***
Британские учёные доказали
неспособность ангелов к полёту.
Из интернета

Не умеют ангелы летать
В Англии, спесивой и манерной.
Над Парижем призрачным, фанерным
клином пролетает Божья рать.

И летит на северо-восток,
В край полей и снежного забвенья,
Где в сугробах слов и вдохновенья
Веры пробивается росток.

Где так просто ангелам летать,
Крылья их никто не будет мерить,
Край, где трудно что-нибудь понять,
Край, в который надо просто верить.

***
Меня крестила бабушка тайком,
В ульяновском Воскресном старом храме,
Ни слова ни сказав отцу и маме,
Ушла под утро и́з дому пешком.

Рассветный большевистский Вифлеем
Смотрел вослед стремительной старушке,
И звук шагов – судьбинный счёт кукушки
Дробил в осколки суть безбожных схем.

А бабушки, всем миром, всей землёй,
Спасли любовь и сохранили веру.
…В Успенской деревянной новой церкви
Крестил детей я солнечной весной…

***
Торчит ссутулившийся душ
в саду предзимнем облетевшем.
Дом дачный, на углу просевший,
корнями узловатых груш
цепляется ещё за лето.
В авоське старой два пакета
молочных. Я иду меж луж
тропинкой влажной. Тишь да глушь.
Лишь извивается за лесом
дороги шелестящий уж.

***
Старый таксист вологодский
Бросил: «Колюня-алкаш?
Помню, бродил по Козлёнской,
Пьяную тешил тут блажь»

Память людская, что сито,
Грязь остаётся и смрад.
Горьким кадуйским залитый
Строчек рубцовских фасад.

Треском обломанных веток,
Звуком январских берёз,
В горнице, чистой и светлой,
Плачет крещенский мороз.

***
Вечер… Ставропольская беседка
Доверху обвитая плющом.
За столом две сонные соседки –
сплетницы судачат о своём.

Городок уездный засыпает,
Бурлаков на пристани гурьба,
Нал собором кружит галок стая –
Встрёпанная птичья голытьба.

Горы Жигулёвские в закате,
Солнце, уходящее в овраг.
На далёких волжских перекатах
Время убыстряет мерный шаг…

***
В Шелехме́ти ка́пище шиши́г,
В Аскула́х нечистой силы мрак,
Шёпотами, схожими на крик,
Шелестит Ширяев буерак.

Путника, заблудшего в горах,
Призрачных туманок круговерть
Обречёт на ласковую смерть,
Заточив в подземных закромах.

В чаще на Могутовой горе
Пёс, последний из сторожевых,
Воет о кудлатом звонаре
Песню, не о мёртвых, о живых.

***
Озёра голубых кровей,
Затерянные в Диком поле –
Изгнанники минувших дней
Тоскуют в призрачной неволе.

Суровый сторож суховей
Летит, следит раскосым глазом
За пленниками крепостей,
Построенных царя указом.

Русалки в синей глубине
Хранят легенды вековые,
Преданья, что развеет мрак
Лишь дочь священника Мария.

Умолкнут в палевой степи
Стенанья о нелёгкой доле,
Щенком сорвётся вдруг с цепи
Весна в ковыльном Суходоле.

***
Далёкая тихая весь
У края Самарской губернии.
Молитвенной памяти весть –
Ответ сквернословью и скверне.

Деревня у края земли,
Деревья над тихой водою,
Храм старый, что уберегли
Лишь вера с людской добротою.

Живёт, весь в делах и трудах
Приют благолепья земного,
И в дальних чужих городах
Мне чудится снова и снова.

***
Бабушкин сундук, набитый сказками,
Отворил под самый Новый год,
Замерцал он фразами- топазами,
Строчками невиданных красот.

Жемчуга потерянного времени,
Изумруды спящие стихов,
Жёлтые разлуки хризантемные
И караты бриллиантов- слов.

Мамин сундучок, набитый песнями,
Отыщу в сенях под Рождество.
Буду у окна, под светом месяца,
Ощущать мелодий волшебство.

***
Нет ни луны, ни рун, ни звёзд,
ни контуров, ни силуэтов,
Нет ни верлибров, ни сонетов,
ни стансов.
Дробь ирландских танцев
и кляксы чёрнодырых гнёзд.

Блеск Вероникиных Волос,
Нет ни пророка, ни злодея,
ни мытаря, ни фарисея.
Под звуки лютни Одиссея
Колдун страны с названьем Оз
Камлает в полуночной жути:
«На стихотворных перепутьях
в распутицу не утонуть бы,
в болоте строф-метаморфоз»