28 февраля 2020 года исполняется 65 лет со дня рождения прозаика, поэта, первого заместителя председателя правления Ростовского регионального отделения СП России, председателя секции прозы РРО СП России, автора нескольких книг прозы и стихов Алексея Глазунова!
Секретариат правления Союза писателей России и редакия "Российского писателя" сердечно поздравляют Алексея Ивановича!
Желаем крепкого здоровья, радости и благополучия, новых творческих замслов!

Алексей ГЛАЗУНОВ, (г. Сальск, Ростовской области)

ЖУРАВЛИК

(Рассказ)

1

Однажды, проходя мимо своей  Alma mater, я встретил  Аркадия Витальевича, декана. За пятнадцать лет он нисколько не изменился: высокий, стройный, с правильными чертами лица; лишь в смоляные волнистые волосы вплелись нити седин. Помимо учёбы нас с ним  связывали спорт, музыка: мы играли в одной команде в баскетбол, он был руководителем вокально-инструментального ансамбля, где я солировал на гитаре. Доходили слухи, что Аркадий Витальевич был влюблён в нашу однокурсницу Эллу Журавлёву (тогда, во время учёбы, никто этого не замечал), что оставил жену с дочерью, а через год их роман оборвался. Кто говорил, что Элла его бросила, а кто – будто она умерла. И, якобы, теперь он без семьи, без квартиры, живёт в студенческом общежитии, в маленькой комнатке.

- Здравствуйте, Аркадий Витальевич!

- Здравствуйте… что-то не припомню.

Я назвал себя. Разговорились. Аркадий Витальевич пригласил к себе в гости. В общежитие…

На меня накатили воспоминания далёкой студенческой поры. Аркадий Витальевич в тридцать пять лет  был доктором технических наук, имел более ста научных публикаций, несколько фундаментальных разработок.  Был общительным человеком. На лекциях делал отступления: шутил, рассказывал байки. Заразительно смеялся от острот студентов. Всегда - искренен и справедлив. Не боялся сойти за панибрата. Он находился в курсе всех событий, и даже - кто с кем встречался. «Что ж, а если это любовь?» – весело говорил он. Помню: в институт Аркадий Витальевич приезжал на «жигулях». В те времена получил новую квартиру.  Мы помогали ему вселяться. Его жена, миниатюрная симпатичная блондинка, угощала нас крепким чаем с бутербродами. Рядом вертелась дочь, лет тринадцати, похожая на мать, она льнула к отцу и безумолчно щебетала.

 На пятом курсе к нам перевелась студентка Краснодарского института Элла Журавлёва. Высокая девушка, с длинными, до плеч, светлыми волосами, прикрывающими высокий лоб и бледные худые щёки. Дутые губы, узкие брови, длинные ресницы почти не знали макияжа. Глаза огромные, серо-зелёные, но всегда полуприкрыты веками, и от этого взгляд её казался рассеянным. Она была молчалива, редко с кем общалась, говорила плавно и размеренно. Едва уловимо, на французский манер, Элла картавила. В общем, нисколько не похожа на наших разбитных, энергичных, громкоголосых девчонок. И, возможно, от этого её считали высокомерной. До приезда Элла жила на Черноморском побережье, иногда рассказывала о нём. Ей и кличку дали:  медуза - всем своим обликом, поведением она напоминала это морское существо. Мы, парни, на таких не заглядывались…

В общежитии Аркадий Витальевич занимал  небольшую комнату на первом этаже. Часть её, отгороженная  ширмой, служила спальней. В комнате был идеальный порядок, даже имелись живые комнатные цветы и аквариум с рыбками. Мы расположились за столом и пили не чай и не кофе.  Вспомнили всех преподавателей, студентов моего курса, поговорили о жизни, помолчали. Не знаю, что побудило Аркадия Витальевича раскрыть свою тайну: то ли я вызвал в нём доверие, то ли возникла необходимость, зревшая в его душе многие годы  -  высказаться перед кем бы то ни было и пережить ещё раз те давние волнующие чувства?..

 

Слышишь иногда запоздалое: «Как жаль, что мы не встретились раньше…» или «Где ж ты раньше был?..»  В жизни случается так: он её любит - она не замечает, она его любит - он нет. Люди ищут взаимную любовь и не находят. И потому, чтобы не быть затянутым в бездонный омут одиночества, человек согласен жить с добрым, симпатичным другим человеком без любви… Со временем привязанность слабеет, появляется неприязнь. И вот человек встречает (хотя может так и не встретить)  настоящую, взаимную любовь! Любовь, которую не всем удаётся испытать. Я встретил такую! Быть может, я её выдумал? Может, чувства, копившиеся во мне, случайно выплеснулись на Элю? Я всю жизнь мечтал о такой женщине. Я не понимаю деловых, уверенных, пробивных. Слабость женщины делает мужчину сильным. В Эле я увидел ангела. А какие у неё глаза! Мне казалось, что они затянут меня с кафедры в себя, как в аэродинамическую трубу. А буква «р» звучала, будто перекатывался по стеклу маленький многогранный хрустальный шарик.

Был праздничный вечер, посвященный дню студентов. Эля пригласила меня на танец. Я чувствовал её гибкое тело, пахнущее дорогими духами. Их запах ощущаю и сейчас. Она робко прижималась ко мне и вдруг, закатила глаза, с ней случился обморок.  Едва удержал её. Усадил на стул. Принесли воду, нашатырный спирт. Эле сделалось лучше,  она попросила отвезти домой. Я усадил её на заднее сиденье автомобиля, и мы помчались по ночному, залитому огнями, городу. Вдруг она обняла меня за шею… Я съехал на обочину и остановился. Как безумная она твердила: «Я люблю Вас! Я Вас люблю… люблю!..» Повалил крупный снег, занавесив наше авто. Я воспринял это, как знак – снег засыпает всё, что было до нашей встречи и предоставляет возможность начать жизнь с чистого листа. Я стал отвечать на поцелуи… 

 

2

На следующий день я бичевал себя: зачем поддался  минутной слабости! Сколько было их, желающих пофлиртовать со мной. На лекции  старался не смотреть на Элю, но будто какой-то чёртик твердил: «Взгляни, взгляни на неё, тебе же интересно, какая она сегодня?» Я крепился.  Держался из последних сил.  Даже не чувствовал, а знал: она смотрит на меня, чтобы внушить: «Ты мой!» А чёртик гвоздил: «Взгляни, взгляни…»  Эли на месте не оказалось. Что-то случилось? После занятий  позвонил ей домой. Она ответила: «Мне плохо, Аркадий Витальевич, приезжайте». Эля вышла из подъезда в белой шубе, с распущенными волосами. В глазах её таилась  светлая грусть. Села в машину.

- Что с тобой?

- Давайте отъедем.

Яркое солнце катилось вдоль трассы по снежному насту, ослепляя глаза. Остановились где-то на развилке, у обочины.  Из радиоприёмника выплывал обворожительный баритон итальянского певца, песня захватывала наши чувства, устремлялась ввысь, планировала над степью, сбивала с ритма дыхание. Слёзы катились по щекам Эли. Я подумал: возможно, это и есть настоящая любовь, тихая, нежная, тайная, не капризная, не кричащая о своём счастье на каждом углу?  Дотронулся до её щеки, вытер слёзы. Находясь рядом с ней, я подвергал себя добровольной пытке, не доступным её очарованием.

- Милая Эля, нам не стоит быть ближе, –как можно спокойнее сказал я. – Мы всё равно не сможем жить вместе. У меня - семья. Я никогда её не брошу. И пусть наши сегодняшние чувства останутся такими же чистыми. Будем дружить.

- Дружбы между мужчиной и женщиной быть не может!  - Эля говорила так уверенно и назидательно, будто я был студентом – она преподавателем.

Нет, это не девчонка! Это проницательная, умная, молодая женщина. Я обнял мою дрожащую студентку и стал целовать её влажные глаза, нос, губы, уже ничего себе не объясняя. Любовь – это туман, в котором бродят двое!

 Не говоря ни слова, мы поехали на вузовскую турбазу. Сторож дал нам ключ от коттеджа, и мы, так же молча, пошли по глубокому снегу. Метров через двести девушка устала, остановилась, тяжело дыша:

- Давайте в следующий раз?

- Как?! – испугался я.

- Мне жарко, - она расстегнула шубу и спиной повалилась в сугроб.

И вдруг громко расхохоталась. Её голос был чист и звонок. Мне казалось, что от её смеха с деревьев осыпается искристый снег!

У коттеджа расчистили порог, и я попытался отпереть дверь. Замок не поддавался. Прошло пять минут, десять, пятнадцать – безуспешно! Я удивлялся, возмущался, злился, смеялся над собой. Обошёл вокруг, надеясь найти лаз. Бесполезно. Эля всё это время смотрела на меня. Она попросила ключ и с лёгкостью щёлкнула замком. Дверь приоткрылась.

- Заходите, - улыбнулась она.

Я от удивления и радости оторопел! Какая умница! И вдруг меня, будто ударило током: так значит она не впервые здесь?

- Ни за что!

Она, смеясь, стала швыряться в меня снегом. А я стоял окаменевшим памятником. Эля подошла ко мне, жаркая, раскрасневшаяся, в распахнутой шубе, и принялась трясти за плечи. Я обнял её, и мы упали в снежную постель. Нас венчала зима! Это было наваждение: звучало множество приятных, ласковых, страстных слов. Постепенно смысл их стирался и уже не улавливался. Слова сливались то в неспешную, то бурлящую мелодию. Создавалась  нежная, бесконечная музыка, которую не воспринимаешь сознанием, а только чувствуешь душою, сердцем… И ты  отрываешься от земли. Паришь. И готов на всё!..

 

3

Мы выехали, когда зимняя морозная ночь швыряла в лобовое стекло яркие звенящие звёзды. Эля ласковым, пушистым котёнком льнула ко мне, о чём-то сладко мурлыкая. А я, протрезвев от любви, уже думал о жене, которую, наверное, по-своему любил, которой дорожил и не собирался бросать, но всё же предал… Как же я буду жить рядом с ней, смотреть в глаза, говорить, смеяться, пытаясь удержать в себе пламенную порочную тайну? А тайна жгла и угнетала меня. Мне хотелось побыстрей загасить и  развеять её, сознаться и раскаяться.          

Жена встретила меня приветливо, помогла раздеться. Поинтересовалась: почему я усталый и рассеянный – не заболел ли? Дочь делилась успехами в музыкальной школе. Я не стал портить вечер. Решил: раскроюсь завтра, сразу с утра.

А утром – бегом в институт, а там Эля: красивая, кроткая, нежная…  и вновь сердца взлёт! «Это – любовь! – думал я. – А любовь оправдывает всё!»

В течение недели нас одолевал какой-то «африканский» кашель. Мы простыли. Но болезнь не удручала, наоборот: напоминала о невероятном, впечатляющем снежном вечере. Боялись, что нас вычислят (из всей аудитории – двадцать человек – только  двое перекашливались). Наши лица сияли, а взгляды как бы говорили: «Тебе хорошо?» - «А тебе хорошо?» Мы были счастливы. Но радость недолго длилась… У Эли поднялась высокая температура. Её увезли в больницу. Диагноз: двустороннее воспаление лёгких. Я поднял на ноги всех друзей и знакомых. Ей делали уколы, ставили капельницы, но легче не становилось. Я проклинал себя! Я не вылезал из больницы. Встречался и с её родителями, похоже, они догадывались о наших взаимоотношениях.

Иногда Эля звала меня к себе - бледная и беззащитная. Я присаживался на край кровати, гладил её горячие руки и пытался улыбаться. Она брала мои ладони и целовала их потрескавшимися сухими губами.

- Я, наверное, умру, - проговорила она спокойно. – Ты придёшь ко мне на могилу?

- Ты будешь жить, мой милый Журавлик.

- Я ни о чём не жалею…

Мы с лёгкостью говорим о смерти, когда её холодное разящее дыхание далеко от нас. Мы смело философствуем о жизни после смерти. Мы иронизируем над приметами и «вещими» снами. Снисходительно относимся к религии. А суеверных людей нам жаль. Но так «героически» ведём себя до тех пор, пока не почувствуем вдруг резкую боль в боку, нарушение ритма сердца, затруднённое дыхание. Мы притихаем. И уже не так категоричны в суждениях. Один мой знакомый старик, лет восьмидесяти, как-то поделился мыслями: «Раньше копил деньги на дом, теперь – на гроб. Всё чаще хожу на кладбище: привыкаю». Наверняка, старик лукавил. К чему невозможно привыкнуть, так это – к смерти. А вот старушки, сидящие на скамейке у подъезда, более откровенны: «Этот помер, и тот помер, а мы живём!»

