Владимир ИКСАНОВ

«ВОЗДУШНЫЙ ПАРАД ДЛЯ ГЕРОЕВ». ЧЕН КИМ

«Чен Ким-псевдоним. По документам - Александр Носков. Место рождения-СССР. Все мои стихи доступны в сети, но книжка - это отдельная история: её можно подержать в руках, подарить, опрокинуть на неё чашку кофе, а то и прочесть!
Книжка позволяет автору материализоваться, позволяет проявиться его текстам в мире вещей. В «Воздушный парад для героев» вошли уже публиковавшиеся стихи и новые, написанные после 2010 года. Причем в новых стихах почти нет ненормативной лексики -это говорит о том, что автор неустанно растет над собой. Я очень надеюсь, что книгу будет интересно читать, несмотря на то, что это стихи». Ваш Чен

Витрина сборника - обложка. На фоне голубого неба четыре биплана «этажеркой», несущие баннеры названия. Заслуга художника Ирины Батаковой.  Особая благодарность – ATELIER VENTURA за дизайн, верстку и издание.

Бывают поэты, которые завидно удивляют  легкостью своего  дарования …

Что-то подобное испытываешь  после прочтения  поэтического сборника  с летучим названием «Воздушный парад для героев». Его глубокий смысл до конца не оценен. А цена ему высока!..

Автор стихов, московский поэт Александр Носков, публикующийся под тенденциозным псевдонимом Чен Ким, заслуживает особого внимания как поэт современного  жанра, литературные пристрастия, которого не обошли модные веяния  тотальной иронии постмодернизма с присущим сопоставлением  реальности и вымысла.  Игровое начало в эстетике «чужого слова».

Поэт, не в пример литературному обывателю, стилистически точно использует  названия  своих стихов, в  которых фабула присутствия темы  необязательно развивается в её раскрытии. Это некий намек. Оригинальная маскировка, фон, дымовая завеса, отвлекающий маневр  «воздушного парада». 

Поэтические образы  Чен Кима хорошо скомпонованы и лаконичны. Смыслы  стихов запредельно точны. Тематика трактовки не ущемляет  широты кругозора.  Воображение сочинителя весьма богато на вымышленные  сюжеты и распространяется на многие сферы  нынешней, не очень удавшейся, с точки зрения социума, жизни. В ключе авторской позиции эти проблемы  хорошо просматриваются в плоскости нелакированной действительности. А по части диагноза имеют глубинные корни  исторических заболеваний.  И даже  попытка в виде современной прививки рыночных отношений, до конца не выработала  иммунитета «для героев парада».

Его участники  выглядят объективно по-разному. В зависимости от настроения:  то смешные и грустные, то  устало разочаровавшиеся, погруженные в суету современного  города, то навсегда отвергнутые, вычеркнутые из реестра живых душ.  

Да, понедельник, как всегда, невесел…
В маршрутке смрад и нет свободных мест.
Ты тихо умираешь между кресел,
Передавая деньги за проезд.
Поставив разом крест на всех проблемах,
Лежишь убитый собственной судьбой-
Дурацких комиссаров в пыльных шлемах
Не будет, чтоб склониться над тобой.

В унисон шуточно-игривому сюжету о неудобствах общественного транспорта в часы тяжелого понедельника, возникает картина, на фоне которой зловеще  маячат тени уже не людей, а бездомных бродяг. Их портрет социально опасен для «детей подземелья» - клиентов автостоянки супермаркета торгового центра «Ашан». Автор  «Простого стишка про крещенские морозы» обнажает безысходность положения отверженных  и верное, равнодушно пугливое состояние участников «парада»: «Мы суеверно их не замечаем, чтоб их судьба не перешла на нас».

Уткнувшись лицами в поджатые колени,
У тепловых завес всея Руси
Бездомные - как лежбище тюленей
В документальном фильме Би-Би-Си.
Они чужие нам, они за краем.
И мы идем, не поднимая глаз.
Мы суеверно их не замечаем,
Чтоб их судьба не перешла на нас.
И вдруг представишь (по такой погодке!),
Что это ты у кафельной стены
Лежишь, приняв тепло смертельной водки
За первый день спасительной весны.

Чен удивительным образом создает  «хаос» времени и пространства. Смешивает сюжеты прошлого и настоящего, соединяет героев с антигероями единым целым бытия.
 
Выискивает  персонажи, чьи  восторженные лица, полны уверенности  в правоте своего дела,  фанатичные - без «ощущения края». Их взоры полны революционного пафоса. И, даже,  ретушь  фактуры, пожелтевших от времени фотографий, не оставляет сомнения  в величии их подвига. Они смотрят  на нас, энтузиасты, которые завтра обретут «полмира» как веру  в будущее человечества! И по всем правилам диалектики борьбы уничтожат друг друга, с беспощадностью  санкюлотов.  Ведь «революция пожирает своих детей».

Нету в них ощущения края,
Нет усталости горьких побед.
Смотрят в небо, смеются, не зная,
Что их ждет через несколько лет…
Все случится как в пьесах Шекспира-
Кровь зальет неоконченный  стих.
Эти парни захватят полмира,
И свои расстреляют своих.

Все они настоящие и мнимые участники « Навигации»  люди великого дела, возведенные автором на пьедестал «пионеров космоса», «героев космоса» и «одиноких космонавтов», находятся в стадии «невозвращения». Они забыты и в судьбах морально опустошенной  страны вычеркнуты, как неприбыльная,  расходная часть бюджета. В новом понимании землян – от них никакой пользы! И, конечно, от этого  грустно не только автору…

Но если у сочинителя есть возможность спрятать  боль за  иронией неравнодушия, то у читателя  - не замечать её, главная привилегия!  Исчезнуть в зоне отчуждения и пустоты.  

Их не ждут. Их почти что забыли.
Только ветхий безумный старик
Отряхнет от космической пыли
Командиру его воротник.
Будут возле буржуйки тесниться,
Что не греет - топи не топи.
И привычно заплачет волчица
В бесприютной казахской степи…

Образ «буржуйки», это не просто печь, это особое  место, священное  для автора. Ведь  даже «раскрутка» сборника  начинается предчувствием её тепла в стихотворении «Печка».  Автор, в чисто народной традиции предлагает делать что-либо, начиная с привычного места, повторяя, весь ход работы, действия с самого начала  как бы,  «танцуя от печки»…
Сколько мудрости в простых житейских словах:

Печка остыла к утру,
Но дом ещё держит тепло.
Туман со стекла сотру-
Немножко станет светло.
На улице нашей пустой
Никто почти не живет.
И только татарин глухой
Тоскливую песню поет.
Пойду к нему покурить,
Пока закипает чай.
С ним можно не говорить,
А просто сидеть молчать.  

Всегда в  молчании, в  заветной тиши перекура есть  возможность сосредоточиться. Осмотреться. Ведь  мир одиночества неоднозначен. Два незадачливых героя, в задумке автора, совсем не слышат друг друга.  Органичное  их существование  не что иное, как для одного  -  «просто  сидеть молчать», а для  другого  – петь тоскливую  песню.  Образы на противопоставлении. Песня - молчание. Кажется, абсурдна сама постановка сюжета. На самом деле  реалистичная картина быта! В высшей степени понимание нюансов взаимоотношений. Глухота и сосредоточенность. Психологический  портрет ситуации.

Чен легко манипулирует  действительной повседневностью, «лепить»  образы из подручного материала. Создает реальные  портреты героев, подобные многим, узнающим себя в состоянии  утренней абстиненции  печально распространенного  недомогания.  

Я тот, кто утром не способен
Держать в руках стаканчик с кофе.
И внешним обликом подобен
Гуманитарной катастрофе…

В хорошей манере городского пейзажа, немного грустного сосуществования  людей, главный герой, участник праздника, как будто смещается по линейке расчета, проходя торжественным маршем. Он не обязательно один из тех, он один из многих…

Невозможно не заметить, что лирические чувства поэта  слагаются в совершенный мотив.  Чен - сочинитель, гармонично попадающий в ноты. Мастер стихосложения. Непринужденный собеседник. Ироничный и остроумный рассказчик. Стихи его просты, без сложных метафорических  нагромождений.  Смыслы доступны и очевидны.  Содержание дополняется неожиданной законченностью текста, а финальные строки как короткое замыкание могут ударить «током»,  а могут ущипнуть, пощекотав нервы…

Бывает так, что в шуме городском
Свою простую музыку услышишь.
Она твоя, ты с ней давно знаком- 
Ну разве  что тональностью повыше…
Снимаю шапку с бритой головы,
На солнце  греясь по пути с работы.
Конечно, я не «виртуоз Москвы»
Но, видит бог, я попадаю в ноты.
 
Всегда в желании  разобраться  есть соблазн попасть в «ловушку» волшебных  ритмов  поэзии.  Чен именно такой ловец душ. Живых и настоящих. На сайте  «Стихи.ру» их без малого –сто пятьдесят тысяч,  пишущих рецензии  - около двенадцати… Серьезная  аудитория.

Чтение стихов Чена превращается в процесс перманентный.  Подобно бегу на длинную дистанцию, надолго приковывает внимание, буквально со старта - началом первой строки и  финишем - заключительным образом «ангела из пике» знаменитого «Коногона».

Кстати, коногон – это одна из шахтерских специальностей, ныне устаревшая. Рабочий, управляющий лошадьми в шахте. В данном контексте автора, шахтер. Человек профессии, из той же плеяды «героев парада». Возможно, в нем воплотился  образ  актера  Петра  Алейникова  из  кинофильма  «Большая жизнь». А для кого-то - это будущий создатель Военно-десантных войск Василий Филиппович Маргелов, которой начинал трудовую карьеру коногоном.

В любом случае  авторское присутствие не противоречит жанру и сюжету стихотворения. Лирический герой, бывший забойщик, которой  по ходу повествования  ставится  кочегаром  Северного флота.  Самоотверженным  бойцом  ратного  корабельного  дела. Настоящим мужиком и тружеником. Да и покровитель матроса, «ангел» со стальными крыльями, скорее похож на Георгия  Победоносца! Хотя сам автор, не предполагал расширения горизонтов своего рассказа до возможных пределов. Смотрел на историю создания образа более приземлено:

«В детстве видел такие картины. Реку. Мужчин после тяжелой работы. Как-то все сложилось в короткий стих…»  

Мужчина моется в реке.
Наколот якорь на руке.
Он трёт и трёт остервенело
Работой скомканное тело…

Так драит палубу матрос
Эсминца северного флота.
А в легких зверский силикоз
И, может быть, похуже что-то.
Пропитан угольною пылью,
Мужчина молится реке…
Раскрыв свои стальные крылья,
Выходит ангел из пике.

Начавшееся шествие «воздушного парада» выдержано в свойственной Чену динамике. Без помпезности и атрибутов торжественного величия. Как будто это  не парад, а поэтическая репетиция. И даже ненормативная лексика, которой объявлена священная война, не портит  мужского праздника.

Сами по себе «Космические таксисты»  в условиях экстремального полета, скорее, камикадзе, и перед ними  вечная бездна  атмосферы. Разве это не повод для нецензурного сожаления или восторга в результате благоприятного исхода?!   

И снутри вдруг отдраились люки,
Вышли бледные все пацаны,
Испытавшие смертные муки
Космонавты советской страны.
Их задание было опасно,
Но они победили свой страх
И стоят а… прекрасны
В обгорелых своих свитерах.

Из всего множества строф, растраченных   на  изложение поэтических сюжетов, он частенько позиционирует себя, как автор  «не очень остро социальный». Ему  таковым хотелось оставаться - в среде  уюта и благополучия. Но наша жизнь,  плохо  выстроенное экономическое пространство… и потому, по инерции иронизируя,  над каждым  событием или возможным перевоплощением, пишет свою предполагаемую фантастическую картину. Из недр антиутопии Саши Соколова возникает  мифическая -  «Палисандрия. Москва, Кремль».

Палисандр в понимании автора романа – это дерево. Дерево в литературных источниках не что иное, как феномен, олицетворяющий мужское начало, рождение новой жизни. Но метафора в романе Соколова  связана с социальной трагедией. Примерно близкой - « лес рубят - щепки летят…» Единственно возможная аналогия  «Удивительно ли, что дерево ответило тоталитарной системе, сделав ее предметом своих забав, какой-то потешной игры и под корень подрубая святыню, неприкосновенный священный язык…»

У поэта  Александра Носкова, это скорее желаемое выдавать за действительное, и стать, по меньшей мере, « депутатом» или « царем», чтобы  насладиться   статусом особого лица.  

