ЛЕДОХОД НА ИРТЫШЕ
Вскрываются льды, как забытые тайны,
Ломает вода ледяную печать.
Выходит наружу, на солнце оттаяв,
Всё то, о чём нужно до срока молчать.
Ожившие волны, как ветер вам дорог!
Плен зимнего сна вы спешите стряхнуть.
Река открывает стороннему взору
Всю силу свою, потаённую суть.
Копила река устремлённость напора,
Питалась снегами, вбирала ручьи.
И льдины в мозаике беглой и скорой
Вершат ритуальные танцы свои.
Несутся они, обгоняя друг друга,
И видно в слоистой структуре боков,
Как тайные знаки печатала вьюга,
Ветрами несла за покровом покров.
Но там, в глубине, созревали кристаллы
И стали ножами, вспороли снега,
Открыв животворную тайну Начала,
Отдав её водам и двум берегам.
ОМЬ
Ремешки, пояски и цепочки следов –
Омь.
Заблестят, зашумят, зашуршат, зазвенят –
Тронь!
Одеянье твоё – белоснежный хитон –
Блеск.
Тишина, белизна, усмирён, заглушён
Плеск…
Засмеётся весна, пустит в зеркало льдов
Луч.
Повернётся в реке, в глубине, в тайнике
Ключ.
Ты вздохнёшь глубоко, сбросишь тяжесть оков
В ночь.
Все тропинки зимы, все цепочки следов –
Прочь!
Запоёшь, забурлишь, к Иртышу побежишь –
Власть!
Целовать, миловать, руки-реки сплетать
Всласть.
Расплетёшь, разорвёшь ремешки, пояски –
Тронь!
Но влюблённых замки не срывай, береги,
Омь!
ВЕСЕННЯЯ ВСТРЕЧА
Пойду, поздороваюсь с Омкой!
Сегодня прошёл первый дождь
И вычертил линией звонкой
Графичный прибрежный чертёж.
Омылись от снега коряги,
Темнеют кусты ивняка.
Какие – корягам, корням ли, –
Шептала сказанья река?
Там в зеркале вод под ногами
Все тайны откроются мне
Оми, напоённой снегами,
Спешащей навстречу весне.
Сбегаю по влажным ступеням
Туда, где под шёпот волны
Две ивы встают на колени
Глядеться в окно глубины…
***
Вымахали мальвы в человечий рост.
Наклонили стебли пыльные полыни.
Полынья на небе полыхает синим,
И тепло в России в дни июльских гроз.
Над густой травою – комариный рой.
Под густой листвою – завязи ранеток.
Ничего дороже в этом мире нету,
Чем дышать берёзой, хвоей и корой,
Чем мотать клубками нить заветных троп,
Мыслить с облаками – высоко и строго.
И берёзам светлым верным быть до гроба,
И улечься с миром в этот самый гроб…
Только прежде – выжить, если меркнет свет.
Только прежде – выпить чашу рос и ливней.
Надышаться лугом, и признать, что нет
Ничего целебней горечи полынной.
От неё в России пишутся стихи,
В сердце у поэта вызревая горько.
Тропы, воды, травы, – как же вы тихи,
В час, когда на небе догорает зорька.
ДОМ, КОТОРЫЙ ПОСТРОИЛ ДЖЕК
В деревне у старушек петухи да курочки,
Небогатые домики, укроп на грядках.
Наши мудрые бабки, Варвары да Шурочки,
Выживать умеют при любых порядках.
А в доме, который построил Джек, –
Каменные стены, черепичная крыша.
Дядюшка Джек – большой человек,
Его мало кто видел, но каждый о нём слышал.
Джек не сидит возле дома на лавочке,
Он приезжает за чёрными стеклами.
Джек не будет копаться на грядочке,
Руки марать о морковки со свёклами.
За оградой у Джека мечутся волкодавы,
Гуляют без привязи, матерят прохожих.
Городские отдыхающие господа и дамы
Фотографируются с домом и с волкодавами тоже.
Тарелка антенны следит за мной,
Медленно поворачивается и смотрит в спину.
Я смею дышать, этот воздух мой!
И дождя я тоже возьму половину!
Но есть тревога, что дом с волкодавами
Высосет речку и проглотит солнце.
Трудяги-старушки, как же тогда они
Свой век доживут без солнца в оконце?
***
Бабушка лечила заговором,
Умывала руки мне пшеном.
Помню тонкий месяц над забором
И звезду большую над окном.
Скрипнула черемуха у хаты,
Пес спросонья цепью громыхнул.
И немного стало страшновато,
Но мне месяц дружески мигнул.
Свет струился золотой и тонкий
Летней ночью, звонкой, как ручей.
Разве виновата я, девчонка,
Что не помню бабкиных речей?
Выросла, как мальвы у калитки,
Научилась платья шить себе.
Летней ночи золотую нитку
Вышивкой пустила по судьбе…
Светом красоты дела простые
Украшаю, помня свет в избе.
Кто-то скажет – руки золотые…
Вот и память, бабушка, тебе.
***
Не могу я об этом… Это страшно и свято.
Это словно распятье: умереть и воскреснуть.
Круглосуточно ждёт родовая палата
Добровольную жертву, и ныне и присно.
И когда она там, задыхаясь от боли,
От молитвы охрипнув: «Мама, мамочка, мама!»
Обнажённо-стерильна, верна своей роли,
Умерев – воскресает, выживает упрямо,
То в оконном проёме на луче серебристом
Появляется ангел, а может быть – голубь,
И рождается жизнь, обновлённо и чисто,
Искупив себя кровью и усилием воли.
Открывается дверь, там – дорога, как лента,
Кто-то машет рукою с небес на прощанье…
Входит Женщина в Белом с целой свитой…
студентов,
Поясняя, в чём радость
земного страданья.
***
Снег тихо на землю ляжет,
Угомонится дом.
Благословенна тяжесть
Груди, налитой молоком.
Благословенны ночные
Бденья мои, – встаю
И словно долги святые
С готовностью отдаю.
Потом ещё будут внуки,
Но в этот полночный час
Смыкаются нежно руки:
Ведь это – в последний раз…
Ловлю едва ощутимый
Отсвет небес в глазах
И тонкий, неповторимый
Детский молочный запах.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ
Энергетика руки моей сильна –
И под ней растут и дети, и цветы.
С вышитого мною полотна
Смотрит лик нездешней красоты.
Он раскрыл два огненных крыла,–
И я знаю, что наступит срок –
Полетит он в дом, больной от зла,
Взглянет, и внимателен, и строг…
И взовьётся тот, кто сеял зло:
«Уберите, он мешает мне!»
А душа ребёнка – под крыло,
Спрячется в картину на стене.
***
Постоянно при деле –
Я живу на пределе…
Ощущаю себя осью,
Вокруг которой всё вертится.
Всё – не всё, а вот эта ячейка общества,
Состоящая из пяти Гомо Сапиенсов.
Кажется, если вдруг я куда-нибудь денусь –
Всё в этом доме пропадёт и разрушится…
Пространство зарастёт бурьяном и сузится,
Личности деградируют и опустятся,
Цветы жизни зачахнут, потому что
Солнечный свет перестанет проникать в окна.
Хочется верить – всё будет не так.
Но на всякий случай
Лучше никуда не деваться.
***
Солнце моё!
Не стой на пороге.
После расскажешь, что было в дороге.
После – подарки,
Вдруг мне стало жарко,
Полночное солнце моё…
Дай, поцелую
В небритую щёку.
Только неделя? – я сбилась со счёта.
Что за беспечность –
На целую вечность
Куда-то тебя отпустить…
МЫСЛИ О ПРОЧИТАННОМ
Может быть, для того, чтобы прийти
к женщине, я иду в противоположную от неё
сторону?
Кобо Абэ. Сожжённая карта
Всё встало б на свои места, когда бы
Простой сюжет от Анны Богданец
И невозможно сложный – Кобо Абэ –
Пересеклись в пространстве, наконец.
Путь к женщине – он может быть короче
Трёх вечных слов – минуя все слова.
А может лишь маячить среди ночи
Огнём вдали... Быть истиной... А впрочем, –
Вести в тупик. Но женщина права,
Порой свою не сознавая суть,
Но существуя.
Женщина – есть Путь.
***
Сквозь сон приятным шепотком
Приходит музыка дождя.
Шурша в листве, стекают капли
И повисают ободком,
Моё сознание будя…
Мне чудится: шагают цапли
По речкам где-то…и кругом
Всё блещет влагой и песком,
И бродит лето босиком,
Стараясь новый сарафан
Не намочить в росе и лужах…
Шагают цапли, и тайком
С реки снимается туман,
Становится обрывком кружев…
А дождик лёгким говорком
Слагает новые стихи
И дарит мне, сгоняя дрёму.
О чём-то споря с ветерком,
Они, задумчиво-легки,
Кивают мне: а мы знакомы?
***
Моим студенческим подругам, Гале и Вике.
По перине изумрудных мхов
Так легко мои пружинят кеды!
Хвойный дух и аромат грибов…
Кто бы знал, что я сюда приеду!
А дождя вчерашнего набег
Напоил тайгу своей прохладой.
И река, любимая навек,
Под горой течёт, куда ей надо…
Голубеет над рекой туман,
Голубеют ели на пригорке…
Голубую, – это не обман! –
Собираю ягоду в ведёрко.
И смакую незнакомый вкус,–
Я впервой – вот так, с куста, – чернику…
На базаре после разберусь,
Как её не спутать с голубикой.
И ещё – «охочусь на грибы», –
«Canon» быстро ловит кадр за кадром.
Сплошь – тайга, и дали – голубы,
Синий сумрак прячется за кедром.
Девочки, подруги… Сыновья
Выросли у нас, а мы всё те же.
Ягоды набрать бы, только я…
Взгляд по вам скользит, пытлив и нежен.
Светлая, как бусины росы,
Наша дружба тонкой паутинкой
Нас свела… И капают часы,
Чуть горча таёжною хвоинкой.
Посидим сегодня за столом,
Навсегда запомним эту встречу.
Были в изумрудно-голубом
Лес, река, и ягоды, и вечер…
***
Дремлет Иртыш, натянув одеяло тумана.
Замерли волны, как будто пропало теченье…
Что-то потеряно мелкой монетой с кармана,
Только вот бабочка трепетно кружит мгновенье…
Вытянул шею репейник в предчувствии чуда,
Травы в лугах загустили свои ароматы.
Сдвинула плечи тайга и на берег оттуда
Выступил сумрак – смолисто-иглисто-кудлатый.
Сквозь пелену облаков глянул лучик заката,
Тысячелистник собрал дни июля в соцветья.
Бабочка, крылья сложив, вдруг исчезла куда-то,
Словно захлопнула книжицу тысячелетья…
***
На память с побережья Коста Брава
Я увезу красивую ракушку,
Снаружи – грубоватую на ощупь,
Внутри – с рисунком облаков и моря.
И врубелевских красок перламутры
В Сибири мне напомнят берег дальний…
Какая это памятная встреча!
Качаясь на волнах песчинкой лёгкой,
Я в такт могла с дыханьем моря слиться
И плыть, и плыть, совсем не уставая.
И в этом ритме кровь моя вздыхала,
Когда я нежилась на берегу песчаном
Под взглядами горячего светила,
Песком сквозь пальцы пропуская время…
Мне вспоминался берег мой далёкий,
И детства рай, и молодая мама.
Там я в поре счастливо-безмятежной
Считала, что моря – они повсюду!
Что море – это жизнь, и дом, и лето!
Что можно целый день нырять и плавать,
Колышущихся листьев ламинарий
Чуть-чуть боясь: они ведь, как живые.
Просоленною килькой подкопчённой
Выискивать на дне ежей и крабов,
И награждаясь пенными шлепками,
Тащить с собой бессмысленность трофея.
Зимою дома поселить в коробке
С больным крылом пораненную чайку,
Кормить её и убирать за нею,
И понимать, что ей не жить без моря…
…Куплю на побережье Коста Брава
Большую изумрудную ракушку.
Такую рисовал когда-то Врубель…
***
В августе звёзды низко –
Спелые и большие,
Гроздьями и горошком,
Хоть подставляй ладошки.
В августе небо низко –
Словно в избе полати,
Лезьте, кто утомился,
Слазьте, кто не родился.
ОСЕННЯЯ МЕЛОДИЯ.
Избыток летнего тепла
Ему взяла и отдала,
И он согрелся и помолодел.
И будет в эту осень он
В неё, наверное, влюблен,
Напишет песню, что давно хотел.
И будет, листьями шурша,
Бродить по городу душа,
Ну, а потом возьмёт и полетит...
Увидит яркое окно,
Поймет, что ей не всё равно,
Что эта песня для неё звучит.
И ничего, что холода,
Ведь будут вместе иногда
Они сидеть у жаркого огня.
И я порадуюсь за них,
И напишу про это стих,
Немного жаль, что он не про меня...
ВНЕПЛАНОВЫЙ КОНЦЕРТ В АВИАГОРОДКЕ
Пел мужик под гитару вечером…
В сентябре, очень тёплым вечером.
Не из тех он, кому делать нечего, –
Просто очень хороший вечер,
Выходной, и погодка – «шепчет».
Может, день у него рождения?
Он друзей в день позвал рождения.
Он позвал, не жалея времени,
И душевно, на тёплых нотах
Пел сегодня он для народа.
Только раз согрешил он матерно,
Разошёлся в частушке матерно.
Что ж ты не за столом со скатертью,
Джигурдой, от избытка чувства
Нам доказывал силу искусства?
И про «тётю» он пел под окнами,
Из Б.Г. тоже пел под окнами,
Паутинки летели волокнами,–
Может, первою сединою
Над отчаянной головою…
НА ДАЧЕ ПАСТЕРНАКА В ПЕРЕДЕЛКИНО
Разве я не читала стихов этих прежде?
И давно стала нашей февральская песня,
Что была для него откровеньем, в надежде,
Что укроет метель, забелившая веси…
Но когда ты войдёшь в дом его осторожно
И почувствуешь накипь и пульс пребыванья,
Прикоснёшься к столу, и забьётся тревожно
Сердце от ощущенья весны состоянья…
Замолчишь, понимая: вот так это было!
Это было вот так: сад просился в окошки,
Одурев от грозы, что ещё не остыла…
Вспыхнут чёртики молний в глазах серой кошки,
Что вошла по-хозяйски… Часов не считая,
Может, век тут мурлычет, загадочно щурясь…
И пахнуло душистыми ветками мая,
Кошка воздух из сада втянула, зажмурясь. +
Там весенняя влага стекает по листьям,
А я здесь для того, чтоб увидеть воочию,
Как агатовой каплею вечность повисла
Из двух капель, в цветке повстречавшихся ночью,
Тех смеющихся капель, друг друга испивших,
Тех, что вырваться силясь, не смогут расстаться…
Всё запомнил рояль – здесь любивших и живших,
И разливом октав может мне проболтаться.
Всё запомнил рояль – вешних гроз громыханье,
И сиреневый пепел в жертву павшей сирени.
Позже будет февраль…и метели стенанье,
И заплачет свеча про другие колени.
ТАНГО
Не гневи долгим взглядом
Беспощадных очей!
Приходи листопадом
В пору долгих ночей.
Обними плечи ветром,
Но одежд не срывай!
Заблудился наш где-то
Огнедышащий май.
В мире много разлада,
Не накликай войну.
Хватит рая и ада,
Отпускаю вину.
Споров скуку и муку
Я давно не терплю.
Протяни лучше руку
Дорогую твою.
Мне ночами не спится,
Ночи к просьбам глухи.
Покидают нас птицы –
Прилетают стихи…
Не гневи долгим взглядом,
Не кори вновь и вновь.
Проходи листопадом,
Как проходит любовь…
ОСЕННИЙ СОН
Кочуют ветры вновь под небом синим,
И смотрит вниз полярная звезда.
И в полусне осенняя Россия, –
Селенья и большие города…
Как русла вен, просвечивают реки,
И, нервами дорог оплетена,
Уставшая, она смежает веки,
Как женщина, прекрасна и нежна.
Сорвали ветры прежние одежды,
И вся, как есть, – открыта, на виду, –
Зажгла окошек вечные надежды
И на чело повесила звезду.
Родимая! Тебя сковала нега!
Очнись, беги, опасны эти сны!
Чего ты ждёшь?
– Я жду любви и снега, –
Набраться сил для будущей весны!
|
***
Белый аист летит
Над полесьем, над тихим жнивьём.
Белорусский мотив…
Белый дом с голубыми ставнями
Ненадолго мне стал пристанищем,
Средь полей и лесов затерянный,
Где живут лешаки с тетерями.
С русской печкой, живою, беленой,
Между братьями дом поделенный,
Строго зыркал в меня портретами,
Не делился со мной секретами.
Мол, зачем ты сюда приехала,
Городская ты неумеха, а?
Да пугал ночью скрипом-шорохом,
Я к нему с добром, а он – ворогом.
Но привык потом понемножечку,
Одарил серебряной ложечкой,
Поделился горшками-кринками,
Да внучат угостил малинкою.
Рассказал, как детей лелеяли
Да весной огороды сеяли,
Как таскали грибы корзинами,
Укрывались зимой перинами.
Да хозяин ушёл-состарился…
Только дом с голубыми ставнями
Всё живёт, на людей надеется
Да теплом своей печки делится.
Заметёт ли зима до ставенок, –
Белым аистом, знаю, станет он,
Сделав круг над жнивьём, над рощею,
В небесах крылом заполощет он…
***
– Вся Россия сейчас такая стоит, в белом инее…
Из разговора с приезжим.
Россия! Боль моя! Невеста!
Как перед выданьем, стоишь,
Снегами убрана. И вестью
Какой-то праведной горишь.
Как хороша ты в белоснежных
И первозданных кружевах!
Поэма древняя в безбрежных
Полях, и сказка – в деревах,
Что каждой веточкой сверкают,
Искрят от робкого луча.
О чём душа твоя вздыхает,
Метелью кутая плеча?
О чём мечтается и мнится
Ей, горестной, среди снегов?
Опять взмывает белой птицей
Твоя надежда с берегов…
Ужель молитвы не напрасны,
И ждёшь не зря ты перемен?
Стоишь, невинна и прекрасна,
Как будто не было измен!
***
«Ночь светла…» – запели тихо дети…
Нежный свет затеплился на лицах.
И мотив задумчив был и светел
И хотелось Богу помолиться.
Ночь светла – звезда горит высоко.
Ночь свята – и звуки тихо льются.
И в ночи торжественно-глубокой
Тихим звоном ангелы смеются.
И сердца тем звоном наполнялись,
И, слезой вскипая на ресницах,
Наши чувства миру открывались,
Улыбались и добрели лица.
И хотелось всем сказать «простите»,
За окном валили хлопья густо.
Ночь светла – на землю шёл Спаситель
И дарил волшебный свет искусства.
***
Полковнику Николаю Иванову
Усыпаны крыши домов серебристой печалью,
Залиты дворы, как колодцы, луны серебром…
В любом из домов здесь жила чья-то юность вначале
И чья-то любовь пролетала над каждым двором.
Давно свечерело… Вон там золотые окошки
Призывнее светят, и вьётся над крышей дымок…
Туда и спешит на видавшей дороги «Реношке»
Товарищ полковник, уставший от долгих дорог.
Он сосенку срубит и в дом занесёт осторожно.
Холодные звёзды вздохнут и посмотрят вослед…
Сегодня полковнику в детство вернуться возможно,
Где мама со школы ждала и варила обед.
Счастливого лая Полкана весёлый виновник
(Ах, радость собачья – вас в руку лизнуть или в нос!),
Давно повзрослевший и войны прошедший полковник
Награды и память – оценками в ранце принёс.
Ночной тишине он потёртый блокнот предоставит –
И тени ночные обнимут за плечи его,
Афганские дни и Чечня полетят, словно стаи,
А после под утро оставят его одного.
…Огонь догорает в печи и дописана книжка.
И хлопоты ждут новогодние – время бежит!
Попеть под гитару к столу соберутся мальчишки.
А снег на висках серебристой печалью лежит…
***
Капитану-лейтенанту Александру Токареву
«Как хорошо, что завтра снова в море!»
В.Озолин «Год Быка»
Что же ты, мой капитан,
не додумался раньше
мне дать эту книгу в руки?
Разве я похожа на любительницу
сюсюканий и пирожных?
Чёрт бы меня побрал
родиться в юбке и такой хрупкой,
Ведь это он же теперь
пугает и дразнит меня невозможным!
А знаешь, мой капитан,
что кроме изостудии и фортепьяно
Были в моем детстве
и над бухтами крутые скалы!
Была такая вершина,
на которой весело и рьяно
Ветер трепал мне волосы
и рядом облако проплывало.
Полдня на подъем,
но это того стоило!
Город – как на ладони,
горизонт дугою выгнулся.
Стоя на верхотуре,
какие я планы строила,
Глядя, как перевёрнутая чаша моря
не может вылиться!
Спасибо, мой капитан,
что ты дал мне верную книгу.
Значит, ты понял,
почему я тогда позвонила...
Я не искала в ней строк про любовь,
а меж строк – интригу.
Да «про это» я с тобой
никогда и не говорила.
Хоть и дёрнул меня чёрт
родиться в юбке и такой хрупкой,
Но трепещу от строчек
про океаны, корабли и метели.
Жаль, не стоять нам рядом с тобой
в капитанской рубке...
Глядишь, сработались бы
и спелись…
***
Андрею
Всё равно я живу у воды,
Как написано мне по судьбе.
В нашем городе реки-мосты
Ежедневно приводят к тебе.
Всё равно ведь сошлись берега
(Я на левом, а правый был твой).
Нас с тобой повенчала река
Ленинградского плавной дугой.
Всё равно где-то эхом вдали:
«Здравствуй, Омск!», – откликается «Холмск!»
Всё равно вдаль плывут корабли,
И от этого сердце, как воск.
Сердце плавится, новым томясь:
Что за тем поворотом реки?
А весною стекают, искрясь,
В реку жизни года-ручейки.
НЕМНОГО ИСТОРИИ
Не зря ведь все-таки холмчане шептались:
Под Татарским проливом есть секретный тоннель...
Эта идея товарища Сталина
Была и конкретная цель.
Тоннель начинали строить, да бросили.
Причина – амнистия после смерти вождя...
Кто поскорей уехал до осени,
А кто-то остался…
Время спустя
Паромная переправа от Холмска до Ванино
Сблизила остров и материк.
Время и люди все сделали правильно,
И город портовый вскоре привык
К гудкам паромов – белых красавцев,
Пускающих в трюмы грузов составы.
Я первый встречала…
Играл оркестр у причала.
...А французы украли идею товарища Сталина.
СЕСТРЕ
1.
Казалось бы – ну что мне в этом,
За городом, клочке земли?
…Цветёт полынька горьким цветом,
Простые травы ниц легли.
И август теплится лампадой
Рябин и яблок наливных.
Давай к отцу пойдём, нам надо
Забыть о городах своих!
Забыть о Дортмунде и Омске,
И вместе жить вот этим днём.
…Через сады, у речки Омки,
К отцу на кладбище идём.
2.
Наработались до боли в пояснице:
Вырывали рослую траву,
Серебрянкой красили оградку.
Нам потом всё это будет сниться:
Облака, что лодки на плаву,
Лист, прошедший первую огранку…
Нынче нам дана нечастая возможность:
Всем троим опять прийти сюда,
Потрудиться на его могиле.
Разговор идёт про жизни сложность,
И про то, как трудно иногда,
Знать бы, где…соломку б подстелили…
Завтра, ты, сестра, опять покинешь эту
Дорогую, горькую страну.
Надышись же воздухом родимым!
Напитать себя теплом и светом,
Залечить обиду и вину
Так тебе сейчас необходимо!
Помолись, а вдруг отец тебя услышит,
И замолвит слово о тебе,
И придут неведомые силы.
Так покойно…Ветер не колышет
Воздуха.
Стоп-кадрами в судьбе:
Август,
Мать и сёстры у могилы.
3.
Мы напали, как птицы,
На куст сладкой ягоды синей.
Не припомню названья,
Но местные ягоду брали.
Кто-то нас угощал,
Возвращая нам бодрость и силы.
Воробьи налетели
И тоже вверху хлопотали…
Детство вспомнилось нам, как
Могли на родительской даче
Налетать воробьями
На кустики спелой клубники…
Жить могли без забот,
Рядом мама, отец, ну а дальше –
Пионерское лето!
Окликни нас, детство, окликни!
Мы забыли про время,
Про то, что пора расставаться.
Было ласковым солнце,
И грело лучом не палящим.
Нас отец провожал
Или ангел, не будем вдаваться
В эти тайны небес…
Будем жить на земле настоящим!
А оно таково: мы
С сестрою в российской глубинке,
Где-то в лоне земли,
Где леса да поля-огороды.
И повязан платок
На крестьянский манер, по старинке.
Нас питает любовь –
Угощают отец и природа.
4.
Ты знаешь, а даже не тянет
В немецкую волость твою.
Хожу я своими путями,
Хорошие песни пою.
Какие в Сибири просторы,
Какие в Сибири снега!
Как птица, раскинулся город
Крылами по двум берегам.
И что мне до старой Европы,
Бесснежных и слякотных зим?
Российские белые тропы
К ногам притекают моим.
Здоровую бодрость приносит
Мне солнце и русский мороз,
И чистая, яркая просинь
Сквозь белые ветви берёз.
Тебе ж – не хватает простора,
Всё воздуха мало груди.
А лето кончается скоро,
А серые долги дожди…
Душа твоя тянется к храму,
К родным золотым куполам.
Врачуешь душевную рану,
К церковным склоняясь полам.
…Ты ставишь медовые свечи,
И сердце молитву творит.
Спасаешься русскою речью
И силою русских молитв.
5.
КУСТОДИЕВСКАЯ ВЕНЕРА
Вижу тебя кустодиевской дивой,
С русским берёзовым веником в бане.
Длинные волосы лягут красиво
И по плечам растекутся у Тани…
Веник отхлещет румяное тело,
Кровь разгорится, и сгинут хворобы.
И заготовлен настой чистотела
Да золотистый ромашковый, чтобы
Тело – сияло, коса – золотилась!
Вот и взыграло в груди ретивое!
Вижу, сестрица, тебя я такою, –
Русской Венерой, что мастеру снилась!
РЫБЬЯ КРОВЬ
Лосось любит только один раз -
перед смертью...
В. Пикуль «Богатство»
Есть такая речка возле дачи –
По колено. Галечка сверкает...
Берега покрыты лопухами.
Можно в ней надёргать краснопёрки, –
Мелочь есть на добрую ушицу.
В августе весёлая речушка
Вдруг темнеет. И меняет голос...
Повинуясь древнему инстинкту,
Из глубин солёных океана
Прёт горбуша бешено на нерест!
В очереди между валунами
Горбят спины горе-эмигранты.
Погибая, но не отступая,
Прыгают с разбегу на пороги!
Платят дань собой зверью и людям.
«Вот природа! Растуды их в жабры!» -
Восхищённо вымолвит Михалыч,
Черпая ведром, как воду, рыбу, –
«Как они свои находят речки?
Так бы люди родину любили».
Измождённый беспощадной гонкой,
Выживет, как водится, сильнейший.
Чтобы дать потомство, над подругой
Он исполнит свой последний танец
И погибнет.
Ради новой жизни.
***
Я не знаю, как можно об этом писать.
И не написать – страшно.
Я видела, как сына хоронит мать.
А я – рядом с ней, на страже.
На страже её сердца и жизни самой,
А мне-то где брать силы?
Как выдержать всё вот этой весной,
Возле этой могилы?
Говорю ему: «Прости. Обещаю тебе
Не оставить твоего сына.
Я ничего не могла изменить в твоей судьбе».
Как руки на ветру стынут...
«Ты видишь, я делаю всё, что могу,
На Сахалин не прилететь так-то вдруг!
Ты видишь, что маму я берегу.
Не могу вот согреть рук...
Друзья твои, впервые, наверно, трезвы
Стоят, не могут смотреть...»
– Мама, отпусти его, развяжи узлы,
Тебе его рук не согреть.
***
Мы – пена и соль девяностых…
Нас вынес девятым валом
Тот шторм… Капитан наш просто
Не справился со штурвалом.
С высот мы летели в бездны,
Мы, выходцы из Союза!
Мы гибли под небом звёздным,
В стране сорвало все шлюзы!
С глубин поднялись акулы,
Пьянея от нашей крови.
Всё прошлое потонуло,
Всё, кроме небес, кроме…
Наш крик ничего не значил,
У нас трепетали фибры,
У нас отрастали жабры,
У нас пробивались крылья!
А как же было иначе?
Ведь молодость жаждет жизни,
И мы, задыхаясь, плыли,
Почти умерев, взлетали!
И сил почти не осталось,
Когда ступили на сушу.
Лишь горькой соли кристаллы
Осели на наши души.
Кто в море ушёл к акулам.
Кто гнёзда лепил на скалах.
Был маленьким остров Надежды,
И места там было мало.
***
Ты не плачь, Сахалин, снегопадом,
Мокрый снег мне в лицо не мети.
Я опять улетаю, так надо.
Ну, прости. Если можешь, прости.
Море ластится, лижет мне руку.
Глажу волны, как голову пса...
Ты швыряешь – за эту разлуку –
Снег в лицо, – я не прячу лица...
Я смотрю – не могу насмотреться
На твои дорогие черты.
От тоски разрывается сердце.
Непогодой беснуешься ты.
Рейс отложат – но это отсрочка,
Ну, а выбора, в общем-то, нет.
Будет в книжке горчащая строчка,
Будет в сердце негаснущий свет.
***
Как совершится преображение мира?
В грозе, и буре и нагнетении событий чрезвычайном.
Итак, все напряжено до предела.
Но всему есть предел.
Н.Рерих
Армагеддон почти закончен
И уничтожен Люцифер.
Непобеждённая, средь ночи
Плывёт Земля в сиянье сфер.
Хрипит в агонии предсмертной
Хромая свита сатаны.
Но белым голубем в конверте
Летит домой письмо с войны.
Бушует ярость терроризма,
Но черный флаг уже в пыли.
Землетрясенья, катаклизмы, –
Меняет градус ось земли.
Страдает аура планеты
От мыслей зла, вибраций зла,
Но на вопросы – есть ответы!
Вот – книга мудрая пришла...
Пусть тьма бесчинствует покуда,
Но позади – кровавый век.
России явленное чудо –
Все претерпевший человек.
Пусть мы коней своих загоним,
Но впереди – уже светлей...
И на Серебряном Драконе
Открыл эпоху Водолей.
Крепись, народ! Сквозь копоть дыма
Узри: венец уже готов.
Так испытует Бог любимых
И дорогих учеников!
2000г.
НА КРЫМСКИЕ СОБЫТИЯ
«От Москвы – до самых до окраин!»
А так всегда – окраина штормит!
Ведь там, где море – может встать цунами!
И набережных должен быть гранит
Несокрушим под бурными волнами!
Так берегите запад и восток –
Храните Крым, Камчатку и Курилы.
И Сахалин! Он от Москвы далёк,
Но там с войны есть братские могилы.
…А мама в детстве напевала мне
На украинском – плавном и певучем,
Про «черемшину», что цветёт в окне,
Нет, «буйно квитне», что гораздо лучше.
Про то, как «Галю» по воду пошла…
Идёт, краса, а «коромысло гнеться».
Скажи мне, мама, где же взять тепла
Большой стране, чтоб по краям согреться?
Погибший дед – из-под Донецка был,
И где-то там – потерянные корни.
Отец – в Советской Гавани служил.
На Сахалине жизнь свою прожил,
А мне – в Сибири – голос моря помнить!
Страна огромна! Там, где шёл Донской –
Спокойной ночи с запада желаем.
А на востоке – славен Невельской.
Там утро мы Российское встречаем.
И надо жить – по-братски и с умом,
С хохлами и корейцами, ей-богу!
Спросите у астролога – идём
Под Водолеем мы, у нас своя дорога.
Как в русских сказках – знаем две воды:
Нас на куски – залечим раны мёртвой.
Объединив и мысли, и труды –
Живой и чистой изопьём воды,
Перед волнами снова станем твёрдо!
|
Курач Светлана Владимировна родилась 14.06.1964 г. в посёлке Томичи Амурской области. Детство и школьные годы прошли в городе Холмске на острове Сахалине. С 1981г. проживает в Омске. Окончила Омский технологический институт по специальности «художественное моделирование».
