|
Поднимите глаза к небу…
Кто-то, проснувшись сегодня утром, погрузился в мрачные раздумья о проблемах в семье или на работе. Кто-то со страхом ощутил признаки надвигающейся болезни. А кто-нибудь с раздражением и беспокойством вспомнил о постоянной нехватке денег. Сколько у человека причин для подавленного настроения – не сосчитать.
И всё-таки, всё-таки… Давайте, несмотря ни на что, поговорим… о счастье, которое «все понимают по-разному» и о котором уже написано и сказано множество слов. О счастье, которого всегда всем не хватает, потому что многим оно кажется мимолётным, быстротечным, а то и вообще неуловимым, недостижимым. А может быть, даже непостижимым. Но это – не дай Бог никому.
Когда я начинаю размышлять о счастье, я думаю прежде всего о дорогах.
А ещё вспоминаю… о бумажке. Обыкновенном клочке бумаги, оторванным кем-то, может быть, от газеты, от листа школьной тетради или от обёртки какой-нибудь покупки. Истоптанном ногами, примятом, грязноватом бумажном обрывке, который неожиданно для меня и бывших рядом людей стал – поверите ли? – знаком счастья.
Но сначала всё-таки о дорогах.
Дороги ведут от человека к человеку. От человека – к его родному дому, близким и дальним краям, к многочисленным «деталям» мира – к морю и речке, лесу и степи, полю и лугу… К более мелким подробностям бытия: роднику под обрывом кручи, кустам сирени у околицы села, земляничной полянке в рощице… Ко всему, на что бывает обращён твой взгляд, - к небу, звёздам, летящей птице (да, да, это тоже пути: по ним «совершают путешествие» наши глаза).
И где бы ты ни жил, все пройденные тобою дороги возвращаются к тебе обратно. От встреченных в жизни людей, от дальних и ближних краёв с их природой, от родного дома, от неба и звёзд они ведут прямёхонько к твоей душе, в которой запечатлелось так много хорошего из того, что тебе пришлось увидеть, пережить, прочувствовать раньше.
Они возвращаются к тебе воспоминаниями.
Теперь, когда захочу, я могу мысленно вернуться в отчий дом, представить себя школьницей, вспомнить свою смешливую маму и всегда готового пошутить отца…
Вот мама уже в который раз напоминает мне, уткнувшейся в книгу, о необходимости вымыть полы в доме:
- Дочка, мой пол…
- Твой, твой, - благодушно откликается отец.
Первой начинаю хохотать я, за мной – мама. Довольно посмеивается, глядя на нас, и отец.
В нашем доме любили смеяться. Летними вечерами, когда отец с матерью возвращались с работы, и все садились за стол ужинать, нередко кто-нибудь из односельчан, проходивших по улице мимо открытых летом окон, поздоровавшись, говорил:
- А я иду и слышу: у Коркиных опять смеются. Дай, думаю, подойду к окошку, поздороваюсь…
Отчего же в обычном крестьянском доме, где, как и у всех в селе, хорошо знали, что такое тяжёлый труд, и совсем не ведали о богатстве, часто слышался смех? Думаю, просто от любви к жизни, какой бы нелёгкой она ни была.
Жизнелюбие, смешливость, умение с пониманием, терпеливо переносить земные тяготы передались мне, наверное, по наследству…
Ах, эти «обратные дороги» - от мест, где ты была когда-то счастлива, к себе, сегодняшней! Как они помогают «в минуты душевной невзгоды»! Ведь в любой момент к тебе может вернуться пережитая радость…
Москва, учёба в МГУ… Лекции по древнерусской литературе… Чтение – в первый раз! – «Слова о полку Игореве»… Восторг познания, открытия доселе неведомого тебе чуда. Но ведь это чувство никуда не делось, оно по-прежнему с тобой, в тебе! Точно так же, как и другие радостные мгновения, испытанные в жизни и до сих пор сохранённые благодарной памятью.
Вспомни их, вспомни…
Вот ты сидишь на скамейке на набережной Волги в городе Балахна. Река неторопливо течёт в сторону Каспийского моря, неся свои воды мимо всех, кто находится на её берегах. Так незаметно проходит и жизнь, оставляя о себе лишь воспоминания. Какая светлая грусть охватывает тебя, какая любовь к жизни горячит твою кровь! Разве это и теперь не с тобой?..
А как ты подкидывала полешки дров в печку-голландку, обогревавшую своим теплом небольшую гостиницу в мало кому известном посёлке со смешным названием Козулька, куда тебя, студентку-практикантку, послали из молодёжной газеты собирать материал о работе местного Дома культуры…
Вокруг, понимаешь ли, сплошной прогресс, электричество, телевизоры и прочая техника, летают самолёты в небе и спутники вокруг Земли, а ты печку дровами топишь. И всё бы ничего, если бы не знать, что в этой гостинице – проездом на Сахалин – останавливался в своё время известный русский писатель Антон Павлович Чехов. И как, по-вашему, можно себя чувствовать, если в голову тебе придёт мысль: а вдруг и он, любимый тобою классик литературы, тоже стоял возле открытой дверцы этой печки, подкладывая в её зев дровишки и задумчиво глядя на огонь?!
Да и без этого эмоций было бы предостаточно: топить дровами печку, смотреть на огонь – разве это не радость для ставшего городским человека? А гены далёких пращуров, гревшихся у костра, это что – шутка? Заговорили они, заговорили – разве не интересно понять: о чём?..
Забудешь ли своё восхищение тюльпанами, цветущими в апреле в степи под Саратовом? Вся степь - живой разноцветный ковёр. Закрываешь глаза и чувствуешь запах свежести, нежность ветерка, развевающего волосы…
А вот ты идёшь босиком ранним утром по берегу моря в Пицунде. Лёгкая волна с едва слышимым шипением набегает на ступни ног, отступает назад и снова спешит поцеловать твои ноги. Какое блаженство! – на берегу нет ещё ни одного человека, в мире только ты и ласковое море…
Сколько светлого было в моей судьбе! А разве в вашей – меньше? Иногда вдруг подумаешь: ничто никуда не исчезает, вся наша прошлая жизнь, всё, что в ней было, - есть и сейчас, оно продолжает существовать. Может быть, прошедшее хранится не только в нашей памяти, а живёт на самом деле в каких-то неведомых, как говорят теперь, «параллельных мирах» - в то же самое время, в тот самый миг, которые проживаем на земле в данную секунду и мы?
…Дороги, о которых только что говорилось, - лёгкие. Самые трудные дороги те, что ведут от человека к человеку.
Известно, что друзей много не бывает. Есть один – это уже счастье. Два, три – ты, можно сказать, баловень судьбы.
Банальные истины: друг тебя выслушает, поймёт, порадуется твоей радости, утешит в горе, поможет в затруднительном положении. То же самое всегда готов сделать для него и ты, забыв о своих делах и проблемах.
Если бы все относились друг к другу с таким расположением! Как друг – к другу!
Увы, человеческий мир несовершенен. Кто из нас не испытывал на себе чью-то жестокость, подлость, предательство, зависть, обман, вражду? Кто не страдал, испытывая это от своих «ближних» - людей, как и ты, жаждущих счастья в жизни? Вот уж действительно: каждый понимает счастье по-своему, идёт к нему своей дорогой. Иному человеку унизить другого – великая радость: так он утверждается в жизни. А какими страшными путями, бывает, идут люди, стремящиеся к наживе, - преступая все земные и небесные законы…
«Пойми меня», - нередко просим мы собеседника. «Да пойми же ты меня!» - отчаянно умоляем его. Хорошо, если тебя понимают. Понять другого, «встать» на его точку зрения, даже при всём желании, бывает непросто: все мы такие разные! Со своим воспитанием, социальным положением, интересами, идеалами, мировоззрением, характерами, наконец.
Словом, есть от чего мучиться.
В сущности, мы все зависим друг от друга, отсюда и беды людские. Исключая, пожалуй, свои собственные болезни да большие и малые стихийные бедствия.
И что же? Зная это, перестать любить всех и каждого? Не тянуться к людям с надеждой найти родственную душу? Не пытаться понять других? Не прощать их слабости, ошибки и даже нелюбовь к тебе? Не относиться к живущим рядом с добрым вниманием? Никому не доверять?
Ох, смотри, человече, зачахнешь! Вспомни: как аукнется, так и откликнется, Не жди отзывчивости, помощи со стороны окружающих, если сам глух, равнодушен, недобр по отношению к ним.
Да, трудны дороги от человека к человеку. Но пойдёшь по ним навстречу другим с радостью узнавания, сердечным теплом, приязнью – сколько душевного света получишь в ответ! Разве это не счастье? И разве мало одаряли нас в жизни знакомые и незнакомые люди своими улыбкой, участием, любовью? И как не осознать, что мы бываем счастливы не только от того, что имеем хороших, верных друзей, но и от того, что и так называемые «посторонние люди» нередко делятся с нами и своим пониманием, и своей добротой?
Не помню, кто мудро заметил: и рай, и ад – в душе человека. Другими словами, всё зависит от твоего восприятия жизни.
«Хочешь быть счастливым – будь им!» Когда-то я считала это выражение шутливым. Теперь понимаю, что мысль верна. Счастливым быть легко. Для этого нужно только одно: понять жизнь, больше отдавать ей, чем брать от неё. Уяснить, что без тьмы не было бы света, а без зла мы не знали бы, что такое добро. Стараться творить добро самим.
Да что там говорить, сама жизнь во всех своих проявлениях: в радости, горе и его преодолении, во всём, к чему мы привыкли и порой даже не замечаем, - и есть счастье.
Так бывает ли оно только мимолётным, быстротечным, а то и вообще – неуловимым, недостижимым и даже непостижимым?
Оглянись вокруг, дорогой читатель! Оглянись вместе со мной!
…Минула календарная зима с хмурыми, бессолнечными днями. В середине марта высветились, налились свежей белизной стволы и ветви берёз, растущих в лесах, парках и скверах, под окнами наших домов: неоспоримый признак того, что весна окончательно победила зиму. И будто светлее стало и в мире, и в душе.
Вроде и небольшой жизненный штрих замечен, а какая радость! – весна пришла! А вместе с нею и обновление природы, и возрождение пришедших было в упадок физических сил и приугасших надежд, без которых и жизнь – не жизнь.
Конечно, лучезарным ощущением блаженства остро проникаешься несколько мгновений, потом острота чувств стирается: ну, весна, в первый раз, что ли, ты испытываешь такое праздничное волнение? Но, отрезвляя себя этой мыслью, всё равно понимаешь: хорошо-то как! – до неизъяснимости.
Так и будешь теперь жить с этим тёплым чувством в груди, присматриваясь к окружающему тебя миру. Ага, вот уже лопушки вылезли из земли по обочинам тропинок и протягивают тебе свои маленькие, как детские ладошки, зелёные листья, будто здороваются с тобой. А как напружинились почки на ветвях деревьев! Так и слышишь неслышимое: «Живём, братцы!» И дни такие улыбчивые, что невозможно не улыбнуться в ответ. А сколько подобных дней будет ещё впереди, сколько радостных открытий – больших и маленьких! Озарят землю своим светом одуванчики, пахнёт свежестью и прохладой от расцветшей черёмухи, а там заполонит улицы сирень…
Счастье пронизывает всю нашу жизнь, надо только уметь видеть его. Оно неисчерпаемо, как и поднятая мною тема сегодняшнего разговора. Помните, я обещала рассказать вам о затоптанном клочке бумажки? Воспоминания о нём постоянно возрождают во мне ощущение счастья. И заставляют верить в то, что источником его может стать любая жизненная мелочь, любой пустяк.
Однажды я вместе с журналистами Курской области, учащимися и педагогами школы № 35, где находится народный литературный музей Константина Дмитриевича Воробьёва, поехала на родину писателя – в село Нижний Реутец Медвенского района, на экскурсию в дом-музей этого талантливейшего художника слова. Побывали мы и в доме-музее, и в местной школе, и в Доме культуры, много времени провели и на вольной воле, на воздухе. Пространство тут развёрнуто широко, вольно, щедро. Постоянно чувствуешь, что это место обладает… одухотворённостью!
Как же не хотелось уезжать оттуда!
Но вот наш «ПАЗик» тронулся назад, в Курск. Настроение у всех было приподнятое, возвышенное – все оживлённо обменивались впечатлениями, шутили. В таких случаях говорят: хочется обнять весь мир.
На переднем сиденье с правой стороны, возле входной двери, рядом со мной сидела милая девочка-школьница. Мы обе смотрели в окно или, изредка обмениваясь репликами, поворачивали головы друг к другу.
И вдруг!
- Что это? – одновременно воскликнули мы: прямо перед нашими глазами только что мелькнуло что-то непонятное, вроде детского бантика, стремительно поднявшееся с входных ступенек и так же стремительно опустившееся вниз.
- Может, птичка залетела, - предположил кто-то.
Вытянув головы, все, кто сидел поблизости, стали завороженно смотреть вниз, на ступеньки. Несколько секунд никаких инородных тел перед глазами не наблюдалось. И вдруг это «нечто», похожее на смятый детский бантик, снова неожиданно подскочило вверх, к нашим лицам, стремглав опустилось вниз, а потом беспрерывно заскакало туда-сюда, туда-сюда…
- Да это же бумажка! – наконец-то разглядели все.
А примятый ногами, испачканный обрывок белой когда-то бумаги, словно чувствуя общее приподнятое настроение, зримо выражал его: всё летал и летал – вверх- вниз, вверх-вниз. Он танцевал, кружился, радовался, веселился, шутил и смеялся. И этому не было видно конца. Ведь в щель между дверью и нижней ступенькой подножки постоянно поддувал дорожный ветерок, не дававший покоя нашей «птичке».
Что со всеми нами сделалось?! Мы, позабыв обо всём, наблюдали за летающей бумажкой и безудержно хохотали, хохотали и не могли остановиться. А ведь все – взрослые, серьёзные люди!
Спросите: да от чего смеялись-то? От полноты бытия, от недавнего общения с местными жителями и природой, от счастья, выразителем которого каким-то чудесным образом стала «презренная» затоптанная ногами бумажка, мусор, ничто.
…А если поднять глаза к небу? Вы увидите вечность. А вечность посмотрит на вас. И, может быть, именно в этот момент вы особенно остро почувствуете, как коротка и прекрасна наша земная жизнь, и как же нужно ценить каждое её мгновение.
Так будьте же счастливы!
И откроется тебе сокровенное...
…Заветное место, где находился наш чудо-камень, мы с подругой детства Тоней Березиной нашли сразу же, несмотря на то, что не были здесь много лет. Ещё бы: сколько раз сиживали на нём в подростковом возрасте! Обнаружив однажды большой каменный выступ среди сосен на склоне Лысой горы, мы – и по отдельности, и вдвоём, и вместе с другими ребятишками – каждое лето по несколько раз приходили сюда удостоверяться в своём открытии: камень с каждым годом становился всё больше и больше: он рос!
Поначалу мы не понимали, почему это происходит, просто удивлялись увиденному. Потом догадались: весеннее таяние снега, летние дожди постепенно смывали с уклона почву, с каждым разом укрупняя вросший в землю неохватный булыжник. Так что никакого чуда, в общем-то, в этом явлении не было.
Теперь же коричневый, с тёмными разводами камень просто поразил нас своей величиной. Огромный монолит не известной нам, нерушимой скальной породы выступал из склона горы вперёд метра на три. Его верх представлял собой почти ровную, с небольшими вмятинами и бугорками, горизонтальную площадку; такая же по виду боковая поверхность уходила едва ли не отвесно вниз, в почву. Было понятно, что, как и раньше, над откосом горы выдаётся только часть каменного исполина, остальное же его трудно представимое по размерам «туловище» всё ещё скрыто в земле.
С волнением, в предвкушении знакомого, уже испытанного здесь счастья мы сели на краешек выпирающейся из грунта «скалы», опустили вниз ноги и огляделись…
Взгляду открылись те же виденные не раз и навечно запечатлённые в душе дали. Раскинувшийся полукругом широкий горизонт был обрамлён справа длинным рядом высоких лесистых холмов, исстари называемых здесь горами. Прямо перед нами лежало внизу родное село с его четырьмя улицами и до сих пор величественным, хотя и основательно разрушенным в первые годы советской власти (взорвана колокольня), храмом. За околицей привольно расстилались луга. С левой стороны к избам близко подходила, ластилась речка. За нею – поля, словно обрезанные на горизонте длинной линией железнодорожной магистрали, протянутой с востока на запад. Это по ней один из поездов унёс меня когда-то в Москву, а Тонечку – в обратную сторону – в Сызрань. Других наших сверстников…
- Где теперь все? Как живут? Да и живы ли? – Антонина, словно подслушав мои мысли, грустно заглядывала мне в глаза.
Мы стали вспоминать всех, с кем доводилось смотреть с этого камня в заманчивые, покрытые голубоватой дымкой дали. Всех, кто, как и мы, подались юными из здешних мест в иные города и веси – искать своё счастье.
Как разбросала нас судьба! Нет, уже никогда не сойтись нам вместе, не собирать по лесам грибы и ягоды, не рвать в роще ландыши, не сидеть на своём любимом месте – чудо-камне. Да и назвать его сейчас так не поворачивался язык. Точнее определило бы наше сегодняшнее состояние его другое название – горюн-камень.
Да и как иначе? Мы и с Антониной-то встретились совершенно случайно, обе не знали, что приедем «домой» почти одновременно. На свидание нам выпал всего один – сегодняшний – день: я приехала вчера, она уедет в Сызрань завтра утром. Порадовались ли, погоревали – не разберёшь сразу…
…И всё же отрадная мысль: пусть без подруги, но у меня будет ещё несколько дней на то, чтобы надышаться ароматным летним воздухом, запахом вольного разнотравья, побродить по живописным окрестностям, ещё и ещё раз подумать о тайне притяжения родной земли, почувствовать её плоть и дух. Плоть – это вся предметность окружающего мира, дух – его загадка, живое дыхание, пусть неслышимое, но хорошо ощущаемое. То, что заставляет трепетать сердце сильнее, чем всё видимое и слышимое. То, что иначе как мистикой и не назовёшь. Оно окружает тебя повсюду, заставляет связывать воедино прошлое и настоящее. А ещё позволяет приблизиться к той грани, за которую невозможно заглянуть…
Назавтра решила пойти в луга, на широкий простор, постоять, вглядываясь в сторону железнодорожного полотна, на пригорке, где в своё время будто сами сочинились строки:
…И жизнь представишь длинной-длинной,
Как та дорога вдалеке,
Когда услышишь звук старинный
Воды, журчащей в роднике…
День был пасмурный, с тихо моросящим дождиком. Вокруг – ни души, и ничто не мешало вспоминать о давних днях, ставших основанием моего дальнейшего земного существования. Почвой, на которой выросло и окрепло небольшое и тоненькое когда-то деревце моей жизни. Ах, мама! Отец! Как же много отдали вы мне для этого своей любви и ласки! Немало лет прошло после вашей кончины, а чувство осиротелости живо до сих пор…
Но… что это? Откуда появились вдруг здесь, среди тоскливой безлюдности, всеобъемлющей тишины, нарушаемой лишь чуть слышным шорохом моросящего дождя, две большие птицы? И почему они всё время кружатся надо мной и так горестно кричат? Да и что это за птицы? Сколько живу, а таких вроде не видела. Или их невозможно хорошо рассмотреть в тусклом свете дня, из-за дождя? Да, но почему вокруг больше нет ни одной птицы? Видно, все попрятались куда-то от непогоды. А эти две так и летают надо мной, так и плачут, так и кричат. Именно плачут и кричат – зовуще, взыскующе: видишь ли нас, слышишь ли?
И – мороз по коже: от остро кольнувшей сердце внезапной мысли: а вдруг это души матери и отца, воплотившиеся в птиц, летают надо мной, что-то хотят сказать и горестно плачут и кричат оттого, что их птичий язык не понятен мне?
Увиденное и прочувствованное повели меня следующим утром на кладбище, к могилам отца и матери: повиниться перед ними за то, что так редко навещаю из своего далека эти поросшие травой холмики с до сих пор невредимыми, лишь почерневшими от времени деревянными крестами. Именно этой цели, в общем-то, и был посвящён мой теперешний приезд на малую родину. Сколько боли накопилось в душе от мыслей, что за последним пристанищем родителей ухаживают не мои, а чьи-то другие руки – руки добросердечных сельчан! Услышат ли сейчас родители моё горькое: «Простите!»? Слово-заклинание, которое просится на губы каждый раз, когда вспоминаю их, где бы ни была…
После вчерашней мороси и серости не осталось и следа. День стоял жаркий, на небе ни облачка.
Села на потрескавшуюся деревянную скамеечку рядом с могилами и дала волю безутешным чувствам. Отрешившись от всех мыслей, шептала слова благодарности, снова и снова просила прощения, надеясь и веря в то, что они видят и слышат меня. Не с такой ли верой приходим к родным могилам все мы – те, кто ещё не стал, да и вряд ли станет, иванами, не помнящими родства?
Неожиданно сверху посыпались редкие крупные чистые капли дождя. Это было так удивительно: ещё несколько мгновений назад дождя не предвещало ничто. Взглянула вверх и удивилась ещё больше: над головой по-прежнему не было ни одного – даже малюсенького – облачка, лишь сияло и плавилось в бледно-голубом небе жаркое июльское солнце. Дождь шёл ниоткуда – прямо с чистой небесной голубизны! Его большие прохладные прозрачные капли словно ласкали лицо и открытые руки…
Кончился дождь так же внезапно, как и начался: даже сарафан не успел по-настоящему намокнуть. Только зажглась разноцветными огоньками омытая трава между холмиками могил.
Встала и направилась по едва заметной тропинке к воротам кладбища: пора возвращаться к живым. Прошла несколько шагов – мокрая трава кончилась. Дальше – всё сухо. Странно… Вернулась назад, к скамеечке, на которой только что сидела. Двинулась дальше, вглубь погоста. И снова – несколько шагов по мокрой траве и – как отрезало: сухо… Что же выходит: дождь прошёл только надо мной?
Сомневаться не приходилось: только надо мной. Кругом – и на дороге с кладбища, и на холме, и в селе было сухо. Дождь, похожий на приветный жест, на светлые слёзы радости, на утешающую ласку, принёс вещее знание: это был символ. Знак: я понята и прощена, теперь могу жить без изнуряющего чувства вины.
«Понята и прощена»… «Кем?» - спросит иной скептически настроенный читатель, которому, возможно, в принципе непонятно: как можно испытывать подобные чувства? Да и не бывает такого в жизни, твёрдо скажет он.
Сколько людей вообще не задумываются о проявлениях каких-либо загадочных, на первый взгляд, событий? Не верят в них? Наверное, немало. Но тот, кто способен глубоко чувствовать, кто живёт не только хлебом насущным, но и Небом, и тягой к осознанию всеобъемлющей Правды, не задаст ненужный вопрос: ему открывается сокровенное. Он сразу поверит в то, во что безоговорочно поверила я: да, понята и прощена. И нелепо спрашивать: «Кем?»…
Увидеть, почувствовать и понять такое можно, наверное, только на земле предков – том небольшом «пятнышке» среди огромных пространств, где довелось появиться на свет любому из нас.
Уголок земли, где ты родился и вырос, - ближе сердцу, любимее других мест, виденных тобою. Потому что привязан ты к нему, словно не отрезанной до сих пор пуповиной. Потому что он, по выражению русского писателя Ивана Сергеевича Шмелева, «вяжет с собой могилами». Потому что именно здесь впервые открывается тебе многоликая предметность мира, его красота и притягательность. Его душа – зёрнышко, из которого вырастает впоследствии то огромное, глубокое и не постижимое до конца, что Шмелев же назвал «душою Родины» - душою всей России. России, которую мы любим «неизвестно за что».
Но в начале жизненного пути мы познаём всё-таки душу своей малой родины. Так стОит ли удивляться тем, казалось бы, невероятным случаям, что происходят здесь с человеком? Тем «чудесам», что воспринимаются в отчем крае как вполне естественные, нормальные явления?
Тому, кто нашёл, почувствовал душу родной земли, кто полюбил её и доверился ей, она открывает свои скрытые до поры тайны.
Это она, душа малой родины, подставит тебе в детстве широкую площадку большого природного камня, словно добрую ладонь; откроет перед тобой дали и скажет: «Иди! Пробуй заглянуть за горизонт!» И ты пойдёшь и заглянешь за него!
И только потом ты поймёшь, что твой «чудо-камень», «горюн-камень» был и есть один из самых заветных местечек душИ земли, где похоронены твои родители и другие родственники – твой род. Местечко, которое она открыла тебе в самом начале пути, благословив на дальнейшую трудную и светлую дорогу познания жизни.
Здесь, именно здесь ты впервые почувствовал кольнувшую в сердце сладкую боль – любовь к отчему краю. Где бы ты ни жил, какое бы добро и зло ни познал на свете, она всегда будет с тобой – любовь, которая растёт и растёт, становясь с каждым годом всё больше и больше, как тот добрый камень на склоне горы. Любовь, которая даёт возможность верить в то, что ты сможешь преодолеть с нею любые трудности в жизни. |
|
|