Как чудно депутатом быть…
Когда на улице ненастье,
Меланхолически бродить
По тихим коридорам власти,
Среди темнеющих окон
Глазами отыскать окошко,
Где свет горит – и, значит, он
Не спит. Попредставлять немножко
Себя …  Как будто стал царем…
И секретаршу бац по сраке!
И вечным золотым пером
Чертить магические знаки…

Чен Ким – мастер поэтической миниатюры. Социальной остроте  предпочитает неожиданность верного штриха.  Порой незначительная деталь в эпизоде подчеркивает значимость и глубину смысла. «Смерть одинокого инженера» - наглядное подтверждение этой мысли. Грустное стихотворение о никчемности жизни. Содержательное начало  уводит читателя в прошлую эпоху. Производственный цех завода… «Молчат  угрюмые станки». Трагический  «оркестр нестройный» дополняет церемонию прощания с одиноким инженером. Знакомая, но почти забытая картина. Сейчас все по-иному, оркестры  не играют, наверное, потому  что им  трудно « скрывать» массовый характер ухода народонаселения в мир иной. Сейчас, по определению автора, похоронный бизнес извиняется перед клиентом за то, что траурная процессия идет со скоростью потока дорожного движения. Нарушены каноны торжественного прощания.

Автор немало потрудился, чтоб выверить детали происходящего действия. Поколение, жившее во времена развитого социализма, конечно,  помнит  «венгерские импортные рубашки» по 25 рублей на « черном рынке»… И кресты из нержавейки, и фигурные металлические оградки на могилах. Страна  не испытывала дефицита металла и сочувственного отношения  друг к другу …  

Оркестр нестройный, гроб, венки…
В углу тихонько  плачет кто-то.
Молчат угрюмые станки,
И с черной ленточкою фото
Висит. Где ты удачно снят
В венгерской импортной рубашке
Лет двадцать пять тому назад
Для заводской многотиражки.
Чтоб помянуть хватило мест,
Сколотят грубые скамейки…
И от завода сварят крест.
Хороший крест. Из нержавейки. 

Известно, что критика не шоколад, чтобы её любить,  и автор в роли хулиганствующего сочинителя  испытывает немало нареканий со стороны противников ненормативный лексики.  Отдельного читателя не могут не раздражать фривольные сюжеты Чена.  Откроем стих « Я никогда…» и  углубимся в суть спора читателей.

Я никогда не трахался с актрисой
Не вышло как-то в жизни ни раза.
Не зырил за театровой кулисой
В актрисины фальшивые глаза.
И никогда меня не провожала
Артистка на вокзале, как в кино,-
Чтоб за вагоном долго чтоб бежала,
А я задумчиво курил бы ей в окно…
Потом бы бросил чтобы папиросу.
В купе вошел и «здрасьте» бы сказал-
Заранье приготовившись к вопросу,
Что «а…, кто щас вас провожал!»
 
«Не этой ли безвкусицей – белибердой  ты победил в соревновании поэтов твоих соперников? На этом убогом соревновании все может случиться. Стыдись, гордый человек, и этого стиха, и того «соревнования» (Феликс Кац).

Почитатели Чен Кима выражаются предельно откровенно, поддерживая автора в  комментариях.

« А самое смешное, что актриса в это время «мыла фикус на стекле…» (Людмила Ветрова).

«Мы все немного поезда, кому не хотелось, чтобы за ним бежали?»- восклицает автор.

А авторитетное суждение Фаины Раневской  вообще - безапелляционно:
 
«Лучше быть хорошим человеком, «ругающимся матом», чем тихой, воспитанной тварью». 

За всей кажущейся  «несерьезностью» отдельных строк стихи Александра Носкова причудливо соединяют сегодняшний быт с героическим прошлым. Целая галерея портретов. Как будто смотрят с Доски почета. И нет другого мнения  в предназначении поэтического будущего. Оно согласовано  временем и судьбой,  как в стихотворении
«Кем быть?»    

А я не терзаюсь этим вопросом –
Я знаю: в конце концов,
В следующей жизни я стану матросом,
Как Николай Рубцов.

Чен Ким – исповедален и иронично откровенен в главном. Политическое кредо выражает неприятием  оппозиционного движения.  «Все это старое и скучное кино…» Искусство вне политики - своеобразный литературный протест. В убедительном восклицании « я не хожу на митинги протеста»- взгляд  человека, познавшего цену политической клоунаде!  

Гляжу я с ужасом на свой гражданский долг:
На нем  давно уж нет живого места.
И голос совести практически умолк.
Я не хожу на митинги протеста….

Не возбуждает душу и не греет…
И Мандельштам, и руки брадобрея. 

Конечно, Чен не без лукавства утверждает о своей  позиции, видимо, это попытка остаться  сторонним наблюдателем малоубедительна. Пронзительные строки социального характера звучат в нем постоянно.  «Александр Сергеевич Гоголь»- тому подтверждение.

Тиха украинская ночь.
Во тьме неразличимы лица.
А ночь черна. Она точь- в –точь
Безмолвная чужая птица,
Что зла не помнит и добра,
Что в самом сердце Украины
Расколет зеркало Днепра,
Не долетев до середины…
 
Замечательно само  название стихотворения.  Метафора как единство языка и истории соединена общей фамилией, общим рождением двух русских гениев литературы.   Иносказательное существо -  «безмолвная чужая птица» -   раскол славянского  братства. Потому сейчас  необходим новый  подвиг гоголевской  редкой птицы: долететь и собрать обломки былого могущества культур. Воссоединиться: понять и простить.
 
 «Я верю в близкое очищение. У русских просто нет другого пути, кроме как опять попытаться спасти мир и спастись самим» - заключает  Александр Носков.  
 
Чен любимый, народный поэт, популярности которого может позавидовать любой современный автор. Читатели выделяют его чрезмерную скромность и чуткость.

Он наделен  щедростью души, и как  искренний художник стремится  соответствовать   званию поэта!  Его «Попытка уклониться от раскаяния» - наглядное подтверждение поиска пути дальнейшего совершенствования. Хотя  язык Чена,  в иронии поэтической судьбы, скорее, аналогичен  понятию знаменитого китайского философа Чжуан цзы: «Рассказывать про свойства совершенного человека-это все равно, что катать мышь в повозке или веселить перепелку барабанным боем: и та и другая, того и гляди, умрет со страху». Тем не менее  Чен таков,  каким  посвятил себя в тайну поэтического слова, где самоирония и философия едины и закономерно слиты в понимании жизни.
 
Мне кажется, еще немного,
Вот только с духом соберусь-
И я смогу поверить в Бога,
Того, которого боюсь
Расстроить тем, что дар чудесный
Я в глупом ворохе страниц 
Растратил на смешные песни
Для совращения девиц.

Александр Носков с каждым разом раскрывается в  неожиданном качестве. Философское  погружение в  разнообразие мира. Тонкая материя.  Божественные «Крылья» Чена
( рассуждение о вечности – « мы лишь сон абсолютного Бога»)  переносит читателя в  неведомый  мир, в котором  совершенно по- иному формируются мировоззренческие взгляды автора.  Чен в порыве эмоционального всплеска признается,  что писал это стихотворение,  находясь  под впечатлением  книги  Михаила Кацнельсона «Крылья Феникса».  Вдумчивое  рассуждение  и умение писать:   просто - о сложном  и правдиво  - о настоящем- характерно для его  поэтических возможностей. Он знает «секрет»  реальности.  Находит совпадение божественного и метафизического  начал – « для живущих внутри сновидений»,  подтверждая бесконечность существования жизни. 

Тратить жизнь продолжаю беспечно,
День за днем превращая в игру.
У меня еще целая вечность-
Я ведь знаю, что я не умру.
Если б не было этого знанья,
Я бы с болью минуты считал
И себя повергал бы в терзанья,
Что опять не успел, опоздал…
Слава богу, от этих мучений
Я избавлен. Я знаю секрет:
Для живущих внутри сновидений
Ни пространства, ни времени нет.
Мы лишь сон абсолютного Бога,
Удивительный красочный сон…
Иногда наши сны совпадают немного,
То есть видим мы то же, что Он.

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную