Виктор КОВРИЖНЫХ (Кемеровская обл.)

ТАМ, В НАРОДНОЙ ГЛУШИ…

(Из новых стихов)

ТАМ, В НАРОДНОЙ ГЛУШИ...
Подпоясаны дни то вожжой, то тесьмой.
Живы хлебом и небом разлук.
Деревянными буквами пишут письмо
В министерство почётных наук:
Как построить за баней Егора сельмаг,
Институт благородных колёс,
Чтоб прислали на почту казённых бумаг,
Чтоб земную помазали ось.
Дескать, время скрипит, будто ржавый засов,
Отстаёт от метро и ракет, –
Длится день двадцать семь с половиной часов,
Ночь? – единого мнения нет.

Непонятного свойства часы и труды.
То ль ночуют кудесники тут? –
На неделе семь пятниц, четыре среды,
Дни другие – в сарае живут.
Из дремучих подворий, бурьянов глухих
Бесполезный айфон голосит.
И колхозное знамя побед трудовых
Над избой комбайнёра висит...

Там за Лысой горой – царство вечных болот,
Где по воле небесных огней
Истребительских войск утонул самолёт
И поэт евразийских кровей.

А за взгорком – простор! Свет как счастье высок,
В синеве соловейки полёт.
Берендеевым солнцем пронизан лесок,
И душа пасторали поёт!
Выйдет в поле старик, ветхой жизни жилец
И вглядится в сияющий зной.
Так глядит далеко, словно видит дворец,
Где Господь проживает с семьёй.
В остальном, как и всюду: изба, огород
И следы заплутавших колёс.
На кривое крыльцо выйдет в валенках кот,
Спросит вежливо: – Рыбу принёс?
Голосистый петух известит в лопухах
Об итогах хозяйских забот.
Электронное время придёт в сапогах,
Постоит… И обратно уйдёт.

Там, в народной глуши бродит хмелем трава,
Облака серебрятся вдали.
Там для песни полезной сыскали слова,
только музыку к ним не нашли.
Там закатных коней стерегут до сих пор
На зелёном в ромашках лугу...
Я б срубил там избу или даже собор,
Да топор подобрать не могу...

***
Притихнут цветы во саду-огороде,
нашепчет мечта мне пустые слова,
что стану и я популярным в народе,
как "Поле чудес" или шоу "Дом 2".

Возможно, меня по шукшинскому следу,
в Москву пригласят и отвалят щедрот...
Но только туда я уже не поеду -
далЁко, накладно и возраст не тот.

Мне славы районной - и то уже слишком.
Довольно, что нравлюсь друзьям и родным,
что плотник Лалетин берёт мои книжки
и вслух их читает детишкам своим.

ПИСЬМО К КРЫМСКОМУ ДРУГУ
(пафосное)
Небеса улыбнулись - и вот тебе:
Зазвенела на солнце капель!
Мне январская нравится оттепель,
Как тебе – Коктебель.

Грай вороний завис над плотиною,
Мироточат карнизы домов.
Снег сползает и с ржавой щетиною
Обозначились скулы холмов.

До весны, как до Крыма на лошади,
Но сочится теплом небосклон.
Заблудился ль над местными рощами
Средиземного моря циклон?

Пахнет прелью, картофельным дымом,
Будто зимнюю нашу Сибирь
По Указу разбавили Крымом
И внесли для молитвы в Псалтирь.

Улыбаешься, солнцем палимый ты,
И кричишь мне в ответ: «Хорошо!»
Неспроста потепление климата –
Крым в российскую гавань вошёл.

Прав по-своему в письмах к патрициям
Патентованный космополит,
Предпочтя жить у моря в провинции
Средь неапольских статуй и плит.

С полным сердцем любви и доверия
Станем честно Державе служить.
Мы ведь знаем: лишь в сильной империи
И в провинциях радостней жить.

Вдоволь хлеба, вина и картофеля-
Есть чем скрасить домашний уют.
Может лучше в других севастополях,
Но в других и другие живут.

Будет май! Расцветут палисадники,
Так закружит сиреневый зной,
Что «Массандры» твоей виноградники
Будут бредить сибирской тайгой!

Так сверкай же шампанскими искрами
Новый образ грядущего дня!
И плевать, что за пафос мой искренний
Модный критик осудит меня.

***
Вспыхнул май! Засиял куполами,
словно вывели в свет королев.
Захлестнуло зелёное пламя
ветви, кроны кустов и дерев.

Запестрели цветами опушки,
огороды грачами кричат.
И скворечники, как погремушки
с голосами скворцов и скворчат.

Одуванчики будто цыплята
по траве-мураве разбрелись.
И плывут вдохновенно крылато.
облака в колокольную высь!

Ну и хватит в рабочей обновке,
рот разинув, глазеть у ворот:
надо грядки вскопать под морковку,
под картошку пахать огород.

А землица черна, словно уголь.
Вдоволь будет щедрот и красот!
Посади в ней морковку на рубль,
в сентябре соберёшь на пятьсот!

ХАНЫГА
Камыш не шумел и деревья не гнулись.
Трудами насущными занят народ.
Беспечной судьбой скособоченных улиц
весёлый Ханыга с гулянки идёт…

Ханыга – кликуха. А так-то он – Гриша,
Алкаш-одиночка, родных – никого.
Никто его полное имя не слышал,
И сам он, похоже, не помнит его.

Но помнит зато много праздников разных,
События, даты… И, как не крути,
Весь год календарный - то дата, то праздник,
Обычного дня с фонарём не найти.

Ничто для него не проходит бесследно.
Живут в его сердце событий ветра:
Сегодня отметил «Собхуз» Свазиленда,
День смерти Альенде отметил вчера…

И если он сгинет за смертным бурьяном,
Все праздники мира за общим столом
Почтут его память и стопкой помянут
И ангел господний поплачет о нём…

ЗНАМЕНИЕ
Бабка Лукониха видела бога.
Видела дважды - на зорьке и в полдень.
Бог продвигался вдоль Волчьего лога
весь осиянный и в белом исподнем.

С утра обошла всё село и селянам
гуторила новость про чудо святое:
- Гляжу: он идёт, нет, плывёт над поляной,
а над головою кольцо золотое...

И робко вздыхая, крестилась на гору.
Её утешали резонно старухи:
Знать, сыну Валерке амнистия скоро
иль будет от дочки письмо из Мозжухи...

Наверно, ей это приснилось. Поскольку
старуха - одна, да и бог в её сказе
был явно похожим на Климова Кольку,
что уголь привёз ей бесплатно на МАЗе.

* * *
Приболела старушка: одышка,
ломит грудь. Видно, срок помирать.
И пока не окликнул Всевышний,
коровёнку решила продать.
На рога нацепила верёвку,
и на рынок с утра побрели.
Через час примостились неловко
у железной ограды в пыли.
Простояли полдня - бесполезно!
Поубавился шум суеты.
Коровёнка меж прутьев железных
обглодала сирени кусты.
Наконец-то, остановился
мужичок. Проявил интерес.
Не торгуясь, с ценой согласился
и уже за деньгами полез.
- Что ж, милок, не спросил про корову?
Сколь даёт? И которым телком?..
- А зачем? - усмехнулся сурово, -
Не доить, чай, на мясо берём...
- Что ты! - вскрикнула, сердцем немея,-
Разве можно такую под нож?
Обняла коровёнку за шею -
Ты её у меня не возьмёшь!..
А корова как будто бы знала,
понимала душою немой,
вдруг рванулась из рук, побежала,
со всех ног побежала домой!..
Ничего, вроде, нету такого,
но пошёл с той поры пятый год:
коровёнка жива и здорова,
и старуха здоровой живёт...

РЕКИ АЛТАЯ
                      Ларисе Вигандт
Полноводная Бия, седая Катунь,
Обь бурлящая громом столетним.
И над вами такой благодатный июнь!
Подними веки Вию - ослепнет.

Величавый покой и задумчивый бег
вод, где зябко в глубинах искрится
деревянное солнце крестьянских телег
из небес пасторальной столицы.

Чьи тут мифы и тайны осели на дно
и томятся во мгле ожиданий?
Будто вовсе не воды - течёт полотно
древних свитков былин и преданий.

Ваша память в мерцании лиц и имён
пролегла далеко и глубоко:
до пещерных племён, до истоков времён,
где лицо отражается Бога.

И душа моя вздрогнет и, вторя листве,
затрепещет светло и печально.
Словно с вами она состояла в родстве
в сокровенных глубинах начальных.

Берендеевый полдень, полёт облаков
над сиренью распахнутых улиц.
Да прибрежные камни, как эхо волхвов,
что из странствий камнями вернулись.

Отворяйте врата ваших альф и омег
до цветущей черёмухи мая!
Принимаю, мой друг, красоту ваших рек
и зачем нам она - понимаю...

* * *
Тихо вздрогнуть от шорохов дня,
замерев у речного обрыва,
будто кто-то окликнул меня
из покоев, где зреет крапива.

Из каких он пристанищ возник,
отогретый дыханием зноя,-
не пристроенный памятью миг
овладев неожиданно мною?

Видно, нам разминуться нельзя
над рекой, где задумчивы ивы.
Смотрят пристально чьи-то глаза
сквозь зелёное пламя крапивы,

сквозь меня без особых примет.
Только сердце тревожно так бьётся,
словно видит неведомый свет,
что при жизни узнать не придётся.

ВИДЕНИЕ
То ли ужас забытых историй
или стужа грядущих веков?-
Лютый холод в безмолвном просторе,
звёзды смотрят глазами волков.

Будто в сумерках слова чужого
ощущаю пронзительный взгляд.
И ознобные тени былого
над седыми снегами сквозят.

Из распахнутых снежных пелёнок,
словно образ зловещей ночи,
поднимается мёртвый ребёнок,
он идёт! Он мне что-то кричит!

Что кричит он, глазами мерцая?-
Я услышать его не могу:
крик летит, на лету замерзает,
смертным инеем гаснет в снегу...

Что с ним было? - судьбу не пытаю.
Отвернусь от ознобных теней.
Страшно знать эту жуткую тайну,
но страшнее поведать о ней.

РЕПЛИКА О РАЗЛИЧИЯХ НОВОГО ФОЛЬКЛОРА
Приайфонились буки и веди.
Символично поют соловьи.
Едет Путин верхом на медведе,
объезжая владенья свои.

Что глядишь недовольно, Европа,
на российский фольклор новых дней,
что не ваша гламурная ж...
стала ценностей наших важней?

Наши песни и цели, как прежде -
неизменны в мечтах и делах.
Нынче Русь, это тройка медвежья
и поводья в надёжных руках!

Ты ж, ключами свободы владея,
в расписной толерантный возок
запрягай лесбиянок и геев
и - пусть будет полёт твой высок!

Мы терпимы ко всяким на свете.
Уповай на учёную рать:
как родятся у гомиков дети,
так своих к вам отправим рожать.

***
Рассыпай, балалайка, аккорды
о распахнутом в полночь окне,
как Коврижных, жиганская морда
стал известным поэтом в стране.

Пусть не зван я на телеканалы,
но охотно мою пастораль
публикуют во всяких журналах,
на Байкальский зовут фестиваль.

Видно, местность в Бачатах такая,
где таёжные дали глухи,
вдруг прольётся тоска золотая,
что невольно напишешь стихи.

Знаю, знаю - сказал уже Тряпкин.
Но что делать коль выпало так:
огород, палисадник и грядки,
и на грядке цветёт Пастернак;

что плывут парусами Гомера
облака над окрестным холмом,
что над старым отвалом карьера
кузнецовский просыпался гром?

И свою балалайку настроив
на особый лирический лад,
я пою про былинных героев,
что глядят из небесных палат,

о берёзках, заплотах дощатых,
про медовый над пасекой звон,
про корову и дом свой в Бачатах,
где по праздникам пью самогон.

Ни к чему мне планида другая,
мне в деревне понравилось жить.
Может петь мне Господь помогает?-
Я не знаю... Но всё может быть.

ЛУКОМОРЬЕ МОЁ,  ДЕРЕВЯННОЕ…
Наливался рассвет цветом маковым,
Шелестела листва с ветром ласковым.
Сочинял я стихи – муха плакала,
А петух сладко пел Колей Басковым.
Рифмовал я всё самое лучшее
С лучшим самым, что есть в нашей местности:
О холмах земляникой озвученных,
О селянах живущих в безвестности;
Как добыл Коля-Гвоздик из проруби
Полметровую щуку авоською,
Как слетались почтовые голуби
На забор мой белёный извёсткою.
Написалось стихов с Божьей милостью,
Коль в длину растянуть строки светлые,-
Тридцать три версты получилося.
(Самолично замерил рулеткою).
Их отправил в журналы приличные
И в изданья до славы охочие.
«Ляпота!»- отвечали столичные,
«Пасторальность»- ответили прочие.
Я пошёл на огни фестивальные –
Может, примут меня там за равного.
Рассмеялись глаголы брутальные
И прикрыли ворота парадные.
Не причастен я к счастью желанному.
Поглумились они, подытожили:
Мол, слова у тебя деревянные,
На поэтов совсем не похожие.
Зря пришёл я сюда с медным месяцем,
Да с соломенным именем-отчеством.
В их стихи заглянул – околесица,
На поэтов взглянул – выпить хочется.
И побрёл я из Грязево в Князево,
В министерство с рекою в три берега.
Вон – Кирюшино, там – Берязево,
Здесь – Кудимово с Держи-деревом.
Тридцать три версты строк Коврижныха
Прочитали оне с изумлением:
- Лукомор ты наш, властью нестриженый,
Не по тренду твоё вдохновение.
Не по чину тебе наши почести!.."
Угостили меня карамелькою.
И поставили в длинную очередь –
Триста семьдесят пятым, за Мельниковым.…
Наливался закат цветом маковым,
В палисады вплывал вечер ласковый.
Воротился домой – муха плакала,
А петух голосил Колей Басковым.
Не про нас, видно, книги великие
И не стоит томиться бессонницей.
Ходит внучка меж грядок с клубникою
Переполненная звоном солнечным.
Лето веяло зноем и благостью
К деревенскому счастью причастное.
Синевой отливало и радостью
Огородное небо бачатское.

НАЧАЛО ЛЕТА
Да простит меня церковная родня.
Пусть у ней вначале Слово иль Число,
но вначале было Лето у меня
и оно с собою Слово принесло.

Одичавшие ранеты вдоль реки,
со скворечником ветла на берегу.
Словно песни пионерские, жарки
расплескались на кольчугинском лугу.

Обронили птицы в травы бубенцы,
скоро грянут сенокосные труды,
разрезвились в тихой заводи ельцы,
рассекая плавниками гладь воды.

Будто детство распахнули надо мной,
благодатью опоили небеса.
Так звенит в траве кузнечиковый зной,
что с деревьев опадают голоса.

Я себе сварганю дудку из ольхи,
буду дуть в дуду у лета на краю,
чтоб писал Остудин звонкие стихи
под весёлую мелодию мою.

***
Я со многими в жизни простился.
Всё родное осталось в былом.
Но опять этой ночью приснился
Над рекою родительский дом.

И хоть близких давно уже нету,
Сон обратно приносит к родным:
Дом пронизан пронзительным светом,
Словно ангелы кружат над ним!

Мать с отцом у калитки садовой,
Братья белят извёсткой забор.
И все молоды, живы-здоровы,
О житейском ведут разговор.

Белый голубь воркует на крыше.
Я кричу, я машу им рукой…
Но не видят меня и не слышат,
Словно я невидимка какой.

Лишь обломок далёкого грома
Проворчит незлобиво в ответ.
Свет погаснет и - нет уже дома,
И родных тоже нет…

Пробуждаюсь с душою ненастной.
Брызжет в комнату свет из окна.
И такой день пронзительно ясный,
Словно он продолжение сна.

Льётся зной из распахнутых весей,
Лишь подсолнух, как скорбный пиит,
Через изгородь голову свесил
И задумчиво в землю глядит…

ДО СВИДАНИЯ...
Небо и роща, колодец с водою.
Рядом идут с двух сторон:
«Утро туманное, утро седое»,
Справа – «малиновый звон».

Милая анна полей васильковых,
Утренний голос любви.
Вымыты дали водой родниковой,
Плачут в лесу соловьи.

Нежный мой праздник из сумерек синих,
Пусть же тебя обойдёт -
Светской хулы перламутровый иней,
Губ силиконовых мёд.

Память живая, дорога рассветная
Там, где наличник резной.
Хоть на закате судьбы моей ветреной
Не расставайся со мной.

Дай побродить по зелёным просторам,
В облаке песенных слов,
Без виртуальных огней мониторов,
Без телефонных звонков.

Милая анна заветного слова
из ненаглядных времён,
В сумерках зябких пространства иного
Гаснет малиновый звон…

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную