Ольга КОРЗОВА (Архангельская обл.)

О росяном хлебушке, дурочках и древней рыбе

 
 
 

На днях был опубликован список лауреатов премии Союза писателей России "Имперская культура". В номинации "Проза" звания Лауреата  удостоен Владислав Попов (Архангельская обл.) за книгу «Ворота в синее поле».

 

Любая книга – вольно или невольно – говорит об авторе: кто он, что за человек,  на чём его взгляд останавливается.  Даже если автор пытается скрыть своё «я» и открещивается от любого сопоставления с героями своих книг, всё-таки где-то проглянет, хотя бы на миг, его озорной или задумчивый глаз.

Вот и печалишься, когда берёшь с библиотечной полки томики современных авторов, отчего не можешь теперь читать запоем – так, как читал ещё несколько лет назад. Чаще всего, перелистав несколько страниц, с сожалением, а иногда и с раздражением возвращаешь книгу на место. Отчего не хочется дочитывать, отчего ничто не дрогнет внутри, не заставит ночью вспомнить о героях, оставленных тобой? Отчего возникает ощущение, словно то ли книга на другом языке написана, то ли вообще вы с автором на разных планетах живёте?

Закручинишься, начнёшь на себе волосы рвать – устарел, безнадёжно отстал от «парохода современности», не выучил вовремя новую «говорю», а потом махнёшь рукой и пойдёшь себе к Бунину да Чехову. А там, ухватившись за бунинскую страницу, вдруг удивишься – вроде не были с автором современниками, и доживал писатель не в России, а инопланетянином его не чувствуешь…

Технический ли прогресс нас так разделил-изуродовал или что другое? Не знаю, но вот ещё о чём думаю: в советские времена много говорили о стирании границ между городом и деревней. Тогда границы стирали, сейчас – в перестроечное или постперестроечное время –  не разберёшь, как назвать, и саму деревню почти стёрли с лица земли. Стёрли и перестали о многом говорить.

У поэта Ильи Иконникова есть строчка: «Жить в России без неба нельзя». Может быть, кому-то она покажется пафосной, но вспоминаю недавно услышанное интервью. Английская актриса с русскими корнями восторженно говорила о предстоящих съёмках в России: «Там я опять увижу небо, такого неба не бывает в Европе…»

И потянулась у меня ниточка к небу Андрея Болконского, а оттуда и к близким мне кенозерским небесам… И подумалось мне: «Да смотрит ли современный человек в небо?» Погоду, конечно, замечает, а видит ли его? В городе ведь оно почти незаметно. Русский барин раньше хоть на лето выезжал в деревню. А сейчас – в Турцию, в Таиланд. Да мало ли куда? Может, оттого и пишет он о чужом  и на чужом языке?..

 

Вот и радуюсь я сейчас, листая рукопись будущей книги – первой книги прозы архангельского писателя Владислава Попова. Почему? Здесь всё родное, от неба до языка.

Открывается книга рассказом «Росяной хлебушек». В традиции русских писателей начинать с рассказа о детстве. Вот и Владислав Попов от неё не отошёл, и видим мы глазами ребёнка северное село. Мальчик едет из города с бабушкой – к маме, в Строевское.

Обратим внимание на то, что он увидел по приезде: «Пока целовались и обнимались, и шли, спотыкаясь, с целованием через тёмные  сени в комнаты, где снова восклицали, тормошили, рассматривали, ставили самовар, волокли из чемоданов городские гостинцы, гремели чашками, я сбегаю  на улицу, распахиваю калитку и замираю, оглушённый и совершенно подавленный вечерней тишиной. Я растерянно смотрю, как в омут, на  тихие заснеженные дома, на высокие и неподвижные тополя  с застывшими чёрными птицами, на тонкие прутики малины, печально торчащие в  снегу, на серое молчащее  небо».

Ребёнок сразу же увидел небо. И не только его. Как много видит этот ребёнок… Как губка, он впитывает в себя и звёздочки малины, и живые галечки, и шевелящий ушами туман, и многое-многое другое. Вот так, наверное, и рождается писатель – видит мир и вбирает его, а потом щедро дарит читателям, для того чтобы и они заметили, разглядели, вспомнили …

Рядом с мальчиком бабушка, мама, девочка Люся. И первая капелька грусти: «Мы не пошли с Люсей вместе в школу, никогда не сидели с ней за одной партой – у них утонул папа в колодце, и они уехали куда-то, навсегда. Уехал и пропал куда-то белый платочек, стрелячее ушко. Конфетные фантики в бумажной коробке».

Женских образов в книге немало, и почти все они нарисованы автором с необыкновенной нежностью. Даже если они дурочки – так условно можно назвать не только героиню одноимённого рассказа, но и молодую учительницу Розку – Розалию Михайловну, и Мулю на колёсиках. Странной и смешной кажется многим и бесхитростная бабушка Хитриха, у которой полно причуд. И даже влюблённая Алька, готовящая сосновый мёд.

Каждую из них автор любит и жалеет сам, и заставляет полюбить нас. Бередит душу история дурочки, которая стала такой, после того как её обманул жених. Печалимся мы за растоптанную Розкину мечту, негодуем на Иголкина, ставшего причиной смерти Мули на колёсиках, плачем вместе с Еленой Сергеевной, видя, как не узнаёт сына Хитриха,  жалеем всем сердцем ослепшую Марью Филипповну и надеемся на Алькино счастье.

Пожалуй, только одна из героинь не вызывает у нас нежности – Галина, жена Петра, заставлявшая мужа зарезать «последнего козла деревни»: «Ладно бы собака была или коза, та хоть зверь небольшой, а литр молока даст. А от него-то чего? Чего? Бродит, трясёт бородищей! Скоро ты сам таким козлом станешь, и так уже на пару бродите, деревню смешите. Убирай его! Я там на повети тазы приготовила, мясо в них сложишь, фанерой прикроешь, на морозе не испортится. Я приеду, переберу его. Хоть какой-то толк от твоего козла будет!»  Да, может быть, ещё Глаша из рассказа «Митрич и его собака». Но и её пытается оправдать-объяснить её муж Митрич: «- Ты на Глашу не обижайся! У неё работа нервная. Фгосы у неё. А я? Что я? Непутёвый. Всё к одному сошлось. Но она добрая, отходчивая…»

Мужики, герои рассказов, вообще «непутёвости» своей не стыдятся, тем самым продолжая традицию шукшинских «чудиков». Митрич, вытаскивающий из колодца собаку и готовый уйти с ней куда глаза глядят. Павел Иванович, любующийся найденными колёсами. Гриша, отпустивший самую древнюю рыбу. Доля Иванович, ремонтирующий лодку: «Всё у нас тут переменилось… Я вот лодку чиню. А чего чиню, не знаю. Жалко, пропадёт. Да такая-то кому сейчас нужна? Лодок больше не шьют у нас…»

Пётр, объясняющий козлу Ваське: «- А мы, Васька, последние мужики на деревне тоже. Мне уж, Васенька, полтинник, и Алексеевичу полтинник, и другим мужикам, кому больше, а  кому и на боковую пора, а следом-то нет никого! Эх, Васенька, ни-ко-го, ни единого мужика. Пусто. Вымираем. Так что, Васенька, может быть, это я буду, Бог ведает, последним мужиком на деревне. Кто-то ведь будет из нас, да?»

Чудаковатость героев смыкается с верой в бессмертие души. Митрич спрашивает у спасённой им собаки:

«- Вот маюсь, собачушка. А придёт ли что-нибудь или кто-нибудь, чтобы спасти меня от маеты этой?»

Даже фантастические существа – Клара и Дуся – об этом думают: «-  Дусенька,  я в церковь ходила, – шепнула она на ухо. - Утреннюю службу простояла. Всё думаю, всё хочу понять, зачем мы с тобой? Что с нами потом будет, когда батареи сдадут? Ты меня, Дусенька, понимаешь?» Или козёл-фавн Пикус: «- О, если б ты знал, Петрос, как прекрасны старые деревья в нашем лесу! Они прекрасны, как древние греческие амфоры! Но амфоры давно пусты и мертвы, а в деревьях по-прежнему прячутся древесные души. Они крепко спят, но я-то постараюсь их разбудить. Я знаю как, Петрос! У меня есть травяная флейта. Поверь! Мир совсем не такой, как ты предполагаешь. Он гораздо сложней и забавней. Просто тебе пока не понять: у вас короток век, а забот всегда так много. Если бы люди были, как дети, было бы проще…»

Фёдор, ставший «как дети», и вовсе уходит в открывшиеся ему ворота. Ворота в синее поле…

И не случайно в конце книги мы снова видим небо:

«Они вышли и побрели к воротам. Небо было синим, на востоке совсем густым и с первыми звёздами. На западе заря уже догорала. Поле шевелилось тенями. Василий Лаврентьевич пожал Павлу Ивановичу руку, кивнул, добрёл до амбара и скрылся из глаз. А Павел Иванович ещё долго стоял у ворот. Тёплый ветер трепал подол его рубахи. Поле темнело. И ему всё чудилось, чудилось, будто за краем поля идёт конь и тихо скрипят тележные колёса».

Небо, люди, поле, конь. Уходящее? Вечное…

 

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную