Иннокентий Анненский писал: «Поэта мы любим не за то, что он сказал, а за нескАзанное ». Которое, хочется мне добавить, у большого поэта становится несказАнным.

Владимир Соколов, как никто во второй половине ХХ века обладал даром говорить не словами, а чем-то другим. За словами всегда стояла несказанность, которая и называется поэзией Владимира Соколова. Он обладал умением писать именно не словами, а облаками, метелью, ветром, дождём, взглядом, птичьим свистом, листьями… Поющим сердцем, в конце концов. Многое он написал снегом…

Образ снега, мир снега – это его мир, его личный образ. « Снега белый карандаш/ обрисовывает зданья…», «Снег идёт у фонарей - домиком…», «У снега короткая память, /Но хочет ни свет ни заря/Какую-то лужу обрамить/Подтаявшего января…» И десятки, десятки «снежных», «зимних» мотивов. Всё только начинается с реального снега, а дальше – музыка, дыхании, жизнь, поэзия. Дальше как бы « воздух поёт за него », как он сам сказал в одном из чудеснейших стихотворений «Венок»:

Вот мы с тобой и развенчаны.

Время писать о любви.

Русая девочка, женщина,

Плакали те соловьи.

………………….

Слушаю в зарослях, зарослях,

Не позабыв ничего.

Как удивительно в паузах

Воздух поёт за него.

Снежный мир Соколова – это в некоторой степени преображённый снежный мир его самого любимого поэта Блока, которого, говорят, он всего знал наизусть. Но это и вполне самостоятельный лирический художественный мир самого Соколова.

И умер Владимир Николаевич среди зимы.

После его смерти ( 1997г.) в первые дни чаще других мне шептались его стихи « Все чернила вышли, вся бумага, /Все карандаши…»

……………………………………..

В эпоху, когда критика да и большинство читателей ценили в стихах прежде всего идеологию или борьбу с ней, когда главное было сказать правдивое, не кривое слово, когда стихи зачастую стали зарифмованными репортажами и публицистикой, появление поэзии Соколова играло огромную роль как напоминание поэтам и критикам, и читателям о поэзии как высоком искусстве, которое в былые времена считалось началом, основой всех искусств.

Слово в его стихах значило гораздо больше, чем ему предписано в словаре. Лирическая глубина Соколова творила из слов чудеса. Это была именно искусная работа со словом. Было высокое искусство.

Ему удавалось, при полной для читателя ясности его позиции, его миропонимания и мироощущения, передать радость обретения в слове и в мире самого для поэта главного – поэзии. Она и заключалась в недосказанности, в несказанности, хотя всё в поэтическом, художественном смысле сказано и досказано.

……………………………..

В начале девяностых годов и даже несколько раньше Соколов ушёл в тень. Как будто его время прошло, и критики даже перестали включать его в какие-либо обоймы современных поэтов, которые всегда собирают критики. И с тех пор он как бы в тени. Опять потребовалась публицистика и идеология. Как бы не до тонкостей подлинной поэзии. Но… « всё настоящее уходит в будущее », как написано у Владимира Николаевича в стихотворении «Новоарбатская баллада» (1966 г.). И ещё не раз поколения любителей поэзии будут открывать творчество Владимира Соколова и жить этим творчеством.

Я вспоминаю, когда был студентом Литературного института, то часто заходил в книжный магазин на улице Горького. Друзьям я говорил, что больше всего хотел бы сейчас вдруг зайти – и увидеть новую книгу Владимира Соколова, купить её и читать целый вечер. И вообще – держать её в руках, и читать, и получать немыслимое удовольствие. От чего удовольствие? Прежде всего от поэзии. От музыки в ней. От тайны в ней. От красоты в ней. От мыслей? И от них в ней, но не от них в первую очередь. Прежде всего от самого явления поэзиясоколова - в одно слово.

Душе были созвучны его мелодии, его лиричность, его неброский мягкий артистизм:

Я всё тебе отдал. И тело,

И душу до крайнего дня.

Послушай, куда же ты дела,

Куда же ты дела меня?

А когда я узнал, что мы с поэтом земляки – тверские, – то с особым чувством пелись в душе многие стихи, и эти в частности:

Хотел бы я долгие годы

На родине милой прожить.

Любить её светлые воды

И тёмные воды любить .

Соколова издавали много, любовно. Но вот пошли: перестройка, гласность, кровь, грязь, разруха – и нежное, тонкое слово поэта стало не слышно в шуме новой эпохи. Вообще поэзия стала как бы лишней на пиру каких-то призрачных великанов.

Я сам тогда уже трепетно не ожидал выхода новой книги Соколова.

…………………………….

Владимир Николаевич, когда хотел поддержать начинающего поэта, то о его стихах говорил одно такое определение: ну это да, это сливочное масло… И больше по этому поводу не распространялся, переходил на что-то другое. Я сам раза два-три слышал из его уст эти слова о стихах того или иного автора.

Наверное, это как-то в сравнении с маргарином, не знаю. По крайней мере, мне о своих давних стихах это было услышать приятно. И он даже согласился дать небольшую врезку к моим стихам в журнале «Москва».

Вспоминаю Вас, Владимир Николаевич, с радостью и благодарностью.

…………………………………

1956 год. Подготовлен первый номер альманаха «День поэзии». Редколлегия решает проблему: каким стихотворением открывать сборник? Тогда таким вопросам придавали большое значение, и значение не только творческое. И вот решили на открытие поставить стихи Николая Асеева «Ещё за деньги люди держатся»:

Ещё за деньги люди держатся,

как старины держались люди

во времена глухого Керженца,

но скоро этого не будет.

Ещё ко власти люди тянутся,

не зная меры и цены ей,

но долго это не останется:

настанут времена иные…

И так далее в этом духе. Мол, люди будут думать о высоком, о духовном, о всеобщем братстве.

Нынче-то мы видим, куда всё пошло, и какую роль играют деньги.

Но тогда многие думали, что ещё немного и – коммунизм! По крайней мере, на это была установка партии. Но это было и желание миллионов и миллионов советских людей. А поэты всегда поддерживали светлое будущее, всегда рвались из буржуазности.

У Владимира Соколова тоже есть стихи подобной тематики. Только они несколько тоньше, изящнее. Но суть их тоже в надежде на изменение человека. Он тоже хочет, чтобы человек « не понимающий, что снег дороже замши и мехов », чтобы этот человек, живущий, « лишь гривной дорожа », как-то переменился. «Да и пишу я, может быть,/Затем лишь, бог меня прости,/Чтоб эту стенку прошибить,/Чтоб эту душу потрясти ». Эта тема у него проходит через всё творчество как тема истинных и ложных ценностей в нашем мире. И много позже, уже в семидесятые годы, он пишет:

Упаси меня от серебра

И от золота

свыше заслуги.

Я не знал и не знаю добра

Драгоценнее ливня и вьюги.

………………………………………

А какие он писал стихи о любви! Это целый роман в стихах. Рядом в этом смысле можно поставить только Фёдора Ивановича Тютчева. У того тоже получился выдающийся роман в стихах.

…………………………………….

Соколову невозможно подражать.

У него нет эпигонов, как, например, их много у Юрия Кузнецова.

Подражают обычно новой, яркой манере. У Соколова она новая, но не яркая. Она даже несколько потаённая.

Она очень лингвистически изысканная, тонкая, мягкая: « В дни, когда рано темнеет, сразу становится поздно,/Но тем не менее веет/Ранью.Туманно и звёздно …», « Надо дать отдохнуть глазам,/Словно дать отдохнуть округе./Я закрою глаза,/А сам/Буду видеть лицо подруги»… Сам Соколов писал: «Я чуть-чуть не ушёл в лингвистику. Теперь я ловил на улицах не только шелест листьев или хлопья, но и обрывки чьих-то бесед на ходу, живые обороты речи, особенно идиомы – подмечал их как подробности и оттенки. И это осталось со мной навсегда».

……………………………………….

Очень часто, когда пишут о Соколове, то вспоминают его знаменитое восьмистишье 1948 года «Как я хочу, чтоб строчки эти…» - и подтверждают, что всем своим творчеством Владимир Николаевич исполнил то, что наметил в этом раннем стихотворении. И это так.

А я хочу эти заметки закончить другим его стихотворением в этом же роде.

Через 30 лет после хрестоматийного «Как я хочу…» он написал вот такие стихи:

* * *

Я должен говорить дождями,

Деревьями и площадями.

Я должен признаваться веткой,

И птицей, незнакомой с клеткой,

И клеткой, что повисла вроде

Вещественной любви к природе.

Я должен говорить ручьями,

Сугробами и соловьями,

Умеющими сознаваться

В том,

в чём боятся признаваться,

Одним выщёлкивая духом

Всё , что земля таит по слухам.

Я должен не молчать страницей.

Зарнице отвечать зарницей,

Я должен говорить стеною

И всем путём передо мною,

Чтоб наконец услышать слово,

Всё начинающее снова.

Я привёл эти стихи в основном ради их концовки: « Чтоб наконец услышать слово,/Всё начинающее снова».

В юности и молодости поэт хотел, мечтал, чтобы строчки « забыли, что они слова,/А стали: небо, крыши, ветер,/Сырых бульваров дерева!» Жизнь больше искусства, стихи должны стать самой жизнью. И стихи Соколова стали такими.

Но потом, с годами, поэт как бы дополняет эти свои давние мысли: да, слово ради жизни, но и жизнь ради слова, ради всё обновляющегося бессмертного искусства.

Удивительный поэт жил среди нас совсем недавно. Поэт высокого искусства. Неповторимый лирик. Поэт глубоко чувствующий русский язык, его тонкости, оттенки, его краски и мелодии… И умеющий показать нам богатства нашего родного языка.

Перечитаем Соколова!