Анна ГРАНАТОВА
КАКОЙ БУДЕТ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА?


Часть1. Художественная литература: исторический экскурс.

"Фикш" или  фикция?

Для прогноза, какой будет литература в России через пять или десять лет, изначально надо определиться с тем, что вообще следует считать литературой. Издательский рынок, - что это за феномен?

Полагаю, следует провести водораздел между художественной литературой и остальными книгами. Это означает, что модные и многочисленные сегодня книги по прикладной психологии, строительству дома, компьютерной грамотности и туризму - это особая, специализированная литература, развивающаяся по своим собственным законам, не имеющим отношения к художественной прозе. Так же, как и многочисленные журналы, посвященные  фитнессу, кулинарии,  биографиям звезд, саду и огороду, охоте и рыбалке, и.т.п, не являются журналистикой.

Рынок "прикладной литературы" развивается быстрыми темпами, и подчиняется законам издательского бизнеса. Здесь огромную роль играет форма, превалирующая над содержанием: иллюстрации, качество бумаги, обложка, структура и оформление текстовых блоков.

Предметом нашей статьи является литература художественная, то есть, проза, относящаяся к сфере искусства, которая, подобно живописи,  обладает понятием художественного образа. Для художественной литературы содержание всегда на первом месте по отношению к форме.

Однако, сегодня появилось  целое направление,  именуемое литературой нон-фикшн. Она развивается на стыке информационного материала (например, исторические, биографические факты) и художественной стилистики, которая упрощает восприятие информации.  Это беллетристика. Ее рынок активно развивается. Эпистолярная, биографическая, мемуарная литература. Но чаще всего под литературой нон-фикшн, как правило, подразумеваются политические и исторические расследования, и это направление близкое,  с одной стороны,  к публицистике, с другой стороны, к науке.

Этот сектор издательского рынка представляет собой торговлю информацией. Книги нон-фикшн пишутся простым, фактически, разговорным языком, а могут быть созданы на достаточно сложных научных формулировках, требующих медленного вчитывания. Однако, в любом случае, очевидно, что авторы этих книг не создают эмоционально завершенного (определение  понятия  "художественность" по Гегелю, см. его "Эстетику") и зрительно воспринимаемого образа. Провести прямую аналогию с живописной картиной не удастся. В этом-то главное отличие художественной прозы от прозы любо другой.

Но художественный образ "в чистом виде", если автор не слишком известен, издателю продать не так-то просто. Да и стать художником слова под силу не каждому автору. Можно тоннами писать "художку", как во времена соцзаказа, но художником слова так и не стать. Сегодня "художка", этот издательский жаргон, означает литературу "фикшн", в переводе на русский - "литературу, построенную на вымысле". Но ведь понятие "вымысла" отнюдь  не синоним "живописности"! Это важно понимать для нынешнего рынка, где смешались понятия с изначально разным содержанием, где много "фикшн", но мало подлинной "художки".

Именно потому, что речь должна вестись о фикшн- литературе, а не о литературе подлинно художественной, огромную роль играет реклама, а сами книги стараются издавать сериями, где автор получает "суперобложку", которая говорит о том, для какой социальной группы создана эта серия книг, каков ее жанр. Литературоведческие жанры: рассказ, повесть, роман, - теперь "перекрывают" издательские супер-обложечные, близкие к кинобизнесу, тренды: расследование, криминальная история, приключенческий триллер, политический детектив, социальная драма, мелодрама, фэнтази.

Но вообще, торговля информацией приносит более предсказуемую прибыль, чем художественными образами. Неудивительно, что активно развиваются научно-популярная и околонаучная литература, от  глобальных экономических доктрин до "паранаучной" магии чисел.

Информационный рынок не будет в ближайшее время сворачиваться по одной простой причине: вся литература, которая соответствует  понятию "знание" (даже если оно недостоверно)  требует медленного и вдумчивого прочтения. Электронные книги здесь служат плохим подспорьем, попробуйте  какой-нибудь учебник почитать с экрана электронной "читалки" или даже компьютера!

Революции в словесности

Приход "электронной" революции в России нельзя игнорировать, возможность читать книги с экрана не могла не отразиться на специфике книжного рынка. Что же это, революция формы или содержания? Как электронные книги отразятся на жанровой эволюции? Какие жанры в художественной прозе буду умирать, а какие, напротив, появятся?

Феномен электронной революции нельзя недооценивать: впервые за многие столетия слово переводится в виртуальный формат. Это означает, что художественное слово не имеет под собой физического носителя! Да, электронную книгу всегда можно распечатать, но изначально она пишется так, что для нее нужен компьютерный экран, а не бумага. Чем интернет-журналистика отличается от журналистики газетной и журнальной? Прежде всего, простотой подачи информации. Держатели сайтов электронных газет убеждают: самые популярные в прочтении становятся материалы  объемом в один "скрин", т.е. помещающиеся на одном компьютерном экране.  Надо ли к этому добавлять, что и длина фраз, и формулировка мыслей при этом делаются как можно короче и проще? Аналитические жанры таких требований не выдерживают: интернет - журналистика не приветствует статью и очерк, но держится за репортаж и заметку, а также, новостные видео - ролики. Так проявляет себя психология восприятия текста с экрана. Эти законы человеческой психики справедливы и для восприятия художественной прозы с экрана электронной "читалки".

Восприятие, как мы знаем, - первая стадия такого познавательного процесса, как мышление. Ограничивая свое восприятие, мы, невольно, ограничиваем и свое мышление. Экран электронной "читалки" заставляет человека мыслить упрощенно, черно- белыми категориями? Знакомый парень, далеко не подросток, однажды сказал мне, что людей привык разделять на "своих" и "чужих", а других нюансов в характере он не видит, и философская категория "смысла жизни" для него - непонятное словосочетание. Книги он читает лишь на электронных носителях, предпочитая жанр "фэнтази", а в кино хорошо понимает лишь американские комедии и "фантастику о космосе". Для этого мальчика с седыми волосами электронная читалка - не просто удобный  способ разгрузить квартиру от "художественной макулатуры", он верит в свою благородную миссию для Планеты, ведь электронная "читалка" "спасает сотни деревьев от перевода на целлюлозу". Интересно, а в чем его может быть благородная миссия для человеческого общества?

Книжный рынок сегодня разделился на два пласта, - тот, что подлежит переводу на электронный носитель, и тот, что этому переводу не подлежит. Активно переводят на электронные носители книги, которые не "завязаны" на ярком, богато иллюстрированном дизайне, и которые не требуют длительного и медленного вчитывания. Многие простенькие художественные произведения получают свою электронную версию. Сложнее дело обстоит с научной литературой - ее трудно воспринимать с экрана. Детский рынок книг также не уходит в электронный формат, это связано с дизайном, школьные книги относятся к сектору иллюстрируемых книг.

Однако, многие читатели сами стремятся находить книги на электронных носителях, это быстрее и проще, и денег не стоит (если брать текст из интернета). На электронных носителях прежде всего  приобретают книги, которые изначально ставятся в категорию "однодневок"- прочел и выбросил. Для этих книг, будь они в "бумажном виде" не нашлось бы места в шкафу. Это - сектор беллетристики, которая не подлежит перечитыванию.  Художественная проза, переводящаяся в электронный формат, предполагает, что ты будешь работать с текстом быстро, выборочно и поверхностно.

Но всех это пугает, особенно, если "это нам задавали, и надо сдавать на зачете". Стараются найти в электронном виде даже четырехтомную "Войну и мир" Л.Толстого, - "чтобы лишних сил  и времени на бумажную книгу не терять". Но для многих подобное кажется абсурдом, ведь электронная книга предполагает принципиально иную, нежели чтение с бумаги, психологию восприятия текста. В электронном виде половина художественных образов проходит мимо тебя. Глубинные особенности человеческого характера, поведенческие нюансы и детали обстановки останутся не замеченными, с электронного экрана глаз выхватит только информацию, сюжет, логику событий, друзей и врагов, за что боремся, что не поделили, суть конфликта, способы его разрешения и чем все кончилось в итоге. Жанр узнаете? Детектив, приключенческая повесть. Роман, то есть, жанр о развития  человеческой личности под гнетом обстоятельств, - так не пишут.

Но и до прихода электронных "читалок" в Россию наши писатели так упростили художественный образ, что бумага им стала уже не нужна. Сегодня писатель сильно "завязан" на количество своих произведений, вынужден ориентироваться на понятие "книжной серии". Поэтому многие стремятся писать не столько хорошо, сколько - быстро.

Электронную  революцию можно было бы сравнить с двумя другими, значимыми для словесности. Оговоримся, что под словесностью мы подразумеваем человеческую речь, переведенную на физический носитель: пергамент летописи или бумагу. Сегодня художественное слово, приобретающее виртуальный формат, так же сложно будет анализировать, как фольклор, - устное народное творчество. Там, где нет носителя, вопросы бесконечны, от датировки произведения, продолжая понятиями "автор", "черновик", "окончательный вариант произведения". Жанры фольклора, не имеющие под собой бумажного носителя, ограничивали художественные возможности словесного образа человеческой памятью. Электронная революция поставила новые ограничения: размер текста, помещающийся на экране. Но революция ли это, а не инволюция для художественного образа?

Словесность на Руси, согласно академической науке,  начинается с появлением летописания. Фольклор, не имеющий под собой письменных носителей, не обладает, соответственно, материалом, который можно анализировать на классическом инструментарии работы с текстами. Носитель художественного слова играет огромную роль и для жанровой эволюции и для научного анализа. Основой для русской письменности, как мы знаем, стала славянская азбука, созданная знаменитейшими жителями города Салоники,  Кириллом и Мефодием.

Главной революцией в области словесности (в мировом масштабе)  мы считаем появление печатного станка немецкого изобретателя XV века Иоганна Гуттенберга.  Именно этот печатный станок позволил устную мысль и словесную метафору зафиксировать на бумаге. Однако, во времена средневековья, тиражирование текстов находилось под строгим церковным контролем. Книгопечатное слово сакральных книг выступало во многом антагонистом (если говорить о природе метафоры и эпитета) народному фольклорному творчеству.

Для читателя и для Вечности

Обращение к народу, донесение печатного слова до широких слоев общественности, - такая задача появилась на Руси в годы Ивана IV Грозного и правления Митрополита Макария. В 1550-м году по приказу Ивана Грозного создается знаменитая типография, под руководством книгопечатника Ивана Федорова который, кстати говоря, настаивает на редактировании летописей при их перепечатке: слишком много искажений  подлинных исторических фактов. Первая книга, отпечатанная типографским способом, "Апостол", демонстрирует идеологические приоритеты. Мировоззрение жестко связано с церковным каноном, и все же, уже начинается секуляризация сознания словесников. Появляется повесть, - жанр не-монастырский, ориентированный на общественность. Житийные повести обладают церковной моралью, (вспомним знаменитую "Повесть о Петре и Февронии Муромских"), но в то же время, они резко отличаются от агиографического канона (в качестве примера, напомним "Житие Ульяны Осоргиной", "Повесть о Марфе и Марии").

Иногда исторические факты искусственно моделируются, как например "Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским". Это - литературная подделка, создание несуществующего документа. Так зарождается художественный вымысел. 

Художественный вымысел на рубеже XVII - XVIII веков претерпевает заметную эволюцию. Раньше художественная метафора носила непременно сакральный характер, то есть, опиралась на идеализированные библейские образы, не имеющие под собой реальности, но призывающие к моральному выбору, уводила в сторону эсхатологической проблематики. (Вспомним образы Страшного Суда, Всемирного Потопа и Ноева Ковчега, Апокалипсиса). Теперь же метафора стала реалистичной, привязанной к событиям действительности.  И художественный вымысел стал создаваться автором на материале действительности. При этом, из него уходит дидактика и церковная назидательность.

Знаменитая "Повесть о Фроле Скобееве", относящаяся к рубежу XVII - XVIII веков и получившая  в XX веке  даже оперную версию Т.Хренникова,  повествует о ловком пройдохе, который построил свою карьеру за счет выгодной женитьбы, соблазнив дочку высокопоставленного чиновника, и обманув ее отца. Для этого персонажа игра в любовь необходима для карьерного продвижения, в браке он ищет выгоду, для этого провинциального амбициозного выскочки женщина становится инструментом достижения  определенной цели, после достижения которой, от всех "средств", как от ненужного груза, следует избавиться.  Подобная "мораль" была немыслима для словесности времен Ивана Грозного, опирающейся на идеализированный церковный образ. Однако, неизвестный автор повести "О Фроле Скобееве" как бы утверждает: такова реальная жизнь. 

Так появляется художественный вымысел особого рода, не библейская  притча, не сакральная метафора, а такой вымысел, при котором читатель видит несуществующего героя, но при этом, находит в нем все те черты характера, что присущи реальным людям. Читатель отлично понимает, что этот персонаж со своими приключениями, - плод воображения автора. Но художник слова сумел в этом персонаже показать некие типичные черты определенного человеческого характера. Именно так на смену словесности приходит художественная литература.

Во времена сакрализации словесности личность автора не была столь значима, как в годы зарождения реалистичного повествования. Средневековые книжники не могли себе позволить отхода в сторону от жесткого церковного канона, простора для художественного вымысла не существовало. Монаха XII века из Киево-Печерской Лавры -  летописца Нестора мы знаем прежде всего потому, что он сумел объединить существующие ранее разрозненные летописи в единый свод. Им проделана колоссальная работа. Но при всем при этом, эту работу технически мог бы сделать любой профессиональный книжник, обладающий такой же высочайшей, как летописец Нестор, работоспособностью переписчика, - эта работа была четко регламентирована.  В ней не допускались "авторские отклонения" от первоисточников. Именно поэтому разночтения летописей служат основой для фундаментальных научных гипотез. Например, финал "древлянского"  эпизода  жизнеописания княгини Ольги в Повести временных лет у Нестора, отличающийся от описания того же самого исторического эпизода в других летописных сводах, - стал основой для целой гипотезы о датировке всей Повести временных лет - фундаментального труда академика Алексея Шахматова. 

Рождение авторской беллетристики

На материале Повести временных лет, - самого монументального летописного свода Древней Руси   в XVI  веке при царе Иване Грозном создается "Степенная книга Царского родословия". Задача этого труда -  разбить полотно прежней "Повести временных лет" на более "удобоваримые"  в прочтении куски, каждый из которых был бы композиционно завершен. Сама постановка этой задачи продиктована изменением "адресата" текста. До Ивана Грозного летопись создавалась на пергаменте, существовала в единственном экземпляре, и писалась монахом "для истории и Вечности". Типографский станок Ивана Федорова, пущенный в ход указом Ивана Грозного, сразу же породил феномен "читательской аудитории". Стало возможным ознакомить с одним и тем же текстом большое количество людей. И уж коли ты что-то делаешь не для "истории и Вечности", а для живых людей из плоти и крови, то желательно, чтобы людям это понравилось. Иначе зачем тратить бумагу и типографскую краску? Логично?

Именно так монолит Повести временных лет "артель монахов" разрезает на композиционно завершенные куски, и так в литературе появляется сюжет.  У авторов "Степенной книги царского родословия" четкая задача: создать цикл завершенных произведений о русских правителях, при этом, действовать по принципу: ограничить одну повесть одним именем царствующей персоны, втиснуть его биографию в определенный,  ограниченный определенным количеством печатных листов, текстовый объем, и на протяжении этого повествования создать стройную композицию.

Но лишь композиционной завершенностью авторы "Степенной книги" не ограничиваются. Впервые они озадачиваются таким понятием, как "литературный портрет" героя, ведь в центре каждой повести "Степенной книги" - биография какого-либо из правителей Руси, и здесь без его художественного изображения, как внешнего, так и психологического, не обойтись. Перед нами - революционное для словесности решение - появляется реалистичный человек, обладающий художественным  портретом.

В летописи повествование не имело сюжетной структуры, поскольку отталкивалось от возможностей пергамента: свиток из овечьей кожи мог быть бесконечно длинным.  С появлением типографской печати на  бумаге повествование стало подчиняться внутренней  логике развития действия, - сюжету. У такого рода текстов появляется читательская аудитория. 

"Степенная книга царского родословия"- первая попытка беллетризации исторического материала. Все повести "Степенной книги" пишет "артель монахов", под руководством Митрополита Макария, (например, жизнеописание княгини Ольге пишет монах Сильвестр). Речь еще не ведется о художнике слова, который способен к созданию уникального художественного образа. В монастырской артели Макария один автор может быть при необходимости заменен другим.

.        Степенная книга - первый пример беллетристики, и сам факт того, что древнерусские книжники, монахи, писали этот труд коллективно,  говорит о том что историческая беллетристика - понятие "форматное". В этих рамках должен уметь работать любой талантливый словесник. Именно это мы сегодня и видим на книжном рынке.

Но у "Степенной книги" еще нет массового читателя, а только небольшая, приближенная к царскому двору аудитория образованных аристократов. Достаточно близкой к народу русская литература станет лишь во времена правления Петра Первого, когда из Европы в Россию хлынет поток "переводных" приключенческих повестей, в которых вымысла на порядок больше, чем правды, их читают просто для приятного времяпровождения. Лихо закрученное действие становится самоцелью, а достоверность людских характеров значения не имеет. Персонажи превращаются в "фигуры" остросюжетного  повествования, не имеющими с живыми людьми ничего общего. Хрестоматийный европейский образец таких повестей- "Декамерон" Боккаччо. Но в Россию времен Петра Великого лихо закрученные сюжеты приходят  в виде таких повестей, как, например, "Повесть о бравом кавалере Александре", "Повесть о бравом матросе Василии".

Задача таких повестей - развлечь читателя, иногда, опираясь на исторические легенды, достаточно вспомнить "Александрию", приключения Александра Македонского. Эти лихие европейские  сюжеты подсказывают пути развития  и для отечественной словесности. В эти времена литература становится общедоступной, - появляются газеты. Петр Первый, как мы помним, в 1703 году начинает  издавать "Ведомости". Первый сохранившийся номер этой газеты сегодня празднуется как день российской журналистики (и Старый Новый год).

Все это следует знать, чтобы видеть, как появился художественный образ в литературе. Писатель возник там, где художественный образ стал уникален. Как мы уже говорили, монахи-летописцы свое авторство прятали как можно глубже. И летописец Нестор, объединяя в Повесть временных лет древние своды своих предшественников, более всего боялся нарушить содержательную часть того, что было сказано до него.

Старались не нарушать исторические факты, но при этом активно экспериментировали с формой подачи информации, - беллетризовали содержание, -  авторы "Степенной книги". 

Автор становится писателем

Но в период правления Петра Первого все поменялось. Наступает время активных экспериментов как с формой, так и с содержанием текста. Именно в это время появляется авторская в полном смысле этого слова, литература, когда словесник уже гордо может о себе сказать: "мое произведение абсолютно уникально,  материал был увиден моими глазами,  и оформлен в художественный образ моим интеллектом. Ничего общего моя повесть с произведениями других словесников не имеет". И это - начало  подлинно художественной литературы в современном понимании слова. Уникальность, неповторимость художественного образа - один из ведущих критериев художественной прозы. И у такой прозы уже есть писатель, - человек творческого склада ума, тонко чувствующий возможности письменной речи.

Эмоциональное наполнение художественного образа зависит от личности писателя: он пишет не рукой, а всей своей нервной системой. Личный опыт, ценностные установки, мировоззрение, интеллект и чувства - определяют тональность произведения. Чтобы подчеркнуть наш тезис об уникальности художественного образа, который зависит не столько от материала, сколько от личности писателя, вспомним первые "производственные романы" в советской России. Один и тот же фактический материал, - гигантская индустриальная стройка на Урале, Магнитогорского металлургического комбината стала основой для двух, совершенно не похожих  произведений: "киносценарного" иронично-памфлетного романа-хроники В.Катаева "Время, вперед!" и социального  глубоко психологического романа "Люди из захолустья" А.Малышкина.

Массовая читательская аудитория, появившаяся у читателей эпохи "Прорубания окна в Европу" не может не отразиться на литературных жанрах, именно тогда они и складываются в привычных нам понятиях: рассказ, повесть, поэма, театральная драма.  Появляется самостоятельный  мир художественных образов, параллельный реальному. Авторский вымысел  начинает доминировать над прочими характеристиками текста. Материал действительности перерабатывается в эмоционально чувственный художественный образ, который приобретает независимость от реалистичной основы, вплоть до полной неузнаваемости по отношению к "фактуре".

Развиваются средства художественной выразительности: метафоры, риторические фигуры, тропы. Складываются три современных стиля художественной прозы, - повествование, описание, размышление. У каждого из стилей - свой инструментарий. Отсюда же берут начало разные жанры художественной  прозы. Повествование основано на событийном ряду. Описание - представляет собой статичное, изображение какого-то предмета,  вещи, человека, или пространства. Размышление - это уже стиль аналитики, желание выстроить причинно-следственные связи между разными фактами и событиями, оценка, комментарий.

 

Эти три художественных стиля легли в основу всех жанров, от рассказа до романа. Инструментарий для создания  художественного образа стал разнообразным и завершенным. Появился алгоритм: как писать. Но закономерен вопрос: а зачем? Итак, теперь возникает вопрос, а какие же задачи перед собой ставили художники слова?

 

Часть 2. Писатель и читатель: союз или противоборство?

Зачем писатель пишет книги?

Русская художественная проза, жанровый канон которой отделил "литературу нового времени" от "литературы древнерусской",  сформировался во времена М.Ломоносова, В.Тредиаковского, А.Кантемира, Н.Карамзина. По своим художественным задачам это уже не морализаторские иносказания и притчи об идеальном мире древнерусских книжников. История и политика перестают быть "делом рук божьих", а становятся делом рук человеческих. На смену князьям и царям, - т.е., исполнителям Воли Божьей на земле, (в представлении летописцев) - приходит император из плоти и крови. Появляется реализм, без идеализированно - библейского объяснения происходящего, когда и очевидному людскому злу, войнам, сожжению городов, грабежам и жестоким расправам находилось оправдание через метафоры Ветхого и Нового заветов.

Словесность становится литературой, со своим изобразительно завершенным художественным образом, с новыми задачами. Древнерусский книжник еще не был писателем, не имел читательской аудитории. Теперь же появляется писательское сообщество, - самое труднообъяснимое в профессиональном плане среди других социальных каст.

Зачем же писатели создают свои произведения?

У древнерусских книжников читательской аудитории не было. Они творили в монастырях для истории, для вечности, в этом состояло их служение Богу. Пергамент существовал в единственном экземпляре, (иногда его "тиражировали"- переписывали, создавая так называемые "списки"). Когда словесность ушла из монастырей, у нее появился читатель. Никакого отношения к миру монахов с их специфическим идеализированным каноном в создании художественного образа, этот мирской читатель не имел. Появление художественной литературы связано с секуляризацией культуры! Поначалу читатель был аристократических кровей, из бояр и дворян: для него-то и беллетризовали историю Руси, из летописной глыбы повести временных лет создали легкую в прочтении Степенную книгу. 

Читатель появился вместе с писателем. Когда писатель утверждает, что читатель ему не нужен, что он получает удовольствие от одной лишь словесной "игры в бисер", то художник слова лукавит. Если писатель не показывает своего творения читателю из-за неуверенности в своих силах, то это еще не означает что в читателях этот писатель не нуждается. Все литературные жанры рассчитаны на психологию читательского восприятия, даже если это поэзия, создаваемая многими "для души". Известное, цветаевское: "Валявшимся в пыли по магазинам, где их никто не брал и не берет./ Моим стихам, как драгоценным винам, придет и свой черед".

Даже когда писатель "пишет в стол", когда он ведет дневники,  то все равно надеется, что даже эти, довольно интимные авторские раздумья дождутся своей публикации. Знаменитый автор  сказки "Конек- Горбунок", Петр Ершов, во время "петербургского периода" своей жизни сжигает свои юношеские дневники, поскольку, по его мнению, они "слишком идеальны", а в жизни все было по-другому. Дневники были фальшивы: не стоило жизнь приукрашивать, изображать себя в ней героем и счастливцем, а писать о своих злоключениях правду было не приятно, хотя дневник и не предназначался для публикации.

Писательский дневник- это, как правило, всегда  "заготовка" для мемуаристики, а то и художественной прозы. Колоссальная дневниковая работа позволила К.Паустовскому создать шеститомную "Повесть о жизни". И даже М.Пришвин свой достаточно интимный дневник, создаваемый совместно с Валерией Лиорко (своей второй женой)  прятал в оцинкованные ящики, боясь досмотра со стороны НКВД  с одной стороны, и, надеясь на их публикации спустя годы, - с другой. Мышление писателя организовано таким образом, что даже личный  дневник для него - серьезный труд, требующий художественного слова.

Конечно в творчестве наблюдаются и крайности, когда писатель пишет исключительно для себя самого: это именуется графоманством. Возможна и другая крайность, когда писатель пишет исключительно для читателя, и даже то, с чем сам внутренне не согласен, как это было в XX веке во времена соцзаказа: это именуется журналистикой.  

И все же, писатель - это не журналист, который сам себе не принадлежит, работает прежде всего на потребителя информации, и в своей профессиональной стандартизации стилистики равнодушно воспринимающий собственные тексты. Писатель за каждое слово свое отвечает всем своим существом, он пишет не пером или авторучкой, а всей своей нервной системой, как сказал кто-то из великих.

Писатель - это не профессия, а мироощущение, потребность мыслить эмоционально окрашенными образами. Эти образы строго индивидуальны. Интеллект, мир чувств, система ценностей, коммуникабельность и жизненный опыт, детерминируют  авторский стиль письма. На одном и том же материале могут рождаться совершенно непохожие друг на друга произведения, как например, строительство Магнитогорского металлургического комбината на рубеже 20- 30-х гг XX века дало фактуру для двух абсолютно разных произведений: ироничного романа-хроники "Время, вперед!" В.Катаева и  социального романа "Люди из захолустья" А. Малышкина.

Писатель, - самая свободная профессиональная деятельность, поскольку она относится к сфере искусства. Невозможно "подвести стандарт" под авторские индивидуальности, унифицировать тип нервной системы и жизненный опыт. Можно лишь задать жанровые рамки, тематические и стилевые тенденции. Искусство не ставит перед собой прагматичных практических, прикладных задач, понятие "прекрасного" является самоцелью.  И как тут не вспомнить знаменитое изречение  Оскара Уальда "Всякое искусство совершенно бесполезно".

Писательство - это  не та сфера, которая конвертируется в деньги. Эстетику не поставишь  на конвейер. Труд писателя, как мы убедились на примере безуспешного  опыта "писательских артелей" начала XX века,  и даже коллективного написания романа "Большие пожары", - дело индивидуальное. Художник слова действует по воле души, иногда имея лишь  один костюм да чемодан с рукописями, как это было у Н.Гоголя. При этом, автор работает с высочайшей работоспособность, забыв о золотом правиле любого производства- коэффициенте полезного действия. Н.Гоголь сам утверждал, что рукопись надо переписывать в среднем по 8 раз, чтобы она приобрела завершенный вид. Когда у Э.Хемингуэя во время путешествия в Париж железнодорожные службы потеряли чемодан с рукописями (отправленный его первой женой, наивной музыкантшей  Хэдли Ричардсон), то писатель с ослиным терпением черновики своей прозы восстановил по памяти. Поэтому писательство - это не профессия, а миссия.

Мотивация писателя и журналиста в работе кардинально различается.  Писатель не ставит задач донести до читателя какую-то информацию. Именно поэтому, многие бестселлеры, созданные в жанре "расследования", по сути своей, написаны журналистами. Даже если это "исторические романы", повествующие о "том, как все было на самом деле", или "романы", разоблачающие мифы и реальности о престижных профессиях (как например у британской авторши Имоджен-Джонс, создавшей серию книг "Вавилон"), мы видим мотивацию не писателя, а журналиста.  

Писатель мотивирован творчески, как и любой художник, - у выдающегося психолога  Льва Выгодского  об этом прекрасно говорится в "Психологии творчества". Ощущения жизни вливаются в писателя как в воронку, а накопленные яркие ощущения требуют определенного "выхода", выбрасывания из мозга. Писатель "изживает" их из себя, переводя эмпирику в язык художественного образа. Если творческий человек этого не сделает, ему грозит нервный срыв, или, в метафоре Л.С.Выготского, "эмоции просто разорвут человека, как паровой котел, в котором давление пара избыточно, и который требует, чтобы открыли предохранительный клапан, сбросили пар". Роль этого "клапана" и играет литература. Получается, что творчество возникает там, где нервная система не выдерживает перегрузку от ощущений жизни! Как это непохоже на шизотимическое бегство от жизни в несуществующие образы низко художественных жанров: фэнтази, детская "фикшн"-проза, космические повести про инопланетян, сказочные истории про вампиров и.т.п.

Однако, эмоционально обостренное восприятие  мира без интеллекта и логики порождает армию графоманов, которые не способны из хаоса своих чувств вылепить художественный образ, а лишь - "выпустить пар из перегретого котла".

Марк Твен говорил: "У художественного вымысла всегда есть смысл, а реальность может быть совершенно бессмысленна". У тех, кто "сбегает" в литературу от бессмысленности жизни, творчество играет роль психотерапии, но не искусства. Известная психотерапевтическая техника, - хотите изжить из себя, забыть тяжелые события, выбросить из головы негативные переживания, -  расскажите об этом бумаге, а потом бумагу эту сожгите.

Но у интеллектуалов, обладающих философской способностью  подняться над миром и посмотреть па себя самого со стороны, наделить своими эмоциями не вполне похожих на себя персонажей, пресловутый "выпуск пара из котла" получается талантливо. Они-то и становятся художниками слова с мировым именем. Например, Марк Твен стал знаменитым юмористом. а ведь любой другой человек, вынужденный переживать то, что выпало на долю Самюэля Клеменса, мог бы закончить свою жизнь в психиатрической клинике. Напомним, что у  Марк Твена погиб во время пожара на корабле (взорвался паровой котел) родной брат, моряк Генри. Именно тогда Самюэль Клеменс берет себе знаменитый псевдоним, означающий на языке моряков "метка: две морские сажни", то есть, минимальная глубина для прохождения судов.

 Его любимая жена Оливия умерла у него на глазах, первый ребенок умер в четырехлетнем возрасте от дифтерита, его любимая дочь Сьюзи, начавшая обработку писательских дневников, скоропостижно погибла от менингита в двадцатилетнем возрасте, а старшая дочь Джин умерла от эпилепсии. Марк Твен пережил полное разорение своего издательства, одиночество и голод. И только писательская работа, как справедливо заметил мыслитель Бертран Рассел, стала для Марк Твена спасением от самоубийства.

Ни одна другая профессия настолько не регламентирована эмоциональным состоянием человека, как профессия художника, будь его инструментом гусиное перо, пишущая машинка, дирижерская палочка и пюпитр, или же палитра и краски. Если в ряде профессий способность тонко чувствовать мир вредна и ведет к ошибкам (как у военных  или чиновников), то для художника высокая чувственность, способность существовать в эмоционально окрашенных образах  - условие работы. Примеры с Флобером и "Госпожей Бовари" хрестоматийны.

Ярчайшие произведения мировой литературы, - это, как правило, личный опыт, переложенный на бумагу языком художественных образов. (М.Шолохов "Тихий Дон", А.Малышкин "Люди из захолустья", Н Ляшко "Сладкая каторга", произведения А.Чехова, где фигурируют врачи, советская военная проза). Нередко рождаются шедевры и там, где художник слова вспоминает свою династию, свой род. (М.Булгаков -"Дни Турбиных", "Бег", "Белая гвардия", Л Толстой- "Война и мир", М.Салтыков-Щедрин "Господа Головлевы".).

Рамки творчества устанавливают жанры, - внося гармонию и логику в галерею персонажей. Но успех или неуспех произведения у читателя регламентирован социальным мышлением эпохи.

Отсюда и конфликт, когнитивный диссонанс, наблюдаемый в литературе, который возникает всякий раз при смене литературных формаций. Это смена всегда означает принципиально новый инструментарий: раньше использовали масло и акварель, а сегодня мы будем работать акрилом и темперой. Раньше литературный портрет персонажа был живописен, ну а в наши дни это - делает текст медлительным и тяжеловесным. жизнь стала динамичной, так давайте персонажа пропишем графически, и все внимание уделим сюжету. Каждая революционная в жанровом плане литература - т.е. обладающая принципиально новыми изобразительными решениями, - и получившая у современного читателя признание, как правило, вступает в конфликт с предыдущими формациями.

На каждом историческом отрезке отмирают, становятся трудно воспринимаемыми старые изобразительные формы. Как клетки в живом человеческом организме, постоянно нарождается новая лексика, и, одновременно, постоянно отмирают, уходят в категорию архаизмов и диалектизмов слова, предметных аналогов которых не увидеть, не подержать и не пощупать в мире современных вещей.

Литература зависит от психологии читателя: его мышления, интеллекта, социального опыта, и особенно, культуры. Хороша та литература,  которая, нашла отклик в читательском сердце, и заставила читателя  пережить и прочувствовать все то же самое,  что и автор. Ну а если у читателя иной социальный опыт, произведение обречено на провал? Вовсе нет, утверждают авторы "фикшн" литературы, жанра фэнтази. Для восприятия текста о приключениях сказочных богатырей, побеждающих космических чудищ и вамиров, вовсе не требуется никакого социального опыта: только  эмоциональное мировосприятие подростка. Все эти модные фэнтази пишутся по строгим канонам управления эмоциями, как и компьютерные игры. Но литература ли это, или всего лишь способ убийства времени для инфальтивных великовозрастных мальчиков и девочек, материальное благополучие родителей которых позволяет их бездейственным чадам до седых волос, отгородившись электронной книжкой с вампирами от реальности, жить сытыми барчуками и развлекаться?

И как тут не вспомнить о парадоксе художественной литературы, подмеченным крупным культурологом и литературоведом Ю.Лотманым. Он пишет о "противоборстве" писателя с читателем. Подлинный художник слова стремится максимально усложнить архитектонику текста, ему важно создать многомерный, красочный, объемный сложный мир художественных образов.  Чем более сложен этот мир, тем выше художественность текста. Но читатель, напротив, стремится получать от книги эмоции и информацию с минимальными затратами усилий. В этом случае процесс чтения азартен: внимание не ослабевает. Чем сложнее текст, в плане формы и содержания, тем более медленного прочтения он требует. Поэтому сложный, красочный, философский образ, созданный писательским воображением для массового читателя кажется скучным и неинтересным. Именно отсюда популярность низко художественных жанров у массового читателя, например, жанра детектива. Они просты для восприятия и дают заряд адреналина.

Не стоит со сложным художественным образом путать образ непонятный, вроде того, что создавали в стилистике "потока сознания" М.Пруст, Д.Джойс, Г.Гессе. За сложной формой "игры в бисер" подчас теряется главное в писательском творчестве: не ясно, какую  же сверх-идею автор хотел донести до читателя?

Литература постоянно колеблется между двумя полюсами: упрощенной массовой литературой, написанной едва ли не разговорным языком, и заковыристой, трудной в восприятии литературой "для избранных". Когда в обществе господствует идея рынка, то больше на книжных прилавках литературы первого рода, когда доминирует идея культуры - второго рода.

Зачем  читатель берет в руки? 

Есть определенные психологические законы, по которым литературный текст пишется так, чтобы  человек, воспринимающий его, то смеялся, то плакал, то приходил в гнев, то в страх, то в восторг. Это направление именуется словом драма. Кинодрама и театральная драма - ее ветви.  Кино- важнейшее из искусств, ибо позволяет у зрителя формировать вполне предсказуемые эмоции, на определенный зрительно-слуховой раздражитель, т.е. экранный образ.  

Но в художественной прозе все намного сложнее. Одно и то же произведение в разные годы способно было и вызывать бурный отклик читателя, и оставлять читателя равнодушным. Мы это видели на примере советской прозы. Романы о революции и первых индустриальных  стройках читались охотнее русской классики. "Потребителями" этих художественных образов были молодые, политически активные заводские рабочие, крестьяне приехавшие "завоевывать город",  бойцы Красной Армии, не успевшие перед гражданской войной получить образования.

Русских  классиков - Толстого, Достоевского, Тургенева, Чехова и.т.п эта люди не читали, ибо слишком непонятной, неактуальной казалась их проблематика. Молодые революционеры жили настоящим, жили действенно, на философские раздумья времени терять не хотели. Восприятие человека изменилось, психология изменилась. А сегодня Толстой и Чехов, Тургенев и Гончаров как выяснилось, "пишут на слишком сложном для современного человека языке", поднимают абстрактные проблемы. Ведь современный мир подчинен приоритетам  эффективности, в которой эстетика и мораль кажутся излишними.

Время определяет "топ" своих авторов. Бестселлерами становятся книги, написанные "первыми среди равных", индивидуальные ценности этих писателей как общественных лидеров совпадают с социальными интересами общества. Однако, тех, кто гонится за сиюминутной славой, может ожидать бесславие в историческом масштабе. 

М.Пришвин говорил: "Писатель должен чувствовать музыку времени, но идти по своей тропе". Этот художник слова, всегда дистанцировавшийся от политики, в период Отечественной войны оказался в своеобразной опале, его "Лесную капель"  и "Фацелию" не хотели печатать, ведь военные годы требовали не лирики, а бравых военных очерков!  

Впрочем, есть и другая сторона проблемы -  техническая. Огромное значение для художественного слова играют "носители": пергамент, бумага, и, наконец, - электронный экран. Носители текста влияют не только на форму, как кажется на первый взгляд, но и на содержание художественного произведения. И более того: на эволюцию жанров.

 

Часть 3. Виртуальная книга. Тренд на упрощение?

Компьютеризация и жанры

Электронные книги, интернет и компьютер - означают революцию в литературе  как  художественном слове, хотим мы того или нет. Мы уже убедились на примере предыдущих революций - станка И. Гуттенберга и книгопечания И.Федорова -  что с появлением принципиально иных способов работы со словом, начинаются революционные преобразования и в жанрах  и в читательской аудитории.

Первые освоили компьютер американские писатели, (прежде всего, популяризаторы научной литературы, как А.Азимов), продемонстрировав миру, как компьютерная грамотность влияет на художественное слово. Не секрет, что текст гораздо быстрее набирать на компьютере, чем писать от руки. Но главное преимущество компьютера перед бумагой - возможность  вносить бесконечное количество  правок. Если на пишущей машинке приходится из-за одной фразы перепечатывать весь бумажный лист (1600- 1800 ударов по клавишам), то при работе за компьютером такой проблемы не возникает, да и стучать по клавиатуре легче. Так возникает  "неряшливость" мышления. Появляется привычка вначале написать. а потом уж подумать. Во времена пишущих машинок подобного не было.

Так изменилось мышление писателей. Правило "кто четко мыслит, тот ясно излагает", стало необязательным для писательского труда. Между тем, техническая сложность создания текста, как правило, коррелируется с его качеством, глубиной мысли. "Глаз барин - рука чернорабочий. Пишите от руки, если хотите писать серьезные вещи"- говорил Леонид Леонов.

Глубина и образность компьютерных романов кажется упрощенной, в сравнении с тем, что создавалось гусиным пером. Первыми преимущества компьютерной революции почувствовали американцы. Сев за компьютерные клавиатуры, писатели использовали сразу же их потенциал  быстрого набора текста для "серийности" своих книг. Не потому ли в американской современной прозе так развит жанр фэнтази - это направление "серийных книг", которое не требует от автора богатого жизненного опыта а лишь богатого воображения.

Для реалиста жизненный опыт  требуется как "топливо", создающее эмоциональное "напряжение в котле". (по  сравнению Л.Выготского). Не будет этого опыта, не будет и высоких переживаний в виде фантазий, мысленных образов, и "пар в котле" не только не  запросится наружу, угрожая "сорвать крышку" , но и не сможет толкнуть поршень писательского процесса.

Для русской литературы жанр, построенный исключительно на вымысле, (фэнтази), - не характерен. Вся русская классика за редким исключением (например,  фантастические рассказы Н.Гоголя и М.Булгакова) базируется на жизненном опыте автора. В фантастику русские авторы приходили довольно необычными путями. Например, из фундаментальной науки. Писатель Владимир Обручев (автор "Плутонии", "Земли Санникова") был выдающимся геологом, создателем карты золотых приисков на Алтае и в Сибири, а писатель- космист Иван Ефремов ("Лезвие бритвы", "Туманность Андромеды", "Час быка")  - прекрасным палеонтологом, создателем науки об исследовании окаменелых останков, - тафономии. Фантаст Александр Беляев, сам себя считавший оппонентом Герберта Уэлса, - стал исключением, подтвердившим правило. Не секрет, что именно его тяжелая болезнь в юности, при которой его тело ему самому не принадлежало, болезнь туберкулеза позвоночинка, на несколько лет приковавшая его к больничной  койке, и послужила причиной фантазий на тему "Головы профессора Доуэля".

Сегодня художественных книг, которые рождаются не в писательской голове, а непосредственно в компьютерной памяти, становится все больше. Это говорит не столько о том, что читатель  не способен воспринимать многомерные художественные образы, сколько о том, что объемно-красочные художественные образы писатель создавать уже и не хочет!  Писатель начинает экономить свои силы. Он хочет гарантировано выйти на результат, на завершенное произведение. Во времена гусиного пера впахивать, как Оноре де Бальзак, оказывались способны единицы. С приходом компьютера добровольная писательская каторга сменилась развлечением. Появилась армия писателей- дилетантов, оправдывающих  итальянский смысл этого понятия, - "развлечение".

Николай Гоголь утверждал, что свои произведения переписывает не менее восьми раз. У других авторов назывались другие цифры работы с черновиками, но с первого-второго раза ни у кого ничего путного не получалось. "Мне очевидно, что для того, чтобы писать хорошо, надо писать много" - говорил Леонид Леонов. Его рукописный фонд огромен: десятки чемоданов с рукописями черновиков. С эпохой компьютерной революции понятия "черновика" почти кануло в Лету. Чем одна версия текста отличается от другой, в чем состоял изначально авторский замысел, и где заканчивается одна авторская правка, и где начинается другая, понять сложно.

Отчего же писатели-классики,  не имеющие под руками компьютера,  продолжали тянуть эту "каторжную лямку воловьего труда", как говорил французский писатель Жюль Ренар? Что помогало им в этом? Высокие эмоции! В паровом "котле" творческого человека всегда поддерживалось сверхвысокое давление, толкающее поршень творческого процесса. А сильные и длительные эмоции - как правило, следствие  яркого жизненного опыта, ощущения границы жизни-смерти. Трудно сказать, создал б бы Мигель де Сервантес своего рыцаря Дон Кихота, если бы не угодил перед этим на полгода в тюрьму по обвинению в растрате казенных денег, вопреки объективному факту: банк, выделявший ассигнования на закупку продовольствия для королевского флота, (договорная работа Сервантеса), - с треском прогорел. А сумел бы создать образ раскаявшегося преступника  Раскольникова Ф.Достоевский, приговоренный к гражданской казни?

Творить без эмоционально острого восприятия жизни, без "высокого давления" в творческом котле, для писателя затруднительно. Получится вымученно, скучно, банально. Только постоянный высокий эмоциональный порыв позволяет человеку находиться в состоянии спортсмена на старте, бегуна на марафонской дистанции.  Этот повышенный адреналин позволяет творцу сутками не спать, почти не есть, по многу раз переделывать рукопись, доводя ее до блеска. Для художника слова не актуален вопрос об энтропии, - энергии, которая тратится попусту. Писатель пишет каждой клеткой своего тела, он предельно сконцентрирован. Он все свои силы бросает на то, чтобы многократно переделывать, доводить до завершенности,  до блеска художественные образы. Так рождаются шедевры.

Принципиально иной принцип работы со словом у журналиста, -  для него высокие эмоции даже вредны. Журналист работает с информацией отстраненно, нередко, настукивает на клавиатуре с абсолютно равнодушным отношением к тому, что будет скоро поставлено в  газетную полосу. Для журналиста основой письменной речи (публицистическая стилистика)  является разговорный стиль: этот инструмент человеческой коммуникации, передачи информации, журналист перекладывает на бумагу. Для писателя же в основе художественной стилистики - внутренняя, "свернутая" речь, служащая основой для всех мыслительных процессов. Почувствуйте разницу! Именно поэтому писатель - это не просто художник, а всегда мыслитель, это всегда философ, а не просто "коммуникатор".

И вот что любопытно. Во времена компьютерной революции, упростившей работу со словам, произошло сращение ранее несовместимых профессий. Теперь многие журналисты именуют себя писателями. Ибо для того, чтобы себя назвать писателем, сегодня не нужно быть художником слова. Достаточно издать книгу. Не суть важно, какого содержания, хоть кулинарные рецепты или гороскопы, хоть расписание электричек или отчет по освоению  нефтяных скважин. Главное - красивый переплет.

Если во времена гусиного пера, такими "творцами", не было бы создано вообще ничего, -  не хватило бы эмоционального запала, - то сейчас они создают довольно много текстов. Для этих "книг" главное не глубина мысли и красочность художественного образа, а наличие потребителя. Так развиваются "около художественные" жанры - детективы, фэнтази... Стучать же за компьютером - занятие не пыльное и физически не сложное. Этим  пользуется армия журналистов, и никому ведь не придет в голову обвинять их в поверхностности репортерской  работы. Компьютерная клавиатура великолепна для передачи новостей, событий, для общения, - прекрасно поддерживает  публицистический стиль и устную речь.

На место писателя пришел автор. Это человек, который прагматично считает свои затраты: временные и физические на создание конечного продукта. Это не творцы - логисты. Избран путь наименьшего сопротивления. Компьютерные возможности используют по минимуму, в плане глубины и драматургии произведения. Ориентируются не на эксклюзивность, а на количество текстов, "валовый продукт". 

Упрощение как тренд в искусстве 

Тенденции к упрощению как формы, так и содержания, периодически накатывали в искусстве. Вспомним,  как вслед за подчеркнуто -утонченным  отношением к свето-тени и красочной палитре импрессионистов, словно в знак протеста появляется "Черный квадрат"  Казимира Малевича, который до того, как стать загадочным шедевром коллекции Эрмитажа, был просто частью театральной декорации к футуристической опере "Победа над солнцем".

Но вслед за одним отрицанием нередко наступает другое отрицание. После моды на абстракционизм, кубизм, футуризм п.т.п - пришло время возрождения полноцветной живописи, что мы и видим на полотнах Александра Шилова, Ильи Глазунова и других современных авторов. И это вполне логично: ведь живопись - это проекция эмоционального мира художника, а он не может быть ни черно-белым ни прямолиненым. Да и чем больше красок, полутонов, оттенков, тем богаче будет и эмоциональный отклик зрителя. 

Компьютерные технологии, пришедшие в искусство, изменили форму ретрансляции художественного образа. У всех на слуху модное понятие "инсталляции". Это когда воображение зрителя надо поразить неожиданностью приемов передачи художественного образа: проецировать картину лазерным проектором на  простыни органзы, вырезать из огромных, уставленных анфиладой, листов фанеры, выстричь сенокосилкой на пшеничном поле. В моей памяти даже сохранились картины, собранные из коровьего кизяка, внешне, кстати говоря, похожие на песочные торты, ванильные кексы и французские пирожные.

Логика тренда в искусстве сегодня: надо задействовать все каналы восприятия. В этом плане самым действенным инструментом донесения художественного образа до зрителя, является полифоничное кино с технологиями 3D, и с разбрызгиванием в зале ароматов, и с вибрирующими креслами. Но это - эмоциональный душ, развлечение. Что же мы имеем при этом по содержанию? Простенькие сюжетцы: космические фэнтази на тему "свои парни против команды чужих парней". Искусство опустило планку до уровня восприятия младших подростков?

Упрощение стиля, содержания и жанровой формы мы наблюдаемое сегодня в художественной прозе, - это в определенной степени реакция на приход в Россию компьютерной революции, когда только ленивый  оказывается не способен набрать с помощью клавиатуры "рассказик" на трех страницах и вывесить его в интернете.

Однако, все не так уж линейно. Всегда были и останутся массовая культура и высокое искусство. Задачи у них разные. Массовая культура, в которой эмоциональность образа превалирует над его интеллектуальным  содержанием, также необходимо обществу, как и высокое искусство. Ибо основная задача этой культуры, -  коммуникация. Для той же задачи служит и субкультура подростков: сказки-страшилки по черного человека и черную комнату, по этому же принципу собираются спортивные и музыкальные фанаты. Это не просто коллективный обмен эмоциями, массовое сопереживание, но и повод для разговора на другую тему. Массовая культура в виде простеньких кинолент, модных книжек, популярных выставок, необходима. Именно это становится основой для большинства социальных коммуникаций. Высокое искусство дает эстетические ориентиры, но для коммуникации не служит. 

Сегодня активно развивается сектор искусства, которое как раз ориентировано на сектор социальной коммуникации. Бестселлеры и блокбастеры создаются по законам восприятия массового читателя и зрителя. И эти художественные тренды не являются прямыми конкурентами высоко художественных жанров. Компьютерная революция позволила в считанные годы развить сектор беллетристики для  космических размеров. Но это не означает,  что легко написанные и легко читаемые книги уничтожат подлинно художественные полотна.

Генезис у беллетристических жанров (историческое расследование, мемуаристика, детектив) и у высокохудожественных (роман, повесть,) различны. Развитие высокохудожественной прозы подчиняется в первую очередь фундаменту жанра: проблематика и темы, литературные школы, изобразительные стратегии предшественников.  Носители художественного слова (бумага или экран) для нее вторичны, в то время как для беллетристики именно они и оказываются на первом месте.

Поэтому, современная компьютерная революция, - это революция прежде всего в беллетристике. Для художественных жанров эта революция имеет вторичную значимость. Гораздо больше жанровую специфику художественной прозы определяет материал: драматургия жизненной проблематики, новизна социального опыта, острота социальных проблем,  социальный престиж, психологические типажи. Для художника слова важно изобразить "героя нашего времени", показать социальные и психологические  феномены во всей их колористике, заставить читателя ощутить их, - и здесь упрощенным языком задачу не решить. А вот задачу "рассказать правду о социальном феномене", или показать изнутри некое профессиональное сообщество, - так формулирует свою авторскую задачу не писатель, а журналист. И ему изобразительные средства годятся попроще. 

Компьютерная революция - это прежде всего революция на издательском рынке. Для издателя нет разницы, какого уровня в художественное слово использовано в книге, - важно, чтобы книги писались быстро, и хорошо продавались. Это - тренд беллетристики.  Для этого нужен скандал, эпатаж. Как в желтой прессе. Мода на "расследования"  в прозе - понятна. От художественных исторических опусов, в стиле Б.Акунина, до научных, в стиле Э.Радзинского и Л.Млечина. Тема книги должна быть "скандальной", а типажи- "с тайной". Если книга обещает раскрыть загадки истории или личной жизни знаменитости, - ее купят. Прочтут в метро. Мотивация покупки - чтобы читатель взял в магазине в руки книгу, а потом еще потратил на нее свои деньги, - для издателя очень важна. И современные беллетристы это понимают, и работают в этом тренде.

Беллетрист не рассказывает бумаге (и обществу) свой эмоционально значимый  опыт, переложенный в форму художественного образа, а занимается наполнением рынка, и одновременно, "работает на свое, социально престижное имя". Отсюда и большое количество авторов, пришедших в писательство из профессий,  с искусством  ничего общего  не имеющих. Адвокаты и экономисты, выпустив пару книжек, именуют себя именовать "писателями". Потому что  в обществе сложилась установка, что  назвать себя писателем - как орден на грудь повесить.

Художественное слово не детерминировано рыночными рамками, напротив, на развалах у метро чаще всего и видишь "художку", прежде всего, высокоинтеллектуальную и философскую классику, которую издатель не может продать даже по цене бумаги. Книги нынче покупают: 1 для удовольствия, 2 для пользы. Люди не хотят тратить деньги на то, что они не смогут конвертировать во что-то практически значимое. Отсюда - популярность прикладной литературы, высокие цены на книги о компьютерных программах, о вкусной и здоровой пище, туристических маршрутах, строительстве загородного дома.

Художественный образ лучше всего чувствует другой творческий человек. Но людей, мыслящих образами, - психологи называют их "эйдетиками", - природой создано не так уж и много. У эйдетика активность правого полушария головного мозга превалирует над левым, а область мозолистого тела, где расположен центр удовольствия, богата гормоном дофамином. Так что, эстетический вкус, - это еще и определенная нейрофизиология.

Многие ли школьники тянутся к книгам? Думаете, что с возрастом процент книголюбов прибавляется? Люди, чувствительные к словесному художественному образу всегда останутся особой  и малочисленной породой. Большинству нужны "готовые консервы эмоций" - поэтому кино и телевидение всегда будут популярнее художественных книг.

Когда на одной из пресс-конференций, посвященных современной литературе, литературным критикам был задан вопрос, как популяризовать классику, и сделать так, чтобы у людей возродился интерес к чтению художественной прозы, последовал такой, полагаю, разумный ответ - нужна экранизация произведений. Но только к Ф.Достоевскому резко возрос интерес после экранизации "Идиота", но и в наши дни М.Булгаков и его "Мастер и Маргарита" - это не только роман, но и его многочисленные экранизации.

Роль критики в развитии литературы

Рынок не решает задачи популяризации художественного слова как явления культуры. Но это способны сделать литературные критики. Критика и литературный процесс всегда шли рядом. Критики классической русской литературы, да и сама классическая русская литература нам хорошо известны. В.Белинский и Д.Писарев творили в "золотой век" русской литературы. Критики всегда были мыслителями. Хороший пример в этом плане - А.Герцен, издававший журнал "Колокол". Многие писатели пробовали себя и в качестве критиков, как например, коллектив пушкинского журнала "Современник".

Однако, в царские времена критикам противостояла цензура. А в XX-м веке наступила эпоха соцреализма, срастившая эти два лагеря. Критики, оставшись на идеологических позициях,  уже не спорили с политикой страны, как это было во времена П.Чаадаева и А.Герцена. Это были "ручные" критики, вошедшие в политику наряду с чиновниками. и полностью подконтрольные правительству, о чем свидетельствует и множество современных исследований, - "Большая цензура" А.Блюма, книги по соцреализму Е.Добренко, коллективный фундаментальный труд "Соцреалистический канон" под редакцией Х.Гюнтера.

Советская критика была ориентирована на то, чтобы "загнать в нужное русло" писателей. Это уже была не мыслящая критика, которая несет в себе просветительскую миссию по отношению к читателю, и знакомит общество с новинками  писательского мира, а критика - которая влияет на писательское мировоззрение. Мы знаем, что именно так появлялись и исчезали в литературе целые жанровые направления, например, проза о труде. Родившись вполне закономерно, под влиянием индустриальной революции, которая из Европы пришла в Россию, производственный роман оказался в тисках советской политизированной критики.

Критика добилась своими усилиями того, что тематически перспективные изначально литературные направления, но поставленные в определенные идеологические  рамки, художественно  деградировали. Такова судьба производственного романа.

В роли советских критиков выступали даже политические деятели, - тенденция эта появилась еще в 20-е годы XX века, в так называемой "дискуссии о художественности"  (критики Алексей Гастев, Борис Арватов, Осип Брик, Александр Воронский и.т.п). В середине XX столетия мы увидим  и самих политиков в роли литературных критиков. Глава советского политбюро Никита Хрущев на XX-м съезде компартии выступает в роли литературного критика, осуждая роман Владимира Дудинцева "Не хлебом единым". Сама литература носила политический оттенок. Отсюда и волна писательской иммиграции. Константин Паустовский, защищая авторов "серебряного века", понял, что "плетью обуха не перешибешь", его журнал  "Тарусские станицы" был закрыт по политическим соображениям.

Политика была столь сильна в литературной сфере, что вопрос о роли Литинститута и Союза Писателей ставился на уровне Политбюро. Так, Никита Хрущев пытался закрыть Литинститут им Горького, поскольку в годы "оттепели" эта "кузница писательских кадров" начала отличаться "западными ценностями", "вольнодумством", пестротой суждений.

Политика влияла на судьбы самих  произведений. Например "Новое назначение" Александра Бека не напечатали в Союзе лишь потому что Ольга Хвалебнова, вдова выдающегося металлурга Ивана Тевосяна, - министра тяжелой промышленности при И.Сталине, посчитала, что образ ее мужа прописан недостоверно. Хотя речь шла о художественном произведении, а не документальной книге, и аналогию между героем книги, Александром Онисимовым и реальным И.Тевосяном надо было бы еще доказывать. Но факт остается фактом: роман А.Бека. "Новое назначение" (экранизирован: "Канувшее время"), удалось опубликовать лишь в Германии, причем спустя почти десятилетие после написания.  

Литературная критика была властью. В сращении политики с литературоведением, были серьезные минусы. Искалечивание и убийство (другого слова не подберешь) целых жанровых направлений. Разрушенная судьба, изломанная жизнь писателей: из-за критиков случались инсульты, инфаркты и вынужденная эмиграция.

Но в том, что политика жестко была сращена с литературой, существовали и свои плюсы. По крайней мере, писатели могли работать, не тратя силы на поиск параллельного, как в наши дни, заработка. Литература находилась в поле общественного сознания и социального престижа. Она была значима как явление культуры. Писатель был синонимом "мыслителя". Леонид Леонов говорил - "литература - это мысль, концентрированная в художественном образе, производное от сердца, разума и гражданской совести". 

Сегодня же слово "писатель" скорее относится к модным словечкам, нежели к социально значимым. Писатель сегодня уже не мыслитель, - а скорее шоумен, способный водить ручкой по бумаге и развлекать в телеэфире публику. Литература перестала быть "мыслью, концентрированной в образе". Требуется другое: "эмоция, концентрированная в образе". Во всяком случае, так устроен сектор беллетристики.

Что касается современных литературных критиков, то они "обслуживают" рекламные интересы определенных авторов. К анализу художественного слова это никакого отношения не имеет. Исчезли "большие журналы", а вместе с ними и критики. Сегодня критик "втиснут" в рамки газетной колонки, "привязан" к книжным новинкам.  Среди чудовищной армии современных "критиков" мы не наберем и десятка людей, имеющих степень по истории или теории литературы. Это не удивительно: литературовед  сегодня не тот, кто сидит в архивах, изучает рукописи,  а тот кто "дорвался" до газетной полосы или телеэфира. Лучше всего это получается у репортеров. Хуже всего - у профессиональных ученых, - филологов, лингвистов. Такой вот парадокс.

 

Часть 4. Литература и общественный запрос 

Литература спешит за жизнью,  или, - жизнь- за литературой?

Русская литература всегда была социальна, начиная с хрестоматийного пушкинского "Восстань, пророк, и виждь и внемли. Исполнись волею моей И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей!".

Связь между общественным запросом и литературой для отечественной прозы не только характерна, но и объясняет натуралистическую  школу, расцвет реалистических стилей.

Специфика "общественного запроса" определяет суть современной литературы. Если в обществе нет запроса на литературу, то и литературы как культурного феномена уже  не будет. Британский писатель Сомерсет Моэм, ("Круг", "Бремя страстей человеческих", "Карусель", "Пироги и пиво", "Луна и грош", "Театр" и др.) драматург и разведчик, человек высокого аналитического ума  в своем эссе "Подводя итоги" пишет, что на его взгляд, есть лишь три ветви мировой литературы - английская (логично, ведь он сам - британец), французская литература и русская литература. И это все! У других стран. пишет Моэм есть великие писатели. Но литературы как масштабного и многолетнего, непрерывного культурного феномена у них нет. Ибо литература, - это не просто имена, но и художественные школы, тематические и жанровые тенденции. Это многолетние, непрерывно идущие тренды  развития жанра, подчиненные внутренней логике эволюции  художественного слова. Да, пишет С.Моэм, у других стран есть выдающиеся авторы, например, великий писатель Мигель де Сервантес у испанцев, или великие Иоганн Вольфганг Гете и Иоганн Фридрих Шиллер у немцев. Есть яркие имена, вспыхивающие на небосклоне как звезды у американцев: Э.Хемингуэй, Т.Драйзер, Д.Лондон. Но, если говорить о литературе как о культурном феномене, то в мире обнаружится всего три страны: Англия, Франция и Россия.

Мне кажется, что в своем категоричном высказывании  Сомерсет Моэм, наш противник в годы, предшествующие революционному Октябрю, подметил крайне значимую  мысль. Он подметил, что литература это часть культуры, элемент мышления общества. Значит, литература может достичь расцвета лишь в том социуме, где и культура достигла расцвета. Где эстетика  ставится выше материального удобства, комфорта, вкусной жратвы, мягких кресел. Эстетические приоритеты отражаются на всех видах искусства. Франция знаменита не только писателями, - но и живописью, и музыкой, и скульптурой. Иными словами, литература как часть культуры во Франции эстетическую базу  для развития, что и произошло. 

Если же в обществе культура отсутствует, или сведена к примитиву, к витальным потребностям, к прикладному рынку полезных вещей, то и художественное слово развиваться не будет. Если живопись  и скульптура заменены термином "инсталляция" и ориентирована на шоу- спецэффекты, либо на  прикладное      значение, вроде дизайна шкафов, диванной обивки и орнамента обоев, то о высокой культуре говорить невозможно.  Можно взять самые характерные для своей эпохи живописные картины, и станет понятно, какой была в это время литература. Если черный квадрат Казимира Малевича  (декорация к театральной пьесе "Победа над солнцем"), был придуман в начале XX века, и считался революционным шедевром живописи, то впоне понятно, почему именно тогда шло отрицание сложного классического художественного образа. Эпатаж театра футуризма призывали А.Пушкина и Н.Гоголя сбросить с корабля современности.

Кризис литературных жанров, - это кризис искусства в целом, музыки, живописи, балета, театра, кино. Это происходит при "исчерпанности" привычной художественной формы, и в ситуации тупика и переоценки социальных ценностей. Не электронные носители как таковые, убивают литературу, а отсутствие социального запроса. Сегодня эстетически критерии искажены, о законах "золотого сечения" никто не вспомнит, искусству пытаются придать определенную "прикладную" нишу, как это делают давно в США. Искусство превращено в бизнес.

Если мы посмотрим  на ассортимент книг, продающихся в европейских и американских магазинах, то  обнаружим рынок развлекательной литературы. Многие книги имеют экранизацию. По фильмам пишутся книги. На обложках указывается бюджет съемок и доходы с проката, - главные достоинства художественного произведения. Такой литературе критики не нужны. Ей нужен потребитель с кошельком.

Инфантилизм вместо реализма

На фоне "прикладных книг" нельзя не упомянуть о "детской литературе". Есть мнение, что именно "детская проза" удержится на рынке в век электронных носителей. Эти книги требуют красочных иллюстраций. Однако, нередко оказывается, что для того, чтобы влиться в писательскую среду, достаточно трех факторов: тщеславия, детей и свободного времени. Талант не нужен.

О том, что для писателя на первом месте - дар Творца, что у датского сказочника Ганса Кристиана Андерсена никогда не было детей, и он никогда не был женат, новоявленные "детские писательницы" как-то забывают. Между тем, архетипы сказок "Гадкий Утенок", "Снежная королева", "Голый король", "Принцесса на горошине", - стали основой для ряда научных работ, не только по литературе, но и по философии и психологии. Архетип "Гадкого утенка" наряду со сказочными архетипами Красной Шапочки и Серого Волка  изучены психоаналитиками: З.Фрейдом и К.Г.Юнгом. Знаменитая исследовательница женского архетипа К.П.Эсетсс проводит фундаментальное изучение архетипа "гадкого утенка" и сюжета "поиска своей стаи"  с точки зрения развития психологии личности.

Иногда молодым авторшам помогают издаться мужья и родственники. Эдакое семейное хобби. В этих книгах, как правило, нет сюжетов, нет ярких персонажей, а только школьные хохмы, которые интересны разве что самим авторшам. Литература, написанная не для читателя, а для своего книжного шкафа, с бесконечными диалогами, (ибо монологичная речь для талантливой писательницы уже представляет трудность), богато иллюстрированная, самодостаточная, непритязательная. Это - литература, - которой читатель  совершенно не нужен, которая сама себе совершенно не в тягость. У этих книг всегда есть и герои и читатели  - дети авторши.

О том, что у знаменитой шведской писательницы Астрид Лингрен (Анна Эрикссон) - создателя образа Карлсона, - собственный ребенок стал главной трагедией юности, модные авторши как-то не задумываются. Между тем, Астрид вынуждена была отдать своего сына Ларса в детский дом сразу же после его рождения (ее жених сбежал из-под венца и давать деньги на его воспитание - отказался). После этого Ларс (из-за бедности матери) попадает в семью - приемных родителей. Этот биографический факт Астрид как "плохой матери", как судачат наши "модные писательницы", издающие богато иллюстрированные но бесталанные книги за свой счет,  не помешал ей создать два бессмертных образа, переведенных на 70 языков мира в более чем 100 странах, и многократно экранизированных: Карлсона, жизнерадостного мужчины в расцвете лет, и - Пеппи длинный чулок.

В растущем потоке "детских книг"  отечественных авторов не отыскать жемчужин.  Что за этим феноменом стоит? Упрощение требований к книгам. Художественная проза для детей - это прежде всего, иллюстрированные книги. Форма определяет содержание. В советские годы был отбор качества по содержанию. А сейчас рынок детских книг определяет форма, яркие иллюстрации.

Если хотите взять с полки реального детского писателя - возьмите Н.Носова, "Приключения Незнайки", или А.Драгунского с "Денискиными рассказами", возьмите Ю.Коваль с его "Самой большой в мире лодкой". Везде в книгах детских классиков вы найдете особый юмор, который понятен именно детям, а не их родителям. Вообще, для написания  книги автору необходим интеллектуальный и культурный багаж, а не штамп в паспорте о рождении ребенка.

Недаром лучшая литература для детей создана не женщинами, а мужчинами. У мужчин и с мышлением и с жизненным опытом и с чувством юмора как-то получше. Вообще, лучшие книги для детей, те, что отобраны из книг для взрослых. Эта литература поднимает ребенка над собой, заставляет его расти. Важно, чтобы  книги формировали жажду познания, открытий нового мира, путешествий. Я в детстве "от корки до корки" прочитала полное собрание сочинений Жюль Верна. Позже увлеклась чтением Джека Лондона, Ш.Бронте, Вольтера и И.Ефремова. Меня всегда тянуло "выйти за рамки" своей страны, приобщиться к мировой культуре. Поэтому на "золотую  полку" любимых книг чуть позже встали Э.Ремарк, Э.Хемингуэй. Д.Голсуорси, Г.Флобер, О.Бальзак, Ф.Стендаль, С.Моэм. Детективы не любила никогда: исключение сделала лишь для Артура Конан Дойля. Сегодня, с высоты своего возраста убедилась: какой будет твоя первая книга, такой будет и вся твоя жизнь. Моей "первой книгой" в шестилетнем возрасте стали сразу две книги, которые мне вручили перед поступлением в школу, мой дед и отец, и которые я читала параллельно: Э.С.Томпсон, - "Рассказы о животных", и роман Жюля Верна "Дети капитана Гранта".

Книги формируют, хотим мы этого или нет, - поведенческие ориентиры. Они демонстрируют, на что можно потратить самое дорогое, что у нас есть: невосполнимый ресурс времени. Тратить ли время на себя любимого, на вкусный ужин в ресторане, на какие-то хохмы с друзьями, или же на путешествия, познание мира, глубин человеческой личности, изучение культуры других стран.

Когда же литература превращена в эмоциональный допинг, формируется поколение инфальтивных мальчиков и девочек, которые с возрастом "забьют на все, чтобы развлекаться". Они не будут знать, как растет рожь и  пшеница, как собирают  на заводе трактора и комбайны, как строят дома, как шьют одежду. Они будут всем этим пользоваться, но ничем не будут интересоваться, кроме всего того, что относится к сфере развлечений. Это - потребители жанра фэнтази, детективов, и комиксов. Покупатели компьютерных игр. И чувство прекрасного у такого человека дальше прекрасно сервированного торта уже не идет.

Кризис реализма, кризис позитивных ориентиров

Два модных сегодня жанра -  детектива и любовных романов представляют собой торговлю яркими переживаниями. Очень удобно, чтоб убивать время в метро. К развитию аналитических способностей и мышления все это отношения не имеет. Автор подобных книг - это не носитель культуры, а просто "модный чувак", вхожий в определенные "тусовки".

Юрий Поляков  в романе "Козленок в молоке" высмеял реальный тренд. Можно  совершенно не уметь писать, но если ты будешь водить дружбу с нужными людьми, ходить по "правильным тусовкам" и мелькать на телеэкране - ты прославишься, как писатель. Поэтому огромное количество писателей у нас обладает не писательским, а тусовочным талантом. Запомнилось интервью детективщицы Татьяны Устиновой одному из журналов, с заголовком "Варить борщ Макаревичу я ходила с удовольствием". Смысл публикации в том, что нужно водить дружбу с  тусовкой известных людей - и это важнее таланта.

Попытки осмысления происходящего, как у Михаила Веллера в книге "Все о жизни", это скорее исключение, чем правило. Модные книги построены на эпатаже, они крикливы, вроде "Поколения пепси" В.Пелевина. Для них характеры какие-то "разоблачительные" моменты, вроде  политического памфлета "Глоток текилы или коряга для президента" Дмитрия Ольшанского. Взгляд "изнутри" на моду, вроде "Видеотов" и "Духлесс" Сергея Минаева. Разоблачительные произведения о богатых мира сего Оксаны Робски - "Про любофф". Правда о бизнесе- "Охота на изюбря" Юлии Латыниной. Смесь "бытовухи" и политики у Сергея Шаргунова - роман 93", политический реализм Александра Проханова с его "Господином гексогеном", ироничные, а местами горькие, романы Юрия Полякова - "Грибной царь" и т.п. Весь этот реализм не дает человеку позитивных ориентиров. Позитив остался на языке фэнтази. А позитива на языке реализма - нет! Вот парадокс! Как победить вампира - расскажут десятки и сотни сюжетов. Но книг о том, как герой побеждает (или хотя бы борется) социальное зло, - не найти. И что сегодня есть "социальное зло"? И что есть герой? Вопрос не праздный - это основа жанра романа.

Даже в тех книгах, что вроде бы ориентированы на жанр "фантастики",  человеческий характер окажется весьма зримым и ощутимым. Возьмите главного оппонента Г.Уэллса - знаменитого русского фантаста Александра Беляева, и его роман 1930-го года, "Подводные земледельцы". Перед нами не абстрактные чудища, выращивающие морскую капусту, - а знакомые типы: вот директор колхоза, силач Макар Иванович Конбеев, вот веселый парень Ванюшка, вот изобретатель чудо-аккумулятора Гузик, вот энтузиасты Топорков и Волков, вот покорная восточная девушка Пунь.

Все литературные  персонажи, ставшие нарицательными, - это квинтэссенция социальных характеров. Возьмите героев "Мертвых душ" Н.Гоголя! Писатель  остается в истории благодаря своим героям. Тургеневский Базаров -  символ нигилизма, разочарованный в жизни лермонтовский Печорин, энтузиаст Н.Островского с "горящим сердцем" Павел Корчагин. Все это отражение психологически нового или наиболее яркого психологического типа в обществе, отражение ведущей социальной культуры.

Какие же ценности могут быть у общества потребления? Успех, карьера, деньги, и, как подчеркивал А.С.Экзюпери - неизбежное одиночество на планете людей. Ни одно общество потребления не создает культуры. Не создает духовных ценностей. Не создает научных открытий. Это - общество людей, которые сами себя уподобляют пищеварительным трубкам. И такому обществу герои не нужны.

Похоже, что писателю сегодня пора, подобно  философу Диогену вооружаться уже не пером и блокнотом (нетбуком), а фонарем, и идти - искать человека. Человек - основа художественных книг.

Прошла пора героев?

 В советской прозе герой был идеализирован, иногда-  мифологизирован, как в "Цементе" Ф.Гладкова, как в "Как закалялась сталь" Н.Островского. У современных авторов трудно найти хотя бы одного нарицательного персонажа.

Литературный характер предполагает определенную структуру личности, изображенную художественно. Это означает, что у персонажа должен быть набор психологических черт - интеллект, чувства, социальные ценности. Поступки персонажа, - детерминированы этим. По большому счету, литература как культурное явление состоялось именно там, где авторы прописывали характеры!

В русской классической литературе на первом месте всегда были литературные характеры, превалирующие над коллизиями сюжета. И потому русская литература состоялась как явление культуры (Наряду с английской и французской литературой, как подметил С.Моэм)

Вершина художественной прозы - жанр романа. Социальный роман придумали англичане. Любовный роман - французы. Философский и социально -психологический романы активно развивали русские авторы. В XX веке появились более "детализированные" ветви: политический, городской, деревенский, производственный роман.

Роман - это жанр о личности, преодолевающей обстоятельства, как пишут в энциклопедиях. В центре романа - характер, и человек, а не набор событий, которые с этим человеком приключились. Чувствуете разницу?

Большие текстовые объемы книги  еще не означают жанра романа. Само понятие "человек" для современной литературы обесценилось. На место человеческой жизни пришла новая ценность - деньги. Отсюда мода на детективы. Вспомним  роман 30-х годов XX века "Танкер Дербент" Юрия Крымова. Персонаж романа - судовой механик Саша Басов берет на себя функции капитана, и  идет на риск, спасая жизни экипажа горящего танкера "Узбекистан". Сегодня такой сюжет почти невозможен. Из-за нефти, разлитой в море во время морской катастрофы будет больше переживаний, чем из-за погибшего экипажа. Нефть денег стоит. Человеческие жизни не стоят ничего. Это страшно. Это несовместимо с психологическим фундаментом литературы. Такой установки не существовало даже в военной прозе, когда люди сотнями погибали от пуль и снарядов.

Человеческая жизнь  обесценилась по сравнению с величием денег. Это явление беспокоит Европу.  Вспомним драму швейцарского автора Фридриха Дюрренматта "Визит дамы". Человеческая жизнь для жителей  городка - ничто. Они с радостью готовы убить рядового горожанина, потому что им за это дают большие деньги. И горожане  могут принять иного решения, ведь все они набрали кредитов, для повышения своего благополучия. А кредит надо отработать.  А отрабатывать нечем. И они дают санкцию на убийство, таково условие получения денег. Писатель Ф.Дюрренматт заостряет проблематику - человеческая жизнь  или деньги. А для нашей современной  российской прозы вопрос так даже не ставится. Такая дилемма еще существовала во времена Ф.Достоевского. А сегодня деньги априорно выше человеческой жизни.

Поэтому человек литературе уже не нужен. На первый взгляд. Можно обойтись увлекательным сюжетом про "шахматную фигуру" изысканной и захватывающей комбинации. Но все не так-то просто. Как только автор решается писать о "фигурах", а не о живых людях, он отрицает законы жанра романа. Так было с производственным романом. Хорошо бы вспомнить историю литературы и сделать выводы, немного поучиться на своих ошибках.

Положительный реалистичный герой для литературы крайне важен. Об этом говорила Вера Панова, - если в книге великолепный сюжет, но нет героев, то произведение не сложится. Об этом говорил Константин Паустовский,  вспомним как он писал  повесть "Судьба Шарля Лонвесилля". Паустовский поехал в Карелию, чтобы написать о русском севере, но  проза не получалась. И писатель уже собрался домой, (эпизод описан им в шеститомной автобиографической "Повести о жизни"), но случайно забредает на кладбище, а там на одной из плит читает: "Шарль Лонвесиль, солдат армии Наполеона".  И вот тогда, Паустовский почувствовал, что книга сложится . "Материал был мертв, пока в нем не появился живой человек". А появившийся человек - герой произведения, перестроил всю фактуру,  разрушил все черновые наброски и план сюжета, и, как магнит, по-новому сконцентрировал повесть на себе.

Современная русская литература - безгеройная. Наши писатели, как бы они ни пытались создать "героя своего времени", из этого ничего яркого не получается. Нет нарицательных персонажей. Кого из персонажей современных писателей можно назвать нарицательными? Пушкин создал  Онегина, Лермонтов - Печорина. Особо показателен нарицательный персонаж Илья Ильич Обломов, - И.Гончаров поначалу хотел назвать свой роман "Обломовщина", подчеркивая социальный феномен бесперспективности помещичьего хозяйства.  Потом же он сконцентрировал его в образе инертного, доброго, доверчивого, образованного, но крайне бездеятельного (потому как бесцельно живущего) помещика Ильи Обломова.

Сегодня, в  определенной степени "нарицательными" можно называть персонажей Виктора Пелевина. Авантюристы  - рекламщики из "Поколения пепси" -  характерные для наших дней образы. Но герои В.Пелевина довольно бесперспективны. Книга "Вампир Пятый" - изображает столь мрачную картину устройства общества и триумафальную реинкарнацию подлецов, что жить после этого "Откровения" не хочется. Чем-то "Вампир Пятый" напоминает памфлет, и слова русского критика Дмитрия Писарева о том что человеческое общество подобно огромной кухне,  где каждый персонаж носится за другим с ножом и сковородкой, и готов сварить в котле своего собрата, но едва он это успевает проделать,  как начинает чувствовать, как кто-то и его самого в качестве сочной  котлеты отправляет к себе в глотку. Мрачный образ! Но Д.Писарев имел на то право - он был критиком, не писателем!  

Писатель - преобразователь мира!

Писатель несет ответственность за свое слово: мысль материальна! Литература - это реальность, параллельная миру, она влияет на людей, формирует общественные ценности. Необходим общественный запрос на развитие литературы как культурного явления, если нам еще важна гордость за собственную нацию. Если человек еще хочет себя чувствовать преобразователем вселенной, как подчеркивает М.Веллер с своей "Книге о жизни", и - "гомо сапиенсом", а не "гомо эректус", как в романе Юрия Полякова.

Силу влияния  литературы на мышление людей прекрасно знали в советском союзе писателей. Так были созданы целые стилевые направления, перед которыми ставили социальные задачи: воспитание коллективизма, формирование человека новой морали. И ведь- получилось! Оказалось, что это - эффективно! не менее эффективно, чем журналистская  пропаганда! Но точно так же, как у журналистики функции не ограничиваются социальным заказом, также и у литературы возможности не исчерпываются "эстетикой ради эстетики". Рассуждать о том, что художественное слово способно лишь "отражать" жизнь в изящной форме - это все равно ездить на скоростном автомобиле со скоростью телеги. И, подобная, пустая внутренне проза, построенная по принципу "акына", в которой художник ретранслирует увиденное, но не анализирует, не заостряет ракурс, не показывает разных моделей жизни, - действительно, совершенно бесполезна. Такое художественное полотно напоминает наброски натюрморта, - "мертвой натуры", - красивая и фотографически точная картинка, лишенная философского писательского обобщения.

Художник слова, это не просто мастер смешивать краски в полутона и оттенки, - это сверхчеловек, тонко анализирующий происходящее, а потому, способный  моделировать свою собственную реальность. 

Литература должна создавать образ положительного героя. Сильного духом человека, способного преодолевать и обстоятельства, и - самого себя. Литература должна воодушевлять человека, пробуждать в нем веру к самому себе, к людям, а не вынуждать его лить слезы вместе с персонажами - неудачниками. Потому что человек - это самое энергоемкое и самое интеллектуальное создание на земле, это великий переделыватель и преобразователь мира, а такую работу надо выполнять с вдохновением и радостью, с настроем созидания, а не разрушения. .

Ведь проза - это словесная реальность. Она влияет на сознание. На образ мыслей. "Истинная нравственность, - не поступки, а намерения", - говорил Жан Жак Руссо, повторяя афоризм древнегреческого Демокрита.

Литература определяет ход мышления человека. Его  моральный выбор. Следовательно, - поступки и судьбу.  Вспомним слова Михаила Пришвина. "И я решил для себя - открывать в природе лучшие стороны души человеческой". Так М.Пришвин определяет для себя творческое кредо. Он пишет не о людях, а о природе, и, тем не менее, у него в книгах много всего, что относится именно к людям, и к их ценностям". Недаром М.Горький в письме М.Пришвину пишет: "У Вас, Михаил Михайлович, я учусь открывать человека".

Вот еще слова М.Пришвина. Из его "Корабельной чащи". "Любовь как море. Но иной к этому морю приходит не с душой, а с кувшином. Зачерпнет, а вода в кувшине - горькая и соленая, непригодная к питью. Человек, отведав такой воды, выливает кувшин на землю, и говорит: любовь - это обман".

Писатель - это не журналист, который "разоблачает" зло. Если человек пришел в литературу разоблачать общественные пороки и иронизировать над человеческими слабостями  - он еще не художник слова. Ибо он отражает мир, но не творит своего мира  собственного!

Литература - это  не зеркало реального мира, а самостоятельный мир, параллельный реальному. Это - мысли, идеи, чувства, концентрированные в художественных образах, которые читатель не только видит своим мысленным взором, но которые он многомерно ощущает всей своей нервной системой. Только настоящий мастер знает, как сделать читателя сопричастным к своему творчеству, как передать ему через линии своих персонажей свой собственный эмоциональный жизненный опыт.

Книга- всего лишь фрагмент из жизни, но очень цельный, обладающий внутренней полнотой, набором необходимых и достаточных элементов. Их не слишком мало, не слишком много: ровно столько, чтобы создать завершенное полотно. В хорошей книге логика сюжета никогда не замусорена фрагментами и осколками действительности, которые вынуждают монолитную архитектонику текста рассыпаться на кирпичики. Этот сгусток реальности, ограничен рамками объема бумажного переплета. Две картонных пластины - а между ними вся жизнь.

Микеланджело сказал, что скульптура - это всего лишь глыба мрамора, от которой отсечено все лишнее. Так же и писатель, отсекает от выбранного объема реальности все второстепенное и несущественное. И в итоге получается кристаллизованная жизнь, в которую писатель вдохнул частицу своей души.

Литература - это не профессия. Это - миссия. Возможность творить собственную реальность - привилегия, дарованная единицам. И это божественное право заслужить совсем не просто.

27. 02. 2015

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus

Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную