Татьяна ДАВЫДОВА, доктор филологических наук, профессор МГУП

ЖАНРОВО-СТИЛЕВЫЕ НОВАЦИИ В НЕРЕАЛИСТИЧЕСКОЙ ПРОЗЕ ПЕРВОГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ XXI ВЕКА

Творчество многих современных прозаиков – Ч. Айтматова, Д. Липскерова, Л.Петрушевской, Т.Толстой и др. – не является чисто реалистическим и находится на грани между новым реализмом и модернизмом или постмодернизмом. Объединяют их произведения мифологизм и другие условные формы, деформирующие реальность, синтезирующие эстетическое и философское начала, изображающие те явления, которые не имеют в современности конкретной аналогии; жанрово-стилевые новации. Обращение этих авторов к мифу в широком смысле этого понятия осуществляется в русле неомифологизаторства, ведущие особенности которого в лите­ратуре нового времени выявлены Ф. Шеллингом, Е.М. Мелетинским, З.Г. Минц и другими исследователями.

Айтматов, Липскеров, Петрушевская, Толстая творчески обрабатывают произведения классики и тюркской, античной, славянской мифологии, Евангелия, творят собственные сциентистские мифы. Мифологические и мифопоэтические образы становятся в их прозе 2000-х гг. «универсаль­ным <…> «шифром» для разгадки глубинной сущности всего происходящего в истории, современности и искусстве» (З.Г. Минц), несут в себе философско-нравственные проблемы. Перечисленные выше прозаики и драматурги ставят в своих произведениях также и злободневные вопросы, и мифологическое придает их исследованию особую глубину.

В своем последнем романе «Когда падают горы (Вечная невеста)» (2006), как и в повестях и романах 1960-80-х гг., Айтматов поставил остросоциальные проблемы обнищания киргизского народа в постсоциалистическом рыночном обществе; работы «челноков», захвата заложников ради получения большого выкупа, деградации высокого искусства. Осмысливает их в произведении главный герой журналист Арсен Саманчин, выступающий против бедности и при этом критикующий нового постсоциалистического бога, золотого тельца. Арсен в статье «Патологическое стремление к богатству и власти» сделал ценное наблюдение над общей тенденцией современного капитализма: «для власти нужно богатство, как для дыхания — воздух, а богатство требует власти, опять же как дыхание — воздуха» (1).

Глубже понять эти и другие злободневные проблемы помогает включенная в повествование киргизская народная легенда о Вечной невесте, воспевающая непримиримость ко злу и отношение к любви как к наивысшему смыслу жизни. Эта легенда способствует лучшему раскрытию образов Арсена Саманчина, певицы Айданы Самаровой, молодой аильчанки-челночницы Элес. В образе Арсена легенда помогает высветить активную жизненную позицию, и нравственную непреклонность, способность на романтическую любовь; в характере Айданы Самаровой, которая предпочла опере эстрадный гарем бизнесмена Эрташа Курчала, «дьявола в мантии шоумена», неосуществившуюся возможность стать современной Вечной невестой; у Элес — трудолюбие, преданность любимому, живость натуры.

Рыночная современность сопоставляется через легенду с прошлым, и чувства любви, доброты, преданности избраннику обнаруживают свою непреходящую ценность. Высшее начало бытия для Арсена Саманчина, возможно, и для Айтматова, как и для древних номадов, — Слово, творящее и Бога, и вселенную : «<…> вне Слова, за пределами Слова нет ни Бога, ни Вселенной, и нет в мире силы, превосходящей силу Слова <…>» (2).

Воссоздание в романе тотемистических архаичных п редставлений киргизов п овлекло за собой структуру п арных героев, п охожих своими драматичными судьбами: древнего охотника-жениха и современных охотников, в равной мере терпящих жизненные неудачи; человека и животного – Арсена Саманчина и обитавшего в тянь-шаньских горах снежного Жаабарса. Такой характерный для модернизма трагический образ мира, впервые явленный в айтматовском романе «Плаха», запечатлен и в «Когда падают горы…».

Последователь Айтматова — писатель среднего поколения Д. Липскеров, тяготевший еще совсем недавно к мифологизму, фантастике, абсурду постмодернистского толка, в своем последнем сборнике рассказов и пьес «Мясо снегиря: Гептамерон» (М., 2009) обнаружил смену художественных вех, создав смысловые произведения с четкими нравственными идеалами. Для Липскерова высшей ценностью является свободный дух: «Истинная свобода не может быть обретена в деньгах, а уж тем более в творчестве. В духе свобода» (3) (День четвертый. Отвлечение от темы).

