Николай ИВАНОВ
Брянская повесть
(новелла)

Бежала уточкой, норовя обогнать свою палку-костыль и укрыться от налетающего снежка брезентовыми крыльями плаща. Я спешил, но старушка, видать, торопилась ещё больше.

- Ты чего стал? – настороженно заглянула она в приоткрытую щёлочку окна.

- Подвезти.

- А ты меня знаешь?

- Нет.

- Тогда почему стал?

- Снег начинается, вы торопитесь, я еду. Садитесь.

- Но ты точно меня не знаешь?

- Не знаю.

Ветер с разбега швырнул пригоршню снега в машину, на сшитый во времена развитого социализма плащ старушки, её увитую венами руку, лежавшую на клюке.

- Бабуля, время! Едем.

Но она продолжила пристально всматриваться в меня, угадывая породу. Ни на кого в её памяти не оказался похож, но просияла в озарении, найдя неопровержимый аргумент моего возможного коварства:

- А почему тогда другие проехали мимо и не стали?

О-о, святая простота!

- Ну не знаю я, бабуль. Меня подвозили, я подвожу. За других не отвечаю. Поедете? – перебросил на заднее сиденье бутылки из-под пива.

- Но ты точно меня не знаешь?

- Точно. Не знаю.

Глянула на небо, по сторонам, открыла дверцу. Прежде чем сесть, сбросила дождевик, - так в деревне снимают и галоши перед тем, как войти в дом. Смотала брезент в рулон, прижала к животу: если испачкает, то себя. Осторожно усевшись, двинула зажатой меж колен клюкой, словно штурвалом в самолёте – вперёд.

Только набирать по здешним дорогам крейсерскую скорость – оставить на ней подвеску или вылететь в кювет.

- А что это у вас дороги такие разбитые?

- Так война ж была.

Не шутила, не ехидничала – правду говорила и верила в это.

Скрывая улыбку, отвернулся к окну. Молоденькие деревца, летом зелёными солдатиками бежавшие по косогору в атаку, сейчас, убелённые седым инеем, выходили из боя по колено в снегу.

Война, так война. «Мы вели машины, объезжая мины»... Сократил на свою голову дорогу по просёлкам! А куда нужно торопиться другим?

- И куда можно торопиться в такую погоду?

- Так снег же понедельники не отменял! А у меня дед только по ним круглый год на рыбалке. А нынче очки забыл. Несу вот. Крайней-то я окажусь, что не проверила.

Похлопала по карманам: не попутал ли бес и её? Вытащила перевязанный резиночкой очёчник, как в шкатулочку, заглянула внутрь. Порылась в ворохе бумажек, оказавшихся под очками. Ноготком выцарапала с самого низа сотенную, в дедовы же очки проверила её на свет. Укоризненно посмотрела на меня. Ясно, отвечать за поведение всего мужского населения страны тоже мне...

- А божился, как иконе, что потерял. Вот теперь будет ему ни дар, ни купля, - затолкала бумажку в карман кофты, зашпилила личный сейф булавкой. – Сам-то где живёшь?

Ехали в сторону Украины, и кивнул назад:

- В России.

- А я дома. Пятистенник. Пятерых и родила, каждому по стене. Да только разбежались все. Кукуем с дедом вдвоём. Ты, видать, такой же. Летун? – ей очень хотелось оправдаться чужим человеком, что остались они с дедом одни не из-за плохих детей, а что времена нынче за окном такие.

За стеклом начинающаяся позёмка била в грудь собравшихся на обочине воробьёв. Сугробы, присевшие отдохнуть на поваленные вдоль дороги деревья, приглашали присоединиться, но нам посиделок не надо. Нам вперёд, на Киевскую трассу.

Скосил глаза на часы. Цифры в Минутах сменяются быстрее, чем в километрах...

- А ты не летай быстрее своего ангела, - утихомирила попутчица, всё замечая. - Раз сдерживает в пути, значит, хранит от беды, которая может ждать тебя впереди. А мне вон там, около Барыни, остановись, - кивнула на железный транспарант с дородной колхозницей, державшей в руках проржавевший сноп пшеницы.

- Почему Барыня?

- Так мы все работали, а она всю жизнь простояла с улыбкой. Стопроцентная правда, это я не перцем чихнула.

- Ясно. Далеко до озера?

- За тремя кустами. Добегу. А то дед заревнует, что на машинах без него разъезжаю, - поулыбалась несбывшейся возможности. - Спасибо тебе, хоть и не знаешь меня. Авось и тебе когда от людей в нужную минуту воздастся.

Помявшись, вскрыла сейф, на ощупь распознала его содержимое и, скорее всего отделив от гостинца деду, положила на панель две конфеты:

- Вместо курева.

Выйдя, раскатала обратно плащ, кивнула то ли мне, то ли в небо за помощь, и снова побежала бочком, уточкой к слепому деду-селезню. Поймать вам золотую рыбку...

А мне опять навёрстывать время, благо до трассы тоже три куста. На таких одинаковых расстояниях от пересечения дорог обычно ставят храмы...

Ударить по газам не получилось и на Киевке. На первом же пригорке, собрав гармошку из нетерпеливых, дёргающихся мальками легковушек, полз трактор-«петушок», издевательски кивая всем задранным ковшом. Сколько не имей лошадей под капотом, а подчиняйся второй скорости трактора. Тянись следом, читай указатели, смешавшие красоту и политику – «Красная поляна», «Красный бор», «Красная коммуна», «Красный колодец». Не хватало ещё какой-нибудь «Красной синьки» – в Питере в двадцатых годах назвали так завод, выпускавший побелку. Но там был революционный подъём, а тут едешь как на быке. Давай жен, то ли брат, то ли сестра «Беларусь», мне ещё возвращаться назад.

Рвануться вперёд всем скопом смогли, лишь выскочив на пригорок и получив обзор.

Всем скопом внизу и остановил своей волшебной палочкой гаишник, выйдя из-за автобусной остановкой. Вот же засада в прямом и переносном!

Я оказался в веренице последним, и мог лишь молча наблюдать, как толстый от бронежилета капитан собирал, словно жирный котяра сметану, паспорта и водительские удостоверения. На вальяжность гаишника ушёл добрый десяток минут, и пришлось поверх водительского протянуть служебное удостоверение. Усы кота-капитана сжались, но только лишь для того, чтобы сдержать улыбку при старшем по званию. Постучал документами по палочке. А она ведь чёрно-белая, как наша жизнь...

- Скоро у нас будет как на Кавказе, товарищ полковник.

- А что на Кавказе?

Я только что прилетел оттуда, завтра возвращаться обратно, так что иронии не принял. Хотя интересно услышать, что думают о нас в глубинке России.

- А там у каждого нарушителя есть оправдательный документ, - поведал капитан. И не преминул подчеркнуть своё пребывание в «горячей точке»: - Неделю назад в Нальчик летали на усиление. Тормозим парнишу лет восемнадцати. Лезет обниматься – я свой! И показывает листок стандартной бумаги, на который на ксероксе отпечатано удостоверение его двоюродного брата из вневедомственной охраны. Так что... – капитан развёл руками, всё ещё размышляя, отдавать ли документы.

В другой раз бы пояснил ему разницу между парнишей и полковником, ксероксом и ксивой, проверкой документов в Моздоке и вызовом огня артиллерии на себя в Аргунском ущелье. Но я спешу, меня ждёт в госпитале мой друг Лёшка, вызвавший этот самый огонь на себя. У меня нет времени на разговоры с тобой, капитан.

Тот неторопливо заглянул в машину. Успокаивая себя, глубоко вздохнул: самолично именно так же приучал своих подчинённых осматривать транспорт. По замершему взгляду проверяющего понял, что сам же и оставил зацепку - бутылки из-под пива! Не оправдываться, не обращать внимания, перевести разговор...

- Но что мы нарушили? Пошла прерывистая разметка...

- Товарищ полковник, как вы думаете, неужели мы здесь случайно стоим? Там выставлен знак «Обгон запрещён». Ждите, вызовем, - капитан ещё раз глянул на вещественные доказательства и, пропустив только-только подъехавший трактор, пошёл к спрятанной за остановку машине.

Зато позёмка, как самый ярый нарушитель дорожного движения, безбоязненно пересекала двойную сплошную, вылетала на встречку, переваливала отвал и неслась в снежное нетронутое безмолвие полей. Россия всё же северная страна, именно зима одевает её в свадебный наряд. Берёзы и сейчас стоят невестами в белой фате, рядом женихами в тёмных фраках подбоченились ели...

Прикрыл глаза, откинулся на сиденье. Пока всё складывается против того, чтобы я успел к сроку в Севсько – старинный русский город Севск, расположенный практически на границе с Украиной. Но ведь всё равно успею, иного выхода нет. Просто придётся гнать посильнее. А попутчица правду сказала про опасность впереди. Довёз бы очки до озера, не упёрся бы в «петушок». Вот и не верь приметам. Хотя и другая пословица есть: тише едешь – никуда не приедешь...

Гудок гаишной машины возвратил к реальности: меня звали. Арестованная вереница рассосалась, только один из водителей звонил по мобильнику, явно поднимая на выручку знакомых. Мне поднимать некого, мои все в Чечне...

Мнущийся около машины капитан мурлыкал в усы песенку, за рулём оказался майор. Это лучше. В одной звезде больше мудрости, чем в четырёх капитанских всевластия.

Не ошибся.

- Вы слегка увлеклись скоростью, товарищ полковник.

- Даже не спорю, - поднял я руки.

- Не пили сегодня?

- И вчера нет. Вторые сутки за рулём. И надо успеть к утру вернуться в Москву. Аэропорт Чкаловский – Моздок, произнёс я паролем путь из точки А в точку Б. Гражданским пирожкам они ничего не скажут, людям в погонах это как путь из варяг в греки.

Майор понял и оценил, что я не выпячиваю Чечню охранной грамотой.

- Подождите немного, сейчас товарищ отъедет, - кивнул на звонившего.

Тот уезжать без прав не собирался, зато заглянул внутрь машины капитан:

- Куда Васю?

Майор скосил на меня глаз, но посчитал за своего и отдал распоряжение:

- Гони обратно.

Через минуту мимо нас на гору, подгазовывая синими точками-тире, весело побежал «петушок». Теперь уже ясно: собирать очередную партию лохов. Не знаешь, что лучше: Кавказ со своей наглостью или родная глубинка с подвохом...

Мою горькую усмешку майор попытался не увидеть, но оправдаться посчитал нужным:

- Самое гиблое место. Авария на аварии. А так хоть смену сдам без трупов.

Стопка отобранных водительских прав на панели никак не тянула на свидетельства о смерти, но даже если она перекроет один некролог, капитан-кот не зря слизывает с этого пригорка свою сметану. Вот только если бы не изподтешка...

– Осторожнее, товарищ полковник. Дорога скользкая.

Спасибо. Справлюсь.

Снег кружил уже по-взрослому, с уверенностью в свои глубокие тылы. Фуры на трассе начали сбиваться в паровозики, и обгонять их без риска схватить лобовое столкновение сделалось практически невозможно. Но я обгонял – спасибо, товарищ майор, за задержку. Пронимаю ситуацию, но самолёт ждать не будет. Но вначале надо добраться до Севска, родины моего друга, которого я подставил под пули.

- Держись, родная, - я сжимался в пружину, чтобы не вильнуть и не цапнуть колесом снег на обочине. Тогда точно принесут цветы, так неестественно алеющие среди дорожных отвалов, и мне. Сейчас нельзя. Никак нельзя.

Ангел, наверное, выбился из сил поспевать за мной. Держись, брат! Сам меня выбрал, не я тебя. С другим бы наверняка лежал на диване...

Самыми одинокими, несмотря на прокол с ГАИ, на зимней трассе кажутся автобусные остановки. Но когда впереди замаячила маленькая фигурка, сгорбленным столбиком стоящая у дороги, я закачал головой: не-ет! Я что, один на всей трассе? А если бы не приехал? Все бы так и остались стоять и бежать своим ходом? Подберут те, кто не так спешит...

Сзади накатывали железнодорожным составом фуры. А стоял, кажется, пацан. Что ты тут делаешь в снегопад? Тоже на рыбалку или уже с неё? Подарю Лёшке после госпиталя удочку, притащу на его Брянщину и засядем у лунки на все дни недели, кроме понедельника.

- Быстрее! – я выбросил дверцу перед парнем. В зеркало заднего вида надвигалась снежная круговерть с мощными фарами внутри. Они мигнули, предупреждая об обгоне, и я прикрыл глаза: всё, второй раз мне эту грохочущую, клубящуюся в снегу массу не обойти. Парень-парень...

Тот, похоже, уже не надеялся, что его кто-то подберёт. В полулетней курточке, кроссовках, вязаной шапочке, паренёк полусогнутым ввалился в машину и остался на сиденье в такой позе, совершенно равнодушный, что с ним будет происходить дальше. Фуры, волнами ветра качая машину, проносились мимо, и я направил на нового своего пассажира все вентиляторы от печки. Пропустив весь затор, уныло следующий за грузовиками, выехал на дорогу. Назад всё равно идти в темноте

Несколько минут проехали молча. Наконец, паренёк зашевелился, сел поудобнее, огляделся.

- А я всё равно думал, что кто-то добрый остановится и не даст замёрзнуть, - совсем как старушка перед этим, кивнул в благодарность. Протянул руку: – Лёша.

Пальцы были холодными, но зубы уже не стучали.

- Привет, Лёша. Моего друга тоже так зовут. Сколько же ты стоял?

- Часа два.

- А куда добираешься?

- В Суземку. К крёстному.

До поворота на Суземку было километров восемьдесят, после него ещё тридцать…

- А почему не на автобусе?

- Билет 120 рублей. А мамка дала только пятьдесят. Водитель не посадил.

- Надо было ехать?

- У меня сегодня день рождения, пятнадцать лет…

- Поздравляю.

- Спасибо. А крёстный ещё летом обещал подарок. Как вы думаете, что он может подарить?

- А он знает, что ты едешь?

- Нет. Но он же обещал!

Господи, в какие дикие края я попал! Что это за страна такая, полная наивных людей – Брянщина! А если крёстный забыл про обещание? Или, хуже того, лежит пьяный? Или просто уехал и дом закрыт? Лёха ты Лёха, голова два уха...

- Бери конфету, - кивнул ему на свой утренний заработок.

Не успел вытянуть шею и осмотреть колонну, а сосед уже облизал фантики синим языком. Значит, краска на обёртках поганая...

Дорога пошла волнами, видимости ноль, рисковать теперь уже и попутчиком в его день рождения непозволительно. Ну и ладно. Передохнём. А ещё лучше дозаправиться на обратную дорогу и перекусить. Всё равно одинаково со всеми подъедем к суземскому повороту.

- Перекусим? – кивнул на заправку.

Лёшка недоверчиво поднял глаза, торопливо кивнул, пока я не раздумал.

- Что взять?

- А можно сосиску в тесте? Такие бывают, я знаю.

- Иди выбирай, пока заправлюсь.

Именинника нашёл у витрины – он словно сторожил вожделенный бутерброд недельной заветренности.

- Вон она, – прошептал с облегчением, что никто его не купил.

- Садись, - кивнул я на дальний столик. Наклонился к девчонке за стойкой: - Тому парню – хороший кусок мяса. С полной тарелкой картошкой. Салат со всей зеленью, что есть. Компот с сырниками. И сосиску в тесте. А мне кофе. Покрепче.

За столом Лешка перегнулся, чтобы не слышали остальные, подпольщиком прошептал:

- Сзади иностранцы сидят. Думал, хохлы, а прислушался – нет, я по-ихнему понимаю. Наверное, молдаване.

Подошла девушка с полным подносом, принялась выставлять тарелки. Лёха проводил каждую завистливым взглядом, но увидев свой заказ, облегчённо выдохнул. Я сдвинул все порции к нему.

- С днем рождения, Лёшка.

- Это мне? Всё? – голос его дрогнул, в глазах показались слёзы. НЕ удержавшись, покатились по худым щекам, булькнули в компот. – А я еду и есть хочу. Еду и хочу есть...

- Я машину посмотрю, а ты кушай, - оставил я парня одного. Кофе можно и в кабине попить...

Допить не успел, выбежал с зажатой в руке сосиской попутчик. Может, боялся, что уеду? Нет, Лёха, ты земляк моего друга. И имена у вас с ним одинаковые! А значит, я тебя не оставлю.

- Там был такой кусок мяса! – убедившись, что я на месте, начал именинник с самого восторженного. Видать, и впрямь мать не смогла наскрести на билет, если парень забыл, когда сытно кушал. – Такой кусище! Спасибо.

Улыбнулся счастливо, по хозяйски уселся на сиденье, улыбнулся:

- А я теперь в Москве был и в кафе. И на метро ездил. Там, чтобы войти в него, надо сначала карточку купить и приложить к жёлтому кругу. Я два раза проехался по эскалатору – и привык сразу. Только народу там – табуны. Та-бу-ны!

Он ещё рассказывал, как надо вести себя в Москве, чтобы не потеряться, как сторониться цыганок. А главное, не покупать продукты в первом попавшемся магазине, а обойти их как можно больше, потому что хоть на несколько копеек, но всё равно товар найдётся дешевле...

- Лёха, вон поворот на твою Суземку. Люди стоят, значит, автобус скоро будет. Я бы довёз до конца, но очень спешу. К твоему тёзке, он раненый лежит. Обещай, что сядешь на автобус.

- А пешком и нельзя. Волки завелись. Не дойду.

- Это тебе на билет, - я протянул деньги.

Я сидел сбоку, но Лёшка посмотрел вверх, словно они свалились оттуда. А может, чтобы просто проморгаться. Сентиментальный ты парень, Лёха.

- Спасибо за пожертвование.

Тебе спасибо. За твою наивность и открытость. Что оказался одного имени с другом, на которого я ненароком, но навёл врага. Я, когда останавливался, не знал, что у вас одно имя, но пусть получится, что и таким образом я отмаливал свой грех. Теперь одна задача – чтобы был дома крёстный...

А мне – всё! Лимит остановок исчерпан. Хоть пожар, хоть наводнение, а мой путь только к колодцу на окраине Севска. Рядом с женским Крестовоздвиженским монастырём. Лёшка попросил воды из него. Не просил, конечно, а лишь помечтал, облизывая сухие губы:

- Воды захотелось. Из нашего колодца...

- Воды просит, - сказал я врачу, когда вошли к нему в кабинет. В углу рядом со скелетом стоял кулер, но я уточнил: - Из колодца около дома.

- Это было бы, между прочим, очень кстати, - вдруг поддержал главврач. Себе налил в чашку из кулера. Задрал поникший череп анатомического пособия. – В природе всё просто. Человек на 80 процентов состоит из воды, и её структура полностью совпадает только с той, которую он пил с рождения. Так что если больному питаться пищей, которая окружала его с детства, и пить воду из родного колодца, выздоровление пойдёт значительно быстрее. Ну, а нам через три дня пройти ещё одну операцию...

В тот же вечер я отыскал военный борт из Моздока на Москву и договорился на обратный вылет. Бутылки из-под пива – это набрать воды Лёшке. И завтра утром я должен стоять с ней на аэродроме, если хочу успеть к повторной операции.

- Сегодня ночью были голубые пакеты, - усмехнулся Лёшка в реанимации. Пакеты для вывоза умерших и впрямь делают разного цвета – чёрные, голубые, золотистые... – Двое ночью захрипели и... А я лежу и приказываю себе дотянуть до утра. Чтобы уж если душа летела над землей, то... на рассвете, а не в темноте. Поверь: это, оказывается, важно.

Уставился в высокий потолок. Однако открылась дверь и вошёл бог земной – наш военный хирург Васильич. Постучал для меня по часам – ты просил минуту...

- Это я виноват, Васильич, - уговаривал я его накануне прорваться в реанимацию. – Я вышел с ним на связь.

- А мне сказали, что он сам вызвал огонь на себя.

- Да, но всё наоборот. То есть сначала он ушёл со своей группой брать главаря. Трое суток сидел в норе как мышь. А я не знал. Никто не знал. А тут внучка родилась. Он так её ждал!

Хирург прищурил глаз, прикидывая наш возраст. Ну что делать, если у нас воюют деды. В Афгане мы ждали рождение своих детей, на Кавказе – уже внуков. Страна не воспитала замены, Кремль с Белым домом, как шерочка с машерочкой, ковырялись все эти годы в нефтяных, митинговых и барахоличьих проблемах...

- И что? При чём здесь внучка?

Врач намеревался остаться неумолимым.

- А я стал выходить на него по связи. Поздравить. Я так часто выходил на него, что он понял – что-то случилась. И ответил. И его самого запеленговали «духи». Так он из охотника сам превратился в дичь. Потом уже был бой и огонь на себя.

- Понятно. Тебе одна минута. Он очень слаб. Дай Бог продержаться критические три дня.

Три дня кончаются завтра. А я пока за 500 км от Москвы плюс полторы тысячи от столицы до Моздока.

Снег чуть поутих, но перемёты лежачими полицейскими пытались сбить скорость. Но только не сегодня и не для меня. Впереди показалась знакомая, нарастившая себе дополнительный хвост, колонна. Говорил же, что придём одновременно. Слева уже видна окраина Севска, и первый купол от Москвы - как раз Крестовоздвиж...

Я не понял, почему вильнул хвостом летящий по трассе снежный вихрь. Но из него выпала, оторвавшись от общей колонны, последняя фура. Машина на глазах, перед глазами, стала крениться, хватать перепуганными колёсами воздух, перегораживать путь. Я летел прямо под этот падающий двухэтажный дом, тормоза бессильно завизжали на скользкой трассе и последнее, что увидел, - это летящий навстречу обрыв. То ли крикнул, то ли подумал:

- Всё!

Всё, потому что я не должен был закрыть глаза. Последний раз перед опасностью делал это при первых прыжках с парашютом, будучи лейтенантом. Потом запретил себе подобное.

Поэтому, раз не помнил, что произошло при падении, значит, потерял сознание. Кратко, на миг, но случилось...

Да и когда пришёл в себя, ничего не увидел: раскрывшийся жабьим ртом капот закрывал обзор. Прислушиваясь к себе, возможным травмам, повернул голову в сторону насыпи. И понял, что обманывался зря, потому что я всё же разбился: сверху меня крестила монахиня. С чёрным клобуком на голове, поверх мантии и рясы с широкими, развивающимися на ветру рукавами, блестел большой напёрстный крест. Значит, наместница монастыря. Может, самого Крестовоздвиженского? Но как смогла так быстро оказаться здесь? Ангел позвал? Хирург зря поднимал голову скелету...

Только как могла подняться на небеса вместе со мной кабина? Значит, всё таки на земле? И жив?

Толкнул дверцу.

К машине, скользя и падая на крутом склоне, торопливо спускались люди.

- Как это ты не перевернулся? – услышал первый вопрос.

Самому бы знать. По насыпи от моей машины шла всего одна колея. Значит, правая сторона моей Рено летела по воздуху.

- Будь скорость поменьше, перевернулся бы. Как пить дать, - знающе оценил кто-то.

Фраза напомнила про Лёшку. Снег хотя и спас, приняв меня с машиной, как в ватную стену, но из этого рва теперь не выбраться до скончания века. Они, придорожные сугробы, давно звали меня на посиделки.

Только куковать, похоже, светило не одному мне. Из разорванного брюха развалившейся поперёк дороги фуры вывалились мешки, бруствером перегородив и иобочины. Задранные вверх колёса продолжали крутить время, но трасса остановилась в обе стороны.

Любопытные разделились – одни шли смотреть аварию, другие оценивали мой полёт. И только матушка, не двигаясь, продолжала шептать в мою сторону молитву. Я благодарно кивнул, подумав, что надо бы попросить помолиться за Лёшку...

- Не вытащим. Перевернётся, - вокруг моей машины продолжали крутиться, утаптывая снег, мужики.

Да, склон слишком крут, и второго фокуса он, конечно, не допустит. Пробиваться вперёд дело не менее гиблое – снег по колено, за рвом хоть и хилая, но лесополоса, а дальше заснеженное поле. Единственный выход – это оставить машину и добираться в Москву на попутках. Но ведь и попуток нет...

- Попробуй завести. На ходу хоть? – посоветовал парень в унтах. Вот так надо зимой собираться в дорогу, по-сибирски. А то вырядился в полусапожки...

Черпая в них снег, залез в машину. Не без тревоги повернул ключ. Есть! Толку от этого никакого, но завелась. И на табло горит красным контуром аккумулятор. Ясно, что это второстепенно, хотя с суворовского училища предупреждали: в армии всё красное несёт опасность.

- Аккумулятор показывает разрядку, - открыв окно, прокричал парню.

- Глуши.

Вслед за «сибиряком» в мотор нырнул шустренький, подпрыгивающий из-за малого росточка мужичок. Наверняка пахал колхозные поля. Вернулись с уловом, показав всем разорванный ремень. Теперь даже мне, дилетанту в технике, можно окончательно опустить руки: полетел ремень генератора. Тут даже если выбраться на дорогу, аккумулятор в одиночку, при морозе, проработает не более пятнадцати минут. Потом машина заглохнет и превратится в остывающий кусок железа и пластика.

- Мужики, у кого-нибудь ремень есть? - парень не думал оставлять меня.

Несколько человек пошли к своим машинам, и вскоре с насыпи один за другим прилетело сразу четыре лассо. «Сибиряк» выбрал по размеру самый близкий к оригиналу, снова нырнул под капот. Вернулся из забитой снегом преисподней озадаченный. Одного взгляда не меня ему оказалось достаточно, чтобы понять: я тут не помощник.

- Кто-нибудь помнит схему, как надевать ремень? Здесь восемь шкивов.

Вниз, оберегая копчики, спустилось еще пару человек. Только бы не бросили, только бы у мужиков получилось! А они стали спорить, потом рисовать на снегу расположение шестерёнок, угадывать последовательность хода ремня. От меня им и впрямь было пользы как от козла молока, и я поднялся по насыпи. Водитель фуры старшиной сновал вдоль рассыпанных мешков-брустверов, доказывая что-то по телефону. Затор рос на глазах. Извини, Лёха. Но я правда очень хотел тебе помочь...

- Храни тебя Господь, - подошла тихо игуменья. – Ангел-хранитель тебе крылышки подстелил.

Я согласно кивнул. Всё же успел он за мной. Как же ему дать передышку?

Но во взгляде настоятельницы читалось и осуждение за скорость, и чтобы оправдаться, пояснил:

- К вашему монастырю ехал. Там рядом колодец есть.

- Есть. Вкусная вода. Сами берём из него. А тебе что он?

- Да вот ехал за водой. Другу.

- Из Москвы? – монахиня посмотрела номер на моей машине.

- Он ранен. В Чечне.

Матушка перекрестилась, прошептала молитовку. Поглядев на застывшую вереницу машин, отошла, достала мобильник. Если ей на вечернюю молитву, то тоже не успеть. Хорошо, что я ни перед кем не виноват...

В конце пробки, убирая с дороги любопытных, закрутились под вой сирены проблесковые маячки гаишной машины. Из неё вылезла знакомая сладкая капитано-майорская парочка. Одного взгляда им хватило и оценить обстановку, и узнать меня. Капитан заспешил к фуре, майор укоризненно прошептал:

- Предупреждал же – осторожнее!

Я, что ль, хотел этого?

Гаишник не погребовал спуститься вниз, оценить высоту насыпи. Окунулся вместе со всеми в мотор, вытолкнул плечом мужичонку. Потом ткнул для «сибиряка» пальцем в схему на снегу, нарисовал в воздухе загогулину. Поднялся обратно, на ходу вытаскивая мобильник.

- Алло, Вася? Трос есть? Давай сюда, на Севский перекрёсток, надо будет протянуть машину по полю.

 

Через два часа Вася на «петушке» набивал колею по полю, «сибиряк» вырубал окно в просеке, водители, черпая не менее мелкими полуботиночками снег, спускались толкать мою «Реношку». Сверху крестила теперь уже всех игуменья. А по белому полю, словно черные воронята, утопая в снегу, шли от Крестовоздвиженского монастыря монашки с бутылями воды...


Комментариев:

Вернуться на главную