ПЕРВАЯ СТРОЧКА
Мы с дедом возили осины из леса.
Каким же я был тогда милым балбесом!

Я правил конягой. Колёса скрипели.
А птицы невидимо в зарослях пели.

Парил окоём, предвещая грозу.
Мы с дедом сидели на мирном возу.

И он говорил мне: «Запомни, Серёжка,
Как ездил со мною вот этой дорожкой,

И детям своим в недалёком году
Расскажешь, как ты приучался к труду».

Мы ехали мимо пшеничного поля.
Мне нравилась наша крестьянская доля.

А лошадь косилась на плётку возницы,
Хватая губами колосья пшеницы.

Дорога дугой огибала лесочек,
И первая пара рифмованных строчек

Взмахнула крылами в полёт журавлиный
Над полем, над лесом, над степью былинной.
               
 ШАХ И МАТ
 Шпионит чей-то дипломат
 С экрана взглядом по квартире.
 Оставьте! Правят нефтью в мире
 Персидский шах и русский мат.
           
Как темы мучают меня!
Но мне б хотелось, мне б хотелось,
Чтоб всё написанное пелось,
А не творить на злобу дня.

И чтобы  пат  и депутат
Не рифмовались, как ни бейся!
И чтоб в Кремле хранились в кейсе,
На всякий случай,  шах и мат.

***
Полдень веки из туч
Разлепляет с трудом,
И невидимый ключ
Открывает мой дом.

И заходит ко мне
Ненавязчиво свет.
– Как живётся тебе,
Одинокий поэт?

Свет полудня едва
Может сердце согреть.
Без тебя дважды два
Можно здесь умереть.

Из окошка видна
Часть двора и сарай.
Грустный вид из окна,
Но не ад, и не рай.

Тишина до небес.
Тишина и покой.
В отдалении – лес,
Синеватый такой.

Солнце в дымке лесной,
Пусть не золото, медь.
Разве можно в такой
Красоте умереть?!

ВЕТЕР
Забрался ветер в парк пустой,
Проехал в карусели
И пошуршал сухой листвой,
И покачал качели.

Прошел аллейкой без забот,
Развеял листьев горку
И сторожу в щербатый рот
С ладони сдул махорку.

Швырнул пучком листвы в меня  –
Не обделил вниманьем.
И лишь у Вечного огня
Он затаил дыханье.

ЛЁТЧИК
…А в школе он считался хулиганом,
И мастерил всё поджиги, пищали.
В кругу друзей  был явным атаманом,
А бабушки младенцев им стращали.

Он направлял горящий самолёт
На вражескую батарею прямо,
И мысленно сказал себе  « вперёд!»,
А губы тихо выдохнули: «Мама…».

Пронёсся по окопам ураганом.
Сгрёб в кучу всё: огонь, людей и пушки.
Не зря  ж  его  считали  хулиганом
В деревне довоенные старушки.

В СТАРОМ  ПАРКЕ
Я коридорами аллей
Бродил в тени пустого парка.
Над головой живая арка
Сплетённых тоненьких ветвей.

Но, очевидно, много лет
Заброшен парк, и не иначе:
Ведь ни одной скамейки нет,
А я свидание назначил.

Здесь был когда-то страшный бой.
Дымились свежие руины.
А нынче сетью паутины
Порхает лето над землей.

Я с непокрытой головой
Стоял в тени, а птицы пели,
А мне казалось, что свистели
Шальные пули надо мной.

На миг представил я тот бой,
А медсестрой тебя на поле,
И содрогнулся весь от боли,
От бед,  нависших над тобой….

…Здесь,  видно, тень войны витала.
И я не знаю, чтоб случилось,
Но ты в аллее появилась
И улыбнулась мне устало.

И протянув, друг к другу руки,
Навстречу мы не шли – неслись!
Ты помнишь, как мы обнялись?
Как после длительной разлуки.
            
РУЧЕЙ
В траве журчал, звенел ручей.
Он отрывался от ключей.

– Зачем истоки?  Я ж – крутой.
Сливаюсь вон с какой рекой!

Он оторвался. Он сумел.
И отжурчал, и отзвенел.

СЫТО-ПЬЯНО
В одной меланхолической стране,
До подбородка сэндвичами сытой,
Вошёл я в бар, пожизненно открытый -
Такая дива кинулась ко мне!

Цепями перетянутая грудь.
И больше ничего на этой крале.
Ес, руссише, ес, «облико морале».
Подцепишь тут у вас чего- нибудь.

У стойки кто-то спьяну лепетал
Насчёт ракет и первого удара.
Бросая ложь во тьму ночного бара,
Он подло на Россию клеветал.

Полиция. Посольство. Всё, атас.
Но я ж почти,  ни капельки не выпил.
И этому всего два зуба выбил.
Пардон, и он мне врезал пару раз.

А через сутки – берег, ящик пива.
Я угощал их всех у океана.
Читал стихи. Они клялись мне спьяна,
Что все приедут в гости,  даже дива.

Я был в меланхолической стране,
Где кабаки пожизненно открыты.
И потому там люди вечно сыты,
Ну и носы, конечно, в табаке.

ДЕВОЧКА В ОКНЕ
Как долго дождь идёт,
И девочка поёт,
Тоскуя за окном
О мальчике своём.

А мальчикам тоска
И пули у виска.
Встают они под них
За девочек своих.

А струи о карниз
Мотивом бьются вниз,
В котором дождь живёт.
А  девочка поёт

О счастье и судьбе,
О мире и войне.
И думает о нём,
О мальчике своём.   

ПЕРЕД  РАССТРЕЛОМ
                              Ветеранам южных войн.
Чего душой кривить перед расстрелом?
Я без ума от вражеской ханум.
Её душа рвалась ко мне и пела
Через вуаль своих запретных дум.

Какая ночь!  Почти  что по заказу
Пишу стихи, не поднимая глаз.
Такого лета не было ни разу,
И женщина такая  -  в первый раз.

Пишу стихи в аду последней ночи,
И под аккорды бешено кричу.
Она меня, наверно, тоже хочет,
Как я её немедленно хочу.

Обнял рассвет мои ночные страхи.
Душа вот-вот в сиянии луча…
Пройти бы мимо персональной плахи
И девственной  истомы  палача.

СОРОЧКА
В деревне его уважали.
И вот на войну провожали.
И вышила младшая дочка
Славянским узором сорочку,
И древнею сказочной силой
Она её заговорила.
– Носи на здоровье, папуля.
Пусть мимо проносится пуля.
Пусть мимо несется железом
Война до последнего среза.
Вернулся боец в сорок пятом.
Спасла ведь рубашка солдата!
– Спасибо, дочурка, за сказку.
Я в ней воевал без опаски.
Свистели мелодии пули,
Осколочки дважды  шепнули,
В грязи остывая у ног…
Я выжить, наверное, смог
Твоей  сохранённый сорочкой.
Какая ты умница дочка.
– Я Боженьку очень просила…
Тебя православная сила
Спасала – России основа,
И светлая Вера Христова.

***
Я торгую бочкотарой
Возле бровки большака.
И за что такою карой
Наградили мужика?

Вместо денег только строчки.
Скука – ямбы да хорей.
Продавайтесь, что ли, бочки,
Сразу станет веселей!

Ну,  селяночка, поближе…
Что, обидели тебя?
Так давай с тобой залижем
Раны пасмурного дня.

Я тебе такую тару
Подкачу для сельских дел.
Что, какой я тебе старый?!
Я от страсти поседел.

Мы с тобой прополем дачу,
Побалакаем про жизнь.
Ну, ты как, уже не плачешь?
Вот и тучки разошлись.

Дома кто?
Заждались дочки?!
Ну, тогда – домой, шабаш!
Ща, погрузим твои бочки    
И  поедем  с  Отче  Наш.

НОЧНОЙ ЗВОНОК
Не бойся,  это я из ада.
Алло,  ты рада иль не рада.
Кричишь  спросонья,  – что  стряслось?
А я кричу, что удалось
Добраться мне сквозь мрак зловонный
К трубе горячей телефонной.
И, обжигаясь о трубу,
Тебе красивую судьбу
Из  тысячи хороших снов,
Устроив сговор колдунов,
Рисую второпях, творю,
Ведь  я  тебя боготворю.
Кричишь в ответ:  – Ты кто в аду?
Я сам пока что не пойму.
Но здесь таких  как я – вагон.
Стихи летят со всех сторон.
Кипят глаголы и наречья,
Кривые души человечьи
В кострищах на углях шипят,
В грехах с макушки и до пят.
А после их на наковальню
Приносят в зал полуподвальный,
Где плач и хохот режут слух
И перековывают дух.
О, здесь не знают слова  «скука».
Как пригодилась мне наука
За сельским клубом пьяных драк.
Какой я был тогда дурак.
А так ли много было надо?
Порою не хватало взгляда,
Минуты нежности, мгновенья,
В момент душевного томленья.
Теперь-то понял я немало.
Что в окнах солнца не хватало.
Что жили мы не очень звёздно.
А ведь я мог тогда… но,  поздно.
Прости, зовут меня к огню.
Ну, будь здорова.  Позвоню.

ЛЕСНОЙ ЗАКОН
Струилась, запахи листая,
Ночной тропою волчья стая.
Но егерь тоже не дремал
И вдоль тропы заряд послал.
Схватились в битве жизнь и смерть
В голодном звере, и на твердь
Швырнули  серого  с  размаху.
И сквозь лохматую рубаху
Сочилась кровь на талый снег.
И вот вожак замедлил бег,
В азарте сузилась ноздря…
Что ж, жизнь и смерть боролись зря.
И волки,  с воем сдвинув брови,
Рванув назад на запах крови,
Свои клыки острей булата
Вонзали жадно в тело брата.
Глушила пища в глотках вой –
Закон в лесу у них такой.

Я  опрокинут  был судьбой
И за спиной услышал вой
Своих коллег и злые толки.
Смотрю на них – да нет, не волки.
Свои же братья во Христе.
Но мало им, что на кресте
Распято ими моё сердце,
Они хотят и душу с перцем.
Но я поднялся. За спиной
Уже неслышен жуткий вой.
Лишь на ходу в глазах прочёл
Замаскированных под  пчёл
В зрачках интриг и скрытой власти,
Ухмылкой скошенные пасти.
Но выдают всегда волков
В улыбках лезвия клыков.
           

ВОЙНА НЕБЕС
Война небес, а больно нам –
Земным и слугам, и рабам.
Ведь мы на самом днище.
Темнилы тёмного смуглей,
Сжигая души до углей,
Торгуют пепелищем.

Идёт борьба, идёт война.
Хотя и наша есть вина,
Что мир бросают в битву.
А кто грешил, но стал святей,
Идёт сквозь строй своих плетей
На подвиг и молитву.

РОДИТЕЛЬСКИЙ ДЕНЬ
Теснится машин вереница
К погосту в родительский день.
Из дальних краёв, из столицы,
Но больше-то  – из деревень.

Кресты и надгробные плиты,
И даты без лишних затей…                                  
И смотрят, и смотрят граниты
Глазами знакомых людей.

А жизнь неужто – копейка
В просторах огромной страны?
Иду, как на школьной линейке,
С беспомощным чувством вины.

Здесь тише, спокойней и проще…
Вдали от страстей и нажив.
И ангелы души полощут
У тех, кто пока ещё жив.
          
ЛЮБОВНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК
Она его всю жизнь хотела.
Она его всю жизнь ждала.
Чуть-чуть души, немного тела…
И всё б на свете отдала.

Она стояла на погосте
У православного креста,
– Привет, хороший мой. Я в гости, –
Шепнули скорбные уста.

– Я знаю, ты любил супругу,
Но это, знаешь, не претит…
Мне приходить к тебе, как другу
Сюда никто не запретит.

Прошло полгода. Недалече
Она устроилась навек.
И как-то подошёл под вечер
Истёртый жизнью человек.

Он убирал листву от липы.
Тряслась седая голова.
И еле-еле, через всхлипы,
Он выговаривал слова,

– Я знаю, ты его любила.
Он был на речи-то мастак.
А я – тебя… Всю жизнь сгубила…
Теперь – моя! Хотя бы так…
           
***
Ну, что ты страна, не Россия ты что ли?!
Воспрянь всенародно в едином строю.
В своих  испытаньях возьми мою волю.
Тебе пригодится в неравном бою.

Возьми, что я знаю, возьми, что умею.
Хорош на трубе нефтеносной зевать!
И – веришь, страна, я от счастья балдею,
Когда начинают в Кремле прозревать.

Возьми моё творчество, если достоин.
Таких же, как я, у тебя и не счесть.
Пускай невеликий, но всё-таки воин,
И встать за тебя почитаю за честь.

***
                 «Тихая моя Родина»
                                  Н.Рубцов.
Нынче почти по Рубцову –
Наша деревня тиха.
В гору тропинка отцова –
Это начало стиха.

Взором окинешь округу -
Окна забиты в домах.
Боль за село, как за друга,
Выразишь разве в словах?

Ветром катается склянка,
Срезаны все провода,
И безработная пьянка
Тихо ушла в города.

Что же мы всё без молитвы?...
В поле бульдозер забыт.
В ходе невидимой битвы
Даллесом хитро подбит.

Нет здесь ни трезвых, ни пьяных,
Только гуляет норд-ост.
И зарастает бурьяном
Ставший ненужным погост.

У переправы, на спуске -
Грустная синяя даль.
Я не грущу, просто – русский,
Просто мне Родину жаль.                  

 КОСЬБА
В то лето зной такой случился,
Что весь народ просил дождя.
Кто у Христа просил, молился,
А кто у Сталина-вождя.

В те дни к полудню просыпались
И  бригадир, и косари,
А чтоб овсы не осыпались,
Косить ходили до зари.

Мой дед, тогда – предсельсовета,
Берёг зерно, берёг корма.
Но не сберёгся от навета
И замаячила тюрьма.

И с револьверной мыслью мглистой,
В подводе конной, серой вшой,
Спешил конвой энкэвэдистов
В село за дедовой душой.

А у села – на выдох махи,
Идёт косьба, ленивых нет.
И  мой, в расстёгнутой рубахе,
Махал  литовочкою дед.     

И городской чекист дивился,
Что в темноте под свистом кос,
Как строй расстрелянных  ложился
Рядками  скошенный овёс.

Тут контры нет, все косят ловко.
Под самый корень ладят срез,
Причём у каждого в литовке
Замаскированный обрез.

Энкэвэдисты потоптались
И развернулись в городок.
И косы снова заметались
В овсянно – росный холодок.

Восток светлел, и кони ржали
В тумане где-то у реки.
– Не за тобой ли приезжали?
Спросили деда старики.

***
Снова топчется дождь под окном,
И бормочет он, и вздыхает.
Будто вместе со мной вспоминает
О далеком-далеком былом.

Утекло уже много воды…
Кто же в юность вернуться сможет?
Лишь оставлены в сердце следы
Каблучками ее босоножек.

***
Я ехал на лето в село из Тюмени.
Хотелось ещё написать что-нибудь.
Клонило к закату,  и длинные тени
Берёз и осин полосатили путь.

А вот и село, и знакомые лица.
Асфальт  «заминирован» стадом  коров.
Разобран кабак, где хотелось напиться.
Бог с ним, зато утречком буду здоров.

А, впрочем, тут есть кабаки поновее.
И весело в них коротают досуг.
А может и я там кого-то заклею,
Нет, некогда, позже, сейчас не досуг.

Я ехал на лето в село из Тюмени.                 
Туда, где твоя синеокая даль.                           
Но как же знакомо ты прячешь  колени          
Под эту пуховую  длинную шаль!

***              
Когда сердечный свет нездешний
Меня сподобил к Вам пойти,
Я не цветы, а гроздь черешни
Купил зачем-то по пути.

Здесь так у Вас хрестоматийно!
Рядами классиков тома.
Жаль, не системно, а стихийно
Я занимал у них ума.

И в тишине библиотеки,
Где всё пристойно навсегда,
Чуть опустились Ваши веки ,
Возможно, это значит «ДА».

А Вы всегда спокойны внешне,
Но миг -  и дрогнула рука.
И на пол сыплется черешня
Из самодельного кулька.

***
Я объяснялся ей в любви.
В ответ  – ни взгляда и ни слова.
Душа в тот миг была готова
На всё порочное пойти.

И начал я  в стихах шуметь 
Ветрами в кронах, сожалея,
Что золото листвы в аллеях
Тускнея,  превращалось в медь.

Ну, как же мог в свои года
Так нежной страстью заболеть я?!
Лекарства нет тысячелетья,
Да и не будет ни когда.

А свет и темень заодно –
Собою жизнь переплетая,
Хотят, чтоб,  ангелом летая,
Я падал грешником на дно.

И тихо я решил уйти.
Не стал шуметь и кровлей грохать.
Что есть любовь, а что есть похоть?
И как различия найти?

Со мной, печальная сама,
Грустила осень, бронзовея.
И тихо плакал дождь в аллеях,
Пытаясь не сойти с ума.

 ***                    
Я люблю эту женщину, очень люблю.
За неё я неистово Бога молю.
Я готов для неё на отчаянный шаг,
Но условности света, увы, не пустяк.

Год за годом сужается жизненный слой,
А любимая женщина всё не со мной.
Эта песня не вальс, эта песня не гимн.
Пусть любимая счастлива будет с другим.

Я люблю эту женщину, очень люблю.
За неё я неистово Бога молю.
Ах, простите мне Бог, ах, простите мне мать,
Эту песню мне хочется пулей прервать.

О, судьба моя, ты мне, за что этот крест?
Разве не было в жизни других лобных мест?
Разве не было женщин других у тебя?
Так за что ты любовью распяла меня?!

ГРАНИ
На грани лета –
Печальной грани,
Где не допето
Молчат герани,

Душа поэта
Поёт и плачет.
Но, что же это
Такое значит?

Порою где-то
За острой гранью,
Меж тьмой и светом
И пониманьем

Она от света
Всё ждёт участья.
Ведь есть же где-то
На свете счастье.

А берег рваный
Желтеет глиной,
А воздух пряный
Горчит калиной.

Рождались строки, 
Тянулись к свету.
Овраг глубокий.
Мосточка нету.

Стихи за гранью…
Стихи услада,
Но наказанье,
А не награда.

ЛУЧ
Ты посочувствуй, дочка, мне.
Будь так любезна.
Ведь чувство это на Земле
Не безвозмездно.

Я стану солнечным лучом
Тебе на счастье.
И прислонюсь к тебе плечом,
Так, для участья.

Хотя всего лишь только луч,
Но не понурый.
Я пробиваюсь между туч
На город хмурый.

И в этом вовсе не шучу –
Была б охота…
Ну, разве трудно мне, лучу,
Согреть кого-то?

***
Я вернусь в любимый город,
Одинокий и свободный.
И к тебе скачусь за ворот
Дождевой водой холодной.

Я вернусь дождём шумящим.
Буду прыгать по каменьям.
Нет, сначала моросящим,
Одиноким сожаленьем,

А потом уже потоком
По асфальтовым дорожкам…
Прикоснусь небесным соком
К твоим пальцам в босоножках.

Я вернусь и это точно –
Вылить в город перегретый
Душу нежности построчно,
Нашей песней недопетой.