«Так иногда разлуки час
живее сладкого свидания…»
А.С. Пушкин

В шестидесятые годы многие студенты увлекались поэзий. Причём такими поэтами, которые везде были на слуху, то есть имели очень громкую славу. В эпоху «оттепели» появилось много громких людей и громких событий. Звучали скандально, а потому привлекательно, имена Александра Солженицына, Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского, Роберта Рождественского и других. Их книги негде было достать, но их всё-таки каким-то странным образом доставали и ночами читали, чтобы передать другим желающим…

С тех пор прошло более сорока лет, и от чтения этих столичных авторов, по-своему умных и талантливых, остался только смутный шум в моей памяти. В душе долго хранится только святыня, а её-то в произведениях тех авторов не было.

В эти же годы в разных уголках страны стали слышны тихие голоса, в которых сокровенно зазвучала сама матушка-Русь. Но об этих поэтах мы, оглушённые громкими именами, пока не слышали.

Именно поэтому, как я себя теперь тщетно оправдываю, и произошла со мной странная история, о которой и пойдёт речь далее.

***

Я училась на филфаке в Череповецком пединституте. Нашу студенческую группу опекал очень интересный преподаватель – Михаил Иванович Сидоренко. Официально он считался куратором, но это холодное чужеродное слово совершенно к нему не подходило. Был он увлечённым и горячим человеком, только что закончившим ленинградскую аспирантуру. Мы были его первыми студентами, и к нам он относился с интересом, хотя любил и подшутить, иногда с иронией комментировал наши глупые ответы на занятиях по русскому языку. Мы на него не обижались, так как чувствовали, что это человек добрый, свой.

Кроме увлечения наукой – языкознанием, он сразу обнаружил особенную любовь к поэзии. Русскую поэзию, старую и новую, он прекрасно знал, щедро делился с нами этой своей любовью. Лекций и семинаров ему было мало для этого – всё-таки основную программу надо выполнять, учить нас фонетике, морфологии, лексикологии и другим филологическим наукам. Поэтому он стал устраивать для нас вечера современной поэзии. Многое сам рассказывал, читал стихи, мы тоже следом за ним пристрастились к чтению стихов, учили наизусть те, которые особенно понравились, выступали на наших вечерах.

Однажды Михаил Иванович сказал нам с обычной ироничной улыбкой:

– Что-то не верится, что никто из вас не пишет стихов. В вашем возрасте все должны писать. Кто осмелится и прочитает своё стихотворение?

Среди затянувшейся тишины вдруг встаёт Вася Зубакин и идёт к доске…  Однокурсники  изумились, а некоторые даже захихикали. Первый раз этот обычно робкий студент, а был он гораздо старше нас, поразил, когда смело вышел читать стихи Твардовского, Симонова, Луговского и других советских поэтов. Однокурсники уже привыкли, что он знает много стихотворений и не раз читал их на наших литературных вечерах. А тут свои  стихи! Хотя Василий жил в общежитии, он был сиротой, но никто даже не подозревал о его поэтических способностях.

И вот Вася громко читает свои стихотворения, горячо, вдохновенно, с любовью. Мы, студенты, были покорены и в конце дружно зааплодировали, закричали приветствия. К сожалению, я не записала его стихов и не могу их привести здесь. В будущем, насколько мне известно, Василий стал талантливым сельским учителем, а потом директором школы. Свои стихи он изредка публиковал в местной печати.

В тот памятный вечер вторым храбрецом, решившимся прочитать свои стихи, стала я. Сама не понимаю, как это случилось. По сравнению с поэзией Васи Зубакина, мои стихи были более бледными, не столь энергичными и напористыми, девичьими. Вот одно из тех моих стихов под названием «Осень»:

А в серых окнах дождит рассвет.
Мне сколько? Двадцать? А, может, нет!
Дождя удары, как сердца гром  –
Мои пожары горят кругом.
Горят пожары и так тихи,
Без суматохи и суеты.
Ах, эти листья – немой багрец!
Ужель пожары всегда конец?!

 Меня однокурсники тоже одобрили. Ведь все мы, студенты пединститута в маленьком тогда Череповце, были не великими знатоками поэзии.

И вот однажды наш Михаил Иванович сообщил, что в следующий раз к нам на встречу придёт настоящий поэт, студент Литературного института Иван Полунин. Мы заранее были в восторге, ведь живых поэтов не видели никогда. И вот мы с нетерпением стали ждать с ним встречи. Поэт превзошёл все наши ожидания!

Это был высокий и очень худощавый человек с горделивой осанкой и со стремительными движениями. Прежде, чем читать свои стихи, он рассказал о своей жизни, полной дальних путешествий по Советскому Союзу, об интересных приключениях. Иван Полунин держался уверенно и стихи читал с большим воодушевлением. Мне тогда особенно понравилось одно стихотворение, которое, конечно, я не смогла с одного разу запомнить, но потом, много лет спустя, нашла в одном его поэтическом сборнике:

Утро раннее,
Звёзды срывая,
Дышит холодом, кровь леденя.
Смотрит хмуро тайга вековая
Из-под белых бровей на меня.
Стонут глухо мохнатые кедры…
Словно песня о предках моих,
По просторам
Разносится ветром
Гул завьюженных сосен и пихт.
В этих звуках,
Тяжёлых, чугунных,
Голос древности я узнаю.
Пойте! Пойте сосновые струны,
Про суровую землю мою!
Вы потомкам
О том расскажите,
Как встречал я рассвет у костра,
Как метель
Над землей необжитой
Полыхала всю ночь до утра.

От чтения искренних стихов самим автором мы тоже воодушевились и почувствовали в душе какой-то светлый праздник. Тут наш преподаватель решил похвастать и нашими местными талантами. Он представил Васю Зубакина и меня поэту, нашему гостю. Все стали просить нас почитать свои стихи. Вася сразу согласился и читал уверенно и прекрасно. Я с трудом заставила себя прочитать одно своё стихотворение. К удивлению, Иван Полунин и мои стихи одобрил. Наконец, наш поэтический праздник закончился, и все разошлись по домам, испытывая новую душевную радость.

Однако наш с Васей Зубакиным поэтический дебют на этом не закончился.

***

Прошло несколько дней и Михаил Иванович с гордостью сообщает нам с Васей:

– Вас приглашают на заседание литературного объединения при редакции нашей газеты «Коммунист» к 16 часам. Они решили пополнить свои ряды студентами. Не бойтесь: с первого разу вы будете слушателями, свои стихи читать вам не надо. А там видно будет по обстоятельствам.

Не знаю, как это воспринял Зубакин. Скорее спокойно: он человек бывалый, где только ни работал, прежде чем к нам в институт поступить. А я струсила. Для меня поэты были существа особого рода – как небожители. Однако, пересилив свой страх, я пошла на литературный семинар. В одной из комнат редакции «Коммуниста» собрались поэты и прозаики. Честно скажу, я не запомнила, кто там был и так бойко и смело обсуждал рассказ одного молодого писателя. Мне понравилась дружеская обстановка и смелая критика.

Имя автора рассказа я запомнила. Это был Вениамин Шарыпов. Его все называли просто Веня. Его рассказ был о горячей, мучительной любви, и мне он очень понравился тогда. Я не понимала, за что его так дружно критиковали. Видимо, у писателей сложился такой способ общения. Но Шарыпов нисколько не расстроился, и когда я уже собралась уходить, он с улыбкой подошёл ко мне и представился. Потом предложил мне прогуляться по вечернему  Череповцу и продолжить разговор о литературе.

Мы медленно шли по улице Сталеваров и с интересом беседовали, хотя погода была сырой, дул ветер, под ногами снежная каша Писатель оказался очень простым и весёлым парнем. Когда мы проходили мимо кафе-столовой, он предложил погреться и зайти туда. Я колебалась: хоть и писатель, но человек мало знакомый. Удобно ли девушке быть с ним в кафе? Но Веня быстро меня уговорил.

А теперь расскажу о самом главном, ради чего и затевался весь мой рассказ. В кафе было пустынно, мы сели за столик. Я категорически отказалась что-либо выбирать и была очень смущена. Официантка по заказу Вени принесла красное вино в графине, салат,  мясное блюдо и пирожные. Наша беседа, начатая на улице, продолжалась. Однако мне было не по себе: в свои двадцать лет я никогда не ужинала в кафе с  писателем, это мне казалось чем-то странным. И всё бы обошлось в конце концов хорошо, благодаря Шарыпову, как вдруг случилась нечто невероятное. 

В пустынный зал кафе зашёл для города необычно одетый невысокий человек. Он был в старомодном длинном пальто, цигейковой ушанке и деревенских валенках, видимо, уже размокших в такую сырую погоду. Я сразу обратила на него внимание, а Веня сидел спиной к нему и, его не замечая, продолжал рассказывать что-то интересное из жизни литературной среды. Незнакомец увидел нас, радостно заулыбался и стремительно подошёл к нам.  Я увидела его вблизи и была поражена: на худощавом лице приветливо и даже лукаво улыбались небольшие, слегка прищуренные  глаза. И одновременно внутри этих глаз я вдруг разглядела глубокую, скрытую печаль, соединённую с невероятной духовной силой. Мне стало страшно, будто я вдруг увидела ранее недоступный мне мир иного измерения, других святынь, ранее мне неведомых. Так оно и было. К сожалению, ни одна фотография не смогла бы отразить этого живого и могучего огня, который таился в глубине его взгляда. Просто иногда женская интуиция, ни о чём не рассуждая, вдруг прозревает то, что трудно понять и мудрецу. Мы, женщины, – мать-сыра земля, которая всех из себя родит и всех в себе хоронит.  Нам многое дано, если глупость не одолеет.

Странный незнакомец  положил руку на плечо Вениамина и только тут он его заметил. Реакция для меня была удивительной: Веня радостно вскочил и принялся обнимать незнакомца, восторженно  приговаривая:

– Коля! Николай! Дружище!

Николай пожал руку Шарыпову и сказал, косясь в мою сторону:

–  Не суетись! Представь девушку. Кто она? Тоже писатель, а может, поэт?

А Веня продолжал бурно радоваться встрече. Меня  представил мимоходом. Ведь главное – сам Николай пришёл!

Надо признаться, я была изумлена поведением Вениамина. Что же это за человек, которому так искренне и сильно радуются? Как робкая провинциальная студентка, я очень испугалась всех этих неожиданных событий, а главное этого странного загадочного человека. Я быстро встала и робким голосом сообщила друзьям:

– Простите, мне надо идти. Меня дома ждут.

Они начали дружно уговаривать меня остаться. Вениамин говорил:

– Вы ещё много раз пожалеете, что не остались и не познакомились с Колей, не послушали его стихов. Ведь это великий русский поэт!

Николай засмеялся:

–  Не слушайте его восторги. Веня сегодня в ударе, и рассказ его расхвалили, и с доброй девушкой познакомился. Действительно, оставайтесь!

Но я снова попрощалась и быстро ушла из кафе. Какой-то мистический страх напал на меня и гнал меня отсюда. Я не понимала, что это за встреча была и почему она меня так волнует. Казалось, что в одно это мгновение вместилась вся жизнь со всеми своими тайнами.

Только через несколько лет я узнала, кто был этот неожиданный и странный человек. Это был поэт Николай Рубцов. Он стал поистине народным поэтом. Прожив такую короткую и многотрудную жизнь, он оставил нам самое дорогое завещание:

До конца,
До тихого креста,
Пусть душа
Останется чиста!

Вверх

Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев: