Михаил КАЛАШНИКОВ: «Я обманул Советскую власть, чтобы потом всю жизнь служить ей»

Умер воистину человек-легенда.

Не стало Михаила Калашникова. Мы больше знаем об оружии, которое он изобрел и дал на века свое имя. Но его личная судьба сама достойна того, чтобы стать легендой...

Николай ИВАНОВ,
полковник, прошедший с автоматом Калашникова Афган и Чечню. Может, потому и оставшийся жив.

Нас судьба свела совершенно случайно. В феврале 1997 года мне сообщили, что за свою книгу «Вход в плен бесплатный или Расстрелять в ноябре» я стал лауреатом премии «Сталинград». Но! Я стал лауреатом вместе с дважды Героем социалистического труда, конструктором Калашниковым Михаилом Тимофеевичем, написавшим очень откровенную книгу «От чужого порога до Спасских ворот». С ним и предстояло ехать в Волгоград, где должны были вручать премию.

Накануне отъезда Михаила Тимофеевича приняли в Союзе писателей, В.Н. Ганичев вручил ему билет члена Союза писателей России (это была уже вторая книга М.Т.). А перед прибытием в Волгоград, когда уже за окном открылся Мамаев курган, он попросил:

- Николай, я бы попросил тебя об одолжении. Как на всех подобных мероприятиях, ко мне многие будут подходить с выпивкой. Наливай мне водичку и по возможности ограждай от особо назойливых.

И словно извиняясь за подобную просьбы, пояснил:

Меня еще никто никогда не видел пьяным.

Мы с Игорем Ляпиным, первым секретарем Союза писателей, сопровождавшим нас в поездке, невольно скосили глаза на бутылку водки «Калашников», которую Михаил Тимофеевич только что подарил нам. Тот взгляд заметил:

- Местные производители уговорили, чтобы дал им свое имя для бренда. За автомат я ничего не получил (в СССР не было практики патентовать оружие), а тут мне платят проценты за рекламу. На них строю дачу.

Предостережение оказалось не лишним: на торжественном вечере после вручения премии со знаменитым оружейником старались выпить многие и многие. Особо доставали казаки. Когда им надоела моя спина, они тараном смели меня и, вытащив шашку, тут же постановили принять Михаила Тимофеевича в казаки. Не слушая гостя, что он уже десятки раз был принят в казачество, потащили на сцену: местный атаман, надо полагать, крайне желал показаться на людях рядом со знаменитым человеком. По традиции требовалось выпить стакан водки, поставленный на клинок, и я едва успел наполнить его минералкой.

- Зачем это людям надо? – недоумевал расстроенный таким напором Калашников.

Отошел немного в Волгоградском отделении Союза писателей, где на встречу с ним собрались все местные писатели и вопросы задавали не только об автомате. Тем более. Было видно: Михаилу Тимофеевичу очень хотелось поговорить о его книге. Когда работал над ней, карандаш и чистый лист бумаги всегда лежали даже под подушкой. Однажды то ли приснилось, то ли исподволь родилось название, успел записать его – и уверен, что оно оказалось лучшим из всех, которые перебирал до этого. Если быть откровенным, над этой книгой Михаилу Тимофеевичу помогал трудиться Гарий Немченко, но вот первую книгу «Записки оружейника» от первой до последней строчки он печатал самолично. То были годы борьбы с культом личности Сталина, и конструктора почему-то записали в ту же обойму. Стали писать, что Калашников зазнался и вообще – он просто присвоил разработки оружейника Драгунова. А тут еще писателем, мол, заделался. Каждую букву станут сквозь лупу рассматривать. Каждую букву и выверял...

Когда Хрущев пришел к власти, Калашников испытывал новый образец автомата на полигоне. Позвонил домой, а жена в тревоге:

- Приехали из Москвы требуют диплом и знак лауреата Сталинской премии. Михаил Тимофеевич срочно выехал домой. До второго прихода гостей успел сфотографировать награды на память. И они пришли. Выдрали с папки барельеф Сталина, подпись подожгли спичкой... Были времена, были люди «оттепели». А вместо Сталинской стал Михаил Тимофеевич называться лауреатом Государственной премии.

Однажды товарищ привел к нему кинодокументалиста, тот пообещал сделать хороший фильм. Вскоре принес сценарий. Калашников читал его всю ночь – по ходу исправляя ошибки, неточности, пропуски в биографии. Покоробило – что за торопливость и неуважение к биографии человека?

- Не пошел фильм?

- Нет, я не разрешил. У этого фильма, то есть у меня, не оказалось детства. Сразу – оружейник. Были и нелепые придумки, будто однажды военком избил меня. Спрашиваю, зачем нужно придумывать небылицы? Оказывается, чтобы выпуклее показать то плохое время! А оно ведь было не плохое, а сложное...

Михаил Тимофеевич когда волновался или мерз, разминал запястье и пальцы правой руки – сказывалось ранение в плечо и грудь. Кстати, на полях моей родной Брянщины, под городом Трубчевском, где поначалу и лежал в госпитале и где сделал первые наброски своего автомата. Два года назад в Трубчевске стали проводить праздник «Белых журавлей» - в дни танкового сражения под городом, когда был ранен Михаил Тимофеевич. Предложил главе города создать памятник – автомат Калашникова и улетающие в небо журавли. Теперь это может быть памятник и самому Калашникову – солдату Великой Отечественной...

