Владимир Адамович Гуд
Гуд Владимир Адамович родился в 1956 году в Белоруссии. В 1980 году закончил Военно-медицинскую академию в Ленинграде. Служил на Черноморском флоте. Участник боевых действий в Афганистане, Чечне, Абхазии. С 2001 года - подполковник медицинской службы в запасе. Поэт и прозаик. Член Союза писателей России. Живет в Санкт-Петербурге.

НАД КАНДАГАРСКОЮ ДОРОГОЮ...
(цикл афганских стихов)

...Я решил оставить афганский цикл стихов таким, каким он был написан по "горячим следам" с, возможно, излишними эмоциями "тех" лет, руководствуясь усвоенным уроком, что литература, прежде всего - отображение эмоциональной ситуации ( умышленно не добавляю "правдивое", потому, что мои эмоции вполне могли быть необъективны)...

* * *
Над кандагарскою дорогою
Непреходящий саван пыли...
Зачем я снова память трогаю,
Желая, чтоб меня любили?!

Не для строки, не для реляции --
В панельной выгородке счастья,
Где ленкоранские акации
Сплели над окнами запястья,

Где поцелуи и обьятия
Сплелись с прощальной тишиною...
А здесь -- страданья и проклятия
Людей, помеченных Войною.

А здесь Аллах -- палач и суженный
Грозит четырнадцатым веком.
И кто-то доживет до ужина,
И кто-то выживет .. калекой.

...Быть может, Смерть над нами сжалится?
Пылит дорога до Фараха,
И на броне трясучей жарится
"Бифштекс" предчувствия и страха,
Кровавый... С мыслию убогою --
Чтоб дома помнили, любили...

Зачем я снова память трогаю?
Над кандагарскою дорогою
Непреходящий саван пыли...

ПОЛЕТ НА ВОЙНУ
Летим в Кабул!
Сказал пилот
Не радуя прогнозом,
Что серый этот самолет
Зовется "скотовозом".

- Садитесь на дорожный скарб!
Здесь -- не палата пэров!
В гермокабину -- только баб
И старших офицеров

И мы, не "старшие" еще,
И не их "пэров" родом
Летим в Кабул -- к плечу плечо

И дышим кислородом
Из общей маски..
-- Эй, ку-ку!
Уснувшим будет плохо!
Как тюлька в собственном соку
Из выдохов и вдохов
Летим - живые "шурави"
В сквозной метеоступке.
Но, слава Богу, не в крови,
Не в цинковой скорлупке.
Не мясо, не металлолом...

И матом гоним дрему,
Летим в отсеке нежилом
Семь тысяч метров под крылом
Семь тысяч верст до дома...

СОН
Я койку заправлю "конвертом"
И лягу в "конверт" осторожно
Письмом о жаре и о жажде,
О бурях песчаных и друге,
Убитом вчера под Гератом...

И авиапочтою сна
Над "Стингерами" и горами
Сквозь жадные пальцы радаров
К лугам и лесам Беларуси
Вернулись утомленным и грустным
С войны, о которой стыдливо
Молчат еще наши газеты..

И круг описав, словно птица,
Над Пущей и Белою Вежей,
Взволнованно и торопливо
Пожалую в позднюю очень
На берег прозрачнейшей речки,
Текущей когда-то сквозь детство...

...Желая напиться, склоняясь
К воде, ожидающей снега,
Я трону тончайшую наледь
Рукой...
И еще не почуяв
Ни острого края, ни боли,
Увижу, как облачко крови,
Как будто плавник краснепёрки,
Мелькнув в быстрине на мгновенье,
Беззвучно растает, и сразу

Почувствую боль, и внезапно,
Подкравшись, ладонь ледяную
Запустит за шиворот ветер.

... И сразу захочется к маме
Под низким мятущимся небом
Сквозь черный продрогший орешник
Подмерзшей тропинкой устало
Голодным идти и озябшим,
Держа по-мальчишески палец
Во рту...
И от ветра склоняться
К земле, как склонялся я в детстве.

... В Шинданде, на койке солдатской
Очнулся..
Чуть брезжило утро
За пыльным стеклом и гудели
Чужие далекие горы.
А дома родного не помню...
Но помню - почти просыпаясь,
Я чувствовал прикосновенье
И голос, похожий на мамин:
"Сынок!..
Все пройдет!..
Все пройдет!..."

КОРРЕКТИРОВЩИК ОГНЯ
По склонам гор клубятся облака.
И дождик шелестит в холодной роще.
Уже темно, в столовой артполка
Холодный ужин ест корректировщик.

Бушлат пропитан пылью, не пыльцой,
И я гляжу немного удивленно
На юное безусое лицо,
На взрослые майорские погоны.

Мигает свет, тускнея и слепя...
Он говорит о прошлом без волненья:
Два ордена - за вызов "на себя"
И красная нашивка -- за раненье.

Он говорит, что дважды был в огне,
Что завтра надо быть на дальней "точке",
А думает о том, что столько дней
Вдали от дома, от жены и дочки...

Вдвоем идем во мгле, сквозь дождь и он
Прощается со мной у общежитья,
Диктует ленинградский телефон
И просит: "Непременно позвоните!
Хоть из Ташкента... Очень ждет жена.
Подробно, сами знаете, не надо...
Земля у нас одна... И связь одна.
Любым приветам дома будут рады..."
...Иду на свет далекого окна,
Я этот телефон не потеряю.
Я вновь шепчу: "Земля у нас одна!..."
"И связь -- одна!" - упрямо повторяю.

А ночь вокруг, как мина -- только тронь!
И все во мне подчинено порыву,
Как будто вызвал на себя огонь
И жду мгновенья первого разрыва.

И ждут враги... (Их участь несладка)
И ждут друзья, когда мой пост ответит.
И ждут междугородного звонка
Жена и дочь на Лиговском проспекте.

* * *
       "Синие горя Кавказа, приветствую Вас..."
                               М.Ю. Лермонтов


Ночь напролет не смыкали натруженных глаз
И у машин разминали усталые ноги.
"Синие горя Кавказа, приветствую Вас!..."
Я повторял про себя на афганской дороге.

Вышли под утро. Был воздух недвижен и сер.
Контур чернильных отрогов очерчен рассветом.
Рядом дремавший, совсем молодой офицер,
Был удивительно чем-то похож на Поэта.

Небо светлело. Трясло на ухабах "КАМАЗ".
Спящие губы дрожали, как будто шептали:
"Синие горы Кавказа, приветствую Вас!"
Серые горы все четче вдали проступали.

Ветер проснулся и серая пыль потекла,
Нас обгоняя, в столбы завиваясь кругами
Грохот разрыва. Колючие брызги стекла.
И пулевые фонтаны земли под ногами.

Бой скоротечен. Минуя солярный туман,
Ехали дальше уже на броне Бэ-тэ-эра...
Мне рассказали: тот парень скончался от ран.
Грустно добавили: "Не довезли офицера..."

Но пробуждаясь во мне, как посмертный наказ,
Голос звучал, озаряя сознание светом:
"Синие горя Кавказа, приветствую Вас!"
Снова и снова...
Я знаю -- он не был Поэтом.

Но лишь больней становилось в душе от того.
Светлые строки глушили урчанье мотора.
Ехал и думал: "Вернусь -- допишу за него",
Серые горы. Афганские серые горы.

БАЛЛАДА О ВЗВОДНОМ
Завтра будет убит
Взводный Ваня Здоровых.
А пока он сидит
В офицерской столовой.

И румянцем цветет
Возле повара Кати
И перловку жует
Со ставридой в томате.

Вентилятор гудит.
В зной распахнуты рамы.
Два письма на груди --
От сестренки и мамы.

И в поту поборов
Остывающий завтрак,
Взводный думает вновь,
Что напишет им завтра.

А сегодня опять
(Отдохнуть в тиши бы!)
Огневая... И плац
Под расплавленным небом.

И в казарму идет
Взводный, щурясь от света,
И не знает, что взвод
Бросят в бой ночью этой.

И ударит вот тут --
Где письмо от сестренки...
На руках понесут,
Отошлют похоронку

...Далеко от войны
Спит, навек успокоясь
Ванька-взводный страны,
Покоряющий космос.
Спит, не помня о зле,
Ни о чем не жалея,
Спит в сибирской земле,
На "афганской" аллее.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...Друг прервал разговор.
В тишине над рекою
Наш рыбацкий костер
Пережевывал хвою.

И закату вдогон
Дым струился сквозь ветки.
И летели в огонь
Мотыльки-однодневки....
* * *
"Летчики, с которыми приходилось летать в Афганистане часто были пьяны и взлетали под музыку... Таким образом, экипажи боролись со стрессом..."

Здесь небо, словно тир.
В салоне пыль витает.
Звучит Аманда Лир --
И самолет взлетает.

И чей-то вздох погас.
От зависти к пехоте.
И каждый знает -- нас
Способны сбить на взлете.

И, кажется. вот-вот
Взлетит вдогонку "Стингер",
Но "Шарп" включил пилот
И музыка не стихнет.

Зловеще пуст эфир,
Пустыня смертью дышит.
Звучит Аманда Лир
И мы летим все выше.

* * *
Тропа в песках кружит.
Ни облачка, ни птицы
И куст похож на джип,
И солнце в нем пылится.

Закат во рту горчит.
Броня в песчаной сыпи.
Расстреляны лучи
И день до капли выпит.

Тропа в песках кружит
И бродят, бродят рядом
Ночные миражи,
Предчувствия засады.

Короткий перекур --
Ведь мы почти у цели!
Но чей-то злой прищур
В оптическом прицеле
Предчувствует висок....


Урча, ползут машины
Песок,
песок,
песок...
Сухой паек чужбины.

* * *
Снега вершин.
Сырых ущелий тень,
Огни Баграма...

И, что ни ночь -обстрел
И. что ни день -
Письмо от мамы...

В ШИНДАНДСКОМ МОРГЕ
На цинковых столах, вне суеты
Убитые спокойны и чисты.
Вот-вот с недостижимой высоты
Скользнет на них надежды тонкий лучик.

У Смерти тоже конкурс красоты --
Война и Смерть не знают доброты,
Равняют всех у роковой черты,
Но непременно выбирают лучших.

ТАМОЖЕННЫЙ ДОСМОТР
В ташкентском аэропорту
Гудит страстей обвал.
Берем в пыли, берем в поту
Последний перевал
Полет закончился - и вот
Порог родной страны.
Идет таможенный досмотр
Вернувшихся с войны.

Идут минуты и часы.
И просьба, как приказ.
Нам паспорта клеймят, и псы
Обыскивают нас.
Мы знаем, этот труд не мед
Формальности нужны.
Идет таможенный досмотр
Вернувшихся с войны.

В глазах контуженного злость:
-- Зачем вам мой башмак!
Просветят чемодан насквозь,
Как будто ищут рак.
Возьмут излишки "В оборот"
У фронтовой жены.
Идет таможенный досмотр
Вернувшихся с войны.

Ты в рукопашном был бою.
Ты видел смерть. А тут
Шутя, из тюбика твою
Зубную пасту жмут.
Кривит сержант- десантник рот:
-- У-у-у, сукины сыны!
Идет таможенный досмотр
Вернувшихся с войны.

И мы чисты не все подряд.
Обманчив внешний вид.
У нас находят, говорят
Гашиш и лазурит.
В семье скрывается урод.
И потому должны
Пройти таможенный досмотр
Пришедшие с войны.

Закон для всех. Его не тронь!
Но есть бесчестья грань,
Где лезут пальцы под погон
И вывернут карман.
Разденут до... Залезут в рот.
Врываясь в наши сны,
Который год,
Который год
Идет таможенный досмотр
Вернувшихся с войны...

СТРОЕВЫЕ
Подвернулся комендант,
Или, может, просто сдуру
За прическу лейтенант
Угодил в комендатуру.

Пахнет "Красною Москвой"
И подстрижен аккуратно.
Лихо ходит строевой
По квадрату,
По квадрату.

И отмашка высока!
Невдомек и комендантам,
Что прострелена рука
Под Гератом,
Под Гератом.

Молодой и холостой,
Он красив, как на экране
Новый орден боевой
Скрыт в кармане,
Скрыт в кармане.

Обратя к уставу взор,
С неприступностью педанта,
Необстрелянный майор
Лейтенанта,
Лейтенанта

Поучает час подряд,
С превосходством взгляд набычив,
Отчего же лейтенант
Так улыбчив,
Так улыбчив.

По команде клац да клац
Он ботинками своими.
И шагами мерит плац
Строевыми,
Строевыми.

Он "с иголочки" одет
И нисколько не печальный.
А в глазах не гаснет свет
Госпитальный,
Госпитальный...

АВТОПОРТРЕТ
Вот и зрелость пришла..
Здравствуй, возраст Христа!
Эта тропка в снегу холодна и чиста,
Это пишет, сходя от волненья с ума,
Ученическим почерком хвои зима
Бесконечную, грустную повесть о том,
Как один человек оставлял "на потом"
Все земные дела ради призрачных дел.
Он еще над пустыней чужой не летел...
Над горячей пустыней -- чужой стороной.
Ослепит его снег. Опалит его зной.
И по грозному небу. В Россию назад
Перелетные письма его полетят
Сквозь тротилом оплавленные облака...
Это все у него впереди.. А пока
Он наивен и юн. Он не знает, как жить
И у Господа просит себя сохранить
Ради будущих книг, ради юной жены
От сумы, от тюрьмы, от афганской войны...

* * *
Скрипучая дверь
Устала старательно петь.
А в слове "теперь"
Есть что-то от слова "терпеть".
Устал и продрог,
Не жду ни друзей, ни строки.
Шагну за порог,
Дойду до осенней реки.

Не зная, куда,
От рощицы наискосок
Струится вода
И перемывает песок.

И в недрах волны,
Лишь только ладонью черпни --
Песчинки видны,
Как все мои ночи и дни.

Молчат до поры,
Но каждая болью живет --
С гранитной горы
Строчит вдоль шоссе пулемет.

"КАМАЗы" горят...
И память теряет в дыму
И девушки взгляд,
И школу, и речку Жижму.

...Теченье воды,
Далекого времени дым,
Где привкус беды
От радости неотделим.

Предчувствуя снег,
Усталые птицы летят.
Стоит человек
И молча глядит на закат.

Дороги-пути...
Назад возвращения нет.
Песчинки в горсти,
Как тысячи мелких планет.
Похожи точь-в-точь,
Летят по орбите одной --
Афганская ночь
И детство...
И бал выпускной.

Комментариев:

Вернуться на главную