Игорь ГРАЧ (1964-2017)

***
Война отступила.
В пятнадцати верстах
нечастые взрывы,
глухая стрельба, 
а здесь - тишина.
Из убежищ на воздух
повыползли сауны, банк и кабак,
на шаг отступили
тревоги и страхи...

...и люди не слышат,
как стонут во сне
два хлопца
из взятой хохлами Констахи,
не знающие ничего о родне,
не видят,
как спит "на подрыве", вполглаза
и не покидает казарменных стен
казачья элитная рота спецназа -
шахтёры, таксисты, один бизнесмен...

Тумана предзимнего тёплая вата.
Меж нами и городом
встала стена.
Война отступила...

...а мы виноваты,
что недалеко отступила война,
что хлеб дорожает,
что нужен порядок,
а мёртвых детей из земли не поднять...

...За Нижнею Кринкой 
ложатся снаряды,
и некогда нам ничего объяснять...

ПОПЫТКА ВОЗРОЖДЕНИЯ

Как вспышка последнего гнева,
комета вильнула хвостом.
Глубокое чёрное небо
подернулось Млечным Путём.

Уродлив, как статуя нэцкэ,
на блоке застыл БТР,
и рвутся снаряды в Донецке,
и полнятся сводки потерь...

Но - полнятся также прилавки,
и учениками - лицей.
На тракте - асфальта заплатки,
улыбка - на женском лице.

Плоды осторожной победы -
ремонтные грузовики.
И улицы - чисты и белы,
и речи - смелы и легки.

Концерты, гуляния в даты,
и голубь вспорхнул в вышину,
девчонка целует солдата,
идущего не на войну.

Разрывы над Горловской трассой,
и пальцы на спуске свело.

...Но Феникс 
простер над Донбассом
пробитое
пулей
крыло...

***
Серый город
растаял во мгле и в дыму,
бесконечные тени
уходят во тьму.
Это мы -
пережившие возраст Христа,
кто ни в Савлы не вышел,
ни Павлом не стал...

Это мы -
поколение братоубийц.
Мы не помним
ни рода, ни званий, ни лиц.
Мы взлелеяны были погибшей страной,
той,
которую нам долюбить не дано...

Злой судьбы не бывает,
есть -
просто судьба.
Мы уходим -
на "мерсах", пешком и в гробах
под журчащие трели
небесной воды,
окропляющей
наши пустые следы...

УТРО НА ВОЛГЕ
Смутная чайка легла на крыло
над потемневшей рекой.
За островами спугнуло весло
тысячелетний покой.

Возле Макарья густа пелена,
ежатся зябко костры.
На островах,
позабыв времена,
варит похлёбку сарынь.

Белые капли туманной росы
зелень срывают с травы,
в Волгу глядит - 
до и после Руси -
белая пенная высь.

Клятых шиханов распахнутый зев,
золото спит на костях
ханов татарских,
булгарских князей
и босоногих ватаг.

Тени,
плывущие из пустоты,
призраки давних имён,
Стенькины струги,
ушкуи,
плоты
вовсе незнамых племён...

С палубы катера
в тающей мгле
слушает весельный плеск
в чёрном берете юный стрелец
с орденом за Гудермес...

ВОСПОМИНАНИЕ О БУДУЩЕМ
Когда-нибудь проснусь от тишины -
под мерный гул раскатистого грома
в заштатном городке шальной страны,
который стал родней родного дома.

Не артобстрел, но вешняя гроза...
И блики молний полны влажной грусти...
И глянут с неба женские глаза,
что не дают мне ни солгать, ни струсить...

И ЕЩЁ О БУДУЩЕМ
В тот день, 
когда закончится война
мы в самый крайний раз
сойдемся ротой
и осушим по чарочке вина
за нужную и грязную работу,
за Славянск, Иловайск,
за блокпосты,
за жен, детей
и за казачье братство.
Обычный тост -
чтобы сбылись мечты.
Дежурный тост -
чтоб чаще собираться.

Нас ближе братьев сделала война,
и мы в кругу
братину выпьем стоя.
Мы знаем всё -
про каждого из нас,
мы знаем,
кто, чего и сколько стоит.

Мы знаем все - 
про каждого из нас!

...И после чаши,
пущенной по кругу,
мы расточимся -
молча, в тот же час,
стараясь не глядеть в глаза друг другу...

ВНЕ ЗАКОНА
Подходит весна беззаконного года.
Мы прожили за год - 
года и года,
мы видели,
как вне закона природы
с февральского неба упала звезда.

Мы видели
чрева дебальцевских УРов,
набитые формою -
с натовских плеч,
мы слышали
как огрызаются укры,
мешая с грузинскою -
польскую речь.

Здесь всё вне закона -
и школы,
и штабы,
неслышно с небес соскользнувший закат...
...и плачут во тьме беззаконные бабы -
в руинах законно разрушенных хат,
и мартовские 
беззаконные травы
стараются скрыться
от мин и от глаз...

И белую ризу сменило на траур
российское знамя, придя на Донбасс...

ХАРЦЫЗСК. МЕЖДУ ОБСТРЕЛАМИ
Скоро ночь.
Остатки бледной просини
с неба смел
осенний жёлтый ветер.
Листопад свистит над Новороссией,
над страной,
которой нет на свете...

Над притихшей площадью базарною
сполох молчаливого заката.
Детский сад, 
назначенный казармою,
лязгает затвором автомата.

Остов бывшей хаты у окраины
в степь глядит
спокойным мертвым взглядом,
притаилась средь полей потравленных
стая невзорвавшихся снарядов.

Дух перегоревшего отчаянья.
Палою листвой забито горло.
Хриплый лязг затвора средь молчания -
призрачной страны
чуть слышный голос....

ОТПУСК. РОССИЯ
В мир, исполненный света,
я гляжу сквозь стекло.
Здесь, наверное, лето,
и, наверно, тепло.
Солнце светит, не грея
в тихий ласковый день.
Я иду сквозь деревья,
я иду сквозь людей,
улыбаюсь знакомым -
не всегда невпопад.
Я, наверное, дома.
Я, наверное, рад...
Дымка, марево...
Студень
среднерусского дня.
Улыбаются люди,
проходя сквозь меня.
Воздух сладкий и волглый,
как кондитерский крем.
Обмелевшая Волга...
Облупившийся кремль...
И, как тень, прохожу я
словно сквозь миражи,
сквозь простую, чужую
позабытую жизнь.
Не свистит.
Не грохочет
над моей головой.
В ожидании ночи -
хоть живи,
хоть чего,
чтоб, уснув, окунуться
в огнепальные сны,
не умея вернуться
с очертевшей войны...

***
Перед миром, грозным и кровавым,
осененным тучей грозовую,
я себе вышептываю право -
право быть собой,
а не героем.

Тёплый запах жареной картошки.
Тихая, дождливая прохлада.
Родина. Любовь. Ребёнок. Кошка.
Кроме жизни -
ничего не надо...

И чтоб жизнь -
жила в юдоли праха,
в прах рассыпав времена и строфы,
мы,
зубами лязгая от страха,
первыми вступаем на Голгофы...

***
Ехал в поезде солдат с чертом.
Дым в глазах его стоял серый.
Снег клубился за окном чёрным,
снег, пропахший пеплом и серой.

От бессонницы глаза вспухли.
Черно-красным,
мерцающим светом
дотлевали в глубине угли
хат Никишина,
которого нету...

Над разгромленным, пустым краем
занималось мутное утро.
Чёрт солдата соблазнял раем,
а солдат
в ответ молчал хмуро.

Пламя в Горловке,
руины в Донецке,
Белокаменки спаленные хаты...
Ехал в поезде солдат - в нефти,
в преисподнюю 
тянуло солдата.

...Непочата на столе водка.
Снег клубится за окном чёрным.

...Ехал в поезде солдат в отпуск
с перепуганным вовзят чертом...

НОВОРОССИЙСКИЕ ЯМБИКИ
1.Российский доброволец
Бронежилет, разгрузка, автомат,
шлагбаум, рация, тоска по дому...
Опять солдат,
как тридцать лет назад.
Должно быть,
не умею по-другому.

Мальчишка,
не сумевший повзрослеть,
укрытый сединой, как маскхалатом
я назовусь, коль выйдет уцелеть,
"героем"
и "империи солдатом"...

2.Между войн
Сомлело в ожидании беды
белесых хат испуганное стадо,
и полнятся военные склады
снарядами для гаубиц и "градов".

Над ухом - 
свист кровавой тишины,
ворчанье смерти, 
пролетевшей мимо.

И горько
ожидание войны,
и втрое горше
ожиданье мира...

3.Годовщина Дебальцева
Мы год назад отбили треть страны.
Две трети мы оставили укропам.
Усталость в ожидании войны
мы глушим водкой
и хвастливым трепом.

Ослабла безоружная рука.
Мы ждали мира?
Мы его дождались!

В забытых пропыленных вещмешках
тускнеют прошлогодние медали...

ПЕРЕМИРИЕ
Подморозило.
Кто-то братается с кем-то.
Мы - 
в двенадцатый раз -
взяли аэропорт.
Кто-то побаловался сигнальной ракетой,
прошерстили дворы,
не нашли до сих пор...

Нас простили -
за сбой довоенного лада,
за родных, что ушли -
кто в Россию, кто в гроб,
маму Мишки -
за то, что ударом приклада
с ног свалил её шалый от страха укроп.

Нас простили -
но в ночь уезжают ребята
под кассетные бомбы,
под кваканье мин,
осененные темно-багровым закатом
(можно с кровью сравнить,
да не сглазить бы, блин!)

Слышен ропот
в измученном нищем народе:
надоела война,
нужен хлеб и закон,
нас простили!
Куда же мы, к чёрту, уходим?
Ненавистных взгляды
несутся вдогон.

Изможденные лица,
угрюмые лица,
по церквам - 
"Спаси, Господи, люди Твоя",
и над узкою лентой российской границы
слышен грохот моторов
и грай воронья.

Мы с оружием встали спиною к восходу,
тает в воздухе
пороховой перегар.
На исходе чумного, кровавого года
нас простили!
Мы сдюжим и этот удар...
Декабрь 2014 г.

***
Змей Горыныч поднялся в вышину
и отправился на Русь по княжну,
по огонь да православный полон -
злое зло
давно забытых времён.

То не облако над рыжим кремлём
осенило землю чёрным крылом,
то не витязи сомкнули щиты -
в небо темное взметнулись зонты,
и, не ведая старинного зла,
не проснулись на Руси купола.
У закованной Почайны-реки
бахтерцами не сверкают полки.
А сподручно ли княжон воровать,
коли некому за них воевать?

Изрыгал Горыныч ругань и дым -
люди даже не смеялись над ним,
даже к небу
не подняли глаза:
эка невидаль - гроза и гроза,
даже смерти
пожалели ему:
никому он на Руси ни к чему...

И бежал по небу алому он,
отбиваясь от настырных княжон,
что пытались увязаться за ним,
чешую приняв за ангельский нимб...

На старинной, неоткрытой земле
о Добрыне плачет Змей, об Илье,
тяжко сетует на долю свою,
не погибший в стародавнем бою...

И не слышит стенаний страна,
пережившая его времена...

***
Всю жизнь изображал борца с судьбой,
шёл напролом, не подавая вида,
что вовсе не люблю кровавый бой -
не то что партизан Денис Давыдов.

Шёл напролом, одолевая страх,
за правду - без корысти и обмана!
...Повисли на усталых кулаках
сырые хлопья серого тумана...