Как и в романе Айтматова, в книге Липскерова сочетаются универсальная и злободневная проблематика — вопросы одиночества, смерти (День первый. Дура. Если ты умрешь. День второй. Про утро, пух и смерть), разных видов любви, материнской, сыновьей (День второй. Про утро, пух и смерть); мужчины и женщины — духовной и милосердной (День третий. Друг), телесной и жестокой (День четвертый. Мясо снегиря). При этом, подобно выдающемуся предшественнику, Липскеров в своей философической книге ведет диалог с великим образцом: с классическим сборником Д. Боккаччо «Декамерон». Вслед за классиком итальянской литературы Липскеров утверждает в ряду высших нравственных ценностей мужество, принципиальность в отстаивании своей позиции, любовь, свободу духа.

Проблематике соответствуют и типы героев, в которых синтезировано профессиональное и общечеловеческое: бизнесмен и музыкант (музыкантша) являются в то же время любящими мужчинами и женщинами, друзьями, родителями (День третий. Друг. День четвертый. Мясо снегиря).

Формы вторичной условности преобладают также в романе Т.Н. Толстой «Кысь» (1986–2000) , созданном в переломный постперестроечный период.

Действие в романе происходит в отдаленном будущем после ядерного взрыва, который повернул историю «вспять», в каменный век с чертами средневековья. Толстая поставила существенную для всей русской истории проблему тоталитаризма, которая решается в культурном и моральном аспектах. Это недоступность классического наследия для народа, важность культурной преемственности; деградация культуры на определенных этапах общественного развития; необходимость постижения нравственной азбуки.

Как и в прозе Ч. Айтматова, в придуманном Толстой мире невероятны герои и природа, и для их обрисовки автор прибегает к мифологизму, фантастике, гротеску, пародированию.

Фантастические образы героев, наделенных «последствиями» в виде необычного физического свойства, восходят к мифам, легендам, народным сказкам, которые основаны на тотемистических представлениях -- мифам об огнедышащих змее и драконе, русским сказкам «Царевна-лягушка» и «Белая уточка». Облик людей, живших еще до Взрыва, и родившихся после Взрыва людей антропо- и зооморфен. Родившиеся после Взрыва люди имеют «последствия» — жабры, петушиный гребень, когти, хвосты. Жившие до Взрыва Прежние не старятся и после него, напоминая этим свойством первых людей из Библии; сказочных Бабы Яги и Кощея Бессмертного. Некоторые из «бывших» персонажей близки культурным героям древних мифов. Таковы напоминающий Прометея огнедышащий Главный истопник Никита Иваныч, заботящийся о преемственности в культурной сфере; образованная и беспокоящаяся об общественной пользе вечно молодая матушка главного героя Бенедикта Полина Михайловна.

Место науки в Федор-Кузьмичске заменяют древние мифологические представления о мире (вера в лешего, русалку, лыко заговоренное, Рыло, что народ за ноги хватает, поэтичный миф о Княжьей Птице Паулин). В фантастическом мире «Кыси» существует и устное народное творчество, в котором выделяется предание о хищной кыси, злом начале, вселяющемся в героев.

Важную идейную роль у Толстой играют эсхатологическая легенда о девушке с золотой и серебряной косой («Вот она свою косу расплетает, все расплетает, а как расплетет - тут и миру конец», с.9) и восходящая к Апокалипсису картина пожара, в котором в конце произведения погибают почти все персонажи. Обе эсхатологические ситуации символизируют обреченность общества, так и не сумевшего кипящий в нем хаос претворить в космос.

Скудная еда и небогатая одежда бедных «голубчиков», описанные с помощью гротеска , свидетельствуют о характерном для социалистического общества эпохи застоя дефиците товаров легкой промышленности. Образы представителей привилегированного сословия в «Кыси» — Больших Мурз, Главного Санитара Кудеярова нарисованы также с помощью сатирического гротеска . Портрет Главного Санитара, у которого глаза «круглые и желтые, как огнецы, и на дне глаз вроде как свет светится» (с. 150) обнаруживает волшебную способность видеть всех насквозь. Герои этого романа занимают должности сообразно мифическому сознанию , отождествляющему физическую особенность героя с содержанием его деятельности. Мифологическая сторона в «Кыси» чрезвычайно существенна, однако читатель здесь имеет дело, наряду с вполне привычной классической мифологией, и с мифологией нового типа – исторической , для которой характерна мифологизация конкретных деятелей истории или культуры. Немаловажна и синкретическая форма вторичной условности в «Кыси»: соединение мифологического с пародийным .

В образе «Набольшего Мурзы» Федора Кузьмича, что приписывает себе изобретение всех технических и бытовых новшеств, научные открытия и создание шедевров искусства, спародирован миф о Прометее, культурном герое, добывшем огонь и научившем людей ремеслам.

В сборнике рассказов и пьес Л.С. Петрушевской «Измененное время» (СПб., 2005) ощутимо, как и у Липскерова, дальнейшее развитие характерного для нее творческого метода (у Петрушевской это модифицированный реализм (4)). В «Измененном времени» появились новые, по сравнению с предыдущими книгами автора, сюжетные мотивы: типичная для религиозного сознания вера в чудо (спасение отключенной от аппарата искусственного дыхания новорожденной девочки в рассказе «Кредо»), существование в ноосфере («Какие-то пересечения времен он (Мефисто. — Т.Д.) соотнес между собой» (5), рассказ «Измененное время»), мифопоэтические образы и сциентистский миф, основанный на новейших достижениях физики. В этих рассказах и повести «Конфеты с ликером» созданы и новые типы героев: врача-экстрасенса, гениального ученого, преступного или отчужденного от реальности.

При этом, как и в 1980–1990-е гг., у писательницы осталась склонность к гиперболизации отрицательных сторон жизни, сохраняющаяся даже при изображении мира творческих либо научных работников («Ребенок Тамары»). По-прежнему Петрушевская изображает жизнь как абсурд и проверяет истинную сущность героев в пограничных ситуациях измены, болезни, предательства, ухода в небытие. Петрушевская открыла собственно советскую и постсоветскую, наполненную социально-нравственным смыслом пограничную ситуацию, связанную с борьбой за квартиру. Эта борьба обнаруживает полярные типы конфликтующих героев, с одной стороны, энергичных, цепких, эгоцентричных, а с другой стороны — добрых и кротких (рассказ «Ребенок Тамары», повесть «Конфеты с ликером»).

Изображение жизни семьи диктует писателю обращение к жанру семейного рассказа или семейной повести , обладающих под пером Петрушевской «памятью» о готическом романе, так как в семье писатель чаще всего видит хрупкую попытку уйти от одиночества, болезнь и преступление («Ребенок Тамары», «Конфеты с ликером»).

Подобный отбор жизненного материала и его осмысление повлекли за собой, как и у Липскерова и Толстой, жанровое новаторство: у Липскерова новый тип новеллистического цикла — не декамерон, а гептамерон, у Толстой ретроантиутопия, у Петрушевской — тяготеющий к абсурду мистический фантастический рассказ («Измененное время»), повесть-реквием («Конфеты с ликером»).

Как и в предыдущих произведениях, в стиле новой книги Петрушевской сохранился комизм (ирония, черный юмор), разговорная и сниженная лексика. Порой сниженную лексику автор в произведениях на тему науки употребляет не к месту («Измененное время»). Тенденция отказа от прозрачного, простого и сдержанного в описаниях чувственной любви или умирания, физиологии стиля, к сожалению, очевидна и у Липскерова.

Следование мифологической, фольклорной и мифопоэтической традициям делает произведения Айтматова, Липскерова, Толстой, Петрушевской философски и художественно значительными, а жанрово-стилевые новации позволяют полнее раскрыть проблемы и типы героев современности.

 

(1) Айтматов Ч. Когда падают горы: (Вечная невеста) . СПб., 2006. С 129.

(2) Там же. С. 123.

(3) Липскеров Д. Мясо снегиря: Гептамерон. М., 2009. С. 81.

(4) Подробнее об этом см.: Давыдова Т.Т. Сумерки реализма (О прозе Л.Петрушевской) // Русская словесность. 2002. № 7. С. 32–36; Ее же. Модифицированный реализм Л. Петрушевской // Вопросы филологии. М., 2004. № 2. С. 110-114.

(5) Петрушевская Л.С. Измененное время. СПб., 2005. С. 54.

Вернуться на главную