В ту поездку многие его авторские экземпляры подписывал я, а он только расписывался – пальцы плохо слушались. Кстати, волгоградцы почему-то подумали, что я его личный секретарь и, не смея обратиться к самому конструктору, стали передавать свои наработки по усовершенствованию автомата мне. Тогда впервые увидел, как много людей, оказывается, занимается оружием!

Несмотря на загруженность, Калашников в той поездке никому не отказал во встрече.

- Я отказал во встрече только одному человеку – Геннадию Хазанову, - уточнил М.Т. Калашников. – У меня к нему конструкторских вопросов не имелось, а ждать, когда он меня начнет пародировать с деревянным автоматом на сцене, я не желал. Я русский солдат, а не предмет для пародий.

В разговоре Михаил Тимофеевич держал голову чуть вбок. С одной стороын, это врожденная привычка (практически нет ни одной фотографии, где бы он смотрел в объектив), а с другой – он немного недослышал. И по иронии судьбы слух ему попортил... родной АКМ. И китайцы. Вместе с нашим ГКЧП.

В августе 1991 года Михаил Тимофеевич вылетал в Китай. Что-то из закупленного ими в Советском Союзе вооружения не стреляло, и он должен был самолично проверить автомат.

Первый вопрос при приземлении в Пекине:

- Что у нас в стране?

- Всех арестовали.

Китайцы всегда относились к советским с особым вниманием, а тут вообще ни на шаг не отходили от конструктора. На всех совещаниях у всех – блокнот и ручка, каждое слово Калашникова записывалось сразу несколькими людьми. Была причина: китайская армия переходила на новый тип автомата, позволяющий стрелять малым патроном, но стрельба не шла. Калашников сразу увидел недостаток китайцев: чтобы избежать затрат, они просто укоротили немного ствол. А в СССР целый конструкторский отдел работал целый год над одним дульным тормозом, лишь бы ушные перепонки у солдат не лопались при стрельбе. А тут захотели все и сразу...

- Выехали в пекинский тир, - вспоминал оружейник. – Стреляем в наушниках. А китайцы уже целое кино про меня снимают. И тут оператор подходит, просит, чтобы я на несколько мгновений снял наушники, он свой кадр выстраивал. Уважил. И всего-то две очереди дал из автомата. Закончил стрельбу, а в ушах – колокольчики... Подарили потом слуховой аппарат, но он изменяет звук. Лучше своих ушей ничего нет. А колокольчики звенят до сих пор...

Про них, про колокольчики, говорила и наша удивительнейшая писательница из Удмуртии Зоя Алексеевна Богомолова, жившая с Михаилом Тимофеевичем в одном подъезде и дружившая с ним до конца своей жизни.

Войну, как известно, Калашников встретил танкистом, но тяга к оружию родилась, когда в детстве увидел у соседа «браунинг». И мечта родилась такая: сделать такое оружие, чтобы любой солдат, даже неграмотный, мог разобрать и собрать его с закрытыми глазами.

Первого образца автомата не сохранилось. Тот, который якобы первый и демонстрируется в одном из музеев Питера, на самом деле второй. А первые конструкторские опыты сержанта Калашникова – это его более вместимый магазин под патроны к пистолету «ТТ» и счетчик выстрелов на пушку. Дальше – больше. Засекретили так, что даже если ему писали письма из соседнего дома в Ижевске, они сначала шли в Москву, проверялись там, а потом уже доставлялись адресату.

А ведь всего этого могло и не быть. Много-много лет хранил Михаил Тимофеевич тайну, распознав которую, его бы в прежние времена, скорее всего, не пощадили бы.

В 1931 году их семью выселили в Сибирь – посчитали, что много во дворе живности, то есть кулаки. И вот однажды, когда Михаил подрос, понял: без паспорта ему загибаться всю жизнь в тайге. Паспорт же без справки из комендатуры не дадут. Но и в комендатуре никогда не дадут справку сыну кулака... Такая вот цепочка выстроилась у парня. Почти год Михаил учился подделывать печать местной комендатуры. И – смог. И – получил в итоге паспорт. И – смог учиться. Потом, когда приходилось заполнять всевозможные анкеты, когда избирали депутатом, когда давали Звезду Героя – все опасался, что тайна раскроется.

Не раскрылась. Пока сам не признался...

- Вот так я однажды обманул Советскую власть, чтобы потом всю жизнь служить ей и народу...

Когда возвращались обратно в Москву, Михаил Тимофеевич достал билет члена Союза, в который его приняли 30 января, и протянул Ляпину:

- Игорь Иванович, вы в спешке забыли поставить в нем печать. Не подделывать же мне ее вновь.

И снова потер запястье – от волнения, что доставляет людям неудобство...

 

Однажды, когда Мише Калашникову исполнилось шесть лет, его скрутила болезнь. Рос он хилым, в семье из девятнадцати детей выжило только восемь, и когда родители поднесли к носу сына перышко и оно не зашевелилось, поняли: еще одного не стало.

Пришел плотник, измерил прутиком рост мальчика и ушел делать гробик. А Миша возьми да очнись.

На благо Отечества.

Вечная память.

С преклонением!

Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"
Комментариев:

Вернуться на главную