Нина ЯГОДИНЦЕВА (Челябинск)

Страна одинокого снега
К 50-летию поэта Сергея Филатова

Пожалуй, как нигде в столицах, традиционная поэзия органично развивается и естественно востребована в провинции, где человек по-прежнему близок к природе. Музыка слова здесь созвучна ветрам и водам, а смыслы прочно связывают крохотное и краткое человеческое существование с бытием безграничного, бесконечно сложного М i ра, законы которого мы едва-едва начинаем постигать. Традиция здесь не застывшая форма, не привычная колея, – она насущна и потому органична, она не ломает пульс жизни в угоду сиюминутному новому, но стремится осмыслить это новое, принять его и сделать частью бытия, не разрушая жизненных основ.

В чаду вороньем, в чёрной пене ли
Шёл некий год. И гулы шли.
И нарастал закат империи
Багровой глыбою вдали.
И в некий час ударил колокол,
Раскалывая небеса.
И всё осыпалось осколками,
В которых август угасал.
И в злато, было уж зачахшее,
Тоской высокою вплелись
И благородство, и отчаянье...
И первый холод от земли…

Избранные стихотворения Сергея Филатова – напряжённый труд соединения трагически рассыпающегося человеческого мира и – Мiра незыблемого, гармоничного, непостижимо вечного. В этом, собственно, смысл поэзии – сегодня только ей, осмеянной, «модернизированной», разъеденной кислотной иронией, оболганной бесконечным пустословием, – только ей единственной всё-таки под силу восстановить внутренний космос человека, а значит, и весь человеческий мир вокруг него.

Те «якоря», пусть крохотные, но зацепки, пусть тонкие, но живые связи-смыслы, которые выстраивает сегодня – как и всегда – поэзия, удерживают человека и человеческое от распада. Поэзия бьётся за них до последнего дыхания, но когда доходит до предела и последнее – открывается дыхание второе, иное, начинает звучать иная сила, концентрирующая в человеке огромные пласты времени, память народную и память языковую.

Ночь города в окно посеяна
С есенинской похмельной нежностью,
Раскинуто бельё постельное,
Как Русь безропотная, снежная.
Возможны ли другие ценники,
Когда и дверь разбойно взломана!..
И самые глухие циники
Лишь ухмыльнутся: – Нецелована!
Что мне до них! Я сам пожалован
В жестокий чин душеспасителя.
Я, как Москва, горю пожарами -
Не за Россию, за спасибо…

В лучших своих стихах Сергей Филатов одновременно и современен, и традиционен. Современность его – в ощущении мировых трещин и разломов, в осознании великих потерь, в естественной, вполне понятной растерянности перед ужасом времени. Традиционность – в спокойном мужестве преодоления, в лирической силе сочувствия и сопереживания, в могуществе любви и прощения. В той вере, которая одна способна преодолеть отчаянье.

Слово, как влажную марлю, прикладывать
На оголенную рану вины...
Вечер, наполни мне сердце прохладою
И успокой меня светом иным.

Все это больше, чем миг отречения
От непосильного счастья в миру.
Время, открой мне исконность речения,
Чтобы понять, что и впредь не умру.

Золотом осени, тихой отрадою
Ты осени мою душу и плоть,
Тихий раскидистый клён над оградою...
Видишь, как мало мне надо, Господь!

Не случайно в лирике Филатова мощно прорываются есенинские мотивы – тому причин множество: и времена рифмуются, и темпераменты родственны, и душевная боль за век не только не утолена, но стала глубже и горше… Сам лирический герой книги прямо говорит об этом родстве, и оно воспринимается как знаковое и значимое. Не подражание – бессмысленно подражать Есенину! Не продолжение – кому дано сказать, тот всё сказал! Именно родство, родовая память, родовые черты.

В поэтическом космосе Филатова, в полном согласии с традицией, гармонично сведены, а зачастую и неразрывно слиты малое и великое, как, например, жилы и реки: «Невозможно остаться никем.// Неизбежно – остаться. Диктую // По скрещению вен на руке, // По слиянию Бии с Катунью...» – и здесь сами упругие, мощные названия рек – имена их – словно вливают в кровь силу! И внутри метафоры безнадёжности закономерно рождается незыблемая надежда:

Видишь, лужи стянуло льдом,
Как глаза во хмелю.
Чей там дом? Да не мой ли дом?..
Кто там спит? Да не я ли сплю...

На чужбинах родной страны
Разметало мой путь земной...
А поля ещё так черны,
Так пусты поля...
Как весной.

В одном из стихотворений «Светлой книги», частью вошедшей в избранное, есть образ «страна одинокого снега» . Этот образ можно счесть и парадоксально-случайным – ведь дальше автор добавляет: «страна одичавшей тоски». Но мы рискнём определить его в качестве парадоксально-ключевого, в какой-то степени дающего нам разгадку характера и судьбы лирического героя, которого мы рискнём назвать народным.

Сегодня слово «народный» стало синонимом то ли научному «фольклорный», то ли почти ругательному «простонародный» – нищий, растерянный, убогий… Лирический герой Сергея Филатова народен в ином, парадоксальном смысле – как «одинокий снег» – то, чего много, то, что ощущает себя целым, таковым вроде бы и не являясь, то, что более относится к природным стихиям, чем к миру сугубо человеческому (социальному), и подчиняется Божьему соизволению, а не случаю или произволу. Смысл «одиночества» здесь более личностен, чем трагичен, хотя и сила трагизма ощутима почти в каждом стихотворении.

Февраль обложил, что тоска вечерами –
Когда одиночество душу не греет.
Сто первая вьюга погост затирает,
А сотая вьюга под снегом стареет.

И поле за логом безмолвно, как Слово,
И даль за оврагом пуста и бездонна...
Всё глубже морщины, всё дале былое.
Ладонь разжимаешь...
И пусто в ладони.

Снег. То, что есть, – и то, чего нет буквально через мгновение. То, что застилает, стирает – и одновременно обновляет, питает, дарит надежду. Это один из магистральных образов для Филатова, образ, через который многогранно выражается мироощущение поэта, а за многогранностью совершенно отчётливо ощутима внутренняя цельность личности, позволяющая ей быть мгновенно изменчивой в состояниях и неизменной по сути. Буйная буря и замирание в радости, стойкое мужество и непостижимая нежность, пьяная удаль и вековая вина – всё суть разные состояния, испытующие дух, и надо через них пройти, чтобы увидеть:

СНЕГОПАД
Пахнет небом и ладаном
Вне пространства и времени.
Так приходят на кладбище
И приходят к прозрению.
 
Как отчетливо дышится
И замедленно тянется!..
Оборвется, и лишнего
Ничего не останется…

Мгновенье, когда обрывается длящееся состояние, чувство очищения и обновления приходит пронзительным мгновением весны, свет (снег) уходит во тьму (землю) и тьма становится светом, а начало нового жизненного круга – исповедью:

***
Светоносная, первая, тайная,
Словно чудо в порочном кругу, –
Замерцала на склоне проталина
Робкой свечкой в глубоком снегу!

Или жизнь мне пригрезилась сызнова...
Или радость земного тепла
Тихой девочкой в чёрной косыночке
Исповедовать душу пришла.

Тем и отличается сегодня традиционная поэзия от трагически осовремененной, что она сохраняет в себе меру вещей и явлений, их гармонию, со-ответствие. И крайности в ней не вступают в противоречие друг с другом, они суть магнитные полюса целого, между ними рождается могучий ток жизни. Он может ослабевать, а иногда кажется, что исчезает и совсем, но таково родовое свойство русской культуры – как только восстанавливают свой смысловой заряд полюса, ток заново обретает силу…

Ведущие темы творчества Сергея Филатова – жизнь, любовь, смерть. Они более чем традиционны, но в истинной поэзии должны наполняться личным содержанием так плотно, чтобы каждый раз становиться открытием. Ведь каждый из нас, пишущий, читающий или просто живущий, сталкивается с этими понятиями сам, лично, без посредников, в первый и в последний раз. И единственно возможная «территория новизны» – личное осмысление жизни, любви и смерти в границах данного времени и в пределах страны, где суждено родиться, любить и откуда рано или поздно надо будет уйти.

Вёсла ложатся короткими взмахами
В тёмную воду. Глухая пора.
В тёмной рубахе, застёгнутой наглухо,
Сумерки сводят коней со двора.

Утром хозяин проспится и хватится –
Пустошь похмелья да холод с реки...
Что-то недоброе есть в волховании:
В звуках приглушенных, в чреве строки...

Будто готовится мутное варево
И замышляется тайное зло.
Знаешь, мне страшно с собой разговаривать
И понимать отчуждение слов.

За полночь. Кто-то невидимый ахает.
Вечности близкой темнеет нора.
Время уходит короткими взмахами.
И на земле – ни кола, ни двора...

И всё-таки ведущими, главными, на наш взгляд, для поэта являются не темы, а сама музыка речи, которая естественно рождается из глубины дыхания, из тока крови по жилам. Эта музыка свободна в пределах классической формы, но столь же естественно она может приближаться к почти разговорной ритмической вольнице. Филатов любит свободные рифмы, усечённые созвучия, он не скован поэтическим метром. Все составляющие стиха служат одному – внутренней правде слова:

Свет очищенный, свет дочерний,
Августовский прохладный свет...
Так душа плывет по течению,
Так внимают листве.

Эти дни отстранено синие
Отрывают взор от земли.
То ломая, то строя линию,
Журавли летят...

Стихи эти надо воспринимать в их естественной форме существования – как речь не письменную, а в первую очередь звучащую и творящую. Их мелодическое звучание пробивается и сквозь печатную – бронированную! – форму, требует проговаривания, радости говорения в едином ритме с сердцем и М i ром.

…С Крещенья ещё не спадали морозы,
И все в куржаке вдоль дороги берёзы.
И чудится, эти морозные кроны –
Не кроны совсем, а застывшие звоны,
Тряхни – зазвенят, серебром облетая…
А ближе к апрелю – и сами оттают,
Наполнившись радостной, талой весною,
И силой живою, и силой земною…

Проговаривание вслух – заговаривание, завораживание речью – усмиряет боль, утишает сердечные смуты, и верится, что к этим строчкам прислушается сама жизнь, помедлит, опомнится – и вернётся в свои берега, и двинется в путь, уготованный ей Богом.

И облака – в миру паломники –
Вновь обозначат мне мечту.
И снова май в душе надломленной,
И снова яблони цветут.
И снова яблони венчаются,
Как в детстве…
Как благая весть,
Свет радости и свет печали –
Сливаются в нетленный свет.
Надломлено – не значит сломано.
И светлых яблонь торжество
Едино, – будто в слове «родина»
Слились сиротство и родство.

Справка. Сергей Викторович ФИЛАТОВ родился 1 июня 1961 года в г. Омске. После окончания Алтайского политехнического института работал инженером-технологом, сотрудником многотиражной газеты, начальником лаборатории на оборонном предприятии, директором коммерческого предприятия, на заводе заместителем директора по маркетингу, помощником ректора в университете, редактором городской газеты…

Участник двух краевых и IX Всесоюзного совещания молодых литераторов ( 1989 г .). Учился в Литературном институте им. Горького (ушёл с третьего курса). Его стихи и проза публиковались в альманахах «День поэзии. Санкт-Петербург», «Истоки»; в антологиях «Наше время», «Русская сибирская поэзия. ХХ век», «Состояния пространства», «Обратный отсчёт»; в журналах «Литературная учёба», «Роман-журнал. ХХ I век», «Русский литературный журнал в Атланте. На любителя», «Сибирские огни», «Наш современник», «Москва», «Родная Ладога», «Алтай, «Барнаул»…

Автор шести поэтических книг и одной книги прозы. Лауреат краевых премий имени В. М. Шукшина (1992 г.) и Л. С. Мерзликина (2006 г.), премии журнала «Барнаул» в номинации «Проза» (2006 г.), а также в составе редакции альманаха «Бийский вестник» премии Петровской академии наук и искусств имени Н. А. Некрасова, победитель Московского международного конкурса «Золотое перо-2008»…

В разные годы редактировал альманахи «Бийск», «Музейный вестник», «Бийский вестник». Член редсовета журнала «Огни Кузбасса» и ряда изданий Фонда «Возрождение Тобольска».

Член Союза писателей России, членкор Петровской академии наук и искусств. Почти полвека живёт в Бийске.

 

Сергей ФИЛАТОВ

БЕЗГЛАСО В ХРАМЕ НЕНАМОЛЕННОМ

1 ИЮНЯ
(замысел картины, холст, масло)

Воздух огромный, ленивый
запахом трав и дорог
густо – что светом – пронизан,
точно слоёный пирог.

Мир – как ведётся – от Бога.
Солнца июньский разлив…
Поле. А краем – дорога,
а вдоль дороги – полынь.

А впереди – впереди ли? –
синь ли?.. небес торжество?..
Я ли, блаженный, родился?..
И – никого!
Никого…

ИСТОКИ

Июль. Жара. Клубника спелая.
И даль открыта и светла…
А там, торжественна, как первенец,
Русь вытекает из села.

Зачем?.. Куда?.. В какие странствия?..
К каким заветным берегам?..
А здесь пока – свежо и радостно,
Как в детстве… как босым ногам…

А здесь – покосом пахнет, травами,
Березняком… Лежит река,
Как на ладони мир расправленный…
Июль. Дорога. Облака.

ПАМЯТКА ИЗ ДЕТСТВА

Сергею Алексееву

В бору темно:
там леший бродит ли,
страх ли таится под кустом…

А за селом, за огородами –
звезда соседствует с крестом,
и в мире,
и в покое…
Кладбище –
что продолжение села…

Но в детстве всё пока что – радостно,
а где ж ещё мальцам играть?!
И ягоды по-над могилками
поманят,
слаще, чем в бору… –
и нет ни дома, ни родителей –
нет ничего уже вокруг.

Лишь холмики:
одни – с оградкою,
другие – без…
Что те миры…

И время утекло играючи
к закату…
Жизни ли,
игры?..

МАТЬ

«…наверна замир в етот месиц дитенак
я нимнога задиржала ну милай нимнога пирижыть труднаст…
числа 25 апеть получиш двести рублей милай мой…»

Из письма Марии Сергеевны Куксиной
Василию Макаровичу Шукшину

Мария, что на иконе,
Держит Младенца-Сына…
А сын далеко-далёко
Где-то в москве-россии.

Две Марии. Но боль одна,
Жесткосердна, что мир,
И бездонна, –
У Марии, что у окна,
И у той, что глядит с иконы.

И что за москва-россия,
Что за даль их, сынов,
Зовёт-манит? –
Спросить бы… Но не спросила, –
Значит, так надо…

Два мужа… и всё – в прошлом:
Один «враг народа», вто?рый –
Геройски сгинул на фронте,
И зажили – только-только…

Поправить забор бы надо,
Да крышу…
Еще, вот жалость, –
Послать бы Тале* и Васе,
Да пенсию подзадержали.

Подвяжет платком спину,
Сквозит от окна стойко…
И пишет ТУДА… сыну:
«Наверна замир… дитёнак…»
_________________
* Так в семье называли Наталью Макаровну –
родную сестру В. М. Шукшина.

***
Скорая помощь – какая ты скорая! –
словно весною вода.
Дети не гуляны, кошка не кормлена,
эх, растудыт в растуда!..

Скорая. Помощь. Все точки расставлены,
только они не над «и».
Нам ли состариться!..
Вот и состарились,
словно желанья мои.

Строки родятся до талого скорбные
или орёт вороньё?..
Скорая помощь, ты всё-таки скорая, –
точно прощанье моё.

***
Светлой памяти Виктора Брюхова –
хорошего человека
и талантливого журналиста…

Долго собирался брызнуть дождик,
Да раздумал, взял нас на испуг…
Вот и всё. Ты никому не должен.
Трезв. И собран в свой последний путь.

И уже – вину усугубляя,
Чтоб попасть начальству на кукан –
Ты теперь нигде не подгуляешь,
Не затянешь песнь про ямщика.

Трезв и собран… Чист и беззаботен,
Как слеза… как свет одной слезы…
Даже увольнением с работы
Впредь тебе никто не пригрозит.

Мир не дом. Скорее призрак дома,
Если в нём не раб ты и не шут…
Я ведь тоже никому не должен.
Оттого и «одов» не пишу.

***
Август. Душа засыхает как листья.
Как полоса отчуждения – август…
Скрипнет калитка. Как будто окликнет,
Вас ли?..

Сад ли забвением тонким пронизан,
Сон ли таится в дремучих распадках?.. –
Времени нет там, где вечность проникла
Крадучись в память.

Скоро – но вновь не уловишь момента –
Перегорят и проявятся дали,
Осень по-лисьи войдёт незаметно,
Как-то нежданно…

***
Лето пройдёт. А с летом кончится торжество.
Стану почётным членом общества своего.

Где я в одной из комнат, где я совсем один.
Где в Интернете – кто-то… а за окном – дожди.

Где впереди не светит. И безразличен свет.
Впору бы выпасть снегу…
Скоро ли этот снег?

***
Первый снег. И запах мышьяка.
Словно в кабинете зубника.
Родина – такая. Но моя…

Хрупкие и острые края
уводящей в память белизны –
будто бы забвенье, до весны.

До ручьёв, до талого в виске
пульса – точно бритвой по строке, –
до начала
жизни…

А пока –
Белый снег. И привкус мышьяка.

***
Вокруг февральское безмолвие –
когда же холод этот кончится! –
как будто в храме ненамоленном
безгласо подвывает колокол.

В затишии между метелями –
Поля, затянутые саваном…
И всё же что-то ещё теплится,
Ещё с душой соприкасается…

ЗВОНЫ

В Сибири зима нынче – будто в Сибири,
Уже и февраль миновал середину,
С Крещенья ещё не спадали морозы,
И все в куржаке вдоль дороги берёзы.
И чудится, эти морозные кроны –
Не кроны совсем, а застывшие звоны,
Тряхни – зазвенят, серебром облетая…

А ближе к апрелю – и сами оттают,
Наполнившись радостной, талой весною,
И силой живою, и силой земною,
И вдаль поплывут по-над лесом, над полем
На светлую волю…
На вольную волю.

***
К 50-летию Юрия Перминова и моему

Приезжай! Хоть посидим на бережку,
разведём, хоть небольшой, но костерок,
вдоволь на реку посмотрим, переку-
рим молча
нами выверенный срок.

Может песню запоём. А – нет, нальём
да и выпьем под ушицу-под уху…
В одиночестве… несуетно… вдвоём –
в коей раз ещё придётся на веку!..

Знаешь, ивы здесь склоняются к воде,
что пред Ликами – покорно и светло,
провожая и встречая Божий день…
Оглянёшься… а полвека утекло.

И незыблемы небесные весы,
и река уходит вдаль за перекат.
Только в капельках рассыпанной росы
отражается рассвет…
Или закат?..

***
У берегов уже промоины,
Хотя река ещё не тронулась…
Но тронулись – скажу крамольное, –
Мы все умом куда-то тронулись.

И лёд по-мартовски обманчивый.
И март по-девичьи изменчивый.
И в выстраданном понимании
Ещё ни капли разумения.

Уже – ни родины, ни должности…
Ещё – живы глубины памяти
И чувство, что тебе недодали,
Сослав на сон в районы спальные.

И нам бы лучше спать по-тихому
И даже спать во сне, наверное…
До ледохода – час с полтиною.
До края. Может быть. Мгновение.

***
Ивану Литвинову

Знаешь, слова – это только слова.
Лучше молчание… Лучше по краю –
Где проявляется степень родства
И сопричастности почвам и травам.

Где эта дивная воля дана,
Краешком неба порезавшись словно,
Знать, «Отче Наш…» – есмь сама тишина,
Точно тобою искомое Слово…

ВАЛУН-МОЛЧАЛЬНИК У БИИ-РЕКИ

Были воды когда-то как воды,
Лес и славу на спинах несли…
Но текут быстротечные годы –
Оглянулся… и годы прошли.

Где осталось начало печали
И куда нынче время течёт?..
Он лежит, будто вечный молчальник.
И молчит, словно помнит о чём…

Обмелело вокруг, поредело,
Разошлось, как круги по воде…
Лишь молчанье не знает предела,
Да и есть ли он, этот предел?

***
Страницы жизни перелистывать,
как старые черновики.
Как заново. Как нечто лишнее,
отсеребрившее виски
давно.
Как нечто незнакомое,
как память генную свою,
как осень в Болдино…

…по полочкам
расставив всё, создать уют,
где всё расставленное начисто
тобою –
точно не тобой…

А всё, что дале предназначено
«идёт, бредёт само собой»,
как бы случайно, как нечаянно,
без лишних чаяний ума…

И обретённое молчание –
такой же дар, как жизнь сама…

Юбиляр живёт на краю России
(Из портфеля журнала "Барнаул")

Отмечают 50-летние юбилеи рождённые в 60-е годы ХХ века. Вот кто настоящие шестидесятники – по рождению, а не по чьёму-то определению. Кстати, именно они сполна (поболе других!) хватили лиха в проклятые 90-е!.. Помните: не было детских пособий (в лучшем случае эти сущие копейки задерживали так, что молодым родителям приходилось выбивать их через суды), были талоны на продукты питания и средства гигиены, не было пособий по безработице, не было материнских капиталов, не было помощи молодым специалистам в получении жилья…

Поэты 60-го призыва не ныли и не ноют, они работали и работают (уж кто где: учителями, грузчиками, врачами, строителями, сторожами, журналистами, кочегарами…) и при этом они творили и творят, заступаясь словом и делом за други своя, то бишь за соотечественников. Увы, многие соотечественники не знают своих поэтов, знать не хотят или даже (и такое бывает) всячески их притесняют… Впрочем, это я о тех «ленивых и не любопытных», кто так или иначе отделился от народа своего (вариантов такого проявления-отделения полно).

Поэт Сергей Филатов – яркий представитель своего поколения. А поэт он талантливый и своеобразный. В жизни, к сожалению, малоудачлив (не выгодлив). Живёт он на самом краю России – во втором по величине городе Алтайского края – в Бийске, за которым Сростки и Республика Алтай, а далее всё – Монголия и Китай. Не в географии, конечно, дело. Впрочем, и в ней тоже.

Дело поэта Сергея Филатова – создание стихотворений. Ан мало ему – он за журналистику, прозу, редактуру и издательское дело берётся, оставаясь поэтом. Проявляясь Поэтом. При этом где он только не работал!.. Как поёт золотухинский Бумбараш: «Где я только не был/, Чего я не изведал!..»…

Если создателей (строителей), например, домов и дорог целые армии – тресты, ООО, ОАО (и это хорошо), то создателей газет, например, альманахов школ, ансамблей, хоров, музеев, библиотек, литературных студий – раз-два и обчёлся.

Сергей Филатов из таковых. Он именно создатель – альманахов, газет. Жаль, что родное государство в лице градоначальников Бийска, например, никак ему не помогли и не помогают. Да, филатовым по России не помогает власть (или помогает для вида). Но ведь помогает же власть финансами, например, строителям? Помогает и ещё как! Разумеется, дома и дороги строить надо! Власть помогает, например, и банкирам (серьёзные преференции дают!), а также шоуменам!..

А душу строить надо? Надо. А как? А с помощью Её Величества Культуры, в первых рядах которой – Литература. «В начале было Слово». Ну так поддержите реально и существенно литературные издания! Это я к кому ещё обращаюсь? А и к бизнесменам (в 90-е они были кооперативщиками и фирмачами, про которых в СМИ говорили и писали: помогите им подняться и они вернут сторицей – культуре, образованию, науке, спорту…). Да, скажут бизнесмены, мы же помогаем… иногда… одному-другому… парой-тройкой крупных купюр…

Согласитесь, за десяток-другой миллионов можно и дом, и дорогу построить, а также какое-никакое месторождение разработать, наняв специалистов и строителей. В доме-то жить будут, по дороге ездить, недра перерабатывать или продавать можно… А стихи зачем и кому нужны?..

Так что же всё-таки достаётся нынешним писателям от щедрот государства (особенно, если они – настоящие писатели – работают не просто в литературе, но ещё и на литературу)? В лучшем случае достаются иногда кому-нибудь как-нибудь какие-нибудь крохи (например, определённая часть за оплату типографских услуг по выпуску книги, газеты, журнала). И даже писателям, чьё творчество проверено, например, четвертью века, а работают они не просто многопрофильно, но ещё и активно-инициативно-результативно? Да, даже им не помогают достойно. Вот и твердят удобно устроившиеся ребятки: «Пусть писатели сами на всё зарабатывают!» Что в переводе означает «Пшли вон!» Один мой знакомый, из удобно устроившихся, любит повторять фразу: «Таковы реалии».

Эдак скоро музейных работников, школьных учителей и библиотекарей за то, что получают зарплату (хиленькую-хиленькую!) попрекать начнут. Известно, как только некие якобы творческие люди начнут выдавать «произведения» в духе порно-мордобоя, то тогда они что-то как-то да и получат (даже и в валюте).

А что, без стихов прожить вполне можно… А тут ещё рифмоплёты, выйдя, например, на пенсию и выбрав тему, неугомонно пишут, а затем издают свои книги (серьёзный и дорогостоящий полиграфический продукт!), вводя в заблуждение всех – читателей, власть, бизнесменов…

Понятно, почему поэтам туго? Потому что они ж не развлекают, не эпатажничают, не придуриваются, не пиарятся. Грустно талантливому поэту Сергею Филатову. Да что там грустно! – тяжело. Но ведь он работает. Дённо и нощно. Без выходных и отпусков. Без бюллетеней и премиальных. Работает и работает. Иногда что-то получает за работу – за публикации. Потому он всегда ищет какую-нибудь подработку. Иногда, если повезёт, находит…

И вот у него юбилей – 1 июня поэту Сергею Филатову исполнится 50 лет. Кто защитит его словом и делом? Он сам об этом никого никогда не попросит. Но он сам себя, конечно, защитит. По жизни. А вот с работы его могут уволить? Могут. А отказать в финансировании издания книги могут? Могут. Кто ж подсобит ему словом и делом?..

Друзья, конечно, сердечно поздравят его, пожелают добра ему, подарят сувениры – на память. Будут публикации в периодике. И всё на этом.

Уважаемый Сергей Викторович! Авторы, читатели и редакции журнала «Барнаул» и литературного фонда «Август» тебя любят-ценят-уважают и поздравляют с пятидесятым днём рождения! Мы желаем тебе житейских удач и новых творческих успехов (новых публикаций и книг!)! Мы желаем тебе бодрости духа и крепкого здоровья! Мы рады, что в своё время «Август» и «Барнаул» чем могли помогли тебе. Будем жить! С юбилеем тебя, дорогой друг!

Вернуться на главную