Давненько впервые прочитала я подборку стихов Игоря Тюленева и запомнила это имя. И о своём впечатлении написала в газету – кажется, это была «Лит.Россия». С тех пор не пропускала его стихов, что попадались на глаза в нашей печати. Это не объяснить умом – просто тот иной поэт заденет какую-то тайную струну внутри, окажется близким в чём-то важном, - вот и всё. Среди них – Игорь Тюленев. На Пленуме СП России в Курске он надписал мне книгу «Альфа и Омега на цепи», изданную красиво, солидно, с портретом на обложке. Вышла книга в издательстве «Голос-Пресс».

Игорь Тюленев – поэт уже достаточно известный, со многими званиями и премиями, изданных книг немало. Естественно, что с годами увеличивается и ответственность: громкое имя ко многому обязывает. И, если бы у меня была задача наловить побольше огрехов в его стихах - проблемы бы не было, тем более что книга толстая, есть где разгуляться. Но в поэзии Игоря, да и в нём самом, есть такие качества, которые и не снились какому-нибудь насквозь литературному пииту, когда и придраться не к чему, а душа не отвечает на грамотные и рассудочные вирши, коими нынче заполонены наши издания, в том числе иногда и те, что были приверженцами настоящей, идущей от сердца, поэзии.

Когда за публикацию сегодня мало кто платит, но, чтобы выжить, охотно берёт деньги от тех, кто их имеет, и даёт целые страницы отъявленного графоманства, - настоящее живое слово всё более становится редкостью и всё дороже становится уму и сердцу. И когда попадает в руки такая книга – растягиваешь удовольствие, потому что истинную поэзию нельзя пролистать за полчаса, она становится частью твоей духовной жизни. Смею, возвращаясь к Игорю Тюленеву, выразить сомнение в удачливости имени книги: «Альфа и Омега на цепи». Заковыристое выражение для названия, призванного привлечь самый широкий круг читателя, далеко не всегда изощрённый в некоторых понятиях.

Но это, как говорят, детали. За что же всё-таки любят читатели Игоря Тюленева? Да вот за то, порой бесшабашное, порой на грани игры и озорства (смотри на парижский цикл, да и другие стихи), по-русски широкое «раззудись плечо, размахнись рука», где главное – не сами строчки, и удачные, и не очень, а вот это состояние вольности бытия, радости за своё призвание, любовь к Есенину и ко всему драгоценному для души... И такое же открытое, иногда наотмашь, неприятие многого из того, что делает из человека или узколобого исполнителя, или подобие дикаря со всеми вытекающими. Тюленев не стремится хорошо выглядеть («а чего подумают те или эти?»), он раскрывается весь – со всеми достоинствами и недостатками: вот я такой, хотите – любите, хотите – гоните.

«... А если это дом друзей,
То лучше в мире нет лекарства,
Полнее, друг, стакан налей,
За русское я выпью Царство!

Да за великие дела,
За славу мировой Державы.
И как сказал старик Державин:
- Французить нам престать пора,
Но Русь любить
И пить.
Ура!
(«Хвала гранёному стакану»)

А рядом – горькие и точные строки о том, что ещё недавно слишком скоро решались судьбы многих и многого, что отзывается в народе болью и обидой; что сплошь и рядом с водой выбрасывали ребёнка те, кому уж очень хотелось взобраться быстро кверху, и враз разбогатеть, а после смотреть свысока, а то и с презрением, на соплеменников.

...Душе подай целительный настрой,
И я смотрел без тени превосходства,
Что со страною стало и со мной,
И тихо плакал, чувствуя сиротство.

Я не скажу, что повлиял запой -
Не пью, беру уроки атлетизма.
Я плакал над разрушенной страной,
Упавшей в пропасть с пика Коммунизма!
(«Советское кино»)

Игорь Тюленев хорошо знает, что делу – время, а потехе – час, что читатель должен и отдохнуть от серьёзного и грустного, и вот уже появляются стихи с молодецкой удалью, со смешинкой, а то и озорством, но в основе своей очень добрые и близкие по духу то русской частушке, а то и Роберту Бернсу.

Ты стоишь всех моих наград,
Прекрасная Маруся!
Я прыгну ночью в палисад,
В окошко постучуся.

Клубятся желтые шары
Перед окном подруги.
"Петрушка!" - скажет. - "Это ты?"
И встречь протянет руки.

...Ну ладно б спутала с ведром,
С луной, с шаром в окошке...
А то с дубиною Петром.
Прощай навеки, крошка.
(«Цветы»)

Но поэт снова становится и серьёзен, и по-сыновьи нежен, когда речь заходит о малой родине, с которой связано всё самое истинное, «несказанное, синее, нежное...». Не случайно Тюленева знают и любят в Перми, откуда он родом. И не случайны в его ответах на вопросы «Российского писателя» есть такие строки:
«А в русской глубинке выступление поэтов собирает полные залы… Заверяю вас, что нет читателя благодарнее, чем простой русский человек. Там нас действительно ждут. Вся сила и мощь зреет в провинции. Мы самые крутые, мы самые талантливые, мы самые сильные. Об этом я всегда спорю с московскими поэтами и критиками. Поэзия развивается не по горизонтали, а по вертикали: от земли – к небу, от души к Богу…». Золотые слова, и во-время сказаны! Пока ещё живы те читатели, которых на мякине не проведёшь. Но они стареют, а молодёжь принимает за стихи всё, что в рифму. Даже если в очень плохую. «И я так могу!» - решает старшеклассница или отрок, собирает свои вирши по случаю, выпускает на родительские деньги сборник – и гордо именуется поэтом! Ибо общая культура настолько упала в последние годы, что даже жалкие потуги рифмоплёта охотно принимаются за поэзию. Не отстают от них и многие пенсионеры, обнаружившие у себя уйму свободного времени и энергии - и пекутся книги, как блины на масленицу. Снова Игорь Тюленев: «...только в России в профессиональных писательских союзах состоят на учёте несколько тысяч человек, пишущих стихи. А бесчисленные антологии, приюты, альманахи, коллективные сборники…». И всё это выдаётся за поэзию, подкрепляется писательскими билетами, резко снижает уровень культуры вообще и творчества в частности, вот что грустно. А поэзия – вот она:

Шли родительской равниной,
Ты да я, да мы с тобой.
То с березкой, то с рябиной
Говорили вразнобой.

До столицы простиралась
Не захваченная даль,
Много здесь еще осталось
Из того, что сердцу жаль.
( «Ты и я»)

Или:

Еще грибы в бору растут
И кое-где трезвонят птицы,
Но холода идут, идут,
Как вороги из-за границы.

Нагие, как перед судом,
Стоят березы перед снегом,
А нет бы, постучаться в дом,
Поговорить бы с человеком.
(«Еще грибы в бору растут...»)

Отрадно, что в стихах Игоря Тюленева нет какой-то одной постоянной темы, когда поэт уже «пережёвывает» не раз сказанное, когда, на какой странице не откроешь книгу – одна интонация, зачастую один размер и не очень новая форма старого содержания. Когда, как выразилась давно одна землячка, от стихов пахнет потом. У Игоря в книге, как в жизни, всего хватает: и грусти, и юмора, и прямой публицистики, и не только доброй – иронии, и всё – широко, правдиво, искренно... Поэт доверяет читателю самое сокровенное и надеется на понимание и душевную близость. И, как правило, - не ошибается в этом. А потому и творческой смелости ему не занимать.

... Поехало, пошло веселье,
Звенели рюмки и ножи,
И вилки острое движенье
Моей коснулось бороды,

Но траекторию закончив,
Вонзилась с радостью в пельмень,
Он над столом взлетел, как кочет,
Любимец русских деревень.

А я его сначала в уксус,
Затем в горчицу, майонез.
Потом на клык... Он сразу душу
Наружу выставил, подлец.

А где душа, там наша песня,
Как пламя вьется над столом.
Всего-то водка, фарш и тесто!
А словно короли живем.
(«Ода русским пельменям»)

Другой читатель назовёт свои стихи из Тюленева, мне же хотелось показать диапазон его творчества, тот счастливый случай, когда человек и его поэзия дополняют друг друга, когда в стихах много воздуха и света, когда они не рассудочны и не вымучены, - словом, когда они действительно талантливы. Только от таких строк можно зарядиться другому творческому человеку, что и было испокон веков: великая русская поэзия показывала тот горизонт, ту духовную высь, ниже которой было не принято опускаться истинному поэту. И, хотя классика навеки прописалась в наших душах, всё-таки ум и сердце хотят внимать современнику, соотносить свои пристрастия и взгляды с ним, живущим на той же земле и в то время, что и ты. Поэзия Игоря Тюленева, именно поэзия, а не рифмованные вирши, - даёт такую возможность, дарит радость общения с личностью – сильной и щедрой, вобравшей в себя всю красоту и подлинность
родной земли.