Виктор Викторович Гаврилов

Гаврилов Виктор Викторович – поэт, член Союза писателей России, кандидат педагогических наук, доцент. Родился в Омске в 1974 году. Окончил филологический факультет Омского государственного педагогического университета. Работал в школе. Печатался в коллективных сборниках, альманахе «Иртыш», журнале «Литературный Омск». Автор двух поэтических книг: «Благослови на счастье» (Омск, 1996), «Свет, который внутри (Омск, 2006)». Участник Второго Форума молодых писателей России (Липки, 2002). Лауреат литературной премии им. Ф.М. Достоевского (Омск, 2006)
В настоящее время живет и работает в Сургуте. Директор Центра информации и связи с общественностью Сургутского государственного педагогического университета.

СОНЕТ
Волшебники давно сошли с пути,
Подрастеряли свой набор чудес.
И если вертолет и прилетит,
То это будет только МЧС.

А с ними что же?.. Ну, поговорим.
Ударим по холодному пивку.
Поскольку городишко наш не Рим,
Пути-дороги выведут к ларьку…

Сквозь городские джунгли цифр, дат
Пытаюсь выйти к свету столько лет.
«Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать».
Я бьюсь, как рыба, об июльский лёд.

Промучаюсь бессонно до зари –
Меня снаружи меньше, чем внутри.

* * *
Они встречают. Они на «Ты».
Разложат пасхальную снедь пo столу.
И ждут: готовы вложить персты
В раны Его, как один из апостолов.

Заводят праздничный разговор,
Осоловело глядят на улицу,
Колотят яйца и пьют «Кагор»…
Все с удовольствием перецелуются.

Дождь не смолкает который час,
Но жизнь отнюдь не кажется пресною,
Словно есть что-то внутри всех нас…
Ах, если бы - Царство Небесное!

* * *
Я был тогда лесным и смелым,
Драконов бил камнями влет,
Пил деревенский воздух с мятой,
Водил по лужам гордый флот.

Две стороны: июль - по обе!
Лежал на юго-север путь.
Тогда казалось – я способен
Подкову радуги согнуть.

Но даль укрылась голубая,
Июль в тумане и золе.
И мелкий дождик пригибает
Меня к земле…

* * *
Можно бежать, собирая призы,
В ритме игривом скерцо.
Можно таблетку звезды – под язык,
Чтоб не болело сердце.

Можно слоняться в печали-тоске
Или пойти к подруге,
Можно писать на сушеной треске
Долгие письма вьюге.

Можно, пройдя вдоль кирпичной стены,
Встать под фонарь – погреться:
Свойством подобным же наделены
Виды Испаний, Греций…

Можно работать с восьми до пяти –
Честно служить Отчизне…
Можно в ночную метельность уйти –
Словно совсем из жизни…

* * *
Какое время было, право!..
Увидишь ныне лишь во снах:
Шумели томные дубравы,
Качались лодки на волнах.

Как необъятны были дали,
Как солнечно сияла высь...
Они двадцатый век так ждали! -
И, как мы знаем, дождались…

Живя под звездными мирами,
Обманывались роем грез,
Дрались, любили, умирали –
И все как будто не всерьез.

То время возвратим едва ли.
Я ничего не узнаю.
Они в царя с детьми стреляли,
Попали в Родину свою.

СОЛНЫШКО
В деревню распахну окно…
К чему дележ и пересуды? –
Так много солнца, что оно
Ложится лужами повсюду.

И раскрывается бутон,
Второй и третий… Пчелы – роем!
Для птиц оно как камертон,
Чтоб утром голоса настроить.

А сосчитаю коль до ста,
Примечу путь его недлинный:
Как ловко прячется в кустах
И превращается в малину!..

БЕССОННИЦА
Притихли уличные псы,
И только сад шумит, как море.
Тяжелой поступью часы
Шагают в темном коридоре.

Вновь собирается гроза,
А может, - просто понедельник…
Закроешь лишь на миг глаза –
И тут же зазвонит будильник.

Пусть будет счастье у меня,
Которого другим не надо,
Пока пустую лодку дня
Не выбросят нам волны сада…

* * *
           Люблю грозу в начале мая…
                                Ф.И. Тютчев

Сметая сны и кривотолки,
Рассвет приходит огневой.
Тогда колючие метелки
Вдруг озаряются листвой.

Не выбирая «либо-либо»,
Не вымеряя граммов, йот,
Весна трехсотого калибра
По окнам и по людям бьет.

Так не жалей суровой стужи,
Бей все печали наши, бей,
Чтоб перебежками от лужи
До тротуара – воробей!..

Своею молодостью платим
(О том не думая пока),
Алели чтоб цветы на платьях
И распускались облака.

Пусть первый ливень грянет лирой
И счастье нынче – не потом -
Распространяется по миру
Воздушно-капельным путем…

* * *
Бежала по небу лошадка,
С ней – маленький жеребенок…
И я, запрокинув шапку,
Смотрел, как полет их звонок!

Бежали к лазурным рекам.
Догнать их не в силах птицы.
Внизу были имяреки,
Созданные толпиться.

О нынешнем думать тошно:
Обеты, дела, обиды…
Давно позабыл о том, что
Мальчишкой в ту осень видел.
Всё материальное шатко,
Судьбы волосок так тонок!

…Бежала по небу лошадка,
С ней – маленький жеребенок.

* * *
Курим наспех...
Курам на смех
Наша жизнь на семь ветров…
Бьемся до конца и насмерть,
Разбиваем лица в кровь.

Всяк свою выводит песню,
А когда найдешь края,
Можно в омут или петлю…

Только, смертушка моя,
Отведи покуда жало,
Рано мне с тобой – в друзья…

Мама мучилась, рожала –
Подвести ее нельзя.

* * *
Женщины всегда так вкусно пахнут…
Не гадай, что будет наперед, –
Бьют без промедленья в область паха
Или сердца, если повезет.

Коль попался, будь готов к сюрпризам,
Посиди-ка, друже, на цепи,
Все её хожденья по карнизам,
И кульбиты все перетерпи.

А уйдет – ау! – и плюнет в душу…
Что ж, не возвращают реки вспять.
Только запах от её подушки
Долго-долго будешь вспоминать.

И потом, изматывая нервы,
Средь гудков и тысяч киловатт
Тонкие духи той самой стервы,
Как судьбу, ты будешь узнавать.

* * *
В подъезде пахнет кашкою и кошкой,
Картошкою и пыльными окошками,
А за стеклом мотается метель.
И ты идешь туда, где всё площадно,
Где ветер жалит зло и беспощадно,
Срывая души грешные с петель.

Ты борешься со снегом, как с врагами,
Перебирая слабыми ногами
По «зебре», как по клавишам судьбы.
У города, увы, свои законы:
Надеешься, что встретится знакомый -
Да только попадаются столбы!..

Среди печалей, пьяниц и железа
Твое сопротивленье бесполезно,
Но замирает время иногда,
Когда из мрака – пиррова ли? – пира,
Высверкиваясь пробкою от пива,
В сугроб дежурный падает звезда.

Напиться бы… И здесь опередили.
Они в тебя глядят по-крокодильи,
Не нужно им ни Франций, ни Россий,
Ни Фета, ни Алябьева, ни света…

И у кого (не ведаешь ответа)
За это всё прощенья попросить?


* * *
А мои стихи не поются,
Не ложатся они на музыку.
То звенят, словно бьются блюдца,
То гудят, чем пугают музу.

Написать бы о жизни личной,
Написать бы про наши радости,
Чтобы спел их певун столичный,
Чтоб услышали их по радио.

И торчал посреди уютца,
И ловил бы лучи тепла сейчас…

Но мои стихи не поются –
Плачутся…

ДЕТСКОЕ
Тучата наползают,
Мотаются кусты.
И дождь, косой, как заяц,
Вдоль улиц припустил.

Пищит вовсю скворечник -
Там выводок птенят…
Ложатся лужи решкой,
Отчаянно звенят.

И, серебром омытый,
Топорщится репей,
Орлом глядит лохматый,
Небритый воробей.

Мы в этом шуме-гаме
Под солнечным дождем
Веселыми ногами
Болтаем обо всем!..

* * *
Листья сделались жутко тяжелыми,
Впечатлений набрав за лето -
Осыпаются, зарево-жёлто
На асфальты ложатся лепо…

И ломаются, словно крушины,
Перекрестков литых абзацы.
Перемигиваются машины
Огоньками сигнализаций.

Оттого, что молчишь ты, - ночнее,
И придуманней, и нарочней…
Мне тебя понимать всё труднее –
Дал бы кто-нибудь твой подстрочник.

Недосказанность, чистолисточие…
Я не ведаю: то ли и так ли?...
И по окнам стучат многоточия,
Словно капли…

МЕТАМОРФОЗЫ
Ныне хочу рассказать про тела,
превращенные в формы
Новые.
П. Овидий

1.
Под шапкою не прячу головы,
До снегопадов - словно до Китая…
И полновесен изумруд листвы.
Но тут ведь арифметика простая –

Зима народ разгонит по углам,
Заставит шарфы затянуть потуже
И нашу жизнь поделит пополам:
На «до» и «после» вечной зимней стужи…

Молчит, не колоколится Валдай.
Я полконя готов отдать за царство,
Жизнь горькая настолько, что вода
Горчит, не говоря уж о лекарствах.

Высотные дома стоят стеной –
И утро к нам приходит часом позже.

Наш город всякий раз ко мне – спиной.
Поэты позастыли в мирных в позах.
Стихи тихи, как мухи в янтаре.
На рюмку чаю не к кому причалить.
Смерть закрывает бронзой бунтарей,
Чтоб больше ничего не прокричали…

Но что-то есть в подрезанности крыл
(За легкость бытия сошла вполне бы…)
Для горожан дождь сыплет прямо с крыш,
Поскольку здесь почти не видно небо.

2.
Мне нравится, что в чайнике вода
Бурлит, как символ жизни и уюта,
И в небесах сиреневых звезда
Мигает мне и дальнему кому-то.

Мне нравится, что дождик моросит –
Не голосит, а просит снова лета…
Из всех, когда-то виденных Россий,
Мне более всего подходит эта.

Прошедшим дням веду печальный счет.
Меж нами и зимой просвет все уже.
Но августа внутри меня еще –
Я чувствую – не меньше, чем снаружи.

3.
О чем поют под окнами цветы
Под слаженный оркестр насекомых,
О чем тревожно мявкают коты,
Которым тесно в кубометрах комнат? -

О том, что предсказуем календарь…
Но я не одинок и не оставлен.
Готов лицом к лицу встречать январь,
Который весь – из сумрака и стали.

Поверить бы, что это на века:
Лист мать-и-мачехи – как чет и нечет,
Присыпанная розовым река
И вечер, мускулистый, как кузнечик…

P.S.
Прорехами высверкивает мгла.
Повсюду жизнь торопится, живая…
По небу реактивная игла
Рассвет к минувшей ночи пришивает.

НОЧНОЙ СОНЕТ
Рогасты троллейбусы, парки хрипасты -
И мечется в душных квартирках народ.
Нас city хватает беззубою пастью:
Помнет, поломает, авось не сожрет.

Мы вышли такими, как есть, - городскими,
От светлого праздника шлепаем прочь.
…Ты голову в крике тоски запрокинешь,
А в глотку свинцом заливается ночь.

И шествуя важно, в спокойствии чинном,
Мы харкаем матом, покуда свежи…
Молиться нас бабушки не научили,
А сами не можем молитву сложить.

Играем без форы, ведомы огнями…
Звезда светофора восходит над нами.

С.-ПБ.
Доселе не прочитанный вполне,
Как классика на самой пыльной полке,
Стоишь ты горделиво в стороне –
Графическими смыслами наполнен.

Отчалить ли, отчаяться – не цель…
Вновь на воду ложится тень косая,
Но крейсер твой, посаженный на цепь,
Давно уже не лает, не кусает.

Ты держишь три столетия в уме,
Рубцуешь потрясенья и напасти,
Былому завершенный монумент –
С разодранной еще Самсоном пастью.

Построенный на страхе и костях,
Тихонько осыпаешься от века.
И бронзовые лошади хрустят
Соломой электрического света.

СЕВЕРО-ВОСТОЧНАЯ ПЕСНЯ
Зима сжимается вокруг,
Созвездья тяжелы, как гири.
Что выбираешь, добрый друг,
Сэппуку или харакири,
Цикуту или Соловки –
Покуда не размётан в горе,
Пока не плачут соловьи
По-бабьи, вслед твоей фигуре?..

Рефрен
Словно у края скользим,
Не подавая вида…
Горе тебе, Хоразин!
Горе тебе, Вифсаида!

А ты заметить не успел
Сквозь решето оград точеных,
Что белый свет не так уж бел, -
Скорее, серый или черный…
Крошится снег - несокрушим,
Томим до середины мая.
Колеса ноющих машин
Он как плацебо принимает.

Рефрен.

Лишь купола не тронет ржа,
Лишь в Храме высветлены лица.
В Преображенский в сторожа
Пойду, чтоб по ночам молиться.
И, может быть, сквозь эхо лих,
Оставив беганье по кругу,
В молитвах-шёпотах своих
Услышим все-таки друг друга.

Рефрен.


* * *
Свалиться бы (что б ночь ни говорила!)
В шальную выстынь, застекленный дождь,
Ведь я умел кататься по перилам,
А опыт, как известно, не пропьешь.

И не разбиться о цветные лица
Витрины в эвкалиптовом огне,
С разбегу и безоблачно влюбиться
В девичий профиль в розовом окне.

Бездомным быть, как дикая собака,
Вернуться: в дом? к себе ли самому?..
Свечой стихотворенья Пастернака
Поджечь с углов декабрьскую тьму.

И ты придешь, как счастье, как победа.
Мы помолчим, как добрые друзья…
И хорошо, что есть кому поведать
Про то, о чем в словах сказать нельзя.

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную