10 мая. Из дневника.

В селе ничего не изменилось.

Прошёл, стараясь не потерять нетвёрдыми ногами асфальт, в галошах на босу ногу Витька Зикун. Маршрут и время как у школьного автобуса: торопится опохмелиться, горит внутри после праздника. Впрочем, и не «после праздника» картина та же. Наливают ему под запись, по доверию, потому как пенсия только через пять дней.

- И-и-и, самогон у Светки чистейший, - хвалит свою алкашную точку. - Глянешь в него — себя видишь. Перед обедом обязательно надо прочистить организм.

До обеда далеко, даже до нужного мне полудня ещё больше часа.

Баба Дуся из дома напротив стучит палкой по дну пустого корыта, отпугивая от полисада козлят.

- Ну что за люди! - старается докричаться до каждого окна на улице, намекая на хозяев коз. - Им хоть гавкай, хоть мяукай, - лень присмотреть за живностью. Вон Лидочка — человек человеком, всю скотину на привязи держит. Пошли вон, заразы!

Вышедшая из своего дома Лидочка тайно перекрестилась. Баба Дуся только ногами никакая, с крыльца не слезть. Глазами же смс-ки прочтёт в смартфоне у любого, идущего мимо её дома, а про язык вообще речи нет, сама от него мается:

- Язык раньше меня рыщет, врагов себе ищет.

До полдника еще сорок минут…

Лидочка с ведром. Пустым. Вчера договаривались с одноклассником Васькой Шатуном, что поможет сажать картошку. Тот и кричит ей по-родственному и соседски через штакетник вместо «здрасьте»:

- И зачем борону искал? Тебя, если взять за ноги и протащить по огороду, то пальцами взрыхлишь все сотки.

Подначивают друг друга со школы. Шутки где грубоватые, где совсем без юмора, но никогда не злобливо.

- Самый ленивый уже три раза на рыбалку сходил, а ты стоишь за забором, как два лаптя на одну ноги, - не остаётся в долгу Лидочка. - Наделаю холостых грядок, пройдётся тебе борона по лысине от жены.

Село живёт своей жизнью вне зависимости от того, приеду я на побывку или нет. Обычно в таких поездках теряю ощущение времени: пилу меняет топор, потом лопата, коса, грабли. Хоть подпирай солнце, чтобы всё успеть сделать всю работу. Но сегодня стерегу 12 часов.

Лучший способ убить время — сомкнуть занавески на оконце и углубиться в правку первой главы новой новеллы. Она сегодня как раз кстати...

Глава 1. Новелла «Северный ветер».

...Мы были Белкой, Арбалетом и Метелицей. Хотя я просил для себя позывной «Поэт».

- Только не это! Нет и ещё раз нет! - замахал руками командир. Дремавшая на проводе под низким потолком лампочка, получив по затылку, отскочила за центральный стояк палатки, завилась вокруг него коброй. С не меньшей прытью юркнуло в топку пламя в «буржуйке», до этого зажигательным танцором выбрасывавшее огненные ленты в приоткрытую дверцу. - Романтики, едрёна вошь! У меня вас, поэтов, уже семеро по блок-постам, как по лавкам. 

Сел на свою личную — коротенькую, на два ведра,  лавку, неизвестно из какого подворья экспроприированную для военных нужд. Удав с выпуклым электрическим глазом начал разматываться в обратную сторону, высвечивая на стенах флаги Луганской и Донецкой республик и триколор России. Вытянулся из топки и острый ирокез танцора: тут всё успокоилось, крышкой по лбу не получу?

«Получишь, получишь», - зашипела на плите забулькавшая из помятого чайника вода.

- «Я - поэт, зовусь я Цветик. От меня вам всем приветик», - продемонстрировал командир великолепное знание Незнайки. Но ему хорошо, у него позывной «Печенег» - красиво, непонятно, но гордо. Сейчас точно влепит какого-нибудь «Цветика»!

- Вон, за окном метёт — будешь Метелицей.

Позывные вместо имён — атрибут местной жизни, потому что самыми незащищёнными и уязвимыми в войне между Донбассом и Киевом оказались не сами ополченцы, а их родные и близкие. Мстительным оказался Киев, ох, мстительным. Вот и ушли имена в подполье...

А Печенег кипяточком делиться не стал, кивнул на полог:

- Жди машину, поедешь на пятнадцатый блок-пост.

Не Чапаев!

За палаткой текла своя жизнь.

- Взво-о-од! Правое плечо вперёд!

Это одна из самых несуразных команд в армии: чтобы повернуть строй налево, говорят про правое плечо. Хотя именно слева желанная палатка-столовая, где меня перед встречей с командиром пытались откормить гречневой кашей с «белым медведем» - дрожащим куском варёного сала. Бррррр...

- Взво-о-од! Запе-вай!

- Облака-а-а - белогривые лоша-адки-и-и…

С советских времён самая позорная что для гвардейца, что для каптёрщика песня. Случайностей в армии хоть отбавляй, но тут признак верный: бойцы чем-то провинились. И даже «белого медведя» видать им не скоро. Цирк, где дрессировщиком Печенег, сам даже не выходящий из тепла на морозную арену.

- Облака-а-а, что вы мчитесь без оглядки-и-и?

На земле без оглядки куролесила моя прародительница - метель. Прячась от её желания намести вокруг моих ног сугробы, передвинулся за палатку. А на деле вошёл на ту же солдатскую цирковую арену, только с другой стороны: пятеро ополченцев приседали, выбрасывая вперёд руки и упоённо перекрикивая лошадок и ветер:

- Жо-па, жо-па, жо-па!

- Повторяю для бестолковых, - ходил перед очередной порцией провинившихся бородатый казак в папахе. - При ранении последовательность действий именно по «жопе»: Жгут, Обезболивающее, Перевязка, Автомобиль для эвакуации. И никак иначе!

- Жо-па, - подтвердила вприсядку группа.

Ещё час назад я рыбачил на русском берегу Северского Донца, торкая над лункой палочкой с привязанной к ней веревочкой. Так сказали друзья в Москве, указав точку на карте: рыбачишь и ждёшь. Ровно в полдень с другой стороны появится такой же «рыбачок», махнет рукой. Осторожненько по льду к нему — и ты уже на войне.

На саму войну сразу не пускали. Молчаливый, поддерживающий разговор только кивками головы ополченец, то ли от холода, то ли для конспирации укутанный шарфом по самые солнцезащитные очки, привёл в учебный центр. Здесь и шла сортировка «северного ветра», как нарекли на Донбассе добровольцев из России. Кто вообще не служил - запоминали вприсядку одну из частей человеческого тела, прошедших армию распределяли на второстепенные блок-посты, высвобождая проверенных и обжившихся бойцов для передовых траншей. Моё знание оружия и уставов Печенега удовлетворило, раз не стал держать на сборном пункте.

- Кого везти на пятнадцатый? - послышался сиплый голос, тут же разорванный кашлем.

Меня искал щупленький, подстать собственному голоску, старик-возница с автоматом вместо кнута и рулоном рубероида на плече. Снаряжённый в дорогу старенький БТР, присыпаемый снегом, дремал прямо в колее. Головы на попутчика не повернул, и стараясь не будить «самодвижущийся металлолом» раньше времени, я влез через боковой люк в стылое чрево.  

- Взво-о-од! Бегом...

В армии команда «бегом» - это как раз замереть, согнув руки в локтях и наклонившись вперёд.

- ...Арш!

А вот теперь бегом.

Нам тоже пусть и с рывка, словно на примёрзших к насту санях, вперёд.

Но-о, милая!

10 мая. Из дневника.

...Не то что заработался и пропустил контрольное время. Часы передо мной, но хватило выдержки перевалить за пять минут сверх обозначенного срока. Связь слабая, лучше всего Билайн ловит сигнал на кладбище, так что когда надо позвонить живым, народ тянется на самое высокое место в округе - к усопшим. Но на этот раз Сергей Иванович Котькало отзывается сразу и без каких-либо вопросов сообщает главное:

- Выехали от Союза ровно в 12.

- «Потерь» нет?

- Как и планировали — 26 человек. С подсадками ребят в Ельце, Воронеже и на самой границе.

- Перед погранцами дай смс.

Надёжность от Котькало — безоговорочная. Вообще-то  группу молодых поэтов на Саур-Могилу в ДНР и на место гибели молодогвардейцев в ЛНР, как было озвучено на XV съезде Союза писателей России, должен был возглавить я. Однако рабочие секретари проявили редкое единодушие против этого решения: в ранге председателя правления СП России выезжать с группой нецелесообразно. Союз должен смотреть в будущее и предполагать, что когда-то потребуются контакты и с Киевом. Мои прежние поездки в «рядовом» статусе — это одно, а у руководителя должен иметься люфт для дипломатии.

Согласился.

Группа молодых писателей для поездки сформировалась легко, для этого подключилась и наша Московская городская организация. Напросились на поездку также Алексей Полубота, неоднократно бывавший на Донбассе, и Сергей Михеенков из Калуги — он готовит для ЖЗЛ книгу о создателе Воздушно-десантных войск В.Ф. Маргелове, а тот в войну как раз брал Саур-могилу. В списках от «старичков» также белгородцы Сергей Бережной и Светлана Горбачева, неоднократно выезжавшие в Новороссию с гуманитарными миссиями. Не говоря уже о Сергее Ивановиче Котькало, который знает Донбасс как свои пять пальцев. Не оставил своих подопечных и Василий Дворцов, курирующий в Союзе работу с молодыми. Пригляд за молодёжью будет!

Чего мы в Союзе хотели от этой поездки?

Собственно, ничего нового, кроме как дать свежий импульс молодым поэтам и прозаикам. Раздвинуть им творческий горизонт. Заставить учащённо биться сердца. Сложить собственное мнение о многострадальном и героическом Донбассе. О самой поездке и личных впечатлениях они расскажут, вне сомнения, сами, сейчас же прислушиваюсь к самому себе. Чего волнуюсь? Но ведь точно также волновался Валерий Николаевич Ганичев, когда вывозили более тридцати писателей в воюющую Чечню в 1999 году!  В первом после съезда интервью РБК, говоря о деятельности руководителя организации, я сказал: ему важно уметь петь в хоре! Как пошли язвить по этому поводу мои оппоненты: писатель в первую очередь должен иметь свой собственный голос! Писатель — да, председатель всё же обязан, обречён на умение вести свою арию именно в хоре и для хора. История не прощает руководителям в первую очередь именно равнодушия к людям, замкнутость на себе, любимом. Так что для Союза писателей России это нормально — быть в волнении за других.  

- Ну что, посадили? - слышится в окно голос Зикуна. - Пускай  вырастает большая, как моя голова, - желает картошке счастливого будущего.

Я же желаю нашему писательскому десанту счастливой дороги. Утром должны достичь границы, в 10 утра их будут ждать на Саур-могиле сверстники — студенты донецких вузов. Единственное, о чём попросил донецких организаторов, чтобы встреча прошла не за столами и президиумами, а у походного костра, с чаепитием из котелков и обязательным чтением стихов.

Сам мысленно возвращаюсь в свою зимнюю поездку в ЛНР, на блок-посты у станиц Счастье и Луганской. А точнее, во вторую главу своего «Северного ветра». Хоть так буду рядом с ребятами...

Глава 2. Новелла «Северный ветер».

...На «пятнашке» шли похороны.

- Кого? - замер придавленный рулоном возница. Не согнуться в три погибели помогал автомат, которым, как посохом, он опирался на землю.

- Ольга Сергеевна, - чуть отклонившись назад, шёпотом пояснил стоявший крайним боец с родимым пятнышком на левой скуле. Если не бриться, оно и не видно было бы...

Окоченевшая на морозе Ольга Сергеевна лежала перед вырытой могилой на окровавленной плащ-палатке.

- Растяжка. Задела вчера, - шептал боец. - Ползла  всю ночь. Но когда пробито лёгкое…

- Товсь! - скомандовал стоявший у изголовья Ольги Сергеевны командир с лётной планшеткой через плечо.

Вообще-то на боевых позициях с офицеров снимается любая атрибутика, выдающая в нём командира. Да и прощальные салюты отдаются при уже оформленной могилке…

- Огонь!

Пустые щелчки курков. Без выстрелов. Режим тишины?  Лишь зародился, выворачивая душу, чей-то тонкий надрывный вой. Так скрипочки ведут своё соло в оркестре...

 В перерыве между беззвучными салютами с Ольгой Сергеевной простился командир, смахнув ей со лба напавший снежок. Направился к зарытому в землю по самую крышу металлическому кунгу с табличкой под лётной эмблемой «Собственник: «Небо».

Лётчик? Потому не знает сухопутных порядков?

По пути кивнул мне: заходи, представишься.

Укрыться в тепле не успели: с передка, со стороны неубранного поля подсолнечника бежал боец. Сами подсолнухи, - чёрные от мороза, остекленевшие после недавнего ледяного дождя, напомнили немцев под Москвой. Подбежавший разведчик вытащил из варежки тетрадный листок. Пока командир разбирался в слабосильных карандашных каракулях, скосил глаза на растущую могилу, к которой полз, скуля, собачонка.

- Затвор, Затвор, не надо, - умолял, пытаясь удержать щенка, боец с родимым пятном.

Но Затвор лез под лопаты, безнадёжно пытаясь отбросить  кривыми пока ещё лапами комки глины со слюдяными вкраплениями застывшего мороза. Там, под землёй,  словно в засыпанной угольной шахте, лежала его мамка - Ольга Сергеевна, жившая на «пятнашке» с начала войны, родившая его под кроватью командира «Небо». Рыл Затвор всё увеличивавшийся завал, выл на одной ноте, умоляя людей помочь ему, но они всё оттягивали и оттягивали его от могилы, торопливо махая лопатами.

Лётчик прочитал записку вслух:

- «Верните Андрейку. Иначе вам хана. Клод Ван Дамм».

«Что за Андрейка?» - вывернул я голову. Сорока так выставляет вперёд глаз, чтобы лучше видеть, а я — ухо, чтобы расслышать ответ.

- Наркоша с той стороны. Наглотается «колёс» и шарахается по подсолнечнику. Где он сейчас? - спросил у разведчика.

- Бросился к нам то ли обниматься, то ли врукопашную. Но упал. И неудачно: челюстью прямо на собственную коленку, - поведал тот, но посмотрел почему-то на свой кулак, увеличенный перчаткой.

- Андрейку перевязать и вернуть. Похоже, он единственный порядочный среди этого зычья. Зэки на той стороне, - пояснил мне и увёл, наконец, в кунг для более детального знакомства…

12 мая. Из дневника.

...Село отпустило меня в Москву легко. Это у жаворонков нет дней недели, а наша «донбасская» команда должна вернуться в Москву строго в воскресенье. Два дня, конечно, маловато для впечатлений, но для первой, ознакомительной поездки этого вполне достаточно, да и хозяевам надоедать не стоит. Кто не добрал материала и впечатлений — теперь может спокойно пойти на автовокзал хоть в Домодедово, хоть на Теплый Стан. Купил автобусный билет за полторы тысячи рублей — и через двенадцать часов ты уже рядом с войной. С теми, кто защищает русский мир. А ещё лучше, сформируй гуманитарный груз, собери книги и журналы и отвези в Луганск и Донецк. Именно так поступали за  годы украинской агрессии Александр Пономарёв из Липецка, Лидия Довыденко из Калининграда, Валентина Беляева из Воронежа, Алексей Шорохов из Москвы, Сергей Тимшин из Краснодарского края, Борис Орлов и Александр Пересвет из Питера и другие наши писатели. Никто их не принуждал к таким поездкам, сами послушались зова своего сердца. Таким Союзом можно гордиться. И пусть иные писатели из иных творческих объединений едут на книжные выставки на лазурные берега и в мировые финансовые столицы, мы будем в первую очередь стремиться в Сростки к Шукшину, в Тимониху к Белову, на Байкал к Распутину,  в Цхинвал, Беслан, Приднестровье, Чечню, на Донбасс, в Сирию. Потому что Союз писателей России. Очень конкретной, а не размытой иными словосочетаниями, страны. Союз, которым руководили Л.Соболев, С.Михалков, Ю.Бондарев, В.Ганичев. Союз, всегда остававшийся с народом — и в 1991-ом, и в 1993-ем. Не случайно деньги на поездку — а удовольствие заказать автобус в «горячую точку» на пять дней достаточно дорогое, - бескорыстно дали люди, не являющиеся членами нашего творческого союза, но всецело поддерживающие нашу гражданскую и нравственную позицию.

За прошедшие двое суток известий от ребят, конечно, никаких — связь на Донбассе по нашим симкам не работает. Немного напрягли последние телевизионные известия: в районе Горловки украинская армия попыталась прорвать оборону ДНР, потеряли девять человек. Сверяюсь с графиком движения нашей группы — в том районе они в это время не должны были оказаться ни при каких условиях. Молчат и социальные сети, хотя именно наш Совет молодых литераторов организовал в них официальные странички Союза писателей и оперативно выставляют всю информацию, касающуюся нашей деятельности. Но это одно из условий поездки — полный режим молчания, пока все не вернутся обратно. Ни о самой поездке, ни тем более о маршруте движения не должно проскочить ни слова.  Как шутили со мной боевики в плену: «Бережёного Бог бережёт, не бережёного конвой стережёт».

Дел в родном доме выше крыши, но понимаю: раз сам не поехал на Донбасс, то должен хотя бы встретить ребят в Москве, в Союзе писателей.

Выезжаю.

Козлята, отогнанные бабой Дусей, некоторое время бегут за машиной. Крайний сельский дом. Стоит в низинке, но грязь после апрельских дождей зачерствела, как корка хлеба, и вышедшая на солнышко хозяйка девяностолетняя баба Мотя разбивает «горбушки» клюкой. Неделю назад попросила привезти ей из райцентра материал на занавески:

- А то у Харютихи были похороны, и люди осудили, что занавески в хате с дырками. На смерть мне купи, чтобы красиво лежала.

Приоткрываю окно:

- Баб Мотя, занавески повесила?

- Зачем? Я ещё поживу…

Будем жить и мы. Среди своих земляков, заботами родных мест. Но с болью и гордостью за Донбасс тоже. Не представляю иных писателями...

Перед Москвой вспоминаю, что сегодня день рождения у моего 1-го заместителя Сергея Шаргунова. Поздравляю, приглашаю вместе встретить ребят в здании Союза. Тем более, что он сам неоднократно бывал на Донбассе, много делает для добровольцев, воевавших за Новороссию и попавших в трудные жизненные ситуации. В ответе искреннее досада:

- Не успею, мне завтра быть в Суздале. От меня им привет.

В 22.10 с незнакомого номера приходит смс: «Вышли. Без потерь».

Теперь можно спокойно ложиться спать.

Представляю, сколько впечатлений у ребят для будущих строчек. Будем ждать от них впечатлений. Беру и сам разбег для третьей главы новеллы...

Глава 3. Новелла «Северный ветер».

...Плохо зимой на войне. Стыло и неповоротливо. Время тягучее, без рода и племени, никому не подчиняющееся и, похоже, уставшее от самого себя. Одна отрада, что противника жмёт тот же мороз и засыпает тот же снег.

Молить погоду о снисхождении бесполезно, ей каждого слушать — с ума сойдёшь, потому она глуха, слепа, никому ничего не должна. Может, где-то в южных городах женские каблучки уже и выстукивали весну, но в нашем секторе обстрела мела позёмка…

Вверх

Комментариев: