...Я пытаюсь почувствовать Дао

Лучшее из книги "Поднебесная хризантема. 30 веков китайской поэзии" (художественные переводы Ю.М. Ключникова)

Дорогие друзья!
Хочу порадовать значимым для меня и, надеюсь, интересным для вас событием, которое  относится к книжно-издательской сфере.
Оно важно для русской и китайской культуры, литературы, поэзии.
Вышла книга художественных переводов китайской поэзии, сделанных, поэтом и переводчиком Юрием Михайловичем КЛЮЧНИКОВЫМ.
Сборник вольных переводов и поэтических переложений «Поднебесная хризантема», изданный издательством «Беловодье» - в каком-то смысле сенсационная книга, уникальная по многим причинам.
Взять хотя бы объём переведённых текстов (речь идёт, прежде всего, об объёме историческом): подзаголовок книги — «30 веков китайской поэзии».
Этот огромный труд, который под силу выполнить целому коллективу переводчиков, сумел осуществить один 87-летний человек, длительное время работающий над своим мировым литературным проектом, задача которого — показать единство мировых поэтических культур на архетипическом уровне.
Случай беспрецедентный в русской и мировой поэзии, своего рода мировой рекорд.
Впрочем, Ю. М. Ключников еще раньше ставил такие рекорды.
Так, его книгу вольных переводов французской поэзии, охватившую целых восемь веков, «Откуда ты приходишь, Красота? Вольные переводы французской поэзии XII—XX вв.», профессор Литинститута и крупнейший эксперт по европейской литературе С. Б. Джимбинов назвал «самой крупной поэтической антологией французской поэзии, выполненной одним человеком».
Велика была и по содержанию, и по историческому охвату и следующая книга Ю. М. Ключникова «Караван вечности: вольные переводы суфийской поэзии VIII—XX вв.»- целых двенадцать веков!.
Но «Поднебесная хризантема» превзошла первые две книги по широте исторического охвата.
Если говорить о содержании книги, то она включает в себя более 400 стихотворений древних и более поздних, почти современных поэтов Китая, 60 авторских стихов-подражаний и посвящений великим китайцам, послесловие и комментарии С. Ю. Ключникова, сына переводчика  и издателя его книг, а также творческую биографию Ю.М. Ключникова.
Но все-таки главное в этой работе не объём, а её глубинное смысловое содержание.
Ю. М. Ключников ставил перед собой очень сложную задачу — передать красоту китайской поэтического гения русскими стихотворными размерами.
И она ему блестяще удалась: это не только моё субъективное видение, но и мнение профессионалов — и китаеведов, и русских литераторов.
Среди них — профессор-синолог, доктор наук, лауреат государственной премии за энциклопедию «Духовная культура Китая» А. Е. Лукьянов, согласившийся стать научным редактором поэтической корпуса книги, доктор исторических наук, известный востоковед и переводчик «И-цзина» Б. Б. Виногродский, оставивший небольшой положительный отзыв на книгу, доктор филологических наук, литературовед и почетный профессор Шанхайского университета С. А. Небольсин, первый секретарь Союза писателей России, известный поэт Г.В. Иванов и другие китаеведы и литераторы, которые оценили художественную красоту переводов, зазвучавших, как хорошие русские стихи.
Действительно, в исполнении Ю. М. Ключникова — это не только художественные переводы, но и феномен русской поэзии.
Как сказал один китаевед: «Наконец-то русский читатель получил возможность получать от китайских стихов такое же наслаждение, какое получают сами китайцы!"
Впечатляет подбор поэтических переложений древних текстов и авторов.
В книге есть переводы из Ши-цзина» — самого древнего  литературного источника Поднебесной.
Есть даосская философская поэзия (впервые в России сделано высококачественное поэтическое рифмованное переложение «Дао дэ-цзина»), переложены стихами притчи Чжуан-цзы, афоризмы и высказывания Конфуция, Мо-цзы, стихи даосских алхимиков, чаньских мастеров.
И конечно, главное украшение книги — вольные переводы и поэтические переложения гениев пера Поднебесной, среди которых Цюй Юань, Цзя И, Чжан Хэн, Цао Чжи, Тао Юаньмин, Шэнь Юэ, Чэнь Цзыан, Мэн Хаожань.
Наверное, эти имена мало что скажут современному жителю России (к сожалению, мы мало знаем друг о друге), хотя это великие поэты Поднебесной.
Но имена таких поэтов, как Ван Вэй, Ли Бо, Ду Фу, Бо Цзюйи, Су Ши, Ли Цинчжао (великая поэтесса Китая) наверняка скажут больше, они в России издавались множество раз..
Полноценно представлены поэты XX века — Тан Сытун, Лу Синь, Го Можо, Мао Цзэдун, Ай Цинн, Чжэн Мин, Хай-цзы, Лян Сяо Мин.
Особый интерес читателей могут вызвать вольные переводы Великого Кормчего, который, по мнению многих литературоведов, в том числе и западных, был весьма ярким, талантливым поэтом.

Книгу «Поднебесная хризантема: 30 веков китайской поэзии», как и другие книги издательства «Беловодье» можно приобрести на московской Книжной ярмарке в «Олимпийском» (торговые места № 251 и 223, с 10-00 до 15-00, кроме понедельника, проезд ст. метро «Проспект Мира»).
 Можно также заказать доставку книг Почтой России (по предоплате), оставив заявку со своим почтовым адресом и контактным телефоном на электронной почте издательства: belovodje-in@rambler.ru, belovodje.moscow@gmail.com.
Книгу «Поднебесная хризантема»  и другие книги издательства «Беловодье» можно также приобрести в книжных магазинах Москвы, Санкт-Петербурга и других городов России, а также в интернет-магазинах «Озон», «Лабиринт» и других.

А теперь, предлагаю насладиться некоторыми переводами и поэтическими переложениями из книги Ю. М. Ключникова.
Обратите внимание, что некоторым древним стихотворениям из этой подборки 3000 (!) лет,( речь идёт прежде всего о "Ши-цзине") .
Так ощущали себя и так мыслили люди до нашей эры.
Как современно звучат многие из этих стихотворений!

Сергей КЛЮЧНИКОВ

 

 

Ю. М. Ключников
БИЕНИЯ
(эпиграф к подборке)

Заждались мы дождя.
По заморским пределам скитаясь,
Удостоил и нас,
Наконец, он явленьем своим.
Я шагаю на дачу
Под старым зонтом, как китаец,
Почему бы на время
Себя не почувствовать им?
Бьются капли о зонтик
В небесном своём упоенье,
По малиновым листьям
И в шляпку поганки-гриба.
Я бы одой почтил
Все на свете дожди и биенья,
Если б рёбра мои
Слишком часто не била судьба.
Впрочем, кто же ответит,
Где меру она отсчитала?
В голове моей бьются
И строятся в строчки слова,
Я пытаюсь понять,
Я пытаюсь почувствовать Дао,
А оно не даётся,
Природа его такова.
1980

 

 

Из Ши-цзин (XI - VI вв. до н.э)

Самый древний памятник литературы и культуры древнего Китая, восходящий к Чжоуской династии ( ее начало - 11 век до н.э.) , называемый в Поднебесной  «Книгой од и гимнов» и «энциклопедией китайской жизни». «Ши цзин» можно сравнить по своему культурному значению для Китая с «Авестой» для древнего Ирана или с «Бхагаватгитой» для Индии.
В «Ши цзин» собраны 305 народных песен и стихотворений, принадлежащих творцам разных эпох. Первым редактором «Ши цзин», совершившим отбор и литературную правку произведений, вошедших в сборник, был, по всей видимости, сам Конфуций. Он  советовал своим ученикам начинать собственное воспитание именно с чтения этого канона.
В «Ши цзин» можно встретить и попытки объяснить глубинную природу вещей – Небо, первопричину мироздания, Инь и Ян. Сам термин «ся», означающий «Поднебесную», то есть страну, где живут китайцы, идет отсюда. В «Ши цзин» постоянно звучит тема земной любви; учёные отмечают, что истоки любовной лирики, как и всей китайской поэзии, нужно искать именно здесь.

ИНЬ И ЯН
Умный мужчина башни
к Небу возводит,
Умная женщина может
повергнуть мужчину ниц.
Такие бывают
очень часто похожи
На сов, что охотятся ночью,
и прочих стервятников-птиц.
Длинными языками
Распространяя злоречье,
Они навлекают беды,
Творя неправедный суд.
Порою даже князья
Жёнам своим не перечат:
Какой, мол, убыток словами
Царству они нанесут?!
Мудрому слишком ясно
Видны у женщин пороки.
Он жене не позволит
Лезть не в свои дела.
Есть у неё заботы,
Обязанности и дороги —
Мужу чтобы служила,
Чтила, пряла, ткала.

ПОУЧЕНИЕ ЦАРЮ
I
Крепко сделанный лук будет долго стрелять,
Полетят его стрелы и цели найдут.
Так и правое царство начнут прославлять,
Если правильно выстроишь нравы и труд.

II
Цель правления — мир, смысл правления — лад
И с роднёй, и с народом — в этом ищи оплот.
Если подданным станешь, как старший их брат,
Значит, власти вкусишь её подлинный плод.

III
А заставишь людей лишь утехам служить,
Сам оставишь труды, переступишь закон —
И народу захочется сладко пожить.
Как ведёшь себя сам, так поступит и он.

IV
Нет в народе добра и в чиновниках нет.—
Тянут тот и другой по своим сторонам!
Оттого в Поднебесной нашествие бед,
Что почтенье исчезло к труду и к чинам.

V
Старый конь потягаться не прочь с молодым,
Только эти надежды придуманы зря.
Время тешить желудок едой и вином —
Для придворных закончилось и для царя.

VI
Обезьяну не учат скакать по ветвям.
Грязь не надо плодить, лучше чистить её.
Если предан добру, будешь добрым и сам,
Станет светлым твоё и людей бытиё.

VII
Снег зимой заметает труды и следы,
Но однажды растает с приходом лучей,
От негодных вельмож слишком много беды.
Смой же царь таковых, как весенний ручей

VIII
Ведь и мы уподобились все дикарям,
Всюду варвары правят, и в скорби сердца.
Стань подобием светлым старинным царям
И постылую тьму убери до конца!

 

Из цикла «Девятнадцать лучших стихотворений»

Цикл девятнадцать древних стихотворений («Ши цзю гу ши») до сих пор вызывает споры  среди учёных, пытающихся определить авторство и время создания произведений. Главные темы произведений –  жизнь, смерть, любовь, одиночество, красота природы.

4.
Был задан сегодня
Нам праздничный пир,
Что каждый хотел,
То вкушал здесь и пил.
Раздался на лютне
Волшебный мотив,
Вниманье гостей
Целиком захватив.
Кто музыку знает
И в ней искушён —
Недолго бывает
Тому хорошо.
Ведь жизнь человека —
Короткая быль.
Поднимется — ляжет
Дорожная пыль.
И лучше коня
Своего подстегнуть
И вслед за чинами
Отправиться в путь.
Не мыкаться в жизни
Туда и сюда.
Не гнуть свою спину
Под грузом труда.

5.
Там облако смотрит
В окно до зари,
И северо-западный ветер царит,
Он, башню обняв,
Чуть колышет цветы,
Что вьются на ней,
Не боясь высоты.
Из башни звучание
Слышится струн
И голос печальный,
Как тысяча лун.
И трогает душу
Манящий напев.
Наверное, создан
Небесной из дев.
Осенняя песня
Звенит на ветру.
Как редко такую
Услышишь игру!
Напев освещает
Туманы и тьму.
И эхо далёкое
Вторит ему.
На сердце не жалость
К певице, а боль.
Ценителей мало,
И гаснет любовь…
И хочется лебедем
Сделаться вдруг
И с песней умчаться
За облачный круг.

 

Притчи Чжуан-цзы (369-286 до н. э.)

Один из самых крупных китайских философов и мудрецов за всю историю существования Поднебесной, второй после Лао-цзы представитель даосизма, легендарный духовный мастер, который жил в IV—III вв. до н. э. в эпоху «Сражающихся царств».
Чжуан-цзы, развив идеи Лао-цзы, продолжил даосскую традицию, придав ей законченность и блеск. Мыслитель подверг критике достижения механической цивилизации, воспел простоту и возврат к естественности жизни. Он описал целый ряд духовных методов («главенство покоя», «сидячее забвение», «пестование жизни», «великое проницание»), включая дыхательные психотехники. Впоследствии эти принципы внутренней работы получили мощное развитие в даосских практических школах. Оставил после себя замечательный трактат и притчи, поэтическое переложение которых  сделал Ю.М. Ключников

ВСТРЕЧА ДВУХ МУДРЕЦОВ
Жил Лао-цзы в уединенье и в горах.
О странностях его ходили слухи.
Одни в нём чтили ум, другим внушал он страх.
А третьи к его славе были глухи.
Кун-цзы отправился на встречу с группой лиц,
Оставил спутников у входа в горные покои.
А вышел побледневшим и дрожащим, словно лист.
Ученики спросили: «Что произошло такое?»
Кун-цзы ответил: «Мне понятна человечья речь,
А также думы птиц, зверей и скорпионов…
Но этот человек вошёл в меня как меч
Своим присутствием. Он из семьи Драконов.
Глаза его подобны несравненным зеркалам,
В них чёткий отпечаток мысли, слова, жеста…
Я в них увидел цену всем своим делам
И в собственное вник несовершенство».
Ученики спросили: «Что же он сказал?»
Кун-цзы ответил: «Я спросил хозяина пещеры,
Где в человеке низ, а где в нём небеса?
Как разгадать возникновенье веры?»
Отшельник усмехнулся: «Бессмысленный вопрос.
Мы — части Неба, и Земли, и Дао.
В какую сторону свой направляем рост —
Там верх и низ, ответственность и право».
Кун-цзы смутился: «Но скажите, что нас ждёт
В той стороне, что мы считаем южной?*»
Кун-цзы ответил: — «Здесь безмерен счёт —
Вы задаёте вновь вопрос ненужный!»

* В загробной жизни.

БАБОЧКА
Однажды Чжуан-цзы увидел странный сон,
Проснулся мастер в озабоченной печали.
Приснилось — в бабочку вдруг обратился он.
Такие сны его ещё не посещали.
«Что с вами?» — задали вопрос ученики.
И, выслушав ответ, переспросили снова:
«Но как могли простые мотыльки
Смутить покой мыслителя такого?»
Тот по своей привычке помолчал
И как-то неохотно объяснился:
«Вы приняли загадку за печаль,
Я ж озадачен, кто кому приснился.
Допустим, стал я бабочкой степной.
А что, если она внезапно стала мной?»

 

Из «Лунь-Юя»

Стихотворные переложения трактатов и афоризмов Конфуция (Кун-цзы) (551 – 479 до н.э.)
Величайший философ и мудрец Китая   Конфуций, создавший систему, названную в честь его имени и популярную в странах Азии. Этика Конфуция включала в себя описание идеала «благородного мужа» и моральную формулу» не делай другим того, чего не желаешь себе».  Ученики Конфуция  составили книгу «Лунь Юй» («Беседы и суждения»), которая очень популярна в среде  конфуцианства. Поэтическое переложение ряда высказываний философа, сделанное Ю.М. Ключниковым приведено ниже.

*  *  *
Все люди добры изначально,
Мешает невежества ночь.
Взрастает Добро не случайно:
Прозревший обязан помочь
Его семенам при рожденьи…
Однако не по принужденью.
Слепой должен сам захотеть
Проснуться, воскреснуть, прозреть..
В страданиях сделаться зрячим,
не сдаться в борьбе неудачам.
Понять — наступила пора
Уборки колосьев созревших
И с помощью прежде прозревших.

*  *  *
Когда положены Основы,
Из них рождаются законы.
Муж совершенный слышит зовы
Отцов, ушедших в небосклоны:
«Повиноваться Высшим Силам,
Не порождать вражду и смуты,
Быть государству верным сыном,
Не тратить в жизни ни минуты
На то, что искажает вечность».

*  *  *
Используя в правлении народ,
Следи, как время совершает оборот.

*  *  *
Сладкие речи и ловкость манер —
Редкие спутники истин и вер.

*  *  *
Кто честно служит людям и стране,
Ни в чём постыдном не изобличённый,
Тот для меня воистину учёный,
Пускай он от науки в стороне!
Придворная наука для таких
Обычно не находит слов благих.

 

Цюй  Юань (ок. 340 -278. до н.э.)

Величавший поэт древнего Китая, символ китайского патриотизма, который предпочёл добровольно уйти из жизни, нежели терпеть унижение своей страны, попавшей под власть захватчиков.  Его стихи переводили во всём мире, в том числе и в России, где наиболее известными являются переводы А.Ахматовой.

С КАМНЕМ В ОБЪЯТИЯХ*
В ветвях с листвой смешалось птичье пенье,
Цветы раскрылись, шелестит бамбук.
Весь мир ликует в летнем возрожденьи,
А мне пути назначены на юг*.
И днём, и долгой ночью под луною
Тоскливая повсюду тишина,
Пустынный путь лежит передо мною,
Где ноша жизни слишком тяжела.
Своей души глубокое расстройство
Скрываю от людей уже давно.
Вкушаю боль, как будто зёрна риса,
Но убежденьям твёрдо верен я:
Ведь кипарис пребудет кипарисом:
сруби его — он сохранит себя.
Кто благороден, не сгибает душу,
Не тянется к фальшивому огню.
Я клятву патриархам не нарушу
И родине вовек не изменю.
В делах служебных сохраняю честность —
То, что всегда ценила старина.
Предпочитаю славе неизвестность,
Коль за известность подлая цена.
Достойный муж живёт в уединенье,
От низкой суетливости вдали.
О нём слывёт порой дурное мненье:
Мол, прячется от трудностей в щели.
Но кто мечтает лишь о лёгком хлебе,
Не понимает, что такое дух.
Такому кажется, что пребывает в небе
Горланящий в курятнике петух,
Что всё блестящее на свете — это яшма,
Служенье — лицемерия ручьи,
Ему презренна трудовая пашня
И непонятны помыслы мои.
Мой край под властью низких негодяев,
Отечеству от них одна беда.
Зато кругом раздолье для лентяев.
Но мне по сердцу человек труда.
Сижу, увы, в провинциальной яме,
Пытаюсь достучаться до владык.
Владею драгоценными камнями,
Я их друзьям раздаривать привык.
Собаки вечно предаются лаю,
Почуяв на деревне чужака.
Мне с Неба послан знак: я твёрдо знаю,
Что выход лишь — соседняя река…
Топтать людей, отмеченных богами, —
Извечная обязанность толпы.
Всю жизнь плачу помятыми боками
За светлую отметину судьбы.
О, почему так повелось сначала,
Что глупых много, мудрецы редки?
Что место для последнего причала
Приходится искать на дне реки!
Стараюсь остеречь, да всё без толку,
Взываю к страху — слушать не хотят.
Столице кажется, что я служу не долгу —
Но, как и все, нацелил хищный взгляд.
Я не меняю золото на брызги
Пустых стремлений и тупых страстей…
И ухожу, послав привет Отчизне.
О, столько натерпелся от властей!
Близка мне неизменная забота —
Страну от неприятеля сберечь.
Но разве это понимает кто-то
И о таком звучит в столице речь?
Никто не может избежать ошибок.
Но я, возможно, тоже ошибусь.
Невыносимо жить среди фальшивок.
Явленье смерти не пугает. Пусть…
Как тусклы человеческие лица!
Как грязен мир холодный и чужой!
Поистине, мне не с кем поделиться
Ни словом, ни безмолвною душой.
За слабость не судите слишком строго,
Что скоро сгину под речной волной.
Ночною мглой окутана дорога,
И скрыта даль туманной пеленой.
Нет у меня ни слёз, ни сожалений,
Страх смерти тоже сердцу незнаком —
Мне патриархи прошлых поколений
В пути последнем служат маяком!
* В китайской символике юг — знак смерти.

 

Чжан Хэн (78—139)

Выдающийся учёный, философ-энциклопедист, государственный деятель Древнего Китая, изобретатель, совершил открытия в области точных и естественных наук — механики, математики, астрономии, географии, сейсмологии. И очень талантливый поэт, писавший на разные темы, в том числе и на любовно-эротические.

ПЕРВАЯ БРАЧНАЯ НОЧЬ
И вот жена я. Главный час настал
Нефритовому сдаться молотку.
Дрожит в тревоге яшмовый кристалл,
Как будто прикоснётся к кипятку.
Впервые предстоит познать любовь,
Пусть безыскусна, сколько хватит сил,
Я нынче постараюсь вновь и вновь,
Чтобы блаженство господин вкусил.
Под ним циновкой сделаюсь простой
Иль одеялом шёлковым над ним.
Дверь на засов закроем золотой,
Курильниц благовонный пустим дым.
Сняла я пояс, прогоняя страх,
Во мраке ожидаю сладких гроз.
«Картинки»* положила в головах,
чтоб изучить десятки тысяч поз.
Сю Нюй**, богиня, просвети меня
и прогони все опасенья прочь.
Я много раз потом, при свете дня,
Припомню эту сладостную ночь.

*Эротические изображения в спальнях — древняя традиция Китая
**В китайском пантеоне богиня — наставница любви.

 

Цао Чжи (192-232)

Один из самых замечательных поэтов Древнего Китая, прожил всего сорок лет. Был младшим сыном одного из императоров миньской династии. Согласно традиции, после смерти императора трон унаследовал старший брат Цао Чжи, который вдоволь потешил обретённые амбиции, издевался над младшим за то, что тот превосходил нового правителя разнообразными талантами. Однажды приказал сделать ему семь шагов и сочинить за это время стихотворение. Цао великолепно выполнил задачу, создав поэтический шедевр, вошедший во все классические хрестоматии Поднебесной. Перевод « Стихов за семь шагов» помещён ниже.  

ВСТРЕТИЛ У ВОРОТ ПУТНИКА
«Откуда путь вы держите далёкий?
Наверно, целый повидали свет?»
Блеснув очами, сделав вздох глубокий,
Ни слова гость мне не сказал в ответ.
Побрёл и я за путником, махая
Своим видавшим виды рукавом.
Мы в дом вошли, он молча, я — вздыхая,
Себя увидев в бедолаге том.
Он, то есть я, когда-то господином
Был в небогатой северной стране.
Потом внезапно стал простолюдином
Уже в какой-то южной стороне.
Извилистым и тяжким был наш путь.
Возможно, в Цинь* придётся отдохнуть.
* Одно из основных государств средневекового Китая.

СТИХИ ЗА СЕМЬ ШАГОВ
Варят бобы.
Стебель горит.
Голос судьбы
Поварам говорит:
«Люди, нам больно
В муках огня.
Хватит! Довольно!
Мы ведь родня…»

 

Тао Юаньмин (365- 427)

Второй великий поэт Китая (после Цюй Юаня) живший на стыке двух столетий.  До наших дней дошло 160 его стихотворений  Принадлежал к знатному чиновничьему роду, но занимал незначительные должности, причем служивую карьеру начал  поздно – в двадцать девять лет. Тяготел к уединению, по этой причине  его нарекли «родоначальником всех поэтов-отшельников от древности до наших дней».
В сорокалетнем возрасте оставляет чиновничью карьеру, перебирается в глухую деревню, где занимается сельским трудом, созерцает природу, пишет стихи.  Тао Юань-мина воспринимают в Китае как родоначальника нового художественного направления  - «поэзии садов и полей». Ли Бо, Ду Фу,  Бо Цзий -и величайшие гении поэтического Китая, считали Тао Юань-мина своим учителем. Поэма «Персиковый источник» описывает представления поэта о том, каким должно быть идеальное общество свидетельствует по мнению переводчика о посвященности поэта в сакральные знания.

ПОСИДИМ ЗА СТОЛОМ
Вчера на рассвете
Негромкий послышался стук.
Кому же я нужен
На сретенье ночи и дня?
Приятелю старому
Стукнуло в голову вдруг
На лодке в деревню приплыть
И проведать меня.
Его мой с властями
Не слишком понятный разлад,
Как видно, смутил:
«В твоей хижине крыша течёт.
Ты носишь сандалии в дырах
И рваный халат.
В сравнении с этим
Столичные распри не в счёт.
Смирись со двором,
Возвращайся к занятьям былым.
Кому не случается
Кланяться князю-прыщу?»
«Спасибо, мой друг,
Я взволнован вниманьем твоим,
Но с веком и властью союза
Давно не ищу.
Смотреть не могу,
Как мою обирают страну,
Как честь предают
И Заветом назначенный путь.
Присядем за стол,
Предадимся сегодня вину.
Мою колесницу
Назад уже не повернуть.

ИСТОЧНИК
(фрагменты поэмы)*
Эта быль не забыта.
Искателей счастья в долинах
Одолели невзгоды —
От них они в горы ушли.
Их следы затерялись
В столетиях тёмных и длинных,
И дороги скитаний
Высокой травой поросли.
И охотник однажды
В далёких горах заблудился,
На пещёру набрёл,
Под тяжёлые своды проник.
Там огонь вдалеке
В темноте непроглядной светился,
Под ногами струился
Прозрачный источник-родник.
И охотник отправился
Вдоль по ручью на свеченье,
Не хотелось ему возвращаться
Под небо исканий назад.
И внезапно раздвинулся
Каменный облик ущелья,
Превратилась пещера
В сияющий радостный сад.
На ветвях у деревьев
Румяные персики зрели.
Неизвестные фрукты
Таили неведомый вкус.
Безмятежные люди
Трудились повсюду и пели.
И был дивен пришельцу
Труда и природы союз.
«Кто вы?» — задал вопрос
Запевалам подземным пришелец:
«На земле все враждуют
За место на ней, за уют…
Каждый выгоду ищет,
Себя только чтит. Неужели
Есть такой уголок,
Где все вместе, как птицы, поют?»
И услышал ответ:
«Мы — совсем не беспечные птицы.
Мы страдали, как вы,
Под землёю спасенье нашли.
А с собой захватили сюда
Наслажденье трудиться —
Этот древний Завет
Был завещан творцами Земли.
Неизменное счастье труда
Охраняется нами с прихода,
Под землёй протекли
Наши многие тысячи лет.
А в делах неустанных
Всегда помогает природа,
Всюду видим её
Благодатную помощь и свет.
Шелкопряды прядут
Здесь свои бесконечные нити.
Нет чиновников алчных,
Судов и налогов лихих.
Каждый сам себе князь,
И истец, и судья, и хранитель
Уложений старинных,
Законов и правил благих.
Ты не встретишь нигде
На путях наших нищих прохожих,
На плетнях из бамбука
О солнце поют петухи.
Лай собак раздаётся —
У нас он приветливый тоже.
А подземные ветры
Теплы круглый год и тихи.
Это Чудо таится
В далёких пещерах восточных
И откроется скоро
Для всех направлений и глаз.
Правит Светом и тьмой
На планете Великий Источник,
Только Он отдаёт
Переменам последний Приказ».
И вернулся охотник
В родную страну ожиданий.
Окружили его земляки
И спросили: «Когда
Наконец, нас покинет
Несносное бремя страданий?»
Был уклончив ответ:
«Добивайтесь блаженства труда».
«Где ты видишь его?
Реки слёз и бессмыслицы всюду!»
Что ответить? Трудами
Дорога проложена к Чуду.

* В оригинале поэма называется «Персиковый Источник», но в ней явно звучат мотивы общемировой легенды о Шамбале или Тэбу Азии, которую искал в своих восточных походах Александр Македонский, о стране «пресвитера Иоанна» средневековых хроник Европы, о Беловодье русских летописей, наконец, о «Земле Санникова» советского академика В. А. Обручева и других мечтателей самого последнего времени. Поэтому я убрал из названия поэмы Тао Юаньмина «Персиковый», поставил определение «Великий». Но оставил лишь слово «Источник», таким образом «интернационализировав» мечты величайшего китайского поэта, придав им современное звучание мифа, который до сих пор не уходит из средств массовой информации.

*  *  *
Ослабевшее солнце
На запад уходит неспешно.
Ясный месяц взамен
Над восточной горою застыл.
Вдаль и вглубь простираются оба
Ладонями нежно,
Проникают лучами, как пальцами,
В бездны просветов пустых.
Ветер в комнате бродит,
Лунатиком, крадучись, сонно.
И пока я в постели сижу,
Он циновку мою холодит.
В том, что воздух иной,
Что пришла перемена сезона,
Сообщает мне месяц —
Он тоже в окошко глядит.
Отражения в тучах купаются.
Сердце — в задумчивой грусти.
Не сумел я мечты воплотить
Ни душою своей, ни рукой.
Лишь об этом помыслю —
Бессонница глаз не отпустит,
И уже до утра
Не вернётся к поэту покой.

 

Шэнь Юэ (441—513)

Крупнейший китайский поэт, основоположник теории стихосложения, учёный, политический деятель.  По взглядам тяготел к буддизму и даосизму. Был очень осторожен, что позволило ему пережить двух китайских правителей. Однако на третьем споткнулся. Император У-Ди, сам слывший крупным  знатоком поэзии, резко раскритиковал подаренный ему Шэн Юэем трактат о стихосложении. Отношения между монархом и поэтом испортились, правда,  до отрубания головы и даже до ссылки  дело не дошло. Как говорят биографы Шэнь Юэ, владыка страны ограничился холодными отношением к поэту.
 Шэнь Юэ  хорошо удавались стихи на любовные темы любовные темы.

ВОСПОМИНАНИЯ О ЛЮБИМОЙ
Вспоминаю, как вошла она,
Стены озаряя и ступени,
Как разлука с ней была длинна,
И казалось вечным нетерпенье…
Как возникла эта тишина
После взглядов, слов, прикосновений.
Вспоминаю, как она сидела,
Струн касалась тополя стройней,
Как на них играла, нежно пела,
Что ни песня — тише и нежней.
Как она вино пила и ела —
Неотрывно я следил за ней.
Вспоминаю — взглянет, отвернётся
от еды, за стол не хочет сесть.
От плода откусит, улыбнётся,
Словно вовсе не желает есть.
Непонятно, как ей удаётся
Естество притворству предпочесть.
Вспоминаю, как она спала.
Я уж сплю, а ей никак не спится.
Платье для любовных игр сняла.
тянется опять к нему, боится,
что увидят тайные дела.
И головкой вертит, словно птица.

 

Мэн Хаожань (689—740)

Старший современник прославленных во всём мире Ван Вэя, Ли Бо и Ду Фу, которого эти великаны считали своим учителем и посвящали ему стихи. Сам же Мэн Хаожань  был человеком чрезвычайно скромным, безвыездно жил в деревне, сторонился всякой публичности. Ван Вэй, который был премьер-министром пытался познакомить Мэн Хаожаня с императором, пришедшим к нему в дом,  но поэт, испугался встречи и спрятался под кроватью. Вся дальнейшая карьера  и прижизненная слава поэта не задались,  однако современные китайские филологи считают основоположником пейзажной лирики Поднебесной.

ВДАЛИ ОТ РОДИНЫ
Рябь, точно дрожь, на реке
Ветер холодный погнал,
Листья опали,
И гуси на юг пролетели.
Я — на чужбине,
От милых краёв вдалеке.
Плачу всю ночь
В неуютной холодной постели.
Слёзы иссякли,
Гляжу высоко в небеса.
Где переправа —
Ответит ли кто пилигриму?
Тучи плывут надо мной,
Как назад паруса.
Но не вернут меня к дому,
Проносятся мимо.

*  *  *
Меня весной не утро разбудило,
А звуки птиц, светлы, нежны, легки.
Веселье их, как солнце, осветило,
И захотелось написать стихи.

 

Ван Вэй (699—759)

Один из самых выдающихся китайский поэтов, художник, музыкант, мастер каллиграфии, живший в эпоху Тан. Буддист по взглядам, Ван Вэй серьёзно занимался духовными практиками, медитациями, повлиявшими на его творчество.
Поэтическое наследие Ван Вэя составляет около 400 стихотворений, причем его биографы утверждают, что главное из написанного  погибло во время мятежа. Историки литературы сходятся во мнении: лейтмотив его творчества  - поклонение природе, воспевание  красоты,  а также раскрытие глубинных связей между человеком и мирозданием. Он писал об идеальном государстве, проявил себя как самобытный живописец, создавший школу монохромной живописи. Творчество Ван Вэя и прежде всего его поэзия – это искусство недосказанного, мастерство намеков в передаче настроений. По мнению биографов, он обладал даром  синестезии: увидев картину, изображающую музыканты,  поэт со стопроцентной точностью назвал не только произведение, которое они играли, но даже точно указал  такт.
Ван Вэя до сих пор пристально изучают  во всем мире и в России - тоже. В недавно вышедшей в издательстве «Вече» книге «Сто лучших поэтов мира»  вместе с Ли Бо законное место занимл Ван Вэй.  Гениальный Георгий Свиридов написал на стихи поэта вокальный цикл для баритона и фортепиано «Песни странника».

МОЛЧАЛИВЫЙ РАЗГОВОР С ДРУГОМ
Розовый безоблачный закат.
Горы. Тишина. Лишь звон цикад.
Тонкий аромат приносит тлен
из великой «Книги Перемен».
Впрочем, мой побег от суеты,
может быть, не одобряешь ты?
И тебя влечёт не отблеск звёзд,
а высокий в Поднебесной пост?
Я же слишком сердцем поседел
для дворцовых беспокойных дел.
Может, ты столичное житьё
сменишь на монашество моё?

СИЖУ У ГОРНОГО ХРАМА
Поднялся в горы на последнюю вершину.
Тропинка кончилась. Туман со всех сторон.
Ручей шумит, торопится в долину,
На миг умолк под колокола звон.
Не шевелюсь, поддавшись общему закону.
Закат сгущается, повсюду гаснет день.
В душе обуздываю древнего дракона,
А это вечная обязанность людей.

ВЕЧЕРНЯЯ МЕДИТАЦИЯ
Грущу в вечерней тишине
О подступившей седине.
За окнами вот-вот к ночи
вторая стража* прозвучит.
Листва садов уходит в прах.
Опали яблоки в горах.
Один у всей природы путь,
Нам время вспять не повернуть.
И ни один ещё мудрец
Не сделал золотом свинец.
Я тоже до конца не вник
В святую мудрость древних книг.
Как осознать земному «я»,
Что «нет у Будды бытия»?**.

* Время от 21 до 23 часов.
** «Нет у Будды бытия» — главный догмат буддизма. Будда не рождается и не умирает.

 

Ли Бо (701—762/763)

Величайший китайский поэт эпохи Тан и один из мировых «королей поэзии» наряду с Омаром Хайямом, Данте, Петраркой, Шекспиром, Гёте, Пушкиным и другими немногими гениями.  Он оставил после себя около 1100 произведений, из которых 900 составляли стихи. получил хорошее домашнее образование, с десяти лет начал писать стихи. Ему  с юности претила строго регламентированная жизнь чиновника. В восемнадцатилетнем возрасте стал уходить в горы, где занимался духовными практиками. Предложение занять одну из чиновничьих должностей Ли Бо отвергает, выбирает стезю путешественника. В какой-то момент  Ли Бо, увлечённый идеями помочь стране согласился стать придворным, его представляют императору, удостаивают высшего академического звания. Однако император увидел в гениальном стихотворце лишь возможность для  интеллектуальных забав. Когда Ли Бо понял это, то однажды отказался придти во дворец  для чтения стихов. Это было расценено как неслыханная дерзость. Последовало немедленное изгнание.
Ли предпринимает новый цикл путешествий по Китаю В 744 году он встретился с поэтом Ду Фу, с которым дружил до конца жизни.
В поэзии Ли Бо воспеты и радость встречи с друзьями, и красота женщин, и вкус вина, потребляемого на дружеских пирушках, и восхищение музыкой, и любовь к праздникам с их песнями и танцами, и великолепие природы, и творческий путь поэта с его непризнанностью и неоцененностью обществом. Гениальный китаец  исповедовал философию свободы, и всегда искал присутствие Дао.

ТЕНИ НА ЯШМОВОЙ ЛЕСТНИЦЕ
При луне поднимаюсь на башню
По яшмовым долгим ступеням.
Так мне кажется. В самом же деле —
Ступаю по призрачным теням.
Только солнечный змий
Эти призраки днём поглотит,
Как подлунный дракон
Их на место опять возвратит.

БЕЛАЯ ЦАПЛЯ
Стынет белая цапля
На синей воде.
Приближенье зимы
Незаметно нигде.
Но тоска на душе.
Под ногой одинок
Тоже, чую, тоскует
Речной островок.

ВЕСЕННИМ ДНЁМ  БРОЖУ Я У РУЧЬЯ
Брожу в горах,
вникаю в песни птичьи,
Здесь я ничей,
окрестности ничьи.
Деревьям и камням
стихи мурлычу,
Мне подпевают
звонкие ручьи.
Кругом простор,
И облака теснятся.
Цветы сияют
прелестью немой.
Могу с пространством
долго объясняться.
Но к ночи тянет
Побыстрей домой.

НА ЗАКАТЕ СОЛНЦА
Умчались тучи вдаль, и небеса
свои открыли чудные глаза.
Восточный ветер издали пришёл,
ему цветы раскрыли нежный шёлк.
Но коротка привязанность небес —
тюльпаны сохнут, облетает лес.
И снова начинаю я вздыхать,
Что кончилась природы благодать.
О, как бы мне на жизненном пути
бессмертие под старость обрести!

ОДИНОКО СИЖУ Я В ГОРАХ
Глубина голубая
Сияет, маня.
Надо мною
Проносятся птицы.
Я гляжу в высоту,
А она — на меня,
И не можем вдвоём
Насладиться.

 

Ду Фу (712—770)

Ду Фу – великий поэт эпохи Тан, замыкающий поэтический триумвират гениев Поднебесной, где впереди него идут лишь Ван Вэй и Ли Бо.  Выходец из некогда знатного чиновничьего рода.  Молодой человек много путешествовал по Китаю. В небольшой таверне Лояна состоялась  перевернувшая жизнь Ду Фу судьбоносная встреча  с Ли Бо, королем поэтов Китая . Возникшая  между поэтами дружба, их  постоянная взаимопомощь вошли в мировую литературу как пример редкого в мире поэзии духовного братства.
Подобно  большинству поэтов Поднебесной, Ду Фу пытался устроиться на службу чиновником и даже получил незначительную должность при дворе. Во время мятежа Ань Лушаня, подобно Ван Вэю, он бежал из столицы. После подавления мятежа Ду Фу вернулся к чиновничье службе, получив право на критику придворных порядков. Покритиковав власть, он  снова оказался в тюрьме.
Ду Фу слыл человеком большого сердца, сострадавшим людям, что проявлялось как в его поступках, так и в поэзии , был  великим гуманистом. Большую часть жизни жил бедно, фактически выживал, занимаясь собиранием и продажей лекарственных трав. Биографы отмечают, что Ду Фу за его не очень длинную жизнь (58 лет) так и не удалось построить дом для семьи, о чем всегда мечтал. Ему пришлось много страдать, потерять сына, затем дочь. Умер поэт  в бедности, легенды говорят: это случилось в лодке-джонке, во время  путешествия.
Зато поэт возвел роскошный дворец поэзии, переживший тысячелетия – написал почти 1500 стихотворений и  создал философскую лирику, наполненную размышлениями о духовном пути, о старости, смерти, о любви и дружбе, о природе. Считался «поэтом осени», «реалистом», творчество которого питают «силы земли», в то время как о Ли Бо считается «романтиком», устремленном в небо, «поэте весны». При жизни получил титул – «ши шэн» — «совершенномудрый в поэзии».
Творчество Ду Фу оказало влияние на мировую поэзию, в частности на знаменитого  японского поэта Басё.

ПИШУ У ПЕЩЕРЫ МОНАХА
Пишу у пещеры монаха,
что некогда жил здесь в горах.
Я дух его чую
безмолвно ушедшим в природу.
А также свою одинокость,
блаженство и прах
всего, что стесняет
желанья мои и свободу.
Ручьи здесь спокойно шумят
и закаты тихи.
В соседстве со мною
лишь птицы, деревья и лани.
И льются струёй родника
на бумагу стихи,
И лодкой кажусь себе
в синем небесном тумане.

ЖАЛЬ
Зачем прошло у персика цветенье?*
Не уходи весёлая весна!
Вокруг легли сиреневые тени,
Посеребрила голову луна.
Вином развеселить бы сердце ныне,
В стихах излить бы душу старика.
Я вспоминаю Тао Юаньминя…
Да  развели нас долгие века.

* Здесь перекличка с «Персиковым источником» Тао Юаньминя

ВОССОЕДИНЯЮСЬ С ПРИРОДОЙ
Советам древних следуя всегда,
Обычно просыпаюсь до рассвета,
Сажусь на берегу реки. Вода
Густым туманом утренним одета.
Ещё скупится на лучи восход.
По головам деревьев солнце бродит.
Сижу. Молчу. Не двигаюсь. И вот
Гляжу, как над водой оно восходит.
Затем на плечи натянув халат,
Иду домой, там нужно потрудиться.
Прохожим отвечаю невпопад,
Меня интересуют больше птицы.
Читаю дома книги, пью вино,
За ним спускаюсь временами в погреб.
Читаю книги, думаю, молчу,
Вина немало за день выпивая,
Когда понять чего-то не могу,
Страницу без раздумий пропускаю.
Отшельник древний тоже молчалив.
Он одиночество моё со мною делит.
И знает хорошо — сосед ленив,
Молчать умеет целые недели.

 

Бо Цзюйи (772—846)

Бо Цзюйи –  выдающийся китайский поэт эпохи Тан. Происходил из чиновничьего рода в западном Китае, отец его был судебным чиновником. Сам поэт занимал пост градоначальника, затем пост цензора при дворе. Отличался исключительной работоспособностью: занимался самообразованием и поэзией с таким рвением, что это отразилось на его здоровье. Был большим поклонником «древнего стиля», всегда тяготел к народной поэзии, любил слушать песни простолюдинов. Считал, что поэзия должна быть доступна для самого необразованного  человека и что писать нужно так, чтобы «даже старуха могла понять». За подобного рода требовательность к себе Бо Цзийи критиковали китайские эстеты. Однако поэт отстаивал право на введение в поэзию языка «улицы».
При жизни Бо Цзийи получил широкое признание. Его стихи проникали в самые отдалённые уголки Китая и были популярны среди самых разных сословий.
Поэт знал конфуцианскую традицию в совершенстве, увлекался  и даосизмом, и буддизмом, в котором ему была особо близка идея сострадания. сочувствия к несчастным. Он признался в стихах, что мечтает сшить халат, с помощью которого  мог бы согреть тела всех мерзнувших и бедных людей. Поэт занимался медитативной практикой, но не считал медитацию единственным способом обретения просветления, любил естественное размышление, прогулки в горах, созерцание природы, наблюдение за собой, сосредоточение на  самом процессе написания стихов.
В конце жизни поэта в Китае начались гонения на буддизм, были разрушены сотни буддийских монастырей, монахи были изгнаны за пределы страны. Наступил период конфуцианской диктатуры. Бо Цзийи тяжело переживал эти гонения, пытался им противостоять, но безуспешно. Сохранив мужество, поэт не побоялся бросить в лицо гонителям признание, что он буддист по взглядам.

ЖАЛЕЮ ЦВЕТЫ
На сад опустилось видением светлым
весенних цветов покрывало.
Потом неожиданным северным ветром
цветы на ветвях посрывало.
Все иволги грустно о том прокричали
и с садом надолго расстались.
Но тонкие отзвуки птичьей печали
на голых деревьях остались.

ХАЛАТ
Я пошил себе осенью
Белый халат.
Холст — как войлок,
А вата легка, словно пух.
Я одежде такой,
Разумеется, рад.
Мой наряд согревает
И тело и дух.
Я ношу его днём,
Укрываюсь им в ночь.
Но однажды подумал:
«Уж если ты муж
Благородный,
То должен соседу помочь,
А не тешить себя,
Мандарина к тому ж.
Как бы мне раздобыть
Ткани тысячи ли
И одежды пошить
Гору до облаков,
Чтобы в тёплый халат
Облачиться могли
Десять тысяч раздетых
Простых бедняков.

Су Ши (1037—1101)

Крупнейший поэт, художник, мастер каллиграфии и эссе, государственный деятель средневекового Китая. Выходец из рода учёных и литераторов, Су Ши получил хорошее образование, прошёл через множество чиновничьих постов, управлял различными провинциями Китая, участвовал в выработке законов, направленных на реформы в сфере управления государством.
Су Ши  входил в число четырех лучших мастеров каллиграфии династии Сун, считался прекрасным живописцем, имел репутацию знатока в области кулинарии. Но при этом Су Ши в каждом из своих многочисленных увлечений стремился достичь мастерства с помощью высокой самодисциплины. Участвовал в создании алхимических пилюль, направленных на достижение бессмертия. Но достиг поэтического бессмертия, как  один из самых славных поэтов Танской эпохи.
Вообще Су Ши был весьма разносторонним сочинителем.  Был популярным прозаиком, оставил значительное наследство в области философии "вэньжэньхуа", суть которой - видел в единстве сферы морали, поэзии, каллиграфии и живописи. Художник этой школы должен следовать двум принципам – принципу близости  к материальному миру и к принципу гармоничного созвучия со всей вселенной, отражению ее космических ритмов. А, главное, поэт должен уметь созерцать красоту мироздания в тишине, в молчании, наполняться силой Дао.

НОЧЬЮ В ГОРАХ
Я еду берегом. Внизу шумит река.
Хмельному седоку проспаться нужно.
Меня оглядывают сверху облака,
Луна — внимательно, а горы — равнодушно.
Устал и спешился, свалился на траву.
Мгновенно в сон бездонный провалился.
Проснулся. На густую синеву
Свет лунный золотым дождём пролился.
Мир приобрёл такую тишину,
Таким блаженством дышит и покоем,
Что, глядя вверх на звёзды и луну,
Не смею даже шевельнуть рукою.
Но фыркнул где-то по соседству конь,
Спугнув внезапно лунное сиянье.
В горах зажёгся солнечный огонь.
И я обязан продолжать скитанья…

ХРАМ ЗОЛОТОЙ ГОРЫ
В холодный вечер под дождём
Причалил в лодке к той горе,
Где был я некогда рождён, —
Теперь тоска о той поре,
Забравшись на закате дня
На гору, поглядел вокруг —
Хребты, хребты вокруг меня
Теснятся с севера на юг.
Очистил ветер небосвод
И я, прикрыв глаза рукой,
Смотрю, как в бездне тёмных вод
Луч исчезает золотой.
Но дунул ветер — и река
Вдруг рыбой сделалась с хвостом.
Тот хвост и в небе облака
Багровым вспыхнули костром.
Уравновесила луна
Сраженье тьмы с лучами дня.
И воцарилась тишина,
И вспыхнул новый столб огня.
И тут же криками ворон
Отозвалась ночная мгла.
Какой таинственный дракон
Затеял все эти дела?
Я до глубокой темноты
Об этом думал. Понял так:
Мне бог речной от суеты
Отречься посылает знак.

ПРЕДУТРЕННЯЯ ДУМА
Ветер чуть колышет облака.
Озеро. Ночная тишина.
В тёмной чаше среди тростника
Плавает заснувшая луна.
Снятся чайке думы рыбака,
Спит река и тоже видит сны.
Вдруг, сверкая, рыба рассекла
На воде спокойный лик луны.
Я иду по влажному песку,
Неотрывно тень за мной бежит.
Вековую уношу тоску,
Что с утра в душе моей лежит.
Наша жизнь — как призрачный халат,
Сшитый не из ткани — из тревог.
Редко встретишь безмятежный взгляд
Среди трудных судеб и дорог.
А петух сыграл селу с утра
Несколько своих горластых гамм:
Объявляет, что пришла пора
За работу браться рыбакам.
Лодку отвязал, стащил с песка,
И себя увидел вдалеке…
Кажется подобьем лепестка
Мой челнок в озёрном тростнике.

 

Ли Цинчжао (1084—1155)

Выдающаяся китайская поэтесса двенадцатого века родилась в семье учёного, преподававшего в Императорской Академии. Ли вращалась в высококультурном слое тогдашней китайской творческой элиты и получила поэтическое признание уже в раннем возрасте. Увлекаясь коллекционированием книг и произведений искусства из камня и фарфора, она буквально переносила образы этих предметов в свои стихи. В семнадцать лет Ли Цинчжао вышла замуж за Чжао Минчэна, известного историка, художника-гравёра и антиквара. Судьба отпустила им шесть лет счастливого брака и спокойной жизни.
Затем в стране начался длительный период смут, известный под названием «Похищение императоров», по сути пресекший династию Сун. Кочевники–чжуржэни разграбили самый большой город империи Бяньлян, где жили супруги. Они вынуждены были бежать, несколько лет скитались вместе по родной стране, потом муж Ли Цинчжао умер.  Это был страшный удар. Начались  одинокие скитания молодой женщины, где ночлегом  порой служила  перевёрнутая вверх дном лодка. В итоге Ли превратилась  в отшельницу, безразличную к земной жизни, признанию и славе.
Литературное наследие  Ли Цинчжаю невелико – всего пятьдесят стихотворений, также несколько статей о поэзии, живописи, театре. Тем не менее, в Китае её  воспринимают как величайшую поэтессу, создавшую свой оригинальный и утончённый поэтический стиль.
Творчество Ли – это не только область личных переживаний. Она до конца дней оставалась патриоткой, не могла примириться с новыми порядками. В её стихах, проникнутых огромным чувством искренности дышит родина, а любовная лирика – непревзойденный сплав чистоты, непосредственности, литературного изящества и красоты.

*  *  *
Мы с тобою в хмельном забытьи
До заката сидели в беседке.
Хмель угас. На обратном пути
Солнце скрылось за тёмные ветки.
Сели в лодку. Поплыли назад,
Раздвигая в дороге кувшинки.
В наших полузакрытых глазах
Тихо таяли счастья пушинки.
Налегая на вёсла, гребли,
Возвращались к излюбленным гнёздам.
Тьма сгущалась, в закатной дали
Чайки взмыли к проснувшимся звёздам.
Птицы, лотосы, звёзды, вода…
Это то, что во мне навсегда.

ХРИЗАНТЕМА
Зелёная и нежная листва,
Прекрасен лепестков узор певучий…
Не стоят ничего мои слова,
Чтоб выразить всю красоту созвучий.
О хризантема, осени дитя!
Твой стойкий дух — хозяин непогоды.
Поверх унынья красотой светя,
Ты — дивное творение природы.
Пусть ярче сливы ранние цветы,
Сирень чарует тонким ароматом.
Они не могут поместиться рядом
С твоим неярким всплеском красоты.
Спасибо, что измученному сердцу
Даешь в твоём сиянии согреться.

 

Ли Мэнъян (1473—1530)

Значительный поэт позднего Средневековья, входивший в поэтическую группу «Семь ранних поэтов» («Цянь ци цзы»), эстетические взгляды  которых  были основаны на отрицании выродившегося, по их мнению , конфуцианства , сковывающего творческую свободу художника. и уводившую  от реальной жизни и народных настроений. Ли Мэн-ян предлагал вернуться к идеалам старины, к стилю поэзии времен эпохи Тан. Был очень категоричен, утверждая, что «при Сун не было стихов».       Любил народные песни, призывал к возрождению фольклорной традиции, находя, что «истинные стихи  пребывают лишь в народной среде». Темы его  стихов разнообразны – от традиционной любовной и пейзажной лирики до « военной поэзии».

*  *  *
Листья сорву
Я с осенних ветвей золотых
И орхидей соберу
На восточном склоне реки.
Весело солнце сияет
Холодной поре вопреки.
Блики его отражаются
В водах речных.
Тучи становятся
Гуще и гуще вокруг,
Блики тускнеют
в глазах погрустневшей воды.
Сколько же бед повидал
Мой пятнистый бамбук,
Если хранит до сих пор
Лихолетий следы.

ИВОЛГА
Иволга утром однажды
Привиделась мне.
Помню, на яшмовой иве
Чудесная птица запела.
Утром проснулся -
Увидел её на окне.
Ива из яшмы
Явить себя не захотела.

 

Тан Сытун (1868—1898)

Крупный поэт, великий мыслитель, государственный и общественный деятель Китая сочетал в себе черты горячего защитника интересов крестьянства, страстного конфуцианца, сторонника западноевропейских реформ и революционера. Рано проявил большие литературные способности, писал военно-патриотические стихи, сатиру, баллады, использовал фольклорную тематику, прибегал к жанру народных песен.
Владел китайскими боевыми искусствами. Объездил на коне весь Китай, особенно его труднодоступные горные районы, как это потом сделал Че Гевара на мотоцикле в Латинской Америке. В конце своей жизни, а (она длилась всего 33 года), засел за написание трактата «Жэнь Сюэ» - учение о гуманности. Философские идеи Тань Сытуна представляют собой своеобразный сплав конфуцианства, буддизма, моизма и современной ему науки.
В 1898 г. популярный в кругах интеллигенции Тань Сытун был приглашён одним из последних китайских императоров ко двору для проведения реформ. Предложения Сытуна не понравились консерваторам и вдовствующей императрице Цы Си. В итоге. В-великий писатель и общественный деятель без суда и следствия был публично обезглавлен на центральной площади Пекина.
Тань Сытун писал о путешествиях, о жизни, иногда о политике, но всегда оставался поэтом, думающим о красоте. Вместе с тем, он совершил революцию в китайском стихосложении, подготовил изменение размеров, внёс новую лексику, смело вводил в стихи научные термины. Его творчество  не могло не  повлиять на поэтические вкусы Мао Цзэдуна. Можно обнаружить явную перекличку между стихотворением Тань Сытуна « Стихи о том, как везли провиант по горам Люпаньшань» и  стихотворением Великого кормчего «Люпаньшаньский хребет».

ГОРА КУНТУН
Большая Медведица синих глаз
Не сводит с горы ночной
И, освещая вершины, в нас
Пробуждает фантазий рой.
И я до рассвета не в силах уснуть,
Гляжу, как плывут облака,
Как в небе ночном означается путь,
Луны серебрятся бока.
Затеяли сосны с драконами бой,
Верхушки в рассветных лучах
Горят. И отхлынули тени гурьбой,
И солнце на горных плечах.
Куда ни посмотришь — повсюду цветы
Пылают, словно костры.
И где источник такой красоты?
Возможно, в глубинах горы.

ПЕСЕНКА
ОБ ОПИУМНОМ МАКЕ
Не растёт зерно в Китае —
Плохо дело, грозный знак.
А правительство в ударе:
Нету риса — сейте мак!
Наши беды и напасти
Богатеям не нужны.
Лишь бы уцелели власти
От весны и до весны.
Вот такой у них расчёт:
Хлеба нету — мак цветёт.

СТИХИ О ТОМ, КАК ВЕЗЛИ ПРОВИАНТ
ПО ГОРАМ ЛЮПАНЬШАНЬ
Копыт неверен шаг по скользким скалам,
Телегу тащат лошади и люди.
Грозят повсюду пропасти оскалом,
и путь простыми радостями скуден.
Вдобавок виснут тучи в тёмном небе,
всю жизнь в трудах приходится скитаться.
Такой вознице достаётся жребий,
а также нечиновному китайцу.
Не для себя он, рук не покладая,
На гору тащит тяжкий груз натужно.
В нём кровь и пот народного Китая.
Давно об этом всем подумать нужно.

 

Мао Цзэдун (1893—1976)

Крупнейший китайский государственный и политический деятель XX века, главный теоретик маоизма, создатель современного Китая. К его основным заслугам в Китае относят освобождение  страны от японского гнёта, обретение  государственного суверенитета и целостности, изменение вектора ее развития в сторону социализма с национальной спецификой. Помимо своих крупнейших политических достижений (среди которых были и весьма крупные исторические ошибки, в частности, культурная революция и экономические реформы, вошедшие в историю под именем Большого Скачка), у Мао были крупные достижения в сфере искусства – он был весьма образованным человеком и крупным поэтом. Китаевед Н. М. Азарова, в своей  статье в «Новом мире» убедительно показавшая, что Мао не просто хороший поэт, но «возможно поэт первого ряда», подчёркивала, что «для современных китайских поэтов Мао поэт-новатор, стимулировавший поэтическую смелость в коммунистическом Китае».
Впечатляет широта и разнообразие тем, затронутых в стихах, присутствие любовной и пейзажной лирики, философские раздумья, острая политическая сатира и в то же время отсутствие плакатности в произведениях революционной тематики – обо всем Мао умел говорить нетривиально и свежо. Привлекает в творчестве поэта-политика оригинальная связка новаторства и традиционализма. Сам Мао относился к своему литературному творчеству очень серьезно, находя для него вечерние и ночные часы как в походах, так и в условиях жесточайшей партийной борьбы. При этом был человеком весьма скромным - решился на первую поэтическую публикацию только в шестидесятипятилетнем возрасте и спустя шесть лет после прихода к власти. В книге «Поднебесная хризантема» опубликованы восемнадцать стихотворений Великого Кормчего, в данной подборке приводится шесть стихотворений Мао в поэтических переводах Ю. М. Ключникова. Эти стихи, по мнению поэта-переводчика помимо весьма высокого художественного уровня интересны своим пророческим началом, поскольку содержат очень интересные предвидения. В очерке о Мао Цзэдуне автор «Поднебесной хризантемы» проводит мысль о том, что китайский вождь оказался не только пророком- теоретиком, но и практиком-управленцем, распахавшим своей жесткой деятельностью поле для последующих поколений. Созидая историю весьма жесткими методами, Мао конечно, видел будущее иным, гуманным и светлым. Потому-то периодически уходил в столь мирное и прекрасное занятие, как написание стихов. И это у него очень хорошо получалось.

ЛЮПАНЬШАНЬСКИЙ ХРЕБЕТ
Высоко в небесах перелётные гуси
Покорить призывают пространства свои.
Если сдался препятствиям, если ты струсил,
Человеком Китая себя не зови.
Половина отечества пройдена нами,
Впереди возвышается древний хребет.
Водрузить предстоит там победное знамя,
А иного решения попросту нет.
Повинуемся зову хребта и закону —
Свяжем лапы верёвкой седому дракону.
1935

ЧАНША*
Днём осенним, сияющим солнечным днём,
Я стою над рекой и любуюсь закатом,
Вижу горные склоны в наряде цветном,
Мандариновый остров и много загадок…
Реку север влечёт, а орла — небосвод,
Рыба плещется на мелководье.
Всё живое своим распорядком живёт,
Ухватившись за чьи-то поводья.
По зелёному руслу великой реки
Целый день беспрерывно снуют челноки.
Наблюдая картины природы родной,
Величавой, могучей, спокойной, прекрасной,
Понимаешь — не мы управляем страной,
Кто-то более сильный, премудрый и властный…
Вспоминаю далёкое время своё,
Споры долгие, юные страсти.
Так хотелось страну и её бытиё
Подчинить нашей собственной власти!
Но житейские наши в пути челноки
Задержало теченье великой Реки.

* Родина Мао Цзэдуна.

ВЕЛИКИЙ ПОХОД*
По рекам, горам и полям мы прошли
С боями за год двадцать тысяч ли**.
Пять горных хребтов у нас за спиной.
Там снег по колено и скалы стеной.
Круты берега нами пройденных рек,
Стремителен был их течения бег.
Но мы одолели усталость и страх
Улыбкой и песней на смелых устах.

* Немногословный Великий кормчий, как иногда всерьёз, а иногда с иронической усмешкой называют Мао Цзэдуна историки, откликнулся на событие стихотворением, где всего восемь строк. В них перечисляются главным образом географические точки похода, что массовому русскому читателю ничего не говорит. Зато любой китаец понимает масштабы и трудности великого военного Подвига. Я постарался освободить свой перевод от топонимов, акцентировал внимание на духе стихотворения и сдержанности автора. Оставил те же восемь строчек.
** Ли — 0,6 километра. Таким образом, за один год, с октября 1934-го по октябрь 1935 года, китайская Красная армия прошла во время Великого похода пешком (и лишь немногие солдаты на лошадях) 12 тысяч километров, потеряв 90 процентов личного состава. Приходилось сражаться не только с гоминдановцами, но и с японскими захватчиками. Вот какие дела стоят за скупым стихотворением в восемь строк.

БАШНЯ ЖЁЛТОГО АИСТА
На востоке Янцзы,
Где притоки река собрала,
Башня древняя
В небе осеннем маячит.
Башня Жёлтого аиста*
Сердцу китайца мила,
Потому что приносит
Своим пилигримам удачи.
Признаюсь откровенно,
В местах этих не был давно.
Наконец, побывал
На горе-Черепахе** в ненастье.
И обычай исполнил —
Здесь выплеснул в реку вино.
Пусть вернётся в Китай
Жёлтый аист и счастье!

* Сооружена в III веке на том месте, где, по преданию, вознёсся в небо даосский святой.
** Черепаха, согласно легенде, прародительница Поднебесной.


ВОРОБЕЙ-МИРОТВОРЕЦ
Стреляй! Руби! Противника убей!
Слышна повсюду в мире канонада.
Дрожит в кустах от страха воробей:
— Сплошной кошмар! Бежать отсюда надо!
— Куда?
— Спасенье на святой горе.
— Но где такая?
— Договор подписан
О дружественной тройственной норе,
В ней рождено начало компромиссам*.
— Что за «начало»?
— Долгожданный мир,
Необходимый «просвещённым массам»,
Чтоб каждый гражданин вкушал кефир
С поджаренной картошкою и мясом**.
— Неужто так покончим беспредел?
— Прошу, не спрашивайте больше и не спорьте, —
Сказал воробушек и быстро улетел.
Но воздух предварительно испортил.

* Как впоследствии разъяснили пекинские комментаторы этих сатирических по отношению к Хрущёву стихов, Мао Цзэдун имеет в виду Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой, подписанный 5 августа 1963 года тремя державами — СССР, США и Великобританией.
** Мао обыгрывает слова Хрущёва, сказанные в апреле 1964 года, что коммунизм для него — это полная тарелка гуляша для каждого советского гражданина. Гуляш на китайском языке — картошка с жареной говядиной.
Примечание агентства Синьхуа.

ПРАЗДНИК
ДВОЙНОЙ ДЕВЯТКИ*
Люди ветшают скоро.
Небо стареть не хочет.
Правда, подули ветры,
Лето ушло, но затем
Праздник в Китай приходит
Нами любимый очень,
Праздник двойной девятки,
Осени и хризантем.
Ветры суровые дуют
На грозных полях сражений,
Случается непогода
И на полях труда.
Очень люблю я осень,
Время борьбы и свершений,
Когда одета природа
В наряды из снега и льда.

* Девятого числа девятого месяца по китайскому лунному календарю.

ПЛАВАНЬЕ*
Я воду брал на язык
И рыбу ел из неё.
Потом переплыл Янцзы,
А думал, плывя, про своё.
Что лучше штормы и гром,
Свобода бегущей реки,
Чем старческий вздох о былом,
Чем мускулы слабой руки.
Мудрец** когда-то сказал,
Глядя в речной простор:
«Теченье никто не связал,
Расчёт природы простой».
Мы же построим мост,
Плотиной скрепим берега.
Расчёт наш точен и прост —
Пусть людям послужит река.
Вода светлей бирюзы
Течёт без конца в океан.
Может, богине Янцзы
Такой удивителен план?

* Название сообщает реальный факт. В 1955 году в возрасте 63 лет Мао «вразмашку» переплыл реку шириной более километра.
** Конфуций.

 

Ай Цин (1910—1996)

Поэт – подданный солнца
Ай Цин (настоящее имя Цзян Чжэн-хань) (1910- 1996)— крупнейший китайский поэт  XX века, яркий литературный критик и  создатель теории  стиха. Человек с  интересной, но очень трудной судьбой, в жизни которого было всё: и ссылки, и тюрьмы, и жизнь на чужбине, и признание. Отличался большим оптимизмом и верой в победу добра и света. Переводчик Л. Черкасский назвал его «подданный солнца», настолько часто в его строчках встречаются самые разные солнечные образы и обращения к светилу. Он был тем поэтом, который услышал призыв Мао Цзэдуна  к исторической активности и солнечности в поэзии  и поддержал его своим творчеством.
В детстве мечтал стать художником ( но эту его мечту позднее воплотил сын Ай Вей Вей, ставший знаменитым, хотя и скандальным художником), учился в Академии художеств, в 1929 году продолжил свое образование во Франции, изучал французскую поэзию и европейскую культуру. Отличался большим общественным темпераментом. Он принял активное участие в национально-освободительной борьбе против японцев, писал патриотические стихи. В творчестве Ай Цина много стихотворений, содержавших высокую оценку СССР. В 1942 году он пишет поэму «Зоя», воспевающую подвиг советской девушки. В период войны творчество Ай Цина стало вершиной китайской литературы, и оно устраивало идущих к власти коммунистов: поэт одинаково хорошо владел и языком агитки, и образами классической поэзии.
Однако, после ухудшения отношения Китая с СССР и с Хрущевым поэт попадает под опалу. Это было связано с изменением эстетических идеалов в политике партии и борьбой с буржуазным субъективизмом. Ай Цина  обвинили  в индивидуализме, высокомерии, самокопании, увлечении зарубежной тематикой и прославлении СССР. Его зачисляют в «правые элементы» и посылают на «перевоспитание трудом»  в отдалённые районы Китая (Манчжурию), где он  в течение шестнадцати лет занимается чисткой общественных туалетов. Только в 1973 году постаревший поэт возвращается в Пекин для лечения. Литературная деятельность Ай Цина была прервана на целых двадцать лет. Печатать его начали только в 1978 году
Ай Цин внёс большой вклад в развитие свободного стиха  у себя на родине. Литературное подвижничество Ай Цина, его мужество в защите своих идеалов нашли признание не только у себя на родине, но и во всем мире: в 1985 году он был награждён литературной премией президентом Франции Франсуа Миттераном.

ВЕНЕРА
Венера — несравненная звезда!
Серебряная, нежная, святая.
Ты ярко загораешься, когда
Ночь, утру место уступая, тает.
Подругам в небе скрыться суждено,
А ты ещё сияешь величаво,
Тебе одной-единственной дано
Приветствовать лучи восхода право.
Ты смотришь, как на каменных плечах
Далёких гор день привстаёт погожий,
И скромно растворяешься в лучах,
Любимых всеми и тобою тоже.

ВЕСТЬ О РАССВЕТЕ
Вперёд, поэт!
Неси повсюду весть
О неизбежном света пробужденье,
Что ложь уходит, правда в мире есть,
Что власть труда сменяет царство денег.
Пусть эту новость выслушают все,
Кто солнца ждёт, тоскует о свободе,
Что я иду, ступая по росе,
Под звёздами и при любой погоде.
Иду с Востока, также по волнам
Седого океана, где рождался.
Несу я радость изнемогшим вам,
И этой вести, наконец, дождался.
Поэта неподкупные уста
Пусть скажут:
«В мир приходит красота!»

СОЛНЦЕ
Оно взошло из-за вершин высоких,
Из-за могил, заброшенных давно,
Из-за потоков буйных и жестоких,
Несущих смерть всем, кому жить дано.
Шар приподнялся неизменных истин
И обозначил вечный горизонт.
Зашелестели на деревьях листья,
Запел и я природе в унисон.
О чём? Что насекомые проснулись,
Что зазвучали ритмы площадей,
Что города, селенья встрепенулись
И звонче стали голоса людей.
И длань Его верховного огня
Душевный хлам швырнула на сожженье.
И я поверил в правду воскрешенья
Всего, что гибнет, в том числе — меня.

РАЗГОВОР С УГЛЁМ
— Где обитаешь ты?
— В запасниках горенья.
— Твой возраст?
— Старше гор, где я возник.
— Но кто ты?
— Сын эпохи Сотворенья,
Когда Земля исторгла первый крик.
— И жив ещё?
— Живее всех живущих.
— Зачем молчишь?
— Забыли про меня.
Не слышат моих возгласов зовущих.
— А зов о чём твой?
— Дайте мне огня!

ОДА СВЕТУ
(отрывок из поэмы)
Покинув чрево матери, дитя,
Увидев мир земной, кричит от боли.
Утратило покой, приобретя
Столь тяжкую для всех свободу воли.
Без Света жизнь, что человек без глаз,
Моряк без компаса, винтовка без прицела.
И красота от нас бы отреклась,
И даже жизнь сама не уцелела.
Без Света обездвижена Янцзы,
Её великолепное теченье.
Невнятно приближение грозы,
Неисчислимо звёздное свеченье.
Умён ли этот встречный или туп,
Богат, бездомен, щедр или завистлив…
Он неизбежно рвётся в высоту
И от неё всем существом зависим.
Без Света не рождаются цветы,
Сливается Земля с потухшим небом,
Не поспевают осенью плоды,
Кружат метели почернелым снегом.
Без Света исчезают тьма и дни,
Вползает серость, блекнут всюду краски.
Мы попадаем вечно в западни,
Теряем восхитительные сказки.
1979

 

Хай-Цзы (1964—1993)

Хай Цзы (настоящее имя Ча Хайшэн) - самый крупный из современных поэтов Китая, лирик, которого называют «китайским Есениным» - слишком много общего было и в судьбах, и в творчестве обоих  поэтов. Прожил очень короткую жизнь( всего 25 лет), но   успел он сделать в литературе очень много.
Модернист в поэзии (но лишь отчасти) и традиционалист по образу жизни, мечтающий, как и поэты древнего Китая, вернуться в деревню, он выглядел в обществе 80-х годов прошлого века, как странная фигура, совершенно не отвечающая духу времени. Явных гонений Хай Цзы  не пережил, хотя литературные чиновники критиковали его за оторванность от жизни и отсутствие стихов, воспевающих социалистические ценности. Властям казалось, что он обожествляет природу, в то время как ее нужно преобразовывать. Но и здесь Хай Цзы опередил своё время: ведь только сейчас, через два десятилетия после его смерти, интерес к природе в китайском государстве очень вырос: проблемы экологии в современном Китае стоят весьма остро.
Одиночество, неприятие потребительских ценностей, ощущение непонятости и ненужности обществу его поэтических исканий, любовная драма - всё это вылилось в болезнь поэта, которая сопровождалась сильнейшими головными болями. Не выдержав очередного приступа, Хай Цзы покончил с собой, бросившись 26 марта 1989 года под колёса проходящего поезда. Хай Цзы повторил поступок поэта 3 века д. н. э. Цюй Юаня, совершившего ритуальное самоубийство в знак несогласия с предательской политикой правительства. Имя Цюй Юаня как великого патриота чрезвычайно популярно в Китае.
Существуют разные версии поступка Хай Цзы молодого поэта, в том числе версия протеста против эксцессов «культурно революции». Но творчество Хай Цзы всё проникнуто любовью к природе, женщине, деревне. А вот мотивы несовместимости поэзии со стандартами общества потребления звучат в его стихах недвусмысленно.
Как это нередко случается с поэтами во все времена, слава настигла Хай Цзы уже после смерти. Его сборники издаются в Китае огромными тиражами, у поэта появилось множество подражателей, ежегодно в день годовщины смерти Хай Цзы во многих китайских университетах проходят памятные мероприятия. Рядом с домом родителей открыт его музей.
К сожалению, в России он известен довольно мало хотя сам Хай Цзы  проявлял к русской поэзии большой интерес. Особенно близок ему был Сергей Есенин, с судьбой и творчеством которого у него было немало прямых пересечений: поэт сам  себя назвал «китайским Есениным». Он посвятил Есенину целый цикл стихотворений.

ДЕРЕВНЯ
Родина моя, моя деревня!
Тихие пшеничные края,
Ты подобна сказочной царевне,
Пушкинская мать, теперь — моя.
Ветер дует северный и южный,
поднимает волны на полях.
Льётся дождик, тёплый,
нежный, нужный,
В русских и китайских деревнях.
С неба льются тысячи улыбок,
падают минуты и часы.
Девушка и стайка светлых рыбок
Задремали в капельке росы.
Звёздные бездонные кочевья,
Тысячи и тысячи огней!
Родина моя, моя деревня!
Чёрный жемчуг рисовых полей.

ГИМН ПШЕНИЧНОМУ ПОЛЮ
Соберу пшеницу
В полумесяц лунный.
Бессловесным зёрнам
Гимн не написать.
Сам его исполню
На лире многострунной
Родине во славу,
Также небесам.
Трудится на пашне
Сутками отец мой.
Старая рубаха,
Потная спина.
В голову приходит
Радостное детство.
Облачные крылья.
Полная луна.
Хорошо, что часто
Жизнь в деревне снится,
Что в душе звучат моей
Песни вольных птиц.
А ещё в глазах
Качается пшеница,
Чуть касаясь стеблями
Дрогнувших ресниц.
В городе бываю
Грустным и неловким.
То гнетёт забота,
То придёт беда.
Память примиряет
С жребием нелёгким
На пшеничном поле,
На тропе труда.
Лунный свет над нами
Плещется столетья.
Не исчислить возраст
Полю и сохе.
Все мы дети Неба
И земные дети
С побережий Нила,
Волги, Хуанхэ.
Зарастает прошлое
Мохом и травою,
Рушится надменный
Каменный дворец.
Вечно проживают
Под луной лишь двое —
Бедный и богатый,
Глупый и мудрец.
Среди них я — третий
Сновиденьем болен —
Ночью часто снится
Неизменный сон:
Поселились люди
На пшеничном поле,
Солнце не уходит
Там за горизонт…

Есенинский цикл
ПОЭТ
Сын рисовых долин и склонов чайных,
Прошёл я в жизни множество дорог.
Всё испытал в скитаниях печальных:
Нужду и беды, нежность и порок.
Был в Персии и в прочих странах мира,
В полях рязанских ночевал и рос,
Пил за столом московского трактира,
Повсюду помнил золото берёз,
И золото волос своих весенних —
Всё ярче разгорается их свет.
Пустая комната. Сидит Сергей Есенин
В запое творчества, как истинный поэт.
Ушли виденья всех минувших былей,
Уплыли в синем небе журавли.
Тела с гробами под землёю сгнили.
Зажглась Весна его родной земли.
Любовь с уходом тел не прекратится.
Земля — единственная женщина моя!
Вдали растаявшая маленькая птица.
Она прекрасна, плох и жалок я.

ЖИЗНЬ ПРЕРВАЛАСЬ
Я живу в городишке, где пахнет гречихой,
утром вижу восход, вечерами — закат.
Здесь расстанемся мы безвозвратно и тихо,
Как Есенин, в осенний уйдём в листопад.
Я свечу запалю и в огне её тусклом
подожгу сочинённые мною стихи.
В небесах повстречаюсь с возлюбленным русским.
Пусть поют вместо нас на земле петухи.
На прекрасной планете мы лишь постояльцы.
Схорони мою плоть под зелёной сосной.
Отпускаю твои незабвенные пальцы,
Ты останешься здесь, как фонарик земной.
Я в сонете воспел, может быть, и незрелом,
Встречу с чистой душой и разлуку лишь с телом.

 

Лян Сяо-Мин (род. в 1963 г.)

Современный поэт, эссеист, прозаик. Родился в 1963 году в Шанхае.  Стихи начал  писать стихи в восьмидесятых годах  двадцатого  века. Автор нескольких книг стихов и прозы.

СТЕКЛО
Сжал человек осколок — и огонь
Почуял в пальцах, резко боль пронзила.
Сжал крепче — запылала вся ладонь,
В конце концов, употребил всю силу…
Не ведающий слёз кусок стекла
Податливую плоть бесстрастно резал.
Но кровь текла, а кость была цела —
Китай внутри походит на железо...
Он ныне пальцы терпеливые разжал,
Остановила кровь своё теченье.
Увы, извечен тел и душ пожар,
Но только он приносит очищенье!

Ю. М. Ключников
ДАО ДЭ ЦЗИН
(Венок сонетов по мотивам источника)
1.     
* * *
Читатель, прими эти строки мои
не как многократный пример перевода.
Как отклик прочти, как раздумья прими
над Книгой, где суть обнажила природа.
Ведь Дао темно лишь на вид и на слух,
но в нас оно дышит, живёт, управляет.
Оно – бесконечный таинственный Дух.
где хочет, рулит, а где надо, гуляет.
Когда замирает, становится Де,
на время «деизма» теряет текучесть.
В коротком блаженстве и в долгой беде
приемлет смиренно различную участь.
И если нисходит с небес в Бытиё,
то может забыть назначенье своё.

2.
* * *
Забытая суть не является Дао -
то Инь или Ян, светотень или тьма.
Лишается быстро природного нрава
всё то, что становится пищей ума,
Когда говорит о Них только философ,
у времени сразу же куча вопросов.
О бедное время! Болит голова,
когда повсеместно слова и слова…
Лишается жизнь благородства и силы
без Дао, без Бога, хоть как назови…
Уходит бессмертие, только могилы,
маячат повсюду без Дао Любви.
Приходиться людям и ахать и охать,
когда управляют желанья и похоть.

3.
* * *
Сегодня не Дао - желанья и зло
главенствуют на заболевшей планете.
Иной восклицает: «Как мне повезло!»
Так рады порой неразумные дети,
когда их родители с ранней зари
до вечера позднего трудятся в поле.
Купаются малые в собственной воле -
что хочешь, твори, что взбредёт, говори…
Такая заря перемен наступает,
что Воля одна лишь реально творит.
Все лишнее, злое в той Воле горит,
но Дао и злу иногда уступает.
Подумать даёт даже тем, кто в беде
за рыбой охотится в мутной воде.

4.
* * *
Да, мутные воды бушуют повсюду.
Не видит ни власть, ни под нею народ,
что яства зарвавшихся вместе с посудой
внимательный Дао вот-вот уберёт.
На темя разумных короны возложит,
на плечи безумных заслуженный крест,
словами известными век подытожит:
«Трудящийся - прав, дармоед да не ест».
Добавит: «Кончается долгое зло,
что мрачной землёй управляло веками.
Собрать, наконец, – не разбрасывать камни,
рассветное время на Землю пришло».
Весы равновесия, правды и права
включает в итоге великое Дао.

5.
* * *
Так что же в итоге?
Ведь Дао безмерно,
и часть не вместит всю Его благодать.
Де тоже, хотя обозримо, - бессмертно.
Что смертному делать?
В бездействии ждать?
Когда соизволят лукавые «боги»
нам райскую жизнь подарить, наконец.
Назначат часы, обозначат дороги,
И в руки вручат золотой леденец.
О светлое Дао, всесильное Дао!
На что опереться, кого обвинить,
коль эту Твою путеводную Нить
толпа забодала, а чернь заболтала?!
И всё-таки Дао - великий пример,
Его никогда не поймёт маловер.

6.
* * *
А Дао – от «дать». Неуютное слово,
всем хочется взять, получить, обрести.
Пока такова человечья основа,
не хочет с обычного сбиться пути?
Вот я набираю «задача», «удача»,
решив обновить старомодный сонет,
и только возникла в нём «благоотдача» -
«Такого понятия в памяти нет», -
мне красной чертой обозначил компьютер.
В порыве своей малосильной души:
«Смешной сочинитель, ты что-то напутал…»
Но Дао кивнул молчаливо:
«Пиши!
Машинные люди сегодня забыли
свои незабвенные дали и были».

7.
* * *
Они не исчезли, те были, и дали,
ушли, не оставив ни знаков, ни вех.
Но время придёт – возродятся Скрижали,
А Дао и Де Их поднимут наверх.
Об этом мечтали великие души -
Не может ничтожеством кончиться жизнь.
Гляди, напряжённо, внимательно слушай,
По Дао живи и за Дао держись.
Когда-то не будет ни ада, ни рая,
Убавится пряник, истреплется кнут.
Реальные Боги живут, не играя,
Их вера единая – радостный труд .
Проходим сегодня последний экзамен
На зрение, честь, трудолюбие. Амен.

 

PS.  к «Поднебесной хризантеме».

Ю. М. Ключников
Я ПУТЬ ПРОШЁЛ
Я путь прошёл длиной в три тыщи лет.
Зонтом от гроз прикрыв себя незрячим,
Пытался распознать неясный след,
Который Лао-цзы нам обозначил.
И что я понял? Первое — от гроз
Не скрыться  ни на месте, ни скитаясь.
Второе — делай, что сказал Христос.
Потом, когда ушёл от нас Китаец.
Добру учили оба Мудреца.
Хватало на земле и злой учёбы.
Добру и злу нас учат без конца,
Мы чаще лезем в тёмные трущобы.
И третье, что я понял:  к Небесам
И в бездну выбирай дорогу сам.
2018

 

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную