Что и говорить, богатая историей курская земля уже изначально обещала насыщенную и яркую по форме программу фестиваля литературы и искусства, что прошёл в начале июня. Многие из писателей, том числе и я, были здесь впервые и каждый день стал для них открытием – новых имён, новых святых мест, новых небольших городов и весей с их уникальными памятниками и природой. И, конечно, большой эмоциональный и духовный заряд перед этим мы получили на Пленуме Союза писателей России в областной библиотеке им. Н.Н.Асеева, где шёл откровенный и деловой разговор, связанный не только с юбилеем Победы, но и с сегодняшним состоянием культуры в стране, с ролью в ней нас, писателей.

Конечно, особо запечатлелись в памяти - монастырь Коренная пустынь с его церквями и памятником Серафиму Саровскому, свидание с уникальной иконой – Курской-Коренной «Знамение» Божией Матери. А на Коренской ярмарке многие купили на память об этом святом месте сувениры и подарки для родных.

«Соловьиный мальчик»

На последней странице небольшой книжки «Берсерк», где выходные данные, стоит имя автора: Василий Николаевич Попов. А при знакомстве оказывается, что это очень молодой, почти юный, светловолосый человек с ясным взглядом и таким же лицом. Конечно, я открыла его маленький сборничек, чтобы посмотреть, о чём и как он пишет, – и прочитала тут же от первой до последней строки, – и потому, что книжка небольшая, и, главное, потому, что радостно было читать. Потом, правда, искала в интернете, что значит «берсерк», оттенков немало, но наиболее верное значение, как я поняла: воин, что готов сразиться с тёмной силой.

К слову, наверное, нежелательно заставлять читателя сначала распознавать значение заголовка, - у другого может не быть для этого времени или желания. Вообще, я из периода ученичества хорошо запомнила, что название должно привлекать, если хотите, интриговать читателя, вызывать желание тут же открыть книгу. Так же, как и раскрывать зерно сути сборника и, конечно же, быть гармоничным на слух. К примеру, когда молодая поэтесса называет свою первую книгу «Окурки», то с трудом верится в большое желание читателя окунуться в её содержание, хотя оно может быть и вполне нормальным с этической точки зрения.

… Вот и свет уже в окошке,

Мы на лавках, как на конях,

И горячие картошки

Заскакали на ладонях.

Наливаем для согрева,

Завтра снова в путь далече.

Не забудьте белкам хлеба

Приготовить на крылечке.

И сразу окунаешься в добрую русскую глубинку, где есть ещё избушки среди леса, где картошки скачут на ладонях, где помнят о братьях наших меньших и заботятся о них. Подкупают короткие, весомые строки, их естественность, их наполненность судьбой, - что говорит о замечательном потенциале поэта, умению не растекаться мыслью по древу и чувствовать вкус слова.

Иду налегке с горы:

Слушал, как воет ветер,

Видел, как день горит,

Думал о белом свете.

Как хорошо дышать,

Роща поила соком.

Вот и прошла душа

Мимо небесных окон…

Это уже пахнуло классикой (да не возгордится раньше времени поэт!) – такая свобода внутри строки и такая образная и духовная наполненность… А вот и публицистика – но не голая, не заданная:

Чёрный лес, заснеженное поле,

Вдалеке саней весёлый бег…

За любовь к родимому доколе

Будет биться русский человек?

Рамки статьи не дают возможности приводить стихи целиком, но чуткое ухо читателя и по нескольким строкам распознает главное – это поэт, и поэт со своим голосом, своим напряжённым внутренним миром, щедро одарённый от природы. Хотя и до высот мастерства ещё не близко (нередко в стихотворении нет чёткого сюжета, есть погрешности в стиле, подчас явно хромает рифма). Но есть главное –«лица не общее выражение», умение просто и лаконично сказать о важном.

… И разрушим города навеки,

И пускай погибнут человеки!..

- Стойте, люди! Стойте… Надо жить.

Патриарх ушёл за нас служить.

Василий родом из Ангарска и, судя по всему, вобрал в свою душу и красоту, и глубинную суть Сибири. Я слышала, что после окончания Литинститута у него созрело желание обосноваться в Москве. Конечно, пожелаю ему удачи, и она придёт, если он сумеет сохранить всё богатство своей малой родины в душе и слове, а это ой как непросто! Но я верю, что так и будет.

… И вот он, мальчик соловьиный,

На сеновале спички жжёт,

И с длинным прутиком малины

Из-за угла отец идёт.

Великая русская поэзия – тот самый судья, что не позволяет «жечь спички» ради забавы. И похоже, Василий Попов уже принял это к сведению.

Единство судьбы и строки

Когда мы ехали нашей творческой группой в Железногорск, нашим гидом по сельским просторам стал поэт Юрий Асмолов, связанный с этими местами всей жизнью своей. И гости, конечно же, подкидывали свои вопросы – о сегодняшней деревне, о дремлющих под солнцем полях и вообще о жизни в русской глубинке. И то, как отвечал на них Юрий, как рассказывал о незавидном положении современной деревни, свойственном всей сельской России, о нынешних нуворишах, готовых продать всё и вся, - говорило о его кровной близости с этой землёй, её историей и природой, её болями и радостями. Уже одно это невольно вызывало уважение к почти некрасовскому заступнику за родной край и его жителей.

Как в прошлые века, опять в России

На Божий суд, на правый суд

Крестьяне – люди самые простые –

Обиды горькие несут.

Их счастье и тревога – их землица,

За что ж их жмут, как крепостных?..

И если мне за них не заступиться,

То кто заступится за них?!..

Вот так, не меньше и не больше. Если не я, то кто? Многие ли из нас способны на это? Судить-рядить за кухонным или очередным круглым столом на ТВ, прекрасно понимая безопасность и бесплодность большинства из жёстко регламентированных «бесед» - это одно, а брать на себя неблагодарную ношу говорить правду там, где уж точно не погладят по головке, - это другое.

В последний день, перед нашим отъездом из Курска, Юрий подарил мне два своих сборника с логичными для этого поэта названиями: «Озимая пшеница» и «Письма из деревни». Кстати, встречу свою с истинной литературой он помнит до сих пор: это был рассказ замечательного земляка Евгения Носова «В чистом поле за просёлком».

В обоих сборниках Юрий верен себе:

… Я вроде не опальный, но печальный, -

Правителям переча и грубя,

Из города на хуторок недальний

На весь остаток лет сослал себя.

И пусть меня читают лишь старухи,

И пусть меня читают лишь деды, -

Пишу о том, что вижу: о разрухе,

Продажности и паводках беды,

Что правят нами – хоть кричи разбой,

Что там и тут – беспутье и поборы,

Кругом – шинки, шарашкины конторы,

А на полях – пырей и зверобой…

Его творческая программа на первый взгляд проста, но именно она и ждёт полной духовной отдачи, осознанного отречения от благ цивилизации в понимании горожанина, верности земле, подарившей ему и несказанную красоту природы, и

любовь близких по духу людей и твёрдую решимость стоять и в жизни, и в поэзии за всё, что составляет соль и цвет родного края:

… Невзирая на напасти,

Где б ни выпало мне жить,

И при всякой-якой власти,

Всё, к чему душой причастен,

Буду помнить и любить.

Поэтическая откровенность и прямота, идущие из глубины любящего сердца,

не могут оставить равнодушным того, для кого родина – не пустой звук. Порой чувствуется перекличка с самим Есениным – в самом высоком смысле этого понятия, и это тоже замечательно, потому что деревня наша по большей части еле выживает сама, а что уж говорить о самородках, которых попросту некому рожать! И благодатная курская земля с её соловьями, как часть трудно живущей России - не исключение: и здесь немало временщиков погуляло, да и сегодня многие из них ещё вольготно себя чувствуют.

… Свет от берёз! Зимой и летом,

И по весне, и в листопад

Они одаривают светом

Не разбирая – всех подряд.

…Но я смотрю на чудо божье

И мне тревожно стало вдруг:

Лишь вековое бездорожье

Его хранит от хищных рук.

Хорошего поэта всегда отличает умение для каждого произведения найти свою, единственно необходимую, форму. Юрий Асмолов это умеет. У него есть стихи и про братьев наших меньших, и о детях, и для детей. Тонкий юмор, понимание детской психологии, умение воплотить это в коротких строчках - приметы истинного мастерства, согретого истинным талантом.

Сына не дозваться –

Сыну три годка –

Он завёл хозяйство –

Майского жука.

… Жук-то жук, однако

Имя нужно всё ж:

Он хоть не собака,

Но ведь и не вошь.

Вон опять за шторкой

Сын его пасёт…

Окрестили Жоркой,

Жорка-вертолёт.

Вот такой человек живёт, мается, как все, и трудится – не только на творческой ниве – курский писатель от самой матушки-земли Юрий Асмолов, встреча с которым была для нас и по-человечески радостной, и в чём-то поучительной. А иначе и не могло быть.

Накоротке

Были и другие встречи, порой накоротке, но и они оставили по себе добрую память, потому что подтверждали, что русское слово живёт и сдаваться новым временам не собирается. Обновляться – пожалуйста, жизнь есть жизнь, а вот подменять себя сленгом и матом из подворотни – этот номер не пройдёт. И главное – живы и, надеюсь, ещё долго будут жить носители этого удивительно ёмкого, и тёплого, и сурового, если надо, а для выражения сердечных чувств – нежного, душистого, тающего в любящем взгляде, и потому почти божественного, - Слова. Такая вот наша задача, совсем не простая. Одно дело – самим понимать и ценить прекрасную суть родного языка, другое – пленить его красотой, меткостью и мудростью – тех, кто чаще говорит с безликим, подчас агрессивно невежественным, компьютером, чем с культурным человеком. Но, по Асмолову, если не мы, то кто? И есть надежда, что наши встречи с читателями-курянами, в том числе юными, заронили в них главное – музыку поэзии, дали многим из них нужный духовный настрой, поскольку вопросы задавались самые разные, в том числе очень не простые. И, как правило, писательские ответы были максимально ответственными, хотя и простыми по форме.

В то же время сама пишущая братия не теряла времени – заводились новые творческие знакомства, шёл обмен книгами и адресами, расширялся горизонт литературной России. К примеру, ижевский поэт Василий Глушков пустил в ход один из номеров журнала «Луч», где я среди прочих читаю такое его стихотворение:

Я покуда ещё ничейный,

И баян у меня – дружок:

Захочу – поплыву по теченью

На какой-нибудь бережок.

Во что лучшее приоденусь

И на бабий пойду «пикник».

- С ними?... – Да на любую тему,

И без всяких «сурьёзных» книг.

Всё у ладушек наготове –

Вдосталь водочки, перепеч…

А уж пыл-то их, пламень вдовий

Даже может и пень зажечь.

И поневоле видишь весёлые глаза уже очень не молодого человека, зато по-прежнему поэта!

А вот небольшая юмористическая книжка писателя всё из того же Железногорска - Геннадия Александрова. И называется она – «Быльки». Тираж всего 300 экземпляров, такие вот времена. Но если триста человек на какое-то время забудут о своих насущных делах, о неприятностях с начальством или здоровьем, расцветут улыбкой и подарят её другим, - это уже немало. А если ещё книга написана добротным русским языком, очень даже приспособленным и к юмору, - то как не порадоваться и за автора, и за его земляков! И, чтобы не быть голословной, приведу маленькую «быльку» - «По единой?»:

« После концерта, посвященного 15-летию Железногорской детской хоровой школы «Дружба», в банкетном зале Дворца культуры Михайловского ГОКа состоялся праздничный ужин. Разумеется, детей на него не позвали, зато почетных гостей было хоть отбавляй. Столы сдвигались в ряды, чтобы вместилось больше народу. И только за одним столиком, где расположился священник о.Анатолий, имелись свободные места. Священник на вид был человеком строгим, неулыбчивым, его седые брови сдвигались к переносице, борода воинственно топорщилась.

- Геннадий, составьте, пожалуйста, компанию отцу Анатолию, - попросила меня директор хоровой школы Елена Лоскутова. - А то неудобно: сидит человек одиноко, как в общепите... Перед ним стесняются «распрягаться», поэтому... В общем, Ген, посиди с ним, ладно? Он допоздна не будет.

Я подсел к священнику. Он принял меня равнодушно. Некоторое время мы молчали, глядя на ведущих торжества и рассеянно скользя взглядом по кушаньям на столе. Их было немало: салаты из овощей, фрукты, ветчина, сыр... Над блюдами возвышались колоколенки бутылок: сок, минералка, вино «Очи черные», две бутылки водки с видом Коренной пустыни.

Когда на подиум взошла глубоко декольтированная дама, мой сосед по столу смущенно отвратил очи от зала, привстал над столом, прочел скороговоркой «Отче наш» и перекрестил яства.

- Ну что, по единой? - спросил он меня, кивая на «Коренскую» водку.

- По единой, - сказал я, радуясь, что наше молчание прекратилось. Откупорил, налил по рюмке. Выпили с батюшкой степенно, без кряканья и нюханья «мануфактуры», запили минералкой. Из закуски я успел съесть лишь пару виноградинок, как снова услышал:

- По единой?

Я без удивления отнесся к столь быстрому предложению продолжить. Мало ли! Возможно, священник справедливо считал, что поздно выпитая вторая - это загубленная первая.

- Давайте, - кивнул я и снова налил. Выпили так же стремительно.

На подиуме появлялись то артисты, то гости с речами. Отец Анатолий чувствовал себя в светском обществе неуютно, старался не смотреть на действо, и тогда его взгляд упирался в стол.

- По единой? - опять спросил он.

- По третьей, - поправил я, наливая.

Батюшка поднял палец кверху и усмехнулся.

Две бутылки водки мы распили в одночасье, почти не закусывая. Оставались «Очи черные». Я потянулся с вином к рюмке отца Анатолия, однако он остановил.

-Я же сказал: по единой. Выпили по единой бутылочке - и хватит.Прости, Господи!

И, поклонившись мне, как ни в чем не бывало вышел из зала».