Я вспомнил Бога и стал беззвучно умолять Его продлить жизнь Эли. Я не знал ни одной молитвы. Обрывок из «Отче наш», услышанный мною в детстве от бабушки, всё же пытался мысленно донести до Бога: «Отче наш, Иже еси на небеси, да святится имя Твоё, да приидет царствие Твоё… хлеб наш насущний… Господи… Господи!!!»

- Я не крещёная, - чуть слышно проговорила Эля.

- Похоже, мы думали об одном…

- Ты выздоровеешь, и мы окрестим тебя. Хочешь, я буду твоим крёстным отцом?

Она молча кивала.

- Ты выздоровеешь, и весной я покажу тебе разливы красных тюльпанов. Хочешь?..

Её глаза теплели.

- Ты выздоровеешь, и в степи мы с тобою отыщем берёзовую рощу и сосновый бор! Ты веришь мне? Веришь?!

Эля вымученно улыбалась.

 

4

Отпевание проходило с утра. Позже совершали крещение. Мы дождались своей очереди. Подошёл священник в парчовой рясе. Он прочитал молитву, окрестил и омыл  Эле открытые части лба, рук и ног. Затем надел ей золотой крестик с цепочкой, подаренный мной.

В машине я вручил ей огромный букет белых гвоздик.

- Пусть бережёт тебя Бог. Буду беречь тебя и я, мой нежный, милый Журавлик.

- Я обожаю тебя, мой крёстный!

Эля выздоровела. Я был счастлив!

Как только потеплело, я повёз её в Донскую степь. Проезжая мимо цветущих садов,  остановились и не могли надышаться, наглядеться! В наших душах бушевала весна. Если и есть рай, то он на земле! Я чувствовал себя сильным, уверенным. Я кружил её на руках и кричал на весь свет о своей любви! И, конечно же, мы нашли в этот день и сосновый бор, и берёзовую рощу, и разливы ярко-красных тюльпанов. И хотя Эля была немногословна, я видел, как светился её взгляд, как сияла улыбка.

- Я могу сейчас пройти по небу, - сказал я. – Хочешь?

Эля посмотрела на меня с изумлением. Я встал на руки и пошёл ногами по небу.

- Ты куда? – кричала она мне. – Вернись! Я люблю тебя! Я подарю тебе сына!..

… Мы возвращались, когда солнце на стебле луча стало клониться к земле красным тюльпаном.

 

5

Как я мечтал о сыне! Это была болезнь. Я чувствовал себя обделённым судьбой. А жена не могла родить наследника. В первую беременность ей делали кесарево сечение, и потому она боялась второй раз вынашивать ребёнка. Она чувствовала, что в последнее время в наших отношениях происходит какая-то ненормальность и что причиной тому, наверняка, другая женщина. …

Мы продолжали встречаться с Элей. Моей размеренной жизни пришёл конец. Во времени царил хаос. Я мог появиться дома поздно вечером, под утро. В мою системность и налаженность жизни ворвалась анархия! Но анархия желанная, страстная, бурлящая.

Эля часто рассказывала мне о море, спокойном и буйном,  голубом и сером,  ночном и предрассветном… Она обожала его. И приглашала ехать с ней. 

Мы прибыли к морю. Эля сбросила босоножки и, легко ступая, как заворожённая, направилась к набережной. Она не оборачивалась и не смотрела по сторонам, похоже,  забыла обо всём на свете и даже обо мне, а  глядела только вперёд,  в бесконечную притягивающую лазурь. Она умыла водою лицо и что-то нежно говорила морю, и оно отвечало ей лёгким рокотом.

Месяц отдыха на Черноморском побережье – это шторм впечатлений и чувств! Эля чуть свет увлекала меня на безлюдный пляж, чтобы показать, какое чистое, прозрачное, нежно-голубое с розовым отсветом море. На закате цвет его становился синим с оранжевыми всплесками волн, ночью море было чёрным, с отражёнными огнями набережной, теплоходов и звёзд. Мы побывали на маяке, поднимались в горы, выходили в море на паруснике, опускались с аквалангом  на дно, поднимались в небо на парашюте. Она тащила меня в аквапарк, ботанический сад, на аттракционы, на дегустацию вин и обеды из морепродуктов. И старалась убедить, что рапаны, мидии, осьминоги, кальмары, креветки и крабы не хуже наших раков. Мы гуляли по аллеям парка, где росли огромные раскидистые платаны, напоминающие своей мощью  дубы. Я впервые увидел ленкаранскую акацию: небольшое дерево с нежно-розовыми цветами и головокружительным ароматом. Мы назвали его Деревом Любви. Впервые услышал пение цикад, напоминающее звуки виолончели. И, конечно же, где бы мы ни были – всюду присутствовал запах моря, даже в полдень веяло терпкой морской свежестью.

Эля преобразилась: если в степи она была нежная, слабая, кроткая, то на море – сильная, уверенная, самостоятельная. Это была её родина, её стихия; здесь она чувствовала себя как рыба в воде! Она безумолчно  говорила, размахивала руками, взъерошивала мои волосы, обнимала и целовала меня. Эля желала, чтобы и я полюбил море так же страстно, как  она. На квартире появлялись только к ночи. И продолжался шторм чувств!..

 

6

На пляже мы появлялись раньше всех. Я первым с разбега и с криком нырял в прохладное море. За мною входила Эля. Её фигура напоминала изящный восточный кувшин, окунающийся в желанную освежающую влагу. Я осторожно дотрагивался кончиками пальцев до выступающего верха «сосуда», затем нежно, едва касаясь «глазури», вёл ладонями по хрупким овалам «кувшина», стремясь к нижнему изгибу, останавливал движение на самом узком месте, чтобы почувствовать волнующую середину, разделяющую верх и низ. И далее трепетно касался крутой линии, изгибающейся к нижней части,  плавно заводил ладони назад и под донышко, крепко сжимая и ощущая приятную рельефную форму. Губами  прикасался к «сосуду», желая утолить жажду, опрокидывал и пил взахлёб и не мог напиться. Как это здорово – любить! И казалось нам: любовь в нас будет жить вечно! И страшно было представить, что когда-то закончится и она, как и всё на этом свете…

Пляж заполнялся обнажёнными телами, музыкой, запахом пива и рыбы, криками: «Эклеры! Мацони!»  Я лежал на шезлонге под солнцезащитным грибком в полудрёме, а Эля сидела рядом, постоянно вертя головою и рассматривая море и горы, теплоходы и планеры, отдыхающих и фотографов.

… Я привстал, оглянулся. Её рядом не было…  Прошёл к морю – нет нигде. Под грибком не оказалось её шляпы, халата и босоножек. Что могло случиться? Она появилась через полчаса.

- Ты где была?

- Хотела сделать для тебя сюрприз – заказать песню…

- Не надо мне сюрпризов!

Я дрожал на солнцепёке.

Вечером мы гуляли вдоль набережной, освещённой луновидными фонарями, глазели на звёздное небо, на светящиеся разноцветными огнями прогулочные катера, рассматривали вернисажи местных художников и лотки с сувенирами, слушали уличных музыкантов. Я подарил Эле белую розу. Мы зашли в ресторан под открытым небом. Было так хорошо и уютно сидеть вдвоём за праздничным столиком, пить лёгкое шампанское и смотреть друг другу в глаза.

Даже за полночь жизнь отдыхающих продолжала бурлить. Мы вновь прошлись по набережной, ласкаемые морским ветерком. Уселись на скамью под Деревом Любви. Мимо  проходили пары влюблённых. Вдруг Эля привстала: «Я сейчас приду. Ты подожди меня, пожалуйста». Она догнала толпу молодёжи и растворилась в огнях ночного города.

Я сидел, как болван! И тут до меня, наивного, дошло: не море её влекло, а то, что связано с морем: подруги, друзья, любовники!.. Конечно же, она ехала к морю, чтобы встретиться с юностью. Невозможно из судьбы человека вырвать страницу жизни и заменить другой, пусть даже более яркой  и впечатляющей. Как я ждал её, как я ждал! Я умирал. Я становился стариком. И с каждой минутою  - всё дряхлее и дряхлее…

Явилась она через час весёлая и счастливая. И стала нежно целовать меня. «Ты хочешь утешить?» – я едва добрёл до квартиры…

Утром проснулся поздно. Эля, уже одетая, стояла у двери, собираясь куда-то идти. Она смущённо засмеялась, делая круглые невинно-виноватые глаза и поспешно соображая, что же сказать? В руках у неё был пакет.

- Ты – куда?

- Купить к завтраку продукты…

- У нас всё есть.

Она молча выпорхнула за дверь.

Я стал за ней следить. Город с утра уже был полон людей, казалось, что они вовсе не ложились спать. Эля зашла в магазин, купила шампанское и коробку конфет. Вышла, перешла на противоположную сторону мостовой, юркнула в «Электротовары», долго выбирала электробритву, уложила её в пакет и - скорее на улицу. По ступенькам сбежала к набережной и, лавируя между прохожими, стала удаляться от меня. Я шёл зигзагами, глядел исподлобья, съёжившийся и злой. Кто этот – неизвестный третий?

Цикады, спрятавшись в корявых ветвях платанов, занудно-издевательски пилили на «виолончелях». Море рокотало высокомерно и насмешливо. Я ненавидел море! Последние дни пребывания у его булыжных берегов сделались для меня каторгой! Мне не терпелось вырваться из его оков, вернуться домой, в свои родные степи, и успокоиться. Стать как и прежде – сильным и уверенным в себе. Как безумный, я побежал за Элей. Я готов был догнать её и разорвать в клочья! Но она запрыгнула в маршрутное такси и укатила. Конечно же, легче, - не любить…

Я вернулся на квартиру и напился вдрызг. Очнувшись, увидел стоящую передо мной Элю. «Где ты шлялась?» – выкрикнул я и ударил её по щеке. Она не заплакала, а внимательно посмотрела в мои трезвеющие глаза. Не теряя самообладания, проговорила: «Сегодня ровно полгода, как мы близки… Подарок от меня – электробритва и билеты в дельфинарий. Налей шампанского». Мирились мы в ванной.

А на следующее утро её опять не оказалось рядом. Собрал свои вещи. Оставил записку: «Прости, я не могу соперничать с морем». И укатил домой.

 

7

Жена лежала в больнице: на нервной почве у неё случился выкидыш. Оказывается, чтобы удержать меня, она  отважилась попытаться родить мне сына!..  В тот миг мне казалось, что ближе жены у меня нет никого. Мне всегда было с ней хорошо и спокойно. Но жена не простила.

Через неделю я получил конверт. Это было первое и последнее письмо Эли, моего милого Журавлика.

«Любимый, пишу тебе первое своё письмо. Мне долго не давала покоя мысль: разве можно быть такой счастливой? Скорее – это вопрос, который возник в то время, когда мы были с тобой на море. Очень хотелось найти правильный ответ.

С того дня, когда мы начали встречаться, меня не покидает ощущение счастья, которому я отдалась до конца. Я поняла, что счастья не бывает много или мало. Оно или есть, или его нет. И ещё. У счастья две категории: настоящее и прошлое. Будущего счастья не бывает. И последнее. Я уверена, что счастья без любви просто не существует.

Моё счастье со мной. Иногда оно искрится, иногда прячется, словно играет в прятки, иногда парит над землёй, пленяя мою душу. Но не улетает. Ему достаточно свободы. Оно знает, что я его не держу. И если когда-нибудь ему приглянется другая душа – я с миром его отпущу. Может быть, оно и улетит. Но меня всю жизнь будет согревать мысль: «Я была счастлива!»

Один из самых счастливых дней – поездка в степь. Я думаю, и для тебя – тоже, иначе, ты бы не стал ходить на руках. Улыбнулся? Мне тогда казалось, что любовь везде: ястреб, парящий в облаках, любит небо, божья коровка – травинку, цветы – солнце, солнце - землю, я – тебя. Голова кружилась (быть может, и от выпитого вина). Мне представлялось, что планета замерла, перестала вращаться вокруг своей оси, чтобы только не мешать нам насладиться солнечным утром. Ты думаешь, я всё сочинила? Нет. Счастья сочинить… нельзя!

Эля».

 

Аркадий Витальевич заваривал кофе. За окном светало. Позвякивали первые трамваи. Я размышлял: стоит ли взрывать свои чувства, чтобы испытать истинное, зачастую, молниеносное счастье любви и при этом лишиться семейного благополучия,  душевного спокойствия? За ширмой кто-то заворочался на кровати. Вышел сонный мальчик, лет десяти, с волнистыми светлыми волосами. Подошёл к Аркадию Витальевичу и молча обнял его. А профессор, глядя на меня, счастливо улыбался. Я опешил! И стал соображать, на кого же блондинистый мальчик больше похож – на жену  или на Эллу Журавлёву? Только теперь я понял, откуда  идеальная ухоженность в квартире, – о порядке заботилась одна из женщин…  Мальчик протёр глаза кулачками и спросил: «Дедуль, а мы пойдём в Луна-парк?»

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную