Она всегда сидела за одним и тем же столом у окна. Во время обеда и ужина (похоже, завтраки она просто просыпала). И всегда что-то внимательно рассматривала за окном. Происходящее на улице ее забавляло. Еда тем временем остывала. Она очень удивлялась этому. Но потом съедала все. Аппетит у нее был хороший.

Он заметил ее сразу, но долго не решался подойти. Хотя вначале ему и не очень-то хотелось с кем-то знакомиться. Потому что в первые дни у него была какая-то странная апатия: ничего не хотелось делать, не хотелось ни с кем знакомиться, не хотелось жить. Окружающий мир неожиданно изменился и словно растворился в новых ощущениях.

Эти ощущения действительно были новыми и необычными. Хотя и начались они еще полгода назад. Сначала сильно болела левая сторона груди. Затем появилось ощущение, что в левую руку ударил разряд электрического тока. Необычным было то, что ток этот "остался" в руке, напоминая о себе - то острой, режущей болью. То ноющей, тупой. Но боль эта больше не проходила. Рука стала плохо работать. И почему-то стал сильно болеть указательный палец. Словно в нем и скапливалось все это "электричество".

А потом на спине и на груди стали появляться какие-то уплотнения - врачи рассказали ему, что это такое. Диагноз стал для него новостью, ведь он всегда считал, что у него всего лишь двусторонняя пневмония. Хотя и очень давняя. Еще с Афгана.

Но прошло несколько дней и постепенно он начал привыкать к своему новому диагнозу. Как привыкал когда-то давным-давно ходить с травмированным позвоночником на перебитых осколками ногах. И делать массаж пациентам покалеченной рукой. Чтобы немного отвлечься от невеселых дум, он почти на все лето уехал к сестре на дачу. И за пару месяцев построил ей летний домик, о котором она давно уже мечтала. Одной рукой работать было неудобно. Но, как говорится, человек ко всему привыкает. Чувствовать себя человеком у него получалось не всегда. Чаще - какой-то разбитой и изуродованной машиной. К осени ему стало хуже. Пришлось вернуться в Москву. И тут, совершенно неожиданно, он увидел ее. И вдруг снова почувствовал себя человеком...

Именно тогда он и решил, что непременно с ней познакомится. Но рядом с девушкой постоянно кто-то находился. Она восторженно смотрела на собеседника, время от времени что-то переспрашивая и искренне удивляясь тому, что слышала в ответ. Сначала он подумал, что все эти люди - ее приятели или старые знакомые. Но потом догадался, что это ее обычный стиль общения со всеми - знакомыми и незнакомыми.

Просто весь окружающий ее мир и людей, живущих в нем, она воспринимала, как что-то необыкновенное и удивительное. Ему это казалось немного странным. И все же в обед он подошел к ее столику. И попросил разрешения присесть рядом. Она подняла на него свои восторженные глаза.

- Садись. Конечно, садись!

Ко всем собеседникам она обращалась только на "ты". Когда он присел, она внимательно посмотрела в его глаза.

- Какие у тебя необыкновенные глаза?!

- Какие?

Она на мгновение задумалась, словно вспоминая что-то очень давнее и очень приятное. - Синие. И они похожи на озера в Австралии.

- Ты была в Австралии?

- Нет, не была. Но я знаю, что озера там такие же, как твои глаза: синие и бездонные. И очень красивые.

Она сказала это с такой непосредственностью, что от неожиданности он немного смутился...

Потом они подолгу гуляли по территории Центра, иногда спускались к Москве-реке. Она нежилась на солнышке, подставляла ему свои ладони и ловила ими солнечные лучи. И очень не хотела, чтобы наступала зима. Говорила, что когда наступят холода, ее не станет.

Она была очень наблюдательной. И всегда удивляла его своими маленькими открытиями: заметив на тротуаре разноцветную гусеницу (откуда бы ей взяться в конце лета?!) или необычное растение на газоне. Удивляла его своим тонким юмором и проницательным умом. С ней было интересно.

Она часто сетовала на то, что болезнь помешала ей поступить в Московский государственный университет. Говорила, что всегда мечтала учиться там. А потом рассказывала ему о рыбе-Капле или о чем-то еще, диковинном и необычном.

Но иногда, когда чувствовала себя неважно, она ленилась разговаривать и строить длинные фразы. И предпочитала отвечать на его вопросы очень коротко: протяжными 'До-о' (вместо 'Да') или "Нэть". Или просто обходилась обычными глаголами: "Гладить", "Обнимать", "Целовать".

Она очень любила обниматься и целоваться. Каждую минуту и каждое мгновение. Посредине отделения, в лифте, на улице. Она подставляла ему щеку для поцелуя и требовательным голосом маленькой избалованной девочки произносила: "Целовать". Или останавливалась посреди коридора, прижималась к нему всем телом и говорила: "Обнимать"! Но еще больше она любила целовать его сама.

Ему было как-то неловко целоваться и обниматься с ней у всех на виду. Хотя он и замечал, как отворачивались при этом редкие посетители отделения и медперсонал. И замечал, как некоторые женщины при этом украдкой смахивали слезы. И все же, сорокалетний, седой мужчина, годившийся ей в отцы, он как-то стеснялся проявлять свои чувства, свои эмоции. Она же жила только ими.

Поначалу ее очень удивляло, что он не смотрит ей в глаза. Ему было трудно объяснить ей, что эта привычка у него с войны - внимательно фиксировать взглядом все происходящее вокруг. То, что может предоставлять им хоть малейшую опасность. Это было привычкой, которую он много лет пытался искоренить. Но, видно так и не смог.

Он не мог ей всего этого объяснить. И объяснить, что просто боится ее потерять. Хотя всегда знал, что бояться этого нельзя. Ведь сколько раз говорили ему друзья: альтист Данилов и писатель Орлов, что боящийся несовершенен в любви. Ему было безразлично: совершенен он или нет? Но он все равно боялся. И тогда она произнесла одну из самых длинных своих фраз того дня.

- Смотреть. Всегда. На меня.

А еще она любила его рассказы. И требовала, чтобы он как можно больше рассказывал о себе. И он рассказывал ей то, что не рассказывал никому на свете. О том, как однажды на войне он испугался маленькой змейки со смешным и нелепым названием Стрелка (не хватало ей еще и Белки!). Его прислали для "усиления" на одну из сторожевых застав. По сведениям нашей разведки, душманы готовили нападение на эту заставу. Двое суток прошло в томительном ожидании. На рассвете третьего дня, когда стало ясно, что нападения не будет, он уснул прямо на минометной позиции. А проснулся от того, что что-то свалилось на него сверху. С маскировочной сетки. Автомат сам собой оказался у него в руках. С испугу и спросонья он выпустил целый магазин по этой змейке, прежде чем попал в нее.

И как однажды ему с разведвзводом пришлось провести ночь на леднике. Одеты они были не "по сезону". А потому, чтобы его разведчики не замерзли, ему пришлось всю ночь заставлять их строить из камней стрелково-пулеметные сооружения. Он и сам себе строил такой же СПС. Не потому, что на рассвете ожидалась атака душманов. Просто привык общаться со своими ребятами по принципу "Делай, как я", а не "Делай, как я сказал". А еще потому, что и самому ему было очень холодно. И очень стыдно от мысли, что его разведчики догадаются об этом. Ведь он был их командиром. А командиру не может быть холодно.

Двадцать два года ему тогда было. На память о тех временах остались у него орден "Красной Звезды", медаль "За Отвагу", перебитые ноги, да двусторонняя пневмония. Но об этом он ей не рассказывал.

Иногда она вспоминала кошку Лизу, кота Ваську и декоративную крысу по фамилии Тихненко, что остались у нее дома. Жалела, что некому будет ухаживать за ними, когда...

Об этом они старались не говорить. Хотя в отличие от многих, живущих на этой планете, прекрасно знали, что не будут жить вечно. И что предстоящая зима - последняя в их жизни. Хотя врачи и говорили, что если они будут следовать их рекомендациям и соблюдать все предписания, то проживут еще полгода. Но все прекрасно понимали, что помочь им уже не могло даже чудо. Понимали врачи и они сами. А потому в один из вечеров они решились на побег.

Разумеется, они могли бы просто написать расписки, и вполне официально покинуть Онкологический центр. Никто бы не стал держать их насильно. Тем более, с таким диагнозом. Но побег был для них приключением. А расписки и выписки - лишь глупой прозой жизни. Им не хотелось прозы, им хотелось приключений! Хотелось дышать полной грудью. Хотелось, чтобы ветер дул во все паруса. Чтобы ярко сияло солнце, чтобы всегда было тепло. И чтобы всегда играла музыка. Хотя она и не любила, когда музыка играла слишком громко.

В субботу после обеда они, как обычно спустились на лифте вниз. Но вместо того, чтобы идти гулять к реке, прямиком направились к ближайшей станции метро. Благо, что до Каширки было совсем не далеко. Уже через сорок минут они были у него дома. И уже в прихожей она сказала: "Любить"!

И куда-то ушла боль. И откуда-то взялись силы. И он сам удивлялся себе. Потому что день сменился ночью. Ночь сменилась днем, а они все не вылезали из постели. Лишь изредка добираясь до холодильника и наскоро чем-то перекусывая.

Иногда он пытался сбежать от нее в другую комнату - ему нужно было доделать какие-то важные дела. Он боялся, что уже не успеет их доделать. А она очень удивлялась этому. Потому что точно знала, что все дела - лишь суета сует. И лишь Любовь - единственное, ради чего стоит жить на свете.

- Знаешь. - Как-то сказала она. - Мне кажется, что многое из того, что мы считаем сейчас таким важным, окажется совершенно не важным, когда нас не станет. Ведь даже на работу мы очень часто ходим лишь для того, чтобы просто ее работать. А зачем? Для чего? Все потому, что мы не умеем любить. Не умеем любить свою работу. Не умеем любить друг друга, любить своих родных и близких. Лишь когда мы научимся этому, будет смысл в том, что мы делаем. И в том, что оставим после себя. Понимаешь?!

- Понимаю. - Ответил он. Хотя едва ли понимал тогда всю глубину ее мысли. Но мысль эта не давала ему покоя. Она видела это и морщила лоб. Ей не нравилось, когда он думал о чем-то, кроме нее.

И тогда она говорила "Купать" и он долго тер её мочалкой в душе. Потом она говорила "Гладить" - и он делал ей массаж час, другой, третий. Она говорила "Обнимать" и он подолгу лежал рядом, обнимая ее. Она говорила "Любить"...

А ночью ему приснился странный сон. Приснились Аполлон и Афродита, боги одного необыкновенного племени, живущего в Афганистане. В этом племени считали, что в процессе занятий любовью вырабатывается божественная энергия, которую необходимо реализовывать в творчестве. Своим богам они посвящали не храмы, а новые рощи. И вместо казенных зданий испокон веков строили лишь дома для молодоженов. Никогда не воевали, а были тружениками и творцами.

А затем ему приснилась Валхалла и его погибшие друзья. Они сидели с ним за большим деревянным столом, пили вино и беседовали. Во главе стола сидел бог воинов - Один. Один говорил, что многому научил его. Что он - хороший ученик и настоящий воин. И, что за верную службу своей стране и своему народу он может подарить ему жизнь. Как великую, но вполне заслуженную награду. Если он попросит.

И он попросил подарить жизнь...

Наутро он проснулся в необыкновенно приподнятом настроении. Впервые за много, много лет у него ничего не болело. Он вспомнил свой сон. Невольно ему подумалось о том, что за свою длинную, длинную жизнь он научился воевать, научился ненавидеть и убивать. Сегодня рядом с ним сладко спала девушка, которая научила его любить. Он поцеловал ее. Она улыбнулась во сне и потянулась к нему всем телом.

Он знал, что Один не обидится на его просьбу. И исполнит ее. Потому что эта просьба не была обманом, а была чем-то похожим на небольшую военную хитрость. Ведь выпросив одну жизнь, он спасал теперь уже две. Нет, Один не обидится! Потому что он и сам был воином. И не был занудой...

Лина прожила еще пятьдесят один год. Она исполнила свою мечту - окончила университет. Вышла замуж. А своего сына-первенца назвала в память о нем - Сережей.