Нина ЯГОДИНЦЕВА
Из новых стихов
БАБОЧКИ
      Памяти Ларисы Гулиной
1.
Сплетая паутину стальных дорог,
Вагончики нанизывая на стук,
Он, может быть, нечаянно нам помог –
Он, видимо, вообще виртуоз разлук.

Но разве это помнишь, услышав зов
Гремящей между сцепками пустоты?
Нам каждый раз опять начинать с азов –
Сейчас, наверно, делаешь это ты

В отчаянно весеннем сыром саду,
Где листья сжаты в тёплые кулачки.
Лица не видно – тёмное на свету,
И над плечами – бабочки…

2.
Кто им крылья расписывает, в какой мастерской,
Кисточкою, краской, пыльцой – какой?
Кто просчитывает изгиб лекал?
Тот, кто, наверное, и сам летал
Хотя бы однажды – по холоду, по весне,
По сырому саду… Ну хоть во сне –
На огонь в окне.

3.
Их меньше и меньше, они улетают и тают,
И ветер приходит, и новые листья листает,
И пчёлы гудят, и обугленная жара
Сползает как высохшая кожура
С высокого чистого холода. Ни о чём
Не догадаюсь – лишь бабочка над плечом
Крылышками бьёт и вот-вот опустится –
Капустница?..
Только что, Господи: куколка, пеленашка,
А выпорхнула – и уже не наша,
Уже невесома, Господи, неземна…
Я обираю с поникших трав семена,
А она,
Белая – на синем – почти черна,
И через миг совсем не видна.

4.
Там столик, зеркало, окно.
Ты у окна. Оно раскрыто.
И прошлое отворено,
И невозможное забыто.

На чистом майском сквозняке
Весна полощет занавески.
Не краски у тебя в руке,
А неразгаданные вести.

А через миг войдёт она,
Смутившись, к зеркалу присядет,
И ты начертишь письмена
На белом праздничном наряде,

Раскрасишь солнечным лучом
Животрепещущие ткани…
Она не спросит ни о чём –
Ей не нужны чужие тайны,

Ей нужно в свет, ей нужно в сад,
Туда, где ждут. Где листья спят.

5.
Из золочёного саркофага, насекомой брони
Выходи смелее на свет, и крылышки разверни.
Не бойся, это ветер – любовник, друг,
И он уже читает стихи на двух
Страничках, угадывая слова
С первой буквы, её увидав едва –
Ибо в этом письме, если что-то хочешь понять,
От начала времён нельзя ничего менять
2 марта – 1 мая 2012 г.

* * *
Букварь весны раскрыт. На первом развороте –
Ни года, ни числа, лишь звон и синева,
И солнечная кровь, прозрачная на взлёте,
В лагунах тёмных крон тепла и зелена.

Букварь весны раскрыт. Но знаки непонятны,
Картинки расплылись, как от случайных слёз,
И трудно разглядеть сквозь радужные пятна
Грядущую судьбу надолго и всерьёз.

Учи меня читать, соединять словами
Пространства и века, людей и города!
Сколь было переправ – но их уже сломали,
И всё короче мост отсюда в никуда.

Но есть букварь весны, и знаков очертанья
Возможно угадать, припоминая сны.
Учи меня читать, соединяя тайны,
Храни мосты миров, что соединены!
10 мая 2012 года

* * *
Вечер смётан в огромный стог –
Колется и шуршит.
Шёлковый августовский платок
Серебряной ниткой шит –

Кажется, только что здесь была,
Лёгкую нить за собой тянула
Тоненькая игла
Вечернего гула…

Края пространства соединя
По невидимому лекалу,
Холодною искоркою огня
В траву упала –

И чья-то уверенная рука,
Явственно, ласково, но бесплотно,
Спугнув мотылька,
Встряхивает полотна…
2 октября 2012 года

ЗЮРАТКУЛЬ
Горы клубятся дымом грядущих гроз,
Замер у кромки губ лепет воды.
Небо встаёт во весь исполинский рост,
Не уронив ни одной золотой звезды…

Жаркое сердце – горное озерцо,
Разбитое зеркальце, потерянное кольцо,
Разорванные браслеты ночей и дней…
Гроза приближается, и звёзды горят над ней!

По светлой коже воды пробегает дрожь,
Волны стихают, пряча в глубинах страх –
С дальнего берега шумно подходит дождь,
Словно курьерский поезд на всех парах.

Разбитое сердце, горное озерцо,
Ветром сорван платочек – не прячь лицо,
Смотри в глаза, изменница, говори!
И молнии по воде – до самой зари.

А утром горы в тумане, в слезах трава,
Выходишь на вольный свет из чужого сна –
Река распустила узорные рукава,
В долины печальную песенку понесла…
24 августа 2009 года

* * *
Ещё ты бредишь волею морской,
Ещё горит лицо в солёных брызгах –
Но неизбежно встретишься с тоской,
Блуждающей в холмах фанагорийских.

Однажды в виноградной тесноте
Потянется рука за спелой гроздью –
И по одной пронзительной черте
Ты угадаешь молодую гостью.

Но ваши взгляды встретятся на миг,
Чтоб никогда потом не пересечься –
И словно бы откроется родник
В твоём уже почти уснувшем сердце.

В пустыне моря на колени пав,
В пустыню неба опрокинув зренье,
Ты будешь умолять пустыню трав
Вернуть тебе её – или забвенье,

И время над твоею головой
Расступится – и значит, ты живой,
Бессмертный и единственный – пока
С тобой фанагорийская тоска.
20 апреля 2012 г.

* * *
За три дождя одежда трижды промокла.
На повороте была деревенька Ёква.
Дальше стеной стояла тайга, и в неё река
Уходила как птица под облака.

А в деревеньке было печально пусто,
Только сырой смородины злое буйство
У тёмных срубов, продавленных небом крыш…
И казалось, что ты не идёшь, а спишь:

Тропа на глазах зарастает гусиной травкой,
В бурьяне в прах рассыпается ржавый трактор,
По ветхим заборам струится ручьём вьюнок –
И только над самой дальней избой дымок

И женский взгляд за белою занавеской –
Беспечальный, пронзительный, занебесный…
20 июля 2012 года

* * *
Как тополиный пух к протянутой ладони –
Душа моя к тебе. Любого сквозняка
Достаточно – о нет, хотя бы просто вспомни,
И словно бы ко мне протянута рука.

Душа моя – к тебе… Тончайших этих линий
В горячей пустоте прочерчено насквозь
Бесчисленно, и я пушинкой тополиной –
Нежданная печаль или незваный гость –

Тревожу твой покой, и вся его громада
Колеблется, дрожит и рушится к ногам…
О, тополиный пух – июньская досада,
Прибитая дождём к дорожным берегам, –

Он всё ещё летит с закрытыми глазами!
Вот так душа моя, не ведая обид,
В июне как во сне, в миру как на вокзале,
К тебе летит…
11 сентября 2007 г.- 23 мая 2012 г.

* * *
Моим стихиям несть числа,
Все – во сестрах, и я – меньшая.
Я не желаю сердцу зла,
Но быть жестоким – не мешаю:

Жестоки дети и цветы,
Жестоки музыка и вьюга.
Жестоки зыбкие черты
В тоске оставленного друга.

Жестоко мужество войны,
Жестоки все её награды,
Жестоки таинство вины
И откровение утраты.

И всё, что схлынуло давно,
Но в сердце заново стучится…

Одна надежда, что оно
Посмеет не ожесточиться.
21 декабря 2006 г.

* * *
О, не молчите! Безмолвью века
Не обрекайте!
Первое слово сказала река
На перекате:

Сбила дыхание, всхлипнула – и
Вся зазвучала,
Вскользь проговаривая буквари
Первоначала...

Вызубрив грамоту, выровняв слог,
Веры взыскуя,
Речь заплетает в сверкающий ток
Острые струи –

И обрывается в самую глубь…
Но исцелит ли
Прикосновенье обугленных губ
К чистой молитве?

Пьющему пламя глоток за глотком,
Лгущему жадно
Холод её чистоты незнаком,
Боль безотрадна.

Небо дымится – и что мы потом
С прошлого взыщем,
Глядя, как волны вздымает потоп
Над пепелищем?
12 марта 2012 года

* * *
Разве и Ты смолчишь?
Сжалься – хотя бы молча,
Боже! Какая тишь –
Чёрная, волчья.

Кажется, никогда
Не было слов – лишь пена,
Пустыня – там, где вода
Грохотала и пела.

Губы смочить – в горсти
Пусто. Дыханье – пламя.
Нечего жечь. Костры
Ходят лихими снами,

Жадно лелея месть
И не тая иного
Смысла. Но есть же, есть
Слово – я жажду Слова…
24 февраля 2009 года

* * *
Огонь неизбежного ада
Неведомой клятвой заклят:
Сквозь влажную ткань листопада –
Закат.

О, эти небесные ткани
Надёжнее стен крепостных!
То пламя, то холод рывками
Колеблют их –

Но падают в страшную бездну,
Откуда нежданно пришли,
И я замираю безвестно
У края земли:

Ничем ни одну не меняя
Из наших губительных тайн,
Струится, сердца заслоняя,
Прозрачная ткань,

И многое видно за нею –
Не в силах глаза отвести,
Одно повторяю, немея:
Прости…
9 октября 2011 – 11 мая 2012 гг.

* * *
Ты ли, огонь тая,
Ищешь душе соседства?
Тихая речь твоя
Да не коснётся сердца.

Замкнутое замком –
Сводом высокой сини –
Слово моё – закон
Неумолимой силы,

Ибо стоит за ним
Медленный ход созвездий.
Именем ли твоим
Молча клянутся вести –

Место им у ворот
Перед щитами стражи.
Только одна войдёт –
Которая правду скажет.
16 марта – 9 июля 2012 г.

ВЕЧЕРНИЙ КРУГ

1.
Я выбираю заново ту судьбу:
Закат империи, столица её, весна.
Тверской бульвар с проталинами в снегу,
Читалка Литинститута, где я одна

Перевожу поэтические суры
О предстоянии человека перед Творцом…
Март потихоньку подтапливает дворы,
И над разомкнутым бульварным кольцом

Молчаливые птицы закладывают вираж,
Соединяя собою разъятый круг.
Бумагу жёстко царапает карандаш,
Выписывая ряды угловатых букв,

И воздух гудит отпущенною струной,
Тугой тетивой, пославшей стрелу в полёт…
Ты входишь тихо. Садишься рядом со мной.
Ты говоришь: не плачь, ничего, пройдёт.

Конечно, прошло. И мы пятнадцать лет уже врозь,
По разные, кажется, стороны той струны –
Ещё тогда моё сердце оборвалось
Любовью, тоской и смертельным чувством вины.

Но почему они возвратились ко мне сейчас,
В две тысячи одиннадцатом, зимой?
Так почтальон приходит и, не стучась,
В дверную щель подсовывает письмо,

Белым ослепительным уголком
Срезающее неосторожный взгляд…
Дверь отворяю – пусто. Под потолком
Лампочки вывернутые горят.

Урал. Челябинск. Общага под Новый год.
Кругом бутылки из-под пива, и в них бычки.
Страна умирать не хочет. Она живёт
В бессрочной коме. Открой теперь и прочти,

Что было написано в тысяча девятьсот
Восемьдесят четвёртом, с каких высот
Летела в стаю пущенная стрела
И круг её вечерний разорвала…

2.
Всё на продажу или навыворот.
Фьючерсы, курсы валют, тоска.
Жизнь в супермаркете молча выберет
Смерть. Почему-то ещё пока

Чудится воздух – весенний, солнечный,
Птичий – опора для хрупких крыл,
Детская радость до самой полночи…
Утром проснёшься – и всё забыл.

3.
Ужас возвращения в средневековье.
Будни пахнут пивом, пылью и кровью.
Бесчисленные гадания и камланья,
Сожженья заживо, побиванья камнями…

Мир рационален ровно настолько,
Чтобы снова затеять вавилонскую стройку,
Добраться, спросить у Бога: Ты ещё там?
Пора платить по счетам!

4.
Разве я знала, что нашей любви мне хватит на долгую-долгую жизнь потом?
Одной растить и учить детей, ремонтировать ветхий дом,
Смотреть по ТV репортажи с пляжей Египта, из пламени Ливии,
с японских АЭС?
Моя любовь навсегда останется здесь,
На этой горькой земле, вымирающей каждый день, чтобы просто жить.
В потоках липкой, политой синтетическим шоколадом лжи.
В рекламных слоганах, мерзких наклейках с чужими буквами, ливнях, снах…
Моя любовь принимает всё, даже детский нелепый страх,
Что однажды и эта жизнь рассыплется в прах.

5.
Вечером после ливня стрижи встают на крыло.
Небо к сырому закату краешком прилегло,
Тёмным неровным краешком, неряшливой бахромой…
Тучи идут домой.

Так проходят грозы – дай Бог, чтоб наша прошла…
Капельку дождевую стрижонок смахнул с крыла,
Рванулся куда-то в сторону – не бойся, малыш, держись!
Иногда непогода длится целую жизнь.
Это ведь как получится, что выпадет на роду…
Только останься в небе, у Господа на виду.

От января до июля – видишь, крылом подать.
Кто были вечерние птицы – надо ли нам гадать?
Новые народились, и город уже другой.
От ливня до снегопада – только взмахнуть рукой.

Поэтому неподвижно у распахнутого окна
Стою одна.

6.
Несбывшегося больше. И оно,
По счастью, никому не суждено.

Оно в прохладом воздухе разлито,
Засыпано опавшею листвой,
Оно приходит молча, как молитва,
И тайно обретает голос твой.

И кажется, оно дано тебе лишь:
Взлетай, как тот неловкий юный стриж!
Ты говоришь – и сам себе не веришь,
Ты веришь лишь тому, что говоришь.

Никто не обещал тебе покоя,
Но вот они – воздушные пути!
А сбудется – лети! – совсем другое.
Совсем другое сбудется. Лети.


Комментариев:

Вернуться на главную