— Савва Васильевич, последнее время наши встречи традиционно начинаются с поздравлений — такая у Вас в жизни пошла замечательная полоса. Недавно мы Вас поздравляли с вручением премии «Хранители наследия», а теперь вот - первый в России обще­ственный орден для музейных работни­ков «Василий Пушкарёв». Простое, но легендарное имя теперь, слава Богу, увековечено в названии награды. Вы ведь были с ним знакомы лично?

—Для меня эта награда вдвойне дорога. Восемь лет понадобилось для того, чтобы доказать нынешним «хо­зяевам жизни», что память о великих людях — это основа бытия и продолжение развития музейного дела. Сколько мы бились! Ведущие деятели культуры написали письмо, министр Соколов послал письмо Матвиенко — что надо мемориальные доски повесить — надоме, где он жил, в музее. И — слава Богу — представители «Золотой книги Санкт-Петербурга», в которой возрождена традиция Константина Констан­тиновича Романова, увидели наш фильм «Тихая война Василия Пушкарёва» на российском телевидении и внесли имя Василия Пушкарёва в эту книгу в один день со святым Иоанном Кронштадтс­ким и Константином Николаевичем Романовым, отцом Константина Кон­стантиновича.

Я очень счастлив, что был среди пяти награждённых орденом Василия Пуш­карёва, ибо это профессионалы супер­знаковые. Это Ирина Александровна Антонова, одна из выдающихся музейных директоров мира. Вадим Валенти­нович Знаменов из руин возродил Пе­тергоф. Георгий Николаевич Василевич, который за пятнадцать лет превратил Пушкинский заповедник в райский уголок, сохранив традиции Семёна Степа­новича Гейченко. И это Виктор Евгень­евич Кулаков, который в своё время, будучи учеником Петра Дмитриевича Барановского, восстановил Грибоедов-скую усадьбу «Хмелита» под Вязьмой, куда всегда хочется приезжать; открыл музей Нахимова, который из этих мест; открыл музей Хомякова. 22 июня он заканчивает великое дело своей жизни - открывает монумент на Богородиц-ком поле,гдев 1941 году погибли боль­ше миллиона наших солдат... Так что это награждение дорогого стоит.

— Слава Богу, что у нас стали звучать имена таких людей, что мы начинаем возвращать нашу историческую память. Вот таких замечательных деятелей у нас очень мало и, к сожалению, мало кто о них знает. А есть такие «деятели», ко­торые столько натворили, что не разгрести никакой лопатой... Я думаю, что мы сегодня об одном из них поговорим. И хоть я застала Вас в больничной палате, рада, что Вы не потеряли своего бойцовского задора.

— Проходя курс лечения, я получил возможность немножко передохнуть, подумать — как говорится, оглянуться. И сформулировал для себя, почему мы в таком состоянии находимся. И как образец, я бы сказал, «феномен» в пло­хом смысле слова — фигура господина Швыдкого. Честно говоря, говорить о такой ничтожной личности, как Швыд­кой, много чести. Но мы о нём погово­рим, потому что это собирательный образ либерастов, о которых рассказал господин Лошак, редактор «Огонька». В ответ на наше письмо (подписалось пятнадцать человек — Распутин, Золо-тусский, Белов) относительно того, что средства массовой информации должны принадлежать не только им, но и людям других убеждений — он ответил совершенно чётко: «Ваше время про­шло, господа, место у кормушки занято». Вот этот феномен занявшего мес­то у «кормушки» Швыдкого и иже с ним лошаков и прочих «деятелей» я и по­стараюсь обрисовать. Что же это такое?

Несмотря на то что мой выставочный зал неподалёку от Белого дома, я не пошёл к нему в 1991 году. Почему? Потому, что у меня были великолеп­ные учителя дореволюционной шко­лы, потому, что мой род крестьянский, по маме старообрядческий. Когда мне сказали, что в августе там идёт борьба «за свободу», я рассмеялся: «Какая свобода? Там водку выдают бесплатно!» Разве выдают водку тем, кто борется за свободу?

Мне очень понравилось последнее интервью генерала Варенникова. Когда произнесли слово «путч», он спро­сил: «Какой путч? Мы пытались спас­ти страну от Горбачёва, ведущего сознательный курс на её уничтожение». И то, что генерал Варенников отказался от их амнистии и выиграл у них суд, — ещё одно доказательство того, что я был прав, когда не пошёл к Бе­лому дому.

Я же видел, кто пошёл! Артисты театра «Современник» — господин Кваша и прочие. Какая свобода? Вы что, думаете, они хотели восстановить мель­ницу моих дедов или наши поруган­ные святыни? Нет! Все эти театры — «Современник», «Таганка» любимовская, хотя там прекрасные актёры играли - на чём вылезали? На трилогии Шатрова о большевиках! Они же зах­лёбывались от восторга, играя Сверд­лова, Ленина, а Сталин для них был плохим. Я, в отличие от некоторых моих хороших знакомых, отнюдь не хочу идеализировать Сталина — но им не нравилось, что он в жёстких условиях войны обратился к корневым ос­новам русского народа. Была восста­новлена офицерская форма, использовались старые методы военной борьбы; он поднял тост за русский народ, за что его больше всего хаяли. Но Россию ведь начали уничтожать Ленин с Троцким, а вы их воспевали! Какая может быть правда у Ленина и Троцкого? Они всегдалживы! «Ленин — наше всё!» И это вы воспевали! Пошли искать «свободу» с криками: «Большевики — негодяи!» И за это большевики вас допустили до кормушки. Благодаря дружбе с Ельциным процветает Волчек; Любимов вернулся на коне. Ну какой борец из Любимова? Писали, что он до конца прошёл «советскую Голгофу». Какую Голгофу? Ему, единственному, член Политбюро ЦК КПСС В. Гришин театр построил. Он сам пишет, что его Андропов расцеловал за «Десять дней, которые потрясли мир». Актёры в театре были замечательные. Володя Высоцкий, Коля Губенко, Лёня Фила­тов. Но ведь и Губенко, и Филатов по­рвали с Любимовым! Я уверен, что Высоцкий не был бы на стороне его «экивоков» «голого короля» в девяно­столетнем возрасте...

При ельцинском министре культуры Сидорове всплыл Швыдкой. Кем он был ранее? Средним критиком в журнале «Театр». Разве он создал что-ни­будь, подобное произведениям Игоря Золотусского или Валентина Непомня­щего? Он был чиновником и человеком—лживым, изворотливым. Назаре перестройки быстро организовал своё дельце — редакционно-издательский комплекс «Культура». Изданный им огромный фолиант почеркушек Возне­сенского можетявляться разве что по­собием для психиатрических больниц.

Со Швыдким я столкнулся, когда начал заниматься трофеями. Он как-то «прилип» ко мне с тем, чтобы издать фолиант о Бременской коллекции, выставку которой мы готовили. Снимал у меня в выставочном зале Института реставрации фильм о бременских листах с Игорем Костолевс­ким в роли ведущего. Швыдкой вроде бы разделял мою позицию: не отдавать немцам безвозмездно ни одного предмета. В калибре этого человека я убедился, когда в ответ на мою просьбу дать Институту один экземпляр Бременского альбома ответил: «Книгадо-рогая, надо купить».

Карьера Швыдкого поднималась, как опара на дрожжах: замминистра культуры, председатель ВГТРК, министр культуры! Человек, не способный делать что-либо основательное, полезное для государства, занял огромную нишу у кормушки. И отношение своё к трофеям изменил мгновенно, когдадельцы «оттуда» поманили его выгодами. Я этих дельцов хорошо знаю: представи­телей Гугенхаймовского центра Ника Ильина и Томаса Кренца. Они ведь сначала подкатывали под меня, а, разобравшись, протянули свои щупальца к Швыдкому, который слился с ними в экстазе.

В телепередаче «Постскриптум», посвященной трофеям, Николай Губенко, бывший министр культуры и председа­тель комитета по культуре Госдумы, а нынче депутат Московской Думы, официально заявил: «Господин Швыдкой, я чётко знаю, что за Бременскую коллекцию Вы получаете 280 миллионов долларов отката». Почему оскорблённый не подал в суд? А сколько было публикаций об антикварной торговле его жены, отом, каконидля свое го дачного участка отрезали кусок Рижской автострады... И всё это сходит с рук! Никогда не забуду, как в одном телеинтервью возмущённый действиями Швыдкого В.И. Колесников, тогдашний заместитель Генерального прокурора, сорвался: «У меня на этого господина немало дел за­ведено!» Но Владимиру Ильичу быстро указали на его место.

Что же за феномен такой — Швыдкой?

Ответственно докладываю: последние двадцать лет он является самым активным уничтожителем нашей народной памяти и культурного наследия России!

Его вялотекущее пошлейшее шоу «Культурная революция» бездарно. Министр культуры вещает: «Музеи — кладбища культуры»; «Пушкин устарел»; «Русский язык без мата невозмо­жен». И наконец, договорился пигмей до страшного: «Русский фашизм страш­нее немецкого». Последнее заявление совпало с публикациями в прессе о готовящейся «безвозмездной» передаче в немецком посольстве Бременской кол­лекции. Безвозмездно для России, но не для команды Швыдкого. Хорошо, что Губенко подключил прокуратуру и предотвратил преступление. Выступая на российском телевидении, я заявил: «Господин Швыдкой, вы не можете участвовать в спорах по поводу Бременской коллекции после вашего восхвале­ния немецкого фашизма. Вам лучше защищать интересы Гитлера, Геринга и Гиммлера. Вам их фашизм нравится? Русского фашизма, господин соврамши, нет и быть не может изначально. Спро­сите у любого немца!»

А если бы он был, то не было бы Швыдкого.

Народ русский богобоязненный, терпеливый и мужественный. Потому и терпим швыдких. Сегодняшнее утро я начал со звонка в Ярославль Илье Бо­рисовичу Рабиновичу — человеку, ко­торый возродил Рыбинский музей, который прошёл войну, был капитаном первого ранга. Ему уже поддевяносто. Для меня его национальность не имеет никакого значения. Прежде всего он человек, который служил государству как воин, а потом — как музейный ра­ботник. И таких друзей у меня много. А «господа швыдкие» — это не нацио­нальность, это каста тех, кто ненави­дит нашу культуру.

В юбилейные дни нерадивые чиновники вусадьбе на Никитском бульваре, где жил и умер великий Гоголь и где должен открыться единственный в России музей классика, устроили жал­кое подобие Диснейленда и кунстка­меры. Все без исключения средства массовой информации предали остра­кизму чудовищную поделку. И только шоумен Швыдкой написал в «Российс­кой газете» о «блистательном» музее Гоголя. Блистательным он назвал и дешёвенький фильм телепопрыгунчика Парфёнова о Гоголе, который и близко не стоит с десятисерийной картиной-исследованием тонкого знатока писа­теля Игоря Золотусского. Как же низ­ко нужно пасть, чтобы прославлять потуги Парфёнова, ненавидящего Го­голя и заявившего, что выбранные ме­ста из переписки с друзьями Гоголь писал, будучи «ку-ку»! За эту книгу Толстой назвал жизнь Гоголя житием, а Блок сказал: «По этой книге России пред­стоит жить последующие столетия». Сколько же лет можно пичкать телеви­зионных налогоплательщиков похаб­ной «Культурной революцией» и одесскими посиделками на кухне «Привала комедиантов»?!

Сейчас, когда наметились реальные перспективы возрождения Пскова, я хочу спросить: где был Швыдкой все семь последних лет, когда я говорил на телевидении, в печати о гибели Пскова. Он пальцем о палец не ударил, чтобы предотвратить катастрофу. Они вместе с господином Пиотровским придумали нелепую кражу в Эрмитаже, чтобы от­влечь внимание общественности от подлинного разфабления крупнейше­го музея. Подставили сначала Путина, а потом Медведева, устроив глобальную проверку всех музеев России. Настоя­щий коллапс сковал повседневную де-ятельность замечательных музейных тружеников. И если раньше, приезжая в музей, я слышал: «Савва Васильевич, мы новую икону открыли! У нас была потрясающая выставка! Посмотрите — нельзя ли эти портреты отреставрировать?» А сейчас только и слышишь: «Тсс, у нас проверка!»

И всё Швыдкому безнаказан но сходит с рук! Когда ему заниматься му­зейными проблемами, если он на всех телеканалах поёт и пляшет?

Это Швыдкой уничтожил Абрамце­во вместе со своим ставленником — выпускником ватиканского иезуитско­го колледжа неким Пентковским. На все наши вопли о пощаде, призывы спасти Абрамцево отвечал горе-министр через «толерантную», тогда третьяковскую газету «Московские новости»: дескать, это всё ложь, через пол­года Абрамцево будет цвести и пахнуть. И вот оно раскатано, как говорится, до последнего брёвнышка. И что, кто-нибудь привлёк к ответственности шоумена Швыдкого? Убрали его сна­чала из министерства, потом из ФАК-Ка, а он всплыл как представитель Президента по вопросам международ­ных культурных связей.

И это при том, что министр культу­ры Авдеев — дипломат высочайшего класса. Что может Швыдкой? Устраи­вать низкопробные выставки постму-дерн истов, позволять Марату Гельману, ненавидящему Россию, организовывать музей в Перми? Сегодня Швыдкой — имя нарицательное. Он всем ужасно надоел. Почему же нельзя освободить­ся от его засилья? До тех пор, пока он будет править бал, творческих успехов у нас не будет! Его национальная идея — фильм «Сволочи», опера «Дети Розен-таля», щедро им проплаченная, он по­кровительствует ерофеевым, Сороки­ным, Шендеровичам, жванецким.

Нынче решается судьба Третьяковс­кой галереи. Уверен, что Союз худож­ников России и прославленные масте­ра, такие, как Коржев, Жилинский, братья Ткачёвы, добьются, чтобы из залов Третьяковки на Крымской набережной

выбросили экспериментально-экскре-ментальные творения постмодернистов. Эти художники—необразованные, полуграмотные — заслуживают места в многочисленных галереях современно­го искусства, открывающихся в Москве с помощью меценатов типа Зураба Церетели и Шалвы Бреуса. Их задача — всё расшатать и разрушить. И за это будет отвечать Швыдкой.

Сколько написано писем против Швыдкого! И какие люди подписывались! И если наше руководство верит только ему, а не людям - это и врачи, и физики, и инженеры, и писатели, и артисты, и художники, которые для России делают больше, чем все швыдкие вместе взятые, — значит, не всё здорово в нашем доме и они пока могут праздновать победу.

Швыдкие тянут страну назад. Чем хуже, тем лучше для них, потому что они — люди без роду и племени. Это моё абсолютное убеждение, за которое готов отвечать в любом суде. Умоляю руководство страны: избавьте нас от Швыдкого и иже с ним — и тогда мы возродимся. Страна наша возродится, если убрать всех этих перевертышей с палубы её корабля.

Опубликовано в газете "Слово", №26-27 от 17-30 июля 2009 г.