КУЗНЕЧИК Я этим летом радостно живу,
единым днём, как раньше не умела.
Бросаюсь за кузнечиком в траву,
в малинник забираюсь то и дело.
Прости меня, любимый старый дом!
Едва ли разберу твои завалы,
беседуя с весёлым воробьём
и замирая над цветочком алым.
Ленивица, мотовка тёплых дней,
счастливая, в песчинках вся, под вечер
иду домой, а на двери моей
сидит горчичный маленький кузнечик.
2016
* * * От младенчества до старости
было велено пчеле,
день за днём блуждая в зарослях,
мёд искать по всей земле:
на лугах, в траве некошеной –
(ох, и сладок травостой!), -
на полях, где тенью прошлого
чахнет колос золотой.
Затравела-замуравела
вся округа до небес.
Богатырскою заставою
поднялся на пожнях лес.
Не добраться в тридевятое,
не найти путей-дорог.
Спи, царевна русопятая! –
Не поможет и клубок.
Только память неуёмная –
хвать! – и высветит до слёз
потаённое, укромное –
лето, детство, сенокос…
Раскосив гнездо пчелиное,
братья, дымом из земли
пчёл прогнавши, соты вынули
и опять косить пошли.
Слаще нету мёда дикого,
но гляжу на чёрный рой.
У пригорка с земляникою
над разрытою норой
кружит, кружит… Делать нечего –
улетает. Над золой
остаюсь одна до вечера
грустной маленькой пчелой.
Иногда теперь мне кажется,
что возмездья пробил час,
со старинных наших пажитей
жизнь выкуривает нас.
А во тьме взгляну на улицу –
от тепла и до тепла
у озябших окон трудится,
вьётся белая пчела.
2016
ЛЕТНЯЯ ЗАРИСОВКА
Едва легла –
проснулась от дождя
и слушала, как где-то
за сараем,
неспешным шагом
к дому подходя,
он вёдра и тазы перебирает.
По кровле деловито
постучав,
в минуту обнаружил,
где протечка,
латал, латал,
спустился в сад,
устав,
бродил, вздыхая,
средь цветов и трав,
и долго тёр
с ворчанием
крылечко. 2016
***
Не бойтесь, синицы и галки,
и прочий крылатый народ,
у дома играть в догонялки,
шуметь под окном круглый год.
Пускай, будто гулкое эхо,
гремят в вышине провода,
мне грустно. Мой брат не приехал,
не будет его никогда.
Ни зимней, ни летней порою,
хоть век доведётся прожить,
к приезду я стол не накрою,
не стану рубашки копить.
Судьба ли, вода виновата –
не знаю.
Быть может, по льду
последней дорогою брата
я каждое утро иду.
А время прядёт свои нити,
стихают шаги вдалеке.
...Вы, птицы, со мной погрустите
на птичьем своём языке.
2016
***
По снегам осторожно ступая,
проминаю дорогу вперёд,
а зима вслед за мной заметает
и тропинку, и лето, и год,
словно лепит пространства иные,
где не будет случайного дня,
и тревожно былинки сухие
из-под снега глядят на меня.
Их пугает неясная доля –
переход в угасание, в тьму.
Чтобы зря не тревожилось поле,
наклонюсь и его обниму.
Буду гладить ладонями травы,
не расстанемся – корень один.
Не увёл меня век мой лукавый
от любимых российских равнин.
Ты со мной, моя вольная воля!
Угасает закат в облаках.
Дремлет поле, бескрайнее поле,
как младенец, на женских руках.
2015
* * *
О Тихоне земля смиряет ход,
задрёмывают травы и овраги,
и птица звонко петь перестаёт,
и слово медлит вызреть на бумаге.
К макушке лета тянется июнь,
но шар затих, бока на солнце грея.
На одуванчик ночи белой дунь,
не то застынет время, как в музее.
Пусть шевельнётся, двинувшись вперёд,
гонясь за улетающим рассветом.
Земля пойдёт – и человек пойдёт
дышать июльским воздухом, согретым
желанной сенокосною порой,
где звон косы на дальних перелогах
сливается с вечернею зарёй
и ставят стог, как будто славят Бога.
2015
У ЛЕСНОЙ ОПУШКИ
Кроме леса, куда ещё деться?
Дядька Леший, готовь мне приют,
обнимусь там с берёзой, как в детстве,
и услышу, что листья поют.
Я не стану досадной помехой,
мне по нраву найдутся дела –
грибников выпроваживать эхом
да смотреть, чтобы верба цвела.
А когда лёгкий клин журавлиный
соберётся в чужие края,
я усну, как вьюнок и малина,
и весёлая песня ручья.
И пускай по весне долгожданной
не сумею пробиться сквозь твердь,
я была и листвой, и поляной,
и ручьём, отрицающим смерть.
2015
***
Смерть так близко стоит, что вот-вот –
и рукой за бубенчики дёрну.
Чуть с неё не пошёл новый год,
говорят, на несчастья проворный, -
високосный. Касьянова злость
белым саваном лепится к дому.
Чтоб звенеть бубенцам не пришлось,
надо сердцем прижаться к живому,
да полвека скользнули – куда? –
не видать. Впереди ещё малость.
… За водою пойду, чтоб вода
родниковая людям осталась.
***
Совсем другое время за деревней.
Там белый снег, нетронутая тишь.
К чему Иерусалим, когда стоишь
и чувствуешь себя лесной царевной?
Сейчас вон те раздвинутся кусты –
ивняк ломая, выйдет на дорогу
и охнет старый леший: «Слава богу,
что вновь домой вернулась, дочка, ты».
Закашляет с натугой, заворчит:
хлопот полно, зима не за горами,
и чем бы шляться, помогла б с делами,
а то ведь лес не убран, не закрыт.
Перечить я не стану. Постою
и выслушаю молча все упрёки.
Над головою затрещат сороки,
на все лады склоняя жизнь мою.
Но вдруг метнётся голос птичьих стай.
Замру в тоске. Зачем так стонут птицы?
Не чают, что ли, снова возвратиться?
Махну рукой. Ответное «прощай»
вдали стихает. Слёзы льются, льются.
Рукой их вытру, побреду в свой дом.
…А я с чужбины не смогла вернуться,
Осталась где-то в небе голубом. |
БАБУШКА С ТАБУРЕТОЧКОЙ
1.
Ноги-то не железные –
и прохудились, глядь.
Будешь теперь, болезная,
ватной ногой качать,
шаркать, держась за стеночку –
благо, что есть стена:
«Локти мои, коленочки!..
Прежние времена!»
Помнишь, бывало, деточкой,
не отрывая глаз –
бабушку с табуреточкой
видела ты не раз, –
но всё равно от ужаса
сжавшись – была, и нет,
смотришь, как бабка тужится,
двигая табурет
по деревенской улице. –
боже, куда она?! –
И отчего сутулится
худенькая спина?
Лёгкая думка детская
вихрем умчится вдаль.
Бабушку с табуреткою
лишь на мгновенье жаль.
Страхи сильнее жалости.
Согнутая дугой,
бабка тогда казалась мне
немощною Ягой.
Крутит судьба рулеточку.
Может, в её волшбе
бабушкой с табуреточкой
выпадет стать тебе?..
2.
Часто, покоя ради,
дом её был закрыт,
и, на окошки глядя,
думалось: бабка спит
или сидит устало
где-нибудь в уголке,
отблеск от печки алый
бегает по руке.
Дети понять не в силах
жизнь на изломе крыл,
и невдомёк мне было,
кто ей дрова носил,
как доставался старой
каждый глоток воды,
и отчего держалась,
будто и нет беды,
словно бы всё обычно.
К ней приезжая, дочь,
матери горемычной
силясь хоть чем помочь,
как её ни просила,
из своего угла
выбраться та решилась,
только когда слегла.
Пашня, война, ухабы…
Верен проклятый слух:
короток путь у бабы
до вековых старух.
Тяжек военный волок –
год сосчитай за пять.
Век на Руси недолог –
трудно довековать.
Бабушка, помню с детства,
встанет спиной к теплу:
«Девка, не насидеться б
сиднем у вас в углу…»
Ночью, вскочив от боли,
скажет тихонько мать:
«В угол не сесть бы, Оля,
мукою вам не стать…»
Угол родного дома,
где каждый гвоздь знаком.
если уж быть худому,
лишь бы в углу своём,
лишь бы не на чужбине.
Что там? СытАя выть?
Северным небом синим
хочется жить да жить,
и не считать увечья,
словно их вовсе нет,
солнцу с дождём навстречу
двигая табурет.
2015
* * * Лёд стал непрочным, будто жизнь.
Зима,
темнея, распадаясь на кристаллы,
ещё стоит. И не сойти с ума
возможно, лишь занявшись
чем-то малым:
укрыв себя от внешней суеты,
от бредней политических – стеною,
стирать бельё, выращивать цветы
и слушать притяжение земное,
и не ходить по тоненькому льду,
особенно – почуяв воздух вешний.
Да только завтра снова побреду,
постукивая палкой, словно пешней…
2015
***
Не хочется брякать посудой,
будить спозаранку жильё,
пускай отоспится, покуда
задумалось время моё.
Устав от пути-бездорожья,
застыло смолой на стволе.
И кажется, вечности можно
коснуться ещё на земле.
2015
***
Теперь всё чаще хочется молчать,
а если говорить – о настоящем.
Слова отравным привкусом горчат,
и ближе современника стал пращур
с его простой, суровою судьбой,
заботами о доме да о пашне.
Но Родину он закрывал собой,
и было ей, как девочке, не страшно.
А если б выбирать иной удел,
наверно, отмахнулся бы – пустое! -
затем, что он России песни пел
и слёзы утирал своей рукою.
2015
НЕ НОВОГОДНЕЕ Сон пропал, будто не был – заливистый лай!
Кто там бродит? – Не видно из окон.
В непроглядную ночь разбери-угадай,
что привиделось страже стоокой.
Может, кружатся совы, а, может, лиса
промелькнула и скрылась из виду,
и звенит вся округа уже полчаса.
На крылечко из горенки выйду
кликнуть нашу собаку, и взмоет луна,
точно птица, над призрачным лесом,
а вдали, за лесами, хохочет война,
да напрасно смеётся и стонет она:
затяжным новогодьем Россия больна,
и шутихи летают, как бесы…
2015
***
На чужбине пожив,
воротилась на Русь
и уже никуда не уеду.
Манны с неба, конечно,
я здесь не дождусь,
но картошку
добуду к обеду.
Да и как не добыть? –
огород за окном,
выходи и орудуй лопатой.
В доме топится печка
весёлым огнём,
на сарае бушуют котята.
Есть друзья.
Пусть немного,
но всё-таки есть,
и в наследство
досталась работа,
от которой порою
хоть на гору лезь,
а бывает, и ладится что+то,
и цепляет за душу,
и точит внутри…
А ещё – эти книжные полки,
да на ветках рябины
зимой – снегири,
и дорога к реке –
мимо ёлки…
***
Над дальним лесом вспыхнула звезда,
как будто свечка, трепетной рукою
зажжённая и поднятая ввысь.
За ней огни другие поднялись,
и небосвод, наполненный тоскою,
склонился тихо к горестной земле,
мятущейся меж взрывами и стоном.
И от свечи небесной там, во мгле,
зажглись земные светом отражённым.
И сотни рук взметнули этот свет,
молясь, любя и скорбно поминая
всем сердцем тех, кого меж нами нет,
и отступила в горы тьма ночная. |