Михаил Владимирович Кошкош
Кошкош Михаил Владимирович родился в 1964 году. С декабря 1984 по июль 1986 проходил службу в Афганистане, городе Баграм. Награждён медалью «За отвагу». Автор книги стихов «Афганские четки» (2009). Печатался в периодической печати, литературных альманахах «Искусство войны» (Москва) и «Странник» (Саранск). Живёт в городе Мариуполь Донецкой области.
"АФГАНСКИЕ ЧЕТКИ"
МНЕ ПАМЯТЬ ПЕРЕТРЯХИВАЕТ ДУШУ...
Мне память перетряхивает душу
И снова страшный сон соединит
Все звезды на вершинах Гиндукуша
И звезды у могильных пирамид.
Друзей моих мальчишеские лица,
Военный неустроенный уют...
А утром мне захочется напиться,
Боюсь, меня не многие поймут.
Опять , сгорая, падает ракета.
Стреляет ночь по вспышкам сигарет,
И мы во тьму хоронимся от света,
Чтоб глупо не оставить белый свет.
Хлопки петард и зарево салютов
Натянутые нервы обожгут.
Давно война закончилась как-будто.
Боюсь, меня не многие поймут.
В Афгане мы протопали немало.
Хранят следы от кирзовых сапог
Обветренная глина у дувалов
И каменные осыпи дорог.
В краю песков и заповедной пыли
Мы тоже пролагали свой маршрут.
И где нас только черти не носили...
Боюсь, меня не многие поймут.
А как в жару мы бредили о влаге!
О кружке пива и глотке вина,
Особенно, когда в горячей фляге
Ни капли, ни росинки, ни хрена!
И можно выть, и можно лезть на стену,
И рвать бинты, и грызть зубами жгут...
Но если до конца быть откровенным,
Боюсь, меня не многие поймут.
Мы знали вероломство и измену.
И, сколько бы не стоила душа -
Навскидку устанавливали цену
Разменным магазином "калаша."
Сюрприз врагу - последняя граната
И ждать, когда поближе подойдут...
Мы даже смерть приветствовали матом -
Как жаль, меня не многие поймут.
Торжественная встреча в Хайратоне.
Мечталось десять долгих лет о дне,
Когда домой отправятся колонны -
Последние колонны на войне.
Газетные страницы и экраны
Не скажут правды, даже песни врут.
Нам никогда не выйти из Афгана -
Как жаль, меня не многие поймут.
2008г.

ЗДЕСЬ
Здесь воздух крепче водки! -
Жара под пятьдесят.
Броня, как сковородка,
Поджаривает зад.
Слипаются ресницы,
Слепит соленый пот.
И как не материться ?! -
Кто знает, тот поймет.
Затянет ветер песню -
Все скроется в пыли!
Не видно, хоть ты тресни,
Ни неба, ни земли.
Не плюнуть, не напиться -
Глазеешь, точно крот.
И как не материться?!
Кто знает, тот поймет.
Здесь молятся Аллаху,
А мы, не разобрав,
Суем свою рубаху
И тычем свой устав.
Забьет нам заграница
Могильной глиной рот.
И как не материться?! -
Кто знает, тот поймет.
Сменять бы к черту разом
И страх, и пыль, и зной
На строчку из приказа,
Что нас вернет домой!
Мне дождь ночами снится.
Березка у ворот...
И как не материться?!
Кто знает, тот поймет.

ДОРОЖНАЯ ИСТОРИЯ
Броня проткнула глиняный дувал.
Вошла в него по топливные баки,
Роняя покореженный металл -
Фугасом перерубленные траки ...
Стреляли в злобе. Вскидку. Наугад.
Пока в рожках не кончились патроны.
И мерз от нервной дрожи лейтенант -
Заменщик из второго батальона.
Потом, по обезвоженной пыли
Мы с Пашкой очень бережно, без спешки,
На старом одеяле, поднесли
Андрюху к уцелевшей БэМПешке...
Сочился серый дым из кишлака -
И в жидком, расслоившемся тумане
Котенок жался к телу старика,
Расстрелянного в собственном дукане.

* * *
С затаенной грустью буду слушать,
Как летят по небу журавли,
Согревая горы Гиндукуша
Трепетным теплом родной земли.
И от этой песни журавлиной
Будет часто видеться во сне
Голубое небо Украины
В стылой Чарикарской вышине.

***
Война уснула в кишлаке,
Оставив стражем страх,
Когда с светильником в руке
В кишлак пришел Аллах.
Ночь, сквозь проломленный дувал,
Струила лунный свет,
А дым пожарищ застилал
Светильники ракет.
Темнел у ног Его арык
В запруде мертвых тел.
И не узнал Его старик
В оптический прицел...

* * *
Какая полночь! Ворожбою
Вздыхая, бредит тишина.
Сверкнет цыганскою серьгою
В кудрявом облаке луна.
И в камышах, в речном затоне
Так заискрится лунный свет,
Как на натруженных ладонях
Огонь серебряных монет!

СТАРШИНА
Кому - Союз.
Кому - война.
А нам с заменой - старшина.
Наш старый прапор,
Отбыв срок, ушел домой.
Был новый хмур. И то сказать,
Кто может с радостью принять
В наследство жизнь
между казармой и войной.
Да мы-то здесь не первый день-
Мозги от мата набекрень,
А он в наряде рисовал портрет жены!
О том, что будет через год
Никто не думал наперед -
Мы не могли представить жизни без войны.
Под небом гребаной Рухи
Мы полюбили с ним стихи,
Мы с ним по-новому увидели Восток.
Как говорили дембеля:
Мол, на таких стоит земля.
И старшины с собою брали адресок.
Потом был снайпер. Мать твою!
Под Хостом. В первом-же бою...

БАЛЛАДА О ДВОИХ
Здесь, товарищ майор, ни к чему разговоры:
Мы остались вдвоем, только Вы вот да я.
И еще эти Ваши любимые горы
Для которых не значите Вы ни х...
Очень часто, майор, говорили мы матом.
Вот и в эти минуты последнего дня...
Там, в броне есть, я знаю, ручные гранаты-
Принесите, прошу Вас, майор. Для меня.
Не тревожьте мои бесполезные ноги.
Уходите, майор! И спасибо за жгут.
Отходите к реке ради господа Бога -
У реки одного Вас они не найдут.
Мы не дети, майор, сантиментов не надо.
Ни минуты не мешкайте. Времени нет.
Уходите с дороги на шум водопада?
Торопитесь, в ущелье стекает в рассвет?
Я не знал, что рассвет
может быть таким жарким.
И какая небесная здесь пустота...
Наклонитесь, майор!
Это - радуги арка.
Эй, ключарь! Мы пришли!
Отворяй ворота...

НА СМЕРТЬ ДЕСАНТНИКА
Его сосватали с войной
Кабул и Файзабад.
А под Киджолем в мир иной
Отправился солдат...
Сорвав берет с седых волос,
С ПК наперевес,
В потертом тельнике Христос
Сошел к нему с небес...

БАЛЛАДА ОБ АФГАНСКОЙ ЖЕНЕ
1
Она мечтала о любви.
Красивой, чистой и высокой.
Но первый только пригубил
Бокал души ее глубокий.
И был восторженным второй -
Он становился на колени.
И по ночам храпел шестой,
Напоминая о терпеньи.
Потом был вдруг военкомат.
Слова единственной подруги
И согласилась наугад
Работать где-то там на Юге.
И были горные хребты,
И лед, по-утреннему звонкий,
И чьи-то грязные бинты
У края солнечной бетонки,
И красный, новенький Камаз -
Попутка к месту назначенья,
И обстоятельный рассказ
В письме о всех ее волненьях.

2
Вначале охватила грусть,
Тоска по родичам, знакомым.
За Гиндукушем весь Союз
Казался ей огромным домом.
И краем света был Баграм -
Три сотни книжек и отчеты.
И пустота по вечерам,
Когда ни писем, ни работы.
Когда нет рядом никого
И пахнет дустом одеяло...
Однажды встретила Его -
Того, которого искала.

3
Он был особенно красив
Тот лейтенант из разведбата:
По-деревенски молчалив,
По-деревенски грубоватый.
О том, что где-то есть жена
И даже два его пострела -
Почти не помнила она.
И как могла. И как умела.
Когда Он спал "без задних ног",
Она склонялась к изголовью
И ревновал его Восток
Своей особенной любовью.
У той любви такая власть,
Что ей перечить - мало проку:
Он не вернулся с группой в часть
К давно назначенному сроку
И ей твердил семь дней комбат
Слова: тяжелое заданье.
А на восьмой сказал: "... В санбат.
Ты поезжай. ..
На опознанье."

4
Давно закончилась война.
Я вдруг о ней услышал снова:
О том, что замужем она,
Есть дом, хозяйство и корова.
И на порог меня впустил
Ее хозяин седоватый.
По-деревенски молчалив.
По-деревенски грубоватый.

Я БУДУ РЯДОМ С ТОБОЙ
Я невесомей огня,
Я воспарил над землей.
Восточный ветер меня
Несет в ладонях домой.
Где застилает траву
Зеленым шелком рассвет.
Тебя одну я зову -
Тебя, любимая, нет.
Лечу в траве наугад,
Кричу слова в пустоту
И замерзает закат
На тополином ветру... -
Мерцает сумрачный бред,
Его дырявит Афган
Как ослепительный свет,
Как ощущение ран.
Чужие здесь тополя.
Ресницы в липком поту.
Горчит чужая земля
Кровавой пеной во рту.
У искалеченных ног
Дрожит и плавится зной.
Хриплю в горячий песок:
"Я буду рядом с тобой!"
Чернеет трупом броня.
Смердит резиновый чад.
Смерть потеряла меня,
Смерть возвратится назад.
А мне бы руки воздеть,
Да вольным облаком стать,
К тебе одной улететь,
Тобою одною дышать.
Я на броню обопрусь,
Приподнимусь над землей.
Я жилы вырву - вернусь
Я жилы вырву - вернусь
Я жилы вырву - вернусь
"Я буду рядом с тобой!"

КОСАРИ
При свете утренней зари
На луг выходят косари
И их лужок зеленый
Приветствует с поклоном.
Поет веселая коса,
Переливается роса,
Ложатся стебелечки -
Как в песне - строчка к строчке.
Луны любуется рожок
На позолоченный стожок.
Поет сверчок бессонным
Поэтам и влюбленным.
Но есть другой косарь. Она
Как ночь ненастная черна.
Ползут за косовищем
Могилы да кладбища.
За взмахом - взмах, за взмахом - взмах,
Коса звенит в ее руках,
Отточена на славу
Для жатвы для кровавой.
Не знает роздыха и сна
Ее горбатая спина
И дыры глаз бесстыжих
Все ближе,
Ближе,
Ближе...

ЕСЛИ ВЕРНУСЬ.
Если вернусь...Часто не верю, что можно вернуться
Если вернусь...Мне бы от радости не задохнуться.
Если вернусь...То помолюсь обязательно Богу,
Если вернусь... С этой чужбины к родному порогу.
С легким сердцем
Распахну я настежь двери дома
Чтобы в возвращение поверить...
С небом синим
Обопрусь о подоконник.
Спрячу слезы
В огрубевшие ладони.
Если вернусь...

СТАРУШОНКА
Получила старушонка
На Андрюшку похоронку...
Сентябрем пропахла осень,
Небо плакалось с утра.
Была, кажется, суббота,
Да обычные заботы...
Да, домашние заботы
Не пускали со двора.
Получила старушонка
На сыночка похоронку.
Прибрала бумажку к письмам,
Обмахнула чистый стол
И достала из буфета
Два андрюшкиных портрета,
И зачем-то их при этом
Пообтерла о подол.
Отнесла собаке кости:
"Мой сынок приехал в гости.
Он тебе, подлец, покажет,
Как татарить огород!
Что ты, глупый, лижешь ноги,
Мой Андрюшенька не строгий.
Да и то, устал с дороги,
Почитай, за целый год..."
Посмотрела мать с укором
В низ подгнившего забора.
Вдруг... в момент засуетилась,
Поспешила бодро в сад,
По пути взяла корзину,
Чтоб собрать гостинец сыну,
Словно, очень нужен сыну
Перезревший виноград.

ПЕСНЯ
(Из Светлова)
Ночь пришла к расстрелянной колоне.
И броня запуталась во мгле.
Парень в обгоревшем шлемофоне
Умирает на чужой земле.
Пыльная афганская дорога
Черная от гари и крови.
,,Дай мне, Бог, пожить еще немного,, -
Шепчет безымянный шурави.
Только звезды смотрят равнодушно, -
Ночь давно ослепла от ракет.
И лежит в могиле Гиндукуша
Кровью заплывающий рассвет.
А потом, в молчании суровом,
Горячо любимая страна
Всунет матерям и юным вдовам
Пахнущие краской ордена.

БАЛЛАДА О НЕНАВИСТИ
"Ни на солнце, ни на смерть
нельзя смотреть в упор".
Ф. Ларошфуко.
Он выпал из вертолета,
Подбитого над дорогой.
Спасибо, спасла пехота,
Спешившая на подмогу.
В долину спускался вечер,
А в память влилась до края
Земля, что неслась навстречу,
Огромная и чужая...
В бреду на больничной койке
Он чувствовал гул моторов.
Горели под ним постройки,
Росли, приближаясь, горы.
Змеилась внизу дорога,
И, мелкие, точно мухи,
На желтом холме отлогом
Пригнувшись, бежали "духи".
Он правил на холм машину.
Он бил в них из пулемета.
Кружила на желтой глине
Тень черная вертолета...
Не в небе, в железной птице,
А в госпитале военном,
Где солнечный день ложится
Квадратным пятном на стену...

ЧАРИКАРСКАЯ ПАСХА
На глиняной дороге
Броню попутал черт:
Стрелку досталось в ноги,
Водителю - в живот.
И где - то рядом ,,духи,,
И долог путь домой...
Один позвал: "Братуха!"
В ответ смолчал другой.
Один сказал: "Ну хватит
Расстраиваться зря!
Ты знаешь, брат, в санбате
Какие лекаря! -
В санбате медсестрички,
Трехразовый покой..."
А пальцы жмут яичко.
Ребристое. С чекой.

***
В кулаке - светляк от сигареты.
Ночь в проломе серого дувала.
Оседает "елочкой" ракета
В каменную яму перевала.
Звезды - точно косточки граната
В воздухе полночном и весеннем,
Да родная тяжесть автомата,
Что прилег котенком на колени...
Ощутить судьбу свою - гитару
В этот час, мистический и ранний,
Не в костлявых пальцах Чарикара,
А в ладонях трепетных Рязани.
Там, где пахнет хвоей и грибами.
Где блестит в траве дорога к дому.
Где не будешь тыкаться руками
Сослепу в последние патроны.

СОНЕТ
          Маргарите
Аромат твоих волос
На земле, забытой Богом,
Я, любимая, пронес
По нехоженым дорогам.

Свет твоих лучистых глаз
Понимаю я, родная,
Выручал меня не раз,
Отводил меня от края.

Но, когда в чужих горах
Нам не думалось без мата
И входил в привычку страх,

Как для нищего заплата,
Слава Богу, ангел мой,
Ты не встретилась со мной.

БРОНЯ N 245
"Мой номер двести сорок пять -
На телогреечке печать.
А раньше я служил в Баграме
Учил босоту воевать."
(Из популярной песенки)
Мой друг ушел сражаться к духам,
Свой прихватив гранатомет.
В глухих ущельях он, по слухам,
Броню не "духовскую" жгет.
Сказать по правде - я не верил.
Но как-то среди бела дня
Подрывом заперло в ущелье
Две БээМПешки и меня.
И голос с волжским выговором
Гремел по скалам в мегафон:
Мол, чья броня утюжит горы? -
(Знакомый голос. Колька?! Он!)
Мол, он сейчас нас похоронит.
Да, у меня сомнений нет!
И я кричу, сложив ладони,
Ему слова в ответ:
"Мой номер 245! -
Тебе ль, Колян, его не знать
Давай, стреляй, иуда, в друга -
Тебе на дружбу наплевать!"
Он не ответил мне ни слова.
И в наступившей тишине
Наш новый взводный бестолковый
Свои вопросы тыкал мне.
Никто в ущелье нас не тронул -
Мы беспрепятственно ушли
И, разумеется, патроны
К другому разу сберегли ...
В казарме мне приснился Колька.
Спросил я друга: "Как живешь?"
Он улыбается и только
Глазами щурится на нож.
Огромный нож афганской стали
Вошел в него по рукоять.
На ручке кровью проступали
Три цифры: два, четыре, пять.
Мой номер - 245!
Пытаюсь нож с груди изъять.
Но под ладонями не Колька -
Скрипит солдатская кровать.
Мне тошно в части от рутины.
Потею в парке день-деньской,
Смеются горные вершины
Июльским снегом надо мной.
В тупом радении наряда,
От зноя тронувшись слегка,
Я брежу солнцем винограда
И кислым ветром кишлака.
Куда-нибудь. Хоть черту в зубы!
Чтоб не с собой наедине.
И, сжав обветренные губы,
Всерьез мечтаю о ... войне!
И номер 245 -
Мое клеймо, моя печать,
Что на броне белеет краской,
Мне не дает спокойно спать.

РАССКАЗ
Возвращаясь домой, наша группа попала в засаду.
Подорвалась машина. Меня отшвырнуло с брони,
И спасла меня тень от большого куста винограда.
В винограде меня не заметили, видно, они...
Помню, видел троих, - их худые сутулые спины.
И отчетливо слышал гортанный чужой разговор.
Суетились они у подорванной нашей машины
И я видел, как раненых там добивали
В упор ...
Пыльный, солнечный модуль,
Больничные, бледные лица.
Занавески на окнах - роскошный военный уют.
Я мечтал об одном: поскорее заснуть и забыться,
И одно только помнить, - что любят меня и что ждут.
Под Баграмом санбат, знаю, многим покажется раем.
Для солдата санбат - что для древних паломников Рим.
Только я и во сне воевал и давился сухпаем,
Только я и во сне продолжал пробиваться к своим.
Мне сейчас говорят, что с войной этой вышла ошибка.
Мол, война нам нужна,как счастливому евнуху хрен.
И тогда, я к лицу примеряю пустую улыбку,
Как протезы свои
Примеряю
Чуть выше колен.

ПЕРВАЯ ПОСЛЕВОЕННАЯ ОСЕНЬ
Плывет, как от блюда с пловом,
Тепло над сухой малиной.
Вращается лист вишневый
В аркане из паутины.
Соседский щенок лохматый
С репьями на задних лапах,
Донес мне от пыльной мяты
Едва уловимый запах.
А после глупыш сопливый
Со страху забился в просо -
Он видел, как август сливы
Роняет ленивым осам.
Ему молодая осень
Расскажет смешные сказки,
И тычется он в колеса
Больничной моей коляски.

ПОХОДНАЯ
Нам Бог Любви своим дыханьем сушит губы,
А если вдруг ты заболеешь от тоски,
То Бог Ветров тебе свои покажет трубы,
Что оживляют даже мертвые пески!
Поют ветра. Трубят ветра.
А нам бы только продержаться до утра!
Ты знаешь: служба - это адская работа,
Тротил, да пыль тобою пройденных дорог...
Ты помещаешься в прицеле пулемета,
В который смотрит завоеванный Восток.
И ночь, как черная дыра.
А нам бы только продержаться до утра!
Бог Случай стар и оттого, видать, незрячий.
А значит, всем нам во сто тысяч раз милей
Простая девочка по имени Удача.
Мы все мечтаем стать любовниками ей.
И быть с ней многие века.
Мы слишком долго восходили в облака..

***
Над пустыней Регистана
Звуки - точно сонный бред.
Даже ночь здесь в дымных ранах
Догорающих ракет.
Нет под звездами покоя!
И с мольбой "Аллах велик!"
Слился русский, в пекле боя
Разрывающийся крик.
Слился стон "Аллах" и "мама"...
Шепот "мама!" и "Аллах..."
В гнойных простынях Баграма,
В лазуритовых горах.

ВИШНЕВАЯ БАЛЛАДА
                    Маргарите
Полтава, Полтава! Вишневый цвет
Волнующая страна!
В полтавских садах росли с юных лет
Влюбленные: Он и Она.
Случилось за "речкой" ему служить -
О, время почтовых слов!
Да разве в разлуке ему забыть
Огромную их любовь.
Хмельная, плыла его голова:
Письмо ее - три строки.
А все остальные в письме слова -
Вишневые лепестки.
Броня принимала неравный бой,
В десантном отсеке - жар.
И эхо от взрыва тугой волной
Ударило в Чарикар.
Горелым тротилом пропах Восток,
В броне смерть - одна на всех.
Пуржит, засыпает сухой песок
Полтавский вишневый снег.
Любовь ей прислали в большом гробу
С окошечком в черный цвет.
И рвала за патлы свою судьбу
Вдова в девятнадцать лет.
Пустые года, как немое кино:
Все радости - стороной.
И вишни в саду заневестились, но
На что они ей одной?
И ветер качает и треплет листву,
И небо чернеет от гроз,
И падают спелые вишни в траву,
Как капли рубиновых слез...

СТАРШИЙ СЕРЖАНТ
          Лехе Ржавскому (уже посмертно)
Не замучили болячки,
Не угробила война,
А допился до ,,горячки,,
Из разведки старшина.
,,Жизнь - дерьмо!
А где в нем сахар?!
Я уже молчу про мед...
Все отправимся к Аллаху,
Только каждый - в свой черед...
Видел смерть. Играл с ней в прядки.
За троих жевал беду.
И саперною лопаткой
Прокарябал дверь в аду.
Там, за речкой было туго.
Там я нужен был. А здесь
Напиваюсь, как пьянчуга -
Был сержант, да вышел весь!
Здесь, завидев боевое
Серебро твоих наград,
Скалят местные герои
Золотые зубы в ряд.
Здесь придурки и чинуши,
Пробивные, как клистир,
Беспардонно лезут в душу,
Как в общественный сортир!
Здесь... война мне стала сниться:
Без оружия, в крови
Я к своим хочу пробиться
И не знаю, где свои...

ТОСКА
Здесь ничего не происходит.
Здесь никому до нас нет дела.
Мулла в который раз проходит
В замочной скважине прицела.
Прямоугольные строенья.
Жарой раздавленные крыши
И, брат, такое настроенье,
Что в двух словах и не опишешь.
День - от вершины до вершины.
Ночь - от заката до рассвета.
Одноитожные картины,
Одноитожные сюжеты...
Тоска съедает человека
До тошноты, до смертной дрожи.
Когда жара слипает веки
И пот, как вошь, бежит по коже.
Пылает каска самоваром.
Курнешь индийского гашиша
И прямо чувствуешь, как паром
Срывает собственную крышу.

КИЕВСКИЙ ЭТЮД
Вечер. Комната. Рояль,
Освещенный как алтарь.
Стул. Пиджак, рукав в кармане.
На сидении с листами нот -
Куском сухого льда -
Орден. "Красная Звезда".
2008г.

НЕ СТРЕЛЯТЬ!
По колонне у маленького кишлака
Камикадзе в чалме применил ДШК.
Был он, сволочь, соплив и замызган, и бос.
Захватили живым. Учинили допрос.
И кривилось со страхом на детских губах
Через слово - "Аллах"...
Через слово - "Аллах".
Время шло. Время нас подгоняло вперед.
И, обычное дело, мальчишку - в расход.
И тогда я одно был не в силах понять,
Почему командир приказал: " Не стрелять!"
На войне было всякое.
Много всего...
Под Баграмом убили дружка моего.
Мы попали в засаду, а наш вертолет
Вместо духов - по нам применил пулемет...
Сколько лет, как все кончилось,
Только во сне
Я опять в этой проклятой Богом стране.
Снова облаком серым клубящийся дым
И "вертушки", стреляющие по своим.
И во сне я хриплю, задыхаясь опять:
Не стрелять!
Не стрелять!
Не стрелять!
Не стрелять...

ПАРАНОЙЯ
Ночь. Боль предчувствия. Старик.
Полузасыпанный арык.
Две заблудившихся брони.
Ракет враждебные огни...
Накрытый простынями стол.
Больница. Галоперидол.
Луна в арыке кишлака.
Чалма седого старика,
Его насмешливый ответ:
"Душманов нет, душманов - нет..."
Надсадный грохот ДШК.
Как плеть, повисшая рука.
Куда - то падающий пол...
Больница. Галоперидол.
Ночь. Обезумевший старик,
Его отрезанный язык,
Беззубый, судорожный рот,
Который больше не соврет
И руки черные твои
В чужой и собственной крови...
Слова: "Сестра! Скорей укол,
Два куба. Галоперидол."

СОН МАРШАЛА
Однажды Маршалу - звонок по телефону.
И голос Маршалу до ужаса знакомый,
Сказал насмешливо и твердо, без доклада:
"Вы завтра будете командовать парадом!"
И вот,
Хмелеющий от собственной гордыни,
На площадь Маршал въехал в черном лимузине.
Плечом к плечу. За строем - строй. Побатальонно
Застыли четкие армейские колонны.
Он в мегафон сказал приветственное слово
И... растерялся от молчанья гробового.
И грубо крикнул: "Что за Армия такая?!"
Знакомый голос произнес: "Сороковая".
И кто-то тут же тихо уточнил из свиты:
"Они не слышат, Маршал.
Все они - убиты".

КОНЕЦ
И бездонное небо,
И руки друзей,
И наивные губы любимой моей,
И цветущие яблони в нашем саду,
И рогоз, что стрекозы качают в пруду,
И травинку, что гнет, увлажняя роса,
И слезливые звезды,
И мамы глаза,
И безлесые горы,
И жаркий Восток -
Все засыпал сухой регистанский песок.
Просто, сколько могла, отбивалась броня.
Просто, пуля из бура попала
В меня...

НЕ ЗРЯ!
Уходим - в никуда!
В чужие города.
А если там друзей теряем -
Падает звезда.
Еще одна звезда.
Еще одна звезда...
Ты помнишь звездопад,
Кабул и Файзабад?
И звездный ливень на Пандшере?
Гардез, Баграм, Герат?...
Афганский звездопад.
Давай помянем, брат!
В листах календаря -
Начало февраля...
А как бы нам хотелось верить,
Что все было не зря!
И жизнь, и смерть - не зря!
Не зря!

* * *
Засыпает песок
Пятна крови солдатской и пота,
Россыпь стреляных гильз, омертвевшую копоть металла.
И серебряный пепел сгоревших в боях вертолетов
Оседает на скалах ...
Будто не было вовсе ненужной вины и сомнений,
И руин, навсегда зачерпнувших могильного мрака
И минуты, когда поднялась к изголовью селений
Роковая звезда, привезенного кем-то,
Бабрака.

БРОСЬТЕ!
Бросьте, не надо нас делать святыми!
Разве безгрешны бывают солдаты?
Мы возвращались усталыми, злыми,
С болью и матом.
С верой в дорогу к родимому дому
Переносили Восток и лишенья.
Это потом пристрастились к спирному.
По возвращенью.
Бред, что мы продали дьяволу душу!
С нами столкнувшись, шарахались черти!
Нас научили хребты Гиндукуша
Жизни и смерти.
Ложь, будто мы разучились смеяться!
Просто не можем смеяться беспечно -
Нам на войне было многим по двадцать.
Многим - навечно.
Жизнь продолжается дальше. И все же
Скрыта у всех - и счастливых и пьяных
Неоперабельным раком под кожей -
Память Афгана...
2008г.

ОТВЕТ
              И. Бродскому,
              Автору "Зимней компании 80го",
              нобелевскому лауреату

"Слава тем, кто не поднимая взора,
Шли в абортарии в 60-х,
Спасая отечество от позора..."
"Убийство - дело рук молодежи, знакомой
С кровью понаслышке
Или по ломке целок..."
"Ясный морозный полдень
В долине Чучмекистана..."
И. Бродский "Стихи о
Зимней компании
"Настоящий конец войны -
Это платье одной блондинки
На спинке венского стула...."
И. Бродский
Маэстро! Оставьте вздор
Высматривать скуки ради
Отроги афганских гор
На гладком листе тетради.
Плести рассуждений нить,
Качаясь на венском стуле,
Не зная, что значит быть
Горячей зимой в Кабуле.
Здесь все навевает грусть:
Долины, предгорья, реки.
За гребнями гор - Союз,
Для многих - уже навеки.
Давай, брат, на всех разлей
Афганской тоски и страха.
За родину тополей -
Возлюбленную Аллаха,
Где разум был просто слеп,
А вера имела силу,
Где мы раздавали хлеб,
Что горек был от тротила.
Где с пылью глотали страх,
Где пили немые тосты,
Где правду везли в гробах,
Запаянных
На погосты!
За тех, кого с нами нет:
Шагнувших под солнцем белым,
Не в гранки своих газет, -
Под планки чужих прицелов.
Сгоревших: живьем в броне,
На гнойном тряпье санбатов,
Оставшихся на войне
Кровавых восьмидесятых.
Поэты кричат во сне.
А крест наш несут солдаты.

Вернуться на главную