|
– Виктор Сергеевич, жизнь свела нас с Вами более трех десятилетий назад. Пользуясь случаем, хочу Вас поздравить с 80-летием. Вами сделано немало, но читателям, будет интересно узнать о первых Ваших шагах на жизненном пути. В какой семье родились, где учились, словом, где истоки формирования гражданина, ныне известного и за пределами России ученого? – Родился я в селе Жовта Круча – в тридцати километрах от столицы Запорожской сечи – острова Хортица. Отец – Сергей Яковлевич – председатель колхоза, мать – Татьяна Романовна – учительница. Родословная, увы, короткая. Дед по материнской линии – круглый сирота. Громада (община) помогла получить профессию портного, приобрела для него швейную машину «Зингер», на которой он проработал всю жизнь. Дед по отцовской линии – рабочий ремонтных мастерских – в 1918 году оказал сопротивление немецким оккупантам, был отправлен в Запорожье и там расстрелян... Моему отцу тогда было 8 лет, он окончил 4 класса приходской школы. Новая жизнь открыла горизонты: активному, деятельному комсомольцу в 22 года доверили организацию колхоза. Когда спустя 20 лет я как журналист побывал в Жовтой Круче, сельчане по-доброму говорили о первом председателе колхоза. В 37-ом году по ложному доносу отца арестовали; через несколько месяцев выпустили. Спустя два года (все это время он был безработным) восстановили в партии. Его организаторские способности помнили и доверили руководить строительством шоссе Запорожье–Михайловка. Отец воевал, награжден орденами Красной звезды и Отечественной войны, медалями «За взятие Кенигсберга» и «За освобождение Праги». Это о семье. Теперь где и как учился? Первой школой, как и для большинства моих ровесников, была Великая Отечественная война. Ее лицо – это разорвавшиеся бомбы в нескольких метрах от подвала (дети подальше от входа), грабеж и мародерство захватчиков, физическое и нравственное унижение всех. Это и поиск коммунистов (или их детей, которых надежно прятали соседи, передавая друг другу – мне в этом смысле повезло). Это и виселица на центральной площади села с надписью на груди повешенного «Партизанен». Это и угон на каторгу рейха юношей и девушек (моей тете Нине тогда исполнилось 15 лет), – для гитлеровской Германии нужна рабочая сила, рабы, а «унтерменши», «недочеловеки» как раз для этого подходят. Я хорошо помню повисший в воздухе вселенский плач, когда из каждой семьи забирали по крайней мере одного человека... Ну а если говорить об учебе в школе в прямом смысле, то она началась с пяти лет: вместе со старшим братом научился читать, считать, осваивал и другие предметы. Первого сентября 1942 года пошел в школу села Тарасовка (здесь я жил во время оккупации в семье дедушки Романа). Молодая учительница (выпускница советского вуза!) раздала всем буквари и велела заклеивать портреты советских руководителей. Я отказался, тогда она крепко ухватила за ухо и вышвырнула из класса... Уже после освобождения, проверив знания, меня приняли в третий класс... После окончания средней школы оказался перед сложным выбором: мне нравились литература, история, химия и математика: «Выручил» справочник Киевского университета: философия – это ведь наука наук, в ней можно объединить все мои увлечения. Поступил на философский факультет, два года проучился, затем перешел на факультет журналистики, который и закончил с отличием в 1957-ом году. Конечно, теперь, задним числом, можно говорить, что в преподавании философских дисциплин тогда преобладал догматизм. И это правда. Но правда и то, что в программе философского факультета были серьезные предметы: история философии, психология, основы физиологии и высшей математики – все это так или иначе оставило свой след, по крайней мере в дальнейшем пробудило интерес к науке... – Служебная, профессиональная лестница у каждого своя. Но у нее есть первая ступенька... Какова Ваша? А последующие ступеньки? – После окончания университета получил назначение в редакцию республиканской газеты «Молодь Украины» и был зачислен на должность литсотрудника. Затем, до 1992 года, менялись места работы, но, что примечательно, работы никогда не искал, она сама меня находила... Расскажу подробнее об одном знаменательном в профессиональном плане факте биографии. В мае 1964 года (тогда я работал уже в Москве, в журнале «Сельская молодежь») мне позвонил председатель только что созданного Комитета по печати РСФСР Борис Иванович Стукалин, пригласил к себе для разговора и предложил должность главного редактора общественно-политической и сельскохозяйственной литературы. Честно говоря, это было настолько неожиданно, что я сразу же отказался: «Вряд ли справлюсь...» Далее беседа совсем не вписывалась в формат обычного кадрового экзамена. Борис Иванович вспоминал о своей работе в воронежском «Молодом коммунаре», и выяснилось, что мы с ним коллеги в буквальном смысле, просто несколько разошлись во времени: он был главным редактором до 1957 года, я же стал главным редактором «Киевского комсомольца» спустя три года... И еще он подробно рассказал историю о том, как один киномеханик увлекся фотографией, приносил свои снимки, писал расширенные текстовки и был зачислен в штат «молодежки». Затем его пригласили в «Комсомольскую правду», где он проработал 60 лет – это был Василий Михайлович Песков... Борис Иванович убедил меня стать профессиональным издателем. Думаю есть смысл пояснить, что работа в Комитете по печати в период его создания была отнюдь не руководяще-контрольно-бюрократической, напротив – творческой и по-своему созидательной. Наша главная редакция готовила обзоры издаваемой в РСФСР литературы, проводила семинары редакторов своего профиля – в Краснодаре и Казани, Иркутске и Свердловске, Воронеже и Саратове, Москве и Ленинграде. Я выступал с докладами, составленными на основе рецензий ученых НИИ Академии сельскохозяйственных наук, высококвалифицированных специалистов-практиков, журналистов, писателей. А еще было множество командировок в местные издательства, где требовалось вникать в финансово-экономические аспекты их жизни. И здесь, мягко говоря, далеко не всегда я был «в теме», чувствовал, надо бы еще поучиться... Была еще одна причина, побудившая меня по-новому взглянуть на свой предшествующий опыт. В 1963 году я, инструктор ЦК ВЛКСМ, побывал во многих селах Черкащины в качестве одного из организаторов почина комсомольцев и молодежи области, суть которого заключалась в строительстве своими силами культурных и спортивных объектов (на базе материально-финансовых ресурсов колхозов и совхозов). Собственно, такой почин нуждался в распространении в других регионах страны, так как в этой области уже было доказано, что молодежь в состоянии внести серьезный вклад в создание культурной инфраструктуры села. Любопытно, чем закончилась эта инициатива. По стандарту организации таких акций полагалось подготовить письмо Н.С.Хрущеву, а уже он тогда даст (или не даст) зеленый свет. Сочинить документ поручили мне. Когда текст отправили в ЦК партии, под ним был десяток подписей. В один прекрасный день меня зовут к «вертушке» – помощник Самого захотел уточнить детали и, как опытный аппаратчик, обратился к тому, чья фамилия была последней... Назавтра разворачиваю номер «Правды», по редакторской привычке читаю придирчиво, есть ли правка. И вдруг обнаруживаю «чужой», новый абзац, где сказано примерно следующее: все-то вы, молодые, прекрасно задумали – строить клубы, танцплощадки, стадионы, но главное – «изба красна не углами, а пирогами»... Сам Хрущев или его помощники «углубили» ответ, однако тем самым был перечеркнут основной замысел почина. Горькое разочарование испытал я тогда, поскольку принимал участие в создании видимости деятельности во всесоюзном масштабе... – Виктор Сергеевич, судя по Вашему рассказу, мысль о продолжении учебы овладела Вами именно в это время? – Пожалуй, Вы правы, Александр Викентьевич. И серьезным импульсом явился не только анализ книг и брошюр, работы издательств, но и проведенная впервые в 1965 году поименная инвентаризация всех книг на складах издательств, книжных баз и магазинов. Справедливости ради отмечу, что одной из причин такой акции была и политическая конъюнктура: предполагалось изымать «труды» первого «перестройщика» – Хрущева, которого освободили от занимаемой должности. Каждая главная редакция должна была, изучив огромный каталог-перечень, сделать вывод: какая книга уже не имеет шансов быть реализованной и подлежит списанию. В ходе этого «исследования» бросилось в глаза, что нередко выходят в свет книги, брошюры типа «Массово-политическая работа во время жатвы». Тираж мизерный – 1000 экземпляров, из них продано 20. И аналогичных примеров насчитывалось тысячи, если не десятки тысяч. Это была имитация агитационно-пропагандистской работы «для отчета» – ущербной и с политической, и с экономической точки зрения, а также некорректной с научной: там, где для освещения той или иной темы достаточно газетной или журнальной статьи, выпускалась книга. Так впервые (от противного) родилась тема будущего исследования: каковы взаимоотношения между составными частями системы печатных СМИ? И есть ли научная дефиниция понятия «система СМИ»? Когда в 1966 году я поступил в аспирантуру Академии общественных наук и предложил тему диссертации, руководитель секции журналистики профессор Борис Дмитриевич Дацюк отреагировал так: – Проблемы взаимодействия печати, радиовещания и телевидения... А что это такое? – Не знаю. Но хочу разобраться... – Ну что же, дерзай... Пришло время предварительной защиты, в качестве экспертов были определены ученые-практики, что очень существенно: заместитель председателя Гостелерадио Алексей Архипович Рапохин (радиовещание) и главный редактор литературно-художественных программ Центрального телевидения Николай Пантелеймонович Карцов. Состоялась двухчасовая дискуссия, рецензенты, видимо, от неожиданности исследуемой проблемы далеко не всё принимали, однако же диссертанта поддержали. А далее мне повезло еще больше: официальным оппонентом назначили автора первой в нашей стране диссертации по телевидению Рудольфа Андреевича Борецкого (впоследствии нас многие годы связывали дружеские отношения), который глубоко проанализировал содержание работы и одобрил ее основные идеи. Возвращаясь к разговору с Б.Д.Дацюком, скажу, что «разбираться» в проблемах взаимоотношений компонентов медиасистемы мне пришлось многие годы. На эту тему опубликованы десятки статей на русском и семи иностранных языках, издана монография «Союз пера, микрофона и телекамеры» (она награждена премией Союза журналистов СССР за лучшую научную книгу 1977 года). После 1991-го года в некоторых научных работах, диссертациях, не говоря уже о «желтых» медиа, идеологически переориентировавшиеся авторы сплошь и рядом характеризуют советскую журналистику как тоталитарную, якобы служившую подавлению личности – государство всё, человек – ничто... В ответ на такие утверждения назову еще один важный индикатор актуальности «Союза пера...». Перечитываю текст и впервые задумываюсь – раньше и в голову не пришло бы – а каковы были, начиная с 30-х годов, темы совместных медийных акций? ... Проведение «декады гигантов» – радиовещание и печать взяли под перекрестный совместный контроль строительство Магнитки, Уралмаша и других строек, тех самых, от которых зависела судьба страны (и каждого отдельного человека!) в будущем – «иначе нас сомнут»; донецкая акция – внедрение новой техники на шахтах и заводах области; строительство Байкало-Амурской магистрали и т.д. и т.п. Главное – строительство, созидание, технический прогресс – этим жила тогда вся страна. В наши дни история повторяется: Россия стоит перед сходным с 30-ми годами выбором – жизненно необходима, особенно в связи с событиями на Украине, новая индустриализация (опять-таки – «иначе нас сомнут»!). – Журналистика сегодняшняя и вчерашняя – как говорится, две большие разницы. В своих трудах Вы исследуете и ту, и другую. Чем отличается советская журналистика от нынешней российской? Изменились ли функции СМИ в эпоху глобализации и какая журналистика имеет больше влияния на формирование общественного мнения? – Я был рецензентом Вашей монографии «Изменились ли функции СМИ в эпоху глобализации?» и считаю, что выстроенная Вами концепция причин, характера и последствий перемен в медиасистеме является теоретически основательной и убедительной в своей аргументации. Что касается моей позиции, то она в двух словах заключается в следующем: – журналистика советская служила консолидации общества, распространению и сбережению традиционных ценностей, способствовала научно-техническому прогрессу и развитию всех отраслей экономики, науки, культуры, – то есть была созидательной. Поэтому основными функциями были непосредственно организаторская, аналитическая, пропагандистская и агитационная; – журналистика современная российская фактически устраняется от выполнения социальных функций в прежнем понимании и объеме. На первый план нередко выступает рекреативная функция в ее антигуманистической форме – трансляция (особенно на телеэкране) пошлости, непритязательного развлекательства, эксплуатации эротизма, смакования сцен насилия, ужаса, страха и тому подобное. – Насколько я знаю, Вы, как и многие из нас, были атеистом. И вдруг неожиданный кульбит. Я имею в виду работы «Традиции и ценности православия в региональной печати» и «Главные компоненты национального и социального статуса СМИ»? – Во время оккупации бабушка Мария, когда все уже засыпали, уединялась в углу под иконами Николы святителя и Пантелеимона-целителя и долго молилась: за здоровье и жизнь близких, моей мамы, которая успела на последней полуторке вырваться из окружения, за угнанную в Германию дочь Нину. Я мысленно присоединялся к этой молитве... То было первое прикосновение к православной вере. А спустя многие годы чтение, анализ публикаций в местной печати, общение с журналистами, искренне верующими в Иисуса Христа, вызвало у меня огромное уважение к ним. И все же, коль Вы, Александр Викентьевич, спрашиваете о вере, то я – верующий. Человек вообще без веры жить не может. Верю в высшую общечеловеческую ценность – социальную справедливость. Собственно, об этом говорил еще Томас Мор: на фантастическом острове Утопия наилучшее устроение общества заключается в общности производства и потребления – все трудятся, всё принадлежит всем, нет ни одного нуждающегося, нищего, но нет и богатых. Вспомним и Льва Николаевича Толстого, который за полгода до своего ухода в вечность писал ученикам Екатеринбургского горного училища: «О том же, придет ли время, когда не будет бедных и поедающих их труды богатых? Ни я, никто знать не может. Но зато и я знаю, и всякий может знать, что главный смысл жизни каждого из нас в том, чтобы содействовать своей жизнью приближению этого времени...». Что же касается брошюры о социальном и национальном статусе СМИ, то в ней впервые вводятся в научный оборот новые понятия «информационный глобализм» и «информационная идентичность», рассмотрены грани информационной идентичности: геополитическая, социально-экономическая, национально-патриотическая, историческая, языковая. Нравственно-ценностная грань исследована наиболее подробно. Актуальность идеи родства и близости, преемственности православных и советских ценностей с годами становится все более очевидной. Совсем не случайно В.В.Путин, назвав разрушение СССР «крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века», фактически признал правоту данной концепции: «... Мы утратили определенные ценности советского периода, связанные с «Моральным кодексом строителя коммунизма». Но если мы заглянем в этот «Моральный кодекс» – это выдержки из Библии на самом деле, и ничего нового человечество не придумало». – Виктор Сергеевич, Вы продолжительно и довольно успешно занимались исследованиями названных выше проблем, но есть, если можно так сказать шаги в сторону: книга в серии ЖЗЛ «Всеволод Вишневский», в той же серии перевод с украинского книги «Леся Украинка», сборник «Вставай, страна огромная!», книга-альбом «За Веру и Верность. 300 лет ордена Андрея Первозванного». Чем это вызвано? – В каждом случае было по крайней мере два импульса: издательская потребность и интерес, увлечение автора, которые счастливо сходились. В 1971-ом году страна отмечала 100-летие со дня рождения Леси Украинки. Из вышедших на украинском языке книг о великом поэте я (в то время заместитель главного редактора издательства «Молодая гвардия») выбрал лучшую – Анатоля Костенко. За работу взялся с большой радостью, ведь поэзию Леси Украинки полюбил с юности, в особенности «Лесную песню» с таинственной и чарующей Мавкой. Двадцать издательских листов перевел быстро. Дело в том, что там, где я родился, учился, органичным, как воздух, как вода, было двуязычие (не хочу говорить билингвизм, когда есть свое прекрасное слово). В городе Орехове Запорожской области было две средние школы – украинская и русская, свободный выбор. Преподавание украинской и русской литературы и языка абсолютно идентично – и по программам, и по количеству учебных часов. На выпускных и вступительных в гуманитарные вузы экзаменах обязательным было сочинение на том и другом языках. Таким было равноправие языков в советское время. Признаюсь откровенно: только сейчас, когда нынешние киевские власти в угоду США запрещают на Украине русский язык, неожиданно обнаружил, что у меня как журналиста по профессии происходило свободное чередование языков: университетскую практику проходил в газетах Юга Украины (Запорожье, Николаев, Симферополь), издававшихся на русском языке; затем – украинские газеты «Молодь Украины» и «Киевский комсомолец»; переезд в Москву – журнал «Сельская молодежь» – снова русский язык. О Всеволоде Вишневском я написал очерк, опубликовал его в альманахе «Прометей». Желание поближе познакомиться с биографией и творчеством автора «Оптимистической трагедии», кинофильма «Мы из Кронштадта» – классических произведений отечественного театра и кино – привело меня в Центральный Государственный архив литературы и искусства, чтобы посмотреть фонд В.Вишневского. Думал – загляну на несколько дней, а оказалось стал постоянным посетителем ЦГАЛИ на несколько лет. Чем больше документов изучал, тем сильнее захватывал образ писателя, и, пожалуй, главное – образ человека. Именно тогда я в полной мере ощутил редкостную притягательность архивов для исследователя: заказываешь опись, единицу хранения – и с трепетом ждешь, а что там?.. Взять, к примеру, письма Вишневского Вс.Мейерхольду, А.Таирову, Е.Дзигану, которому адресовано 80 писем... Какой же это драгоценный эмпирический материал и для современных исследователей одной из важнейших искусствоведческих проблем: творческие взаимоотношения, взаимодействие драматурга, сценариста и режиссера! В результате шестилетней работы появилась рукопись «Всеволод Вишневский»; книга вышла в серии «ЖЗЛ» в 80-ом году. Ее читательская, покупательская (говоря современным языком коммерческая) и критическая судьба оказалась счастливой (первое издание вышло в свет тиражом 150 тыс. экз. и быстро разошлось, второе – через три года тиражом 100 тыс. экз.). Завидное внимание к книге проявили центральные газеты, «толстые» литературные журналы, было опубликовано 20 рецензий. Самую дорогую для меня рецензию напечатал в «Правде» знаменитый полярник, человек-легенда советского времени, друг Вишневского Иван Дмитриевич Папанин. У меня хранятся магнитофонные записи бесед с ним: эти уникальные, живописные, образные воспоминания помогли глубже понять характер моего героя. – Во всех работах Хелемендика красной нитью проходит патриотическая позиция, уважение к стране, ее народу... – Вообще-то тот, кто прочитает мои работы – первая из них датируется 1958-м годом, а последняя – 2013-м, сможет получить достаточно полный ответ на этот вопрос. Я же могу, в частности, адресовать к главе из книги «Всеволод Вишневский», посвященной роману-фильму «Мы, русский народ». Во второй половине 30-х годов ХХ столетия государство совершило решающий поворот в сторону патриотизма и жестко – и жестоко! – устраняло «пятую колонну» из числа тех, для кого Россия была лишь щепкой для разжигания пожара «мировой революции». После публикации романа-фильма на автора обрушился шквал критики, обвинявший его в «квасном патриотизме». Почему? Это было талантливое произведение о первых боях рождающейся Красной армии, о разгроме немецких оккупантов; центральная идея – многовековая борьба русского народа за независимость Отечества. Если бы был поставлен фильм, он скорее встал бы в один ряд с «Александром Невским» С.Эйзенштейна. Однако либеральные критики добились своего: киностудия расторгла договор с писателем. Сегодня либеральные масс-медиа вновь вытащили из недр прошлого жупел «квасного патриотизма»: им клеймят всех, кто занимает державную, патриотическую позицию в отношении, к примеру, воссоединения Крыма и России. По заказу издательства «Советская Россия» я составил сборник писательской публицистики военных лет для «Библиотеки российской словесности». Вместе с директором издательства, известным историком Виктором Ивановичем Новиковым был определен список персоналий – Всеволод Иванов, Константин Симонов, Илья Эренбург и другие. Книга «Вставай, страна огромная!» с моей вступительной статьей «Высоты человеческого духа» вышла в свет к 40-летию Победы. Забегая вперед скажу, что поддержать эту традицию юбилейных изданий мне удалось даже в 90-е годы – «лихие», как любят говорить либералиные политики и журналисты, вкладывая в это определение двойной смысл: для внешней аудитории – якобы осуждение; для самих себя, для своих – восторг, восхищение тем, как же лихо они добились известно кем поставленной цели. К 50-летию Победы «Известиями» – в то время я – главный редактор книжной части издательства – была выпущена в подарочном исполнении книга Н.Н.Яковлева «Маршал Жуков». Издательской потребностью объясняется и мое участие в подготовке и выпуске книги-альбома «За Веру и Верность». Чтобы реализовать этот замысел, потребовалась огромная исследовательская работа: по архивным документам надо было восстановить полный список кавалеров ордена (с 1698 – по 1916 гг. более тысячи имен), а затем определить имена для написания очерков и подбора иллюстраций. Этим я и занимался как составитель, автор вступительных статей книги и главный редактор издательства «Андреевский флаг». Основным критерием при выборе персоналий были именно традиционные православные ценности. Россия на протяжении веков была великой державой потому, что ею управляли государственные мужи, талантливые, преданные своей стране люди, которые вслед за А.В.Суворовым по праву могли сказать: «Доброе имя есть принадлежность каждого человека. Но я заключал доброе имя мое в славе моего Отечества, и все деяния мои клонились к его благоденствию». Кстати, во время подготовки книги-альбома я, можно сказать, «прошел» историю России XVIII и XIX веков через призму изучения государственной патриотической элиты. Этот опыт оказался неоценимым, когда издательство «Магистр–пресс» пригласило меня быть научным редактором издания в серии ЮНЕСКО «История человечества» «Россия», том VIII. Коллектив авторов – ученые Института российской истории РАН во главе с его директором А.Н.Сахаровым – в полной мере выявили сущность современных западников: в этом объемном труде (107 печатных листов) многовековая история России лишена своей цивилизационной идентичности, она «опирается» на западный путь развития, по нему сверяется – в итоге Россия всегда оказывается в роли догоняющей. Издательство и научный редактор вынуждены были в предисловии дистанцироваться от авторов, утверждая, что западноевропейская цивилизация – одна из многих, что славянская, русская цивилизация своеобразна и самодостаточна. Кроме того, в тексте, посвященном советскому периоду, содержалось множество извращений, прямой фальсификации исторических фактов. Мне удалось сократить примерно сто страниц подобных измышлений в духе «желтой» прессы, благодаря этому я счет возможным оставить свою фамилию в выходных данных книги. – Если руководитель предприятия (в данном случае – издательства), искренне, всерьез без деклараций, отстаивает его интересы, то нередко оказывается в состоянии конфликта с вышестоящими властями. Так было в советское время, сегодня – тем более. Вот конкретный пример: в конце 1979-го года вышла партийная директива: значительно увеличить выпуск классической художественной литературы. Благородная цель!.. Госкомиздат тут же отреагировал: каждое центральное издательство должно делать это за счет выделенных ему в соответствии с утвержденными ранее тематическими планами фондов бумаги. Назавтра, в 9 утра, звонок из приемной Б.И.Стукалина – срочно явиться. Захожу в кабинет, здороваемся, и Борис Иванович говорит тихо-тихо: – Ну что же ты, бегаешь к президенту, жалуешься... Я смотрю ему в глаза и замечаю, что они вдруг словно теряют окраску, становятся бесцветными. Из нашего многолетнего общения я знал – это крайняя степень недовольства, а порою и гнева. – А что мне делать? Сократить треть названий и уволить треть редакторов?.. Разговор закончился ничем, каждый остался при своем мнении. Тем не менее, «Педагогика» практически отбилась: в 1980 году мы вместо предписанных 170-ти тысяч экземпляров книги И.С.Тургенева «Рудин. Дворянское гнездо» издали 80 тысяч, на следующий год – «Педагогическую поэму» А.С.Макаренко, а затем и вовсе перестали выпускать художественную литературу за счет собственных фондов бумаги... Прозвучавшее в разговоре «ты» нуждается в комментарии. Для меня Борис Иванович был учителем, близким человеком. Он привел меня в издательский цех, поддерживал во многих начинаниях. Во время моей работы в журнале «В мире книг» нередко приглашал для написания докладов на идеологические совещания, пленумы ЦК партии. Сейчас трудно судить, насколько я был полезен, наверное мое достаточно неплохое знание издательских проблем страны могло претендовать на некий экспертный статус. Обычно мы трудились в выходные дни, и как-то в перерыве, за чаем, Борис Иванович, заядлый рыбак, с грустью говорит: – А я, если воскресенье не проведу в Ленинской библиотеке, тоже никакой... Стукалин ничего не ответил, уже тогда наши отношения были дружескими, они продолжались и после его перехода на дипломатическую работу. В конце 1985 года он был назначен послом СССР в Венгрии. О причинах, подтолкнувших его сделать такой шаг, он рассказал мне после возвращения в Москву, в связи с уходом на пенсию. К нему, заведующему идеологическим отделом ЦК КПСС, как-то заходит его начальник, секретарь и член Политбюро ЦК КПСС А.Н.Яковлев, смотрит на портрет Ленина и говорит: «Эту партию надо уничтожить...». Так начинался «развал» – на самом деле уничтожение СССР при помощи оргоружия, в том числе и действий верхушечной «пятой колонны». В сегодняшних политических ток-шоу либералы, как только заходит речь об А.Н.Яковлеве, хором повторяют: не трогать, он фронтовик. Да, правда. Но, скажу я, фронтовиком был и его собрат по предательству генерал Власов. Их родство ярко и убедительно вскрыто в памфлете Владимира Бондаренко под красноречивым и точным заголовком «Хороним Геббельса», – родство по лютой, безграничной ненависти к советской цивилизации. Продолжая тему властей, не могу не сказать и о другом, позитивном – прекрасных отношениях с министром просвещения СССР, доктором химических наук Михаилом Алексеевичем Прокофьевым. Причем эти отношения были не только служебными, но и творческими – он был главным редактором «Энциклопедического словаря юного химика», и мы с редакторами, художниками, рецензентами не раз у него в кабинете обсуждали словник, оценивали тексты , отбирали иллюстрации. Примерно раз в полгода я приходил к Михаилу Алексеевичу, чтобы посоветоваться по сложным и острым издательским проблемам. Он, как никто другой, умел внимательно слушать собеседника, давал взвешенные, точно сформулированные оценки. Так, поддерживая выпуск книг педагогов-новаторов, всегда подчеркивал: нельзя навязывать тот или иной опыт... Разумеется, такая моральная поддержка была для меня очень важна. И еще одна примечательная деталь. Когда я звонил, обычно происходил примерно такой диалог: – Виктор Сергеевич, Вы завтра сможете? 15 часов Вас устраивает?.. Минуло несколько лет, и новый министр просвещения, «демократ» из горбачевской команды Г.А.Ягодин неделями не мог уделить времени директору издательства «Педагогика». Видимо, сильно был загружен «перестройкой». И совсем свежий пример о том, как далеко зашла у нас заявленная в 1985 году «демократизация»: когда по делам Академии медиаиндустрии мне понадобилось поговорить по телефону с депутатом Государственной Думы, секретарь ответил – для этого необходимо прислать заявку в письменном виде... Завершая разговор о работе в издательстве «Педагогика», отмечу, что к середине 80-х годов оно преобразовалось из узкоакадемического в издательство широкого профиля, книги которого адресованы массовой аудитории детей, подростков, учителей, родителей; оно обрело авторитетную репутацию на международной арене. Прочные, эффективные связи возникли с партнерами – издателями Испании, Греции, ФРГ, Китая, Японии. Достаточно сказать, что количество переводов книг издательства «Педагогика», например, на японский язык не имело равных в стране. На книжных ярмарках в Москве мы подписывали 60-70 контрактов на уступку авторских прав. Это огромный КПД по сравнению, например, с «Молодой гвардией», «Художественной литературой», которые ежегодно выпускали в 4-5 раз больше названий. Выставки-презентации книг «Педагогики» проходили в Берлине и Лондоне, Софии и Белграде, Хельсинки и Братиславе, Пекине и Дели. Это был результат напряженной творческой деятельности всего коллектива издательства, в которой я принимал посильное участие. – Виктор Сергеевич, из нашего диалога явствует, что Вы – многостаночник, как заметили мудрецы, талантливый человек талантлив во многом. Где же Вам было комфортнее – в газете, журнале, издательстве, то есть в практической журналистике или в науке? – Я бы скорее говорил не о комфорте, а об удовлетворении, порою и радости, что так или иначе присутствовало на всех направлениях. Когда литсотрудник «Молоди Украины», возвращаясь в 2-3 часа ночи после дежурства в типографии, шел по улицам ночного Киева, им овладевало особое чувство: ни у кого нет свежего номера газеты, а у тебя – есть... Когда брал в руки пахнущий типографской краской сигнальный экземпляр книги, возникало непередаваемое ощущение причастности к ее рождению, где-то таилась надежда – может быть ей суждена долгая жизнь... Когда в результате твоих интеллектуальных поисков и усилий выкристализовывалась новая научная идея, которая затем воспринималась реализовывалась в журналистской практике, тоже испытывал удовлетворение... – Виктор Сергеевич, а кто явился для Вас авторитетом в жизни, творчестве, в науке? – Когда Б.И.Стукалин пригласил меня на работу в российский Комитет по печати, в разговоре участвовал первый заместитель председателя В.К.Грудинин. В ответ на мои сомнения он с ободряющей улыбкой сказал: «Не бойся... не боги горшки обжигают». Как я позже узнал, Васили й Константинович всю блокаду заведовал военным отделом «Ленинградской правды», затем создавал и редактировал «Калининградскую правду», возглавлял издательство «Советская Россия». Так случилось, что он, ровесник рано ушедшего из жизни моего отца, стал для меня наставником, старшим другом. Грудинин дал немало полезных и профессиональных советов. Вот один из них: «надо работать с теми людьми, которые есть...». Я следовал этому совету. За 15 лет работы в издательстве «Педагогика» уволил «по статье» только одного человека, художественного редактора – за пьянку. И это оказалось справедливым и полезным – в результате он бросил пить, его, квалифицированного дизайнера, приняли на работу в другом издательстве. В исторической науке авторитетом для меня был известный историк и писатель Николай Николаевич Яковлев, который в совершенстве владел жанром научно-художественной прозы, его книги «Вашингтон», «Загадка Пёрл-Харбора», «1 августа 1914 года», «3 сентября 1945 года», «ЦРУ против СССР» завоевали огромную популярность. По моей просьбе Н.Н.Яковлев написал три книги для издательства «Педагогика» – «Весна Победы», «Война и мир по-американски» и «ЦРУ – орудие психологической войны». Перечитываешь их и понимаешь, насколько возросла их актуальность в сегодняшних условиях, вот бы переиздать... А тогда произошел уникальный случай. В 1986 году во время командировки в Японию в редакции издательства «Синдокусё-ся» меня привели в аудиторию, где молодые люди изучали русский язык... по тексту брошюры «ЦРУ – орудие психологической войны», а рядом, как подстрочник, лежала она же – на японском языке. И конечно же огромный научный авторитет для меня – Александр Александрович Зиновьев – самый крупный, по моему мнению, отечественный философ второй половины ХХ и начала ХХI века, который разработал собственную, немарксистскую социологию, и на ее основе исследовал западную цивилизацию, социальную организацию реального коммунизма, общественный строй постсоветской России. Зиновьев всегда был неугоден властям, в 1978 году был выслан за рубеж, а после возвращения старательно замалчивался и замалчивается сегодня. Осенью 2002-го года я имел честь быть организатором и координатором российско-японского симпозиума на тему «Вечные истины воспитания». Разумеется, я пригласил академиков РАО, но прежде всего позвонил А.А.Зиновьеву, который откликнулся на мою просьбу и выступил с докладом «Социальная организация и система ценностей», в котором с исчерпывающей глубиной доказал, что общечеловеческих ценностей не существует, – поскольку человечество не является единым целым; что на самом деле происходит противоборство социалистических и либеральных западных ценностей. Позже статья на эту тему опубликована в книге «Распутье» (2005 г.). Волею судеб у меня две Родины – Украина и Россия, где я живу и работаю более полувека. Моя биография – как и биографии многих миллионов – конкретное воплощение исторического единства оказавшихся ныне разделенными братских народов.
Cекретариат правления Союза писателей России и редакция "Российского писателя" от всей души поздравляют Виктора Сергеевича Хелемендика с 80-летием! |
|
Диалог
А.В.ЧЕРНЯКА, доктора исторических наук, профессора, Заслуженного работника культуры РСФСР и
В.С.ХЕЛЕМЕНДИКА, доктора исторических наук, профессора, члена-корреспондента Российской государственной академии образования, члена Союза писателей СССР.
