Филатов Сергей Викторович

Сергей Викторович ФИЛАТОВ родился 1 июня 1961 года в г. Омске. После окончания Алтайского политехнического института работал инженером-технологом, сотрудником многотиражной газеты, начальником лаборатории на оборонном предприятии, директором коммерческого предприятия, на заводе заместителем директора по маркетингу, помощником ректора в университете, редактором городской газеты…

Участник двух краевых и IX Всесоюзного совещания молодых литераторов ( 1989 г .). Учился в Литературном институте им. Горького (ушёл с третьего курса). Его стихи и проза публиковались в альманахах «День поэзии. Санкт-Петербург», «Истоки»; в антологиях «Наше время», «Русская сибирская поэзия. ХХ век», «Состояния пространства», «Обратный отсчёт»; в журналах «Литературная учёба», «Роман-журнал. ХХ I век», «Русский литературный журнал в Атланте. На любителя», «Сибирские огни», «Наш современник», «Москва», «Родная Ладога», «Алтай, «Барнаул»…

Автор шести поэтических книг и одной книги прозы. Лауреат краевых премий имени В. М. Шукшина (1992 г.) и Л. С. Мерзликина (2006 г.), премии журнала «Барнаул» в номинации «Проза» (2006 г.), а также в составе редакции альманаха «Бийский вестник» премии Петровской академии наук и искусств имени Н. А. Некрасова, победитель Московского международного конкурса «Золотое перо-2008»…

В разные годы редактировал альманахи «Бийск», «Музейный вестник», «Бийский вестник». Член редсовета журнала «Огни Кузбасса» и ряда изданий Фонда «Возрождение Тобольска».

Член Союза писателей России, членкор Петровской академии наук и искусств. Почти полвека живёт в Бийске.

1 ИЮНЯ
(замысел картины, холст, масло)

Воздух огромный, ленивый
запахом трав и дорог
густо – что светом – пронизан,
точно слоёный пирог.

Мир – как ведётся – от Бога.
Солнца июньский разлив…
Поле. А краем – дорога,
а вдоль дороги – полынь.

А впереди – впереди ли? –
синь ли?.. небес торжество?..
Я ли, блаженный, родился?..
И – никого!
Никого…

ИСТОКИ

Июль. Жара. Клубника спелая.
И даль открыта и светла…
А там, торжественна, как первенец,
Русь вытекает из села.

Зачем?.. Куда?.. В какие странствия?..
К каким заветным берегам?..
А здесь пока – свежо и радостно,
Как в детстве… как босым ногам…

А здесь – покосом пахнет, травами,
Березняком… Лежит река,
Как на ладони мир расправленный…
Июль. Дорога. Облака.

ПАМЯТКА ИЗ ДЕТСТВА

Сергею Алексееву

В бору темно:
там леший бродит ли,
страх ли таится под кустом…

А за селом, за огородами –
звезда соседствует с крестом,
и в мире,
и в покое…
Кладбище –
что продолжение села…

Но в детстве всё пока что – радостно,
а где ж ещё мальцам играть?!
И ягоды по-над могилками
поманят,
слаще, чем в бору… –
и нет ни дома, ни родителей –
нет ничего уже вокруг.

Лишь холмики:
одни – с оградкою,
другие – без…
Что те миры…

И время утекло играючи
к закату…
Жизни ли,
игры?..

МАТЬ

«…наверна замир в етот месиц дитенак
я нимнога задиржала ну милай нимнога пирижыть труднаст…
числа 25 апеть получиш двести рублей милай мой…»

Из письма Марии Сергеевны Куксиной
Василию Макаровичу Шукшину

Мария, что на иконе,
Держит Младенца-Сына…
А сын далеко-далёко
Где-то в москве-россии.

Две Марии. Но боль одна,
Жесткосердна, что мир,
И бездонна, –
У Марии, что у окна,
И у той, что глядит с иконы.

И что за москва-россия,
Что за даль их, сынов,
Зовёт-манит? –
Спросить бы… Но не спросила, –
Значит, так надо…

Два мужа… и всё – в прошлом:
Один «враг народа», вто?рый –
Геройски сгинул на фронте,
И зажили – только-только…

Поправить забор бы надо,
Да крышу…
Еще, вот жалость, –
Послать бы Тале* и Васе,
Да пенсию подзадержали.

Подвяжет платком спину,
Сквозит от окна стойко…
И пишет ТУДА… сыну:
«Наверна замир… дитёнак…»
_________________
* Так в семье называли Наталью Макаровну –
родную сестру В. М. Шукшина.

***
Скорая помощь – какая ты скорая! –
словно весною вода.
Дети не гуляны, кошка не кормлена,
эх, растудыт в растуда!..

Скорая. Помощь. Все точки расставлены,
только они не над «и».
Нам ли состариться!..
Вот и состарились,
словно желанья мои.

Строки родятся до талого скорбные
или орёт вороньё?..
Скорая помощь, ты всё-таки скорая, –
точно прощанье моё.

***
Светлой памяти Виктора Брюхова –
хорошего человека
и талантливого журналиста…

Долго собирался брызнуть дождик,
Да раздумал, взял нас на испуг…
Вот и всё. Ты никому не должен.
Трезв. И собран в свой последний путь.

И уже – вину усугубляя,
Чтоб попасть начальству на кукан –
Ты теперь нигде не подгуляешь,
Не затянешь песнь про ямщика.

Трезв и собран… Чист и беззаботен,
Как слеза… как свет одной слезы…
Даже увольнением с работы
Впредь тебе никто не пригрозит.

Мир не дом. Скорее призрак дома,
Если в нём не раб ты и не шут…
Я ведь тоже никому не должен.
Оттого и «одов» не пишу.

***
Август. Душа засыхает как листья.
Как полоса отчуждения – август…
Скрипнет калитка. Как будто окликнет,
Вас ли?..

Сад ли забвением тонким пронизан,
Сон ли таится в дремучих распадках?.. –
Времени нет там, где вечность проникла
Крадучись в память.

Скоро – но вновь не уловишь момента –
Перегорят и проявятся дали,
Осень по-лисьи войдёт незаметно,
Как-то нежданно…

***
Лето пройдёт. А с летом кончится торжество.
Стану почётным членом общества своего.

Где я в одной из комнат, где я совсем один.
Где в Интернете – кто-то… а за окном – дожди.

Где впереди не светит. И безразличен свет.
Впору бы выпасть снегу…
Скоро ли этот снег?

***
Первый снег. И запах мышьяка.
Словно в кабинете зубника.
Родина – такая. Но моя…

Хрупкие и острые края
уводящей в память белизны –
будто бы забвенье, до весны.

До ручьёв, до талого в виске
пульса – точно бритвой по строке, –
до начала
жизни…

А пока –
Белый снег. И привкус мышьяка.

***
Вокруг февральское безмолвие –
когда же холод этот кончится! –
как будто в храме ненамоленном
безгласо подвывает колокол.

В затишии между метелями –
Поля, затянутые саваном…
И всё же что-то ещё теплится,
Ещё с душой соприкасается…

ЗВОНЫ

В Сибири зима нынче – будто в Сибири,
Уже и февраль миновал середину,
С Крещенья ещё не спадали морозы,
И все в куржаке вдоль дороги берёзы.
И чудится, эти морозные кроны –
Не кроны совсем, а застывшие звоны,
Тряхни – зазвенят, серебром облетая…

А ближе к апрелю – и сами оттают,
Наполнившись радостной, талой весною,
И силой живою, и силой земною,
И вдаль поплывут по-над лесом, над полем
На светлую волю…
На вольную волю.

***
К 50-летию Юрия Перминова и моему

Приезжай! Хоть посидим на бережку,
разведём, хоть небольшой, но костерок,
вдоволь на реку посмотрим, переку-
рим молча
нами выверенный срок.

Может песню запоём. А – нет, нальём
да и выпьем под ушицу-под уху…
В одиночестве… несуетно… вдвоём –
в коей раз ещё придётся на веку!..

Знаешь, ивы здесь склоняются к воде,
что пред Ликами – покорно и светло,
провожая и встречая Божий день…
Оглянёшься… а полвека утекло.

И незыблемы небесные весы,
и река уходит вдаль за перекат.
Только в капельках рассыпанной росы
отражается рассвет…
Или закат?..

***
У берегов уже промоины,
Хотя река ещё не тронулась…
Но тронулись – скажу крамольное, –
Мы все умом куда-то тронулись.

И лёд по-мартовски обманчивый.
И март по-девичьи изменчивый.
И в выстраданном понимании
Ещё ни капли разумения.

Уже – ни родины, ни должности…
Ещё – живы глубины памяти
И чувство, что тебе недодали,
Сослав на сон в районы спальные.

И нам бы лучше спать по-тихому
И даже спать во сне, наверное…
До ледохода – час с полтиною.
До края. Может быть. Мгновение.

***
Ивану Литвинову

Знаешь, слова – это только слова.
Лучше молчание… Лучше по краю –
Где проявляется степень родства
И сопричастности почвам и травам.

Где эта дивная воля дана,
Краешком неба порезавшись словно,
Знать, «Отче Наш…» – есмь сама тишина,
Точно тобою искомое Слово…

ВАЛУН-МОЛЧАЛЬНИК У БИИ-РЕКИ

Были воды когда-то как воды,
Лес и славу на спинах несли…
Но текут быстротечные годы –
Оглянулся… и годы прошли.

Где осталось начало печали
И куда нынче время течёт?..
Он лежит, будто вечный молчальник.
И молчит, словно помнит о чём…

Обмелело вокруг, поредело,
Разошлось, как круги по воде…
Лишь молчанье не знает предела,
Да и есть ли он, этот предел?

***
Страницы жизни перелистывать,
как старые черновики.
Как заново. Как нечто лишнее,
отсеребрившее виски
давно.
Как нечто незнакомое,
как память генную свою,
как осень в Болдино…

…по полочкам
расставив всё, создать уют,
где всё расставленное начисто
тобою –
точно не тобой…

А всё, что дале предназначено
«идёт, бредёт само собой»,
как бы случайно, как нечаянно,
без лишних чаяний ума…

И обретённое молчание –
такой же дар, как жизнь сама…

Вернуться на главную