песчинки настоящего,
Спешат из будущего – в прошлое.

… И день зарею начинается
Такой роскошной и волнующей…
А жизнь моя уже кончается…
А сколько там песчинок – в будущем?
1 сентября 2000 г.

ПРОШЕДШЕЕ
Мне кажется, я так давно живу!
А жизнь летит, летит, не уставая.
Прошедшее я вижу наяву,
А в нем – моя кибитка кочевая.

Она светло летит через года,
Она уже не знает расстоянья,
Мелькают лица, села, города,
События и встречи, и прощанья…

Я так свое прошедшее люблю!
И знаю все: кто друг, а кто предатель.
Я отблески мгновений в нем ловлю
Почти как посторонний наблюдатель.

Ты моего прошедшего не тронь,
Не смей входить в него, не зная страха!
В нем есть всегда величественный трон,
И слава, и забвение, и плаха.

* * *
После нас не останется писем.
А душевные связи тонки,
И уносятся в звездные выси
Телефонные наши звонки.

Может, где-то в межзвездной Вселенной,
На звезде или в райском тепле
Вдруг настигнет звонок тот, последний,
Не заставший меня на Земле.

УПАМЯТНИКА РУБЦОВУ
Ты жил, как Бог, без хлеба и без крыши,
Любой приют - твой временный причал.
Ты говорил - народ тебя не слышал,
Народ других провидцев привечал.

Давно звенит твое святое имя.
И все, твоей причастные судьбе,
Провидцы - оказались вдруг слепыми...
О, как они завидуют тебе!
1998 год

***
Обещания, как снег, -
Выпали - растаяли.
Обещания, как смех, -
Сыпали - оставили.
Мне снежинок не собрать -
Тают, разливаются.
Мне смешинок не поднять -
Снова рассыпаются.
Все сиди одна, гадай:
Любится - не любится...
Лучше ты не обещай
То, чего не сбудется.

***
Прости-прощай,
моя мечта,
Моя жестокая отрада!
И ты - не тот, и я - не та,
И все не так,
как было надо!
А без тебя какая жизнь?
Ну что ж, я тихо
все приемлю,
Но режут крыльями
стрижи
Наполненную криком
землю!

УТРО В ДЕРЕВНЕ
Восток краснеет.
Тишь. Морозно.
Встает из труб
упругий дым.
Уж небо растеряло звезды
И стало нежно-голубым.
И ночь пустилась
без оглядки...
А следом, разгоняя тень,
Родился и привстал
на пятки
С пеленок красный
новый день.

***
        Юрию Малоземову
В природе - весенняя нега.
Сбежали в канавы ручьи.
Деревья очнулись от снега
И точат побеги свои.
С еще необжитого поля
Грачиный доносится грай.
Гуляй же, весенняя воля!
Ты, жизнь молодая, играй!
Мне хочется трудно иль праздно
У неба занять высоты,
У поля - проснувшейся жажды,
У юности - светлой мечты!

***
Стихи нечаянно придут
И растревожат, обожгут,
И уведут от всех болезней.
Не знаю, явятся ли вновь.
Они приходят, как любовь,
Что кажется всегда последней.

НАСТРОЕНИЕ
Да, жизнь моя была жестка:
Мело, студило.
Напала смертная тоска
О том, что было.
Как память тех далеких дней
Болит, тревожит,
И предъявляет иски мне,
И всё итожит.
Идут, мелькают в тишине
Родные лица,
Но невозможно с ними мне
Наговориться.
И невозможно их обнять,
И сжать до хруста...
Мне эту истину понять
Сегодня грустно.
В какой далекой стороне
Не спят ночами?..
Они - со мной. Они - во мне.
В моей печали.
Когда на скорбную черту
Ступлю - не знаю, -
Просить прощения сочту
И всех прощаю.
Январь 2000 г.

***
      Александру Цыганову
В часы, когда природа
дремлет,
И ты один в тиши вечерней,
Остановись,
послушай Время.
И ощути его теченье...
Такими тихими часами,
Я думаю:
что будет с нами?..


Комментариев:

Вернуться на главную