Бурмистров Борис Васильевич родился в 1946 году в городе Кемерово, член Союза писателей России, председатель Правления Союза писателей Кузбасса, секретарь Правления союза писателей России, автор поэтических книг: «Не разлюби», «Душа», «Поклонись земле русской», «Лирика», «Песочные часы», «Живу, и радуюсь, и плачу», «День зимнего солнцестояния», «О чём не сказано ещё», «Сквозь сумерки времён». Живёт в Кемерово.

***
Во времена тотального вранья –
Где ты «мой друг» и где сегодня я?
С какого краю и в каком ряду –
Ты за спиной у всех. Я на виду.
Я попадаю снова под прицел.
А ты опять тихонечко присел
И выжидаешь – снова пронесёт –
И так всю жизнь – «везёт тебе, везёт».
Во времена тотального вранья –
Все стрелы зла направлены в меня.
Всё потому что за моей спиной –
Мой древний род: небесный и земной.

МАЛЬЧИКИ ХХ ВЕКА
Кто в поле тихо, кто на дыбе.
Зажав в горсти кровавый снег.
Вы умирали молодыми –
Короток был двадцатый век.

Мальчишки юные. Седые,
За вас решали всё, без вас.
Вы умирали молодые,
С прищуром удивлённых глаз.

Звон – перезвон над миром бренным,
Звучат, зовут колокола,
Чтоб поклониться безыменным,
Которым в мире нет числа…

Мальчишки, мальчики родные
Короток ваш двадцатый век.
И только холмики степные
Теплом укутывает снег.

***
Не всем «слугам» по заслугам
Выпадает нынче честь.
С этим нынче, братцы, туго,
Нынче правит миром лесть.
Льстят невеждам и неумным,
Хамам льстят и льстят лгунам.
Льстят начальникам «некрупным».
Ну а крупный «сам с усам»!
Где-то совесть на задворках,
Где-то стыд скулит в ночи
И пылятся сны на полках, –
Где жируют богачи.
Где дерутся, как собаки
Из-за брошенной кости.
Ах вы, «слуги-бедолаги» –
Ты их Господи прости!

***
То смеяться, то плакать хочется.
Человеку так много дано.
Одиночество, одиночество –
Как прекрасно порою оно.

В зимний день на постой к тебе просится
И стучится негромко в окно.
Одиночество, одиночество –
Как печально порою оно.

Часто верим в пустые пророчества
По дороге пылим, по тропе.
Одиночество, одиночество –
Заблудилось в людской толпе.

Одиночество, одиночество –
Ни смеяться, ни плакать не хочется.

ПОЭТУ В. КОВШОВУ
Колодец рыл мой друг Валера –
«Пространства столб шёл в глубину»
Там в глубине ионосфера
Ему светила одному.

Он видел звёзд немых свеченье,
Небесный свод под ним трещал,
И вод подземное теченье
Он слышал, видел, ощущал.

Трудился с небывалым рвеньем,
Успеть к заутрене хотел –
Каким-то необычным зреньем
Он космос в недрах разглядел.

***
Перешагнуть через трещину
И… в полынью.
Как я любил эту женщину,
Как я люблю.

Кротость свою и робость
Прочь отгоню.
Перемахну через пропасть
И… в полынью.

Лютого ветра затрещину
Вновь получу.
Как я любил эту женщину
Вспомнить хочу…

Снова пустые новости
Ухают вслед.
Перемахну через пропасти
Прожитых лет.

Времени талую трещину
Льдом застеклю.
Как я люблю эту женщину,
Как я люблю… 

ПАСХА 2017
Сколько нежности в русском народе,
Чудо-вербы опять зацвели.
Прояснилось в душе и в природе,
И разъяснилось небо вдали…

Боже! Милость какая нисходит
На Тебя, на меня с высоты.
В одночасье в душе распогодит
И любовью наполнишься ты.

И забудешь обиды пустые,
Чтоб друг друга простить мы могли –
В эти дни просияют святые
Над безоблачным ликом Земли.

ЗЕЛЁНОЕ СУКНО
Зелёное сукно
И клякса от чернил,
Давным – давным-давно
Здесь человечек жил.

Соседям всем назло
Он кляузы строчил…
Но время шло и шло,
И кляузник почил.

Остался стол и шкаф,
Зелёное сукно.
Кто прав был, кто не прав –
Известно всем давно.

Он всех и вся чернил,
 Пил от тоски вино.
Лишь клякса от чернил
Осталась от него.

ПАНОРАМА 90-Х ГОДОВ
В доме рама оконная выбита,
Белый свет с темнотой обнялись.
Перемешана, смешана, выпита
Поколения целого жизнь.

Лишь глоточек на донышке братины
Да «братков» нескончаемый спор.
И в душе незажившие ссадины,
Кровоточащие до сих пор.

Что за время? Промчалось и минуло,
Только отсвет багровый вдали.
Сколько мальчиков, девочек сгинуло
Без войны – на войне полегли.

Кто заставил их конными, пешими
Выходить на чужую стезю…
Порубали друг друга, потешили
Тех, кто нынче жирует вовсю.

«Покаянными» тешатся тостами,
Но за кровь их никто не простит.
Только тьма над глухими погостами,
Только во поле ветер свистит…

ИСХОД
Боюсь назвать тот страшный год,
Боюсь пророчества отныне.
Я вижу, как бредёт народ
С сумой по выжженной равнине.

Покинув Родину свою,
Бредёт, бредёт живой стеною.
Я эти лица узнаю –
В них много схожего со мною.

Народ мой, стой, остановись.
Нельзя без Родины, как птицам.
Вся наша будущая жизнь
Лишь на земле родной продлится…

***
Вся надежда нынче на мессию,
А другой надежды видно нет.
Мне б вернуться в Русскую Россию
Через сто и даже триста лет.

Кто-то скажет, ничего нет проще –
Надо только выбрать верный путь,
Чтобы очутиться в этой роще,
Русский воздух с жадностью вдохнуть.

Чтоб услышать птиц весенних трели,
Чтобы слышать, как журчит вода.
Я ещё с рождения поверил –
Русский мир, как космос, навсегда.

***
Пошли мне ангела, Господь!
Оберегать от мысли черной.
Моя безудержная плоть
Нуждается в защите оной.

Пошли мне ангела, теперь,
Когда весь мир от зла в смятеньи.
Как много выпало потерь,
Как мало в жизни обретений.

Непредсказуемая грусть
Дождём холодным сыплет с неба.
Пошли мне ангела, он пусть
Оберегает нас от гнева.

Пошли мне ангела с небес
Сейчас, теперь, вот в эту пору.
Чтоб мог нести земной свой крест
Всё дальше, дальше, выше в гору… 

ВОЛЬНОДУМЦУ
Поделом тебе, брат, поделом
Чтоб не лез без нужды напролом.
Чтобы слушался важных людей,
Сочинителей глупых идей.

Поделом тебе, брат, поделом,
Чтобы думал всегда об одном –
Как начальству, жене угодить
И законы нелепые бдить.

Поделом тебе, брат, поделом –
Чтобы знал – где, кому и о ком.

***
Спасибо, Господи! За всё –
За эти дали голубые,
За дни спасибо и ещё
За ночи светлые, земные.

«Спасибо» редко говорим,
Всё больше просим мы у Бога.
Дорожки лёгкие одним,
Другим – нелёгкая дорога.

Спасибо, Господи, Тебе
За путь, начертанный Тобою,
За всё, что в нынешней судьбе,
За то, что будет впредь со мною.

Спасибо, Господи! За всё, –
Я послужу Тебе ещё.

***
Как обрывки дней соединить,
Чтоб меж нами натянулась нить?
Чтоб по этой нити, как циркач
Я к тебе сквозь годы: «ну, не плачь»…

Я тогда исчез не навсегда
И тот день был точно не среда.
Он был просто, без названья день
Помню, как махнул через плетень,

Но вернуться обещал к ночи –
Милая, не надо, не кричи.
Целое столетье позади.
Нить от напряжения гудит…

Я по этой нити, как циркач –
Слышу снова этот жуткий плач.
Не моя, поверь, на то вина,
Что, как нити, рвутся времена.

Над обрывом боязно стоять –
Нить судьбы бессмысленно вязать.

***
Облако – дом
И труба, и дым.
Хорошо в дому
Нам с тобой двоим.
На лугу стада
Разбрелись – гляди.
Тихо шепчешь «да»
На моей груди.
Нам бы плыть да плыть
В этом чудном сне –
Всей любви испить
И тебе и мне…
Помечтай о том –
Облако наш дом.
И труба с дымком
В небе голубом. 

В НАЧАЛЕ
Век настал холодный и мятежный –
Человек пошил себе одежды,
Лес свалил, срубил себе избу,
Сел к печи и… нагадал судьбу.

Влево, вправо – сторожит судьба –
Печь гудит, дымит в ночи труба.
Глянул в поле – расступилась мгла,
На Земле прибавилось тепла.

*** 
                          Советские люди в 1980 году
                          будут жить при коммунизме.
                          Н. Хрущёв
Недопитое вино
Недопитым и осталось.
Это было так давно,
В той поре, когда мечталось,

В той поре – когда, когда
Жизнь летела ураганом.
Что ж вы, быстрые года,
Поспешили за обманом.

Впереди на много лет
Мы загадывали счастье.
Жизнь прошла, а счастья нет –
Разобрали на запчасти,

На «фиаты», на «форды́»
И на прочие «седаны»,  
И остались от мечты
Фантастические планы.

…Недопитое вино –
Жидкость мутная в стакане.
И разбитое окно
Продувает сквозняками.

***
         Давно привыкший в жизни ко всему,
         И к доброму исходу, и к дурному…
                                          И. Ляпин
Я не привык, прости меня, мой друг,
Ни к доброму исходу, ни к худому.
Вся жизнь моя – какой-то странный круг –
Мой путь от дома и обратно к дому.

Прощать другим и не прощать себе
Я научился в этих передрягах.
Ведь было больше доброго в судьбе,
Хоть приходилось защищаться в драках.

Привыкнуть ни к чему я не сумел,
Да и похоже, вовсе не пытался.
Бывало так, что я сквозь слёзы пел,
Бывало, что сквозь слёзы улыбался.

Привыкнуть невозможно ко всему,
Ни к доброму исходу, ни к худому…
Всё доброе, с добром в душе, приму,
Не поддаваясь обаянью злому.

***
Пока живёшь, – живи без страха
В миру блуждающих теней.
Нательный крест, поверх рубаха,
Что для души ещё нужней.

Не бойся правды, грех страшнее,
Признаться вовремя сумей.
Со стороны оно виднее –
Где ценный злак, а где пырей.

И нелегко в глухих потёмках
Свет Божий истины найти,
Чтобы потом в своих потомках
Продленье жизни обрести.

Кому-то власть, кому-то плаха –
Так мир устроен от зари.
Пока живёшь – живи без страха.
И душу чистую храни.

***
Встреча была случайной…
Сад – одичавшие вишни.
Все это было в начале
Той неоконченной жизни.

Новых начал тревога,
Грузом чужая вина.
Встреча была и… дорога
В нынешние времена.

Что-то случится дальше,
Жизнь – продолжение сна.
Ты мне приснилась раньше,
Чем появилась она.

В ночь распахнула двери,
Дождь оглушил проливной.
Встречи мои и потери –
Не порастают травой.

СВЕТЛАНЕ
Я отдал тебя в руки судьбы,
Думал будет от этого лучше,
Но забыл я убрать верстовые столбы.
Ты с разбега ударилась тут же.

И Земля вдруг ушла из-под ног
Звёзды разом в очах потускнели
И судьбой оказался злой рок
Мы с тобою его проглядели.

Заметался в полях снеговей
Снежный дым прокатился по тропам.
Я тебе говорил, чтоб держалась правей,
А ты прямо пошла по сугробам.

Затерялся в полуночи след
И душа заплутала в потёмках…
И теперь уже множество лет
Лишь бураны с метелями в сводках.

Холод веет от старой избы,
Отсырели за печкой поленья…
Я отдал тебя в руки судьбы,
А вернуть не хватило мгновенья.

***
         С любимыми не расставайтесь…
                                 А. Кочетков
Расставаться, расставались,
Как всегда – не навсегда.
Возвращались, целовались –
Говорили: – «Не беда».

От разлуки до разлуки
Жили память теребя,
А ведь это были муки
Для меня и для тебя.

Расставаться всё же надо,
Хоть на время, хоть на миг…
Слышать грохот снегопада
И летящий в бездну крик.

МУЗЕЙ ВРЕМЕНИ
Странный дом, ни окон, ни дверей,
Кирпичом замурованы ниши.
А вокруг ни людей, ни зверей –
Только кот, будто сторож, на крыше.

Охраняет заброшенный дом
Кот-баюн серо-дымчатой масти.
Время спит в этом доме пустом,
Там утихли все споры и страсти.

Сто иль тысячу минуло лет,
Прокатились и бури, и стужи.
То закат наступал, то рассвет,
Только всё это было снаружи.

А внутри среди плесени стен,
Только темень да тишь вековая.
Сколько было в миру перемен…
Вдалеке слышен грохот трамвая.

Мир меняет привычный свой вид,
Расширяет пределы пространства.
Только дом этот странный стоит
На границе незримого царства.

Александр Катков родился 27 июня 1950 года в казачьем хуторе Зайцево Ставропольского края. Учился в Пятигорском институте иностранных языков. Продолжил учебу в университете имени К. Маркса в г. Лейпциге (Германия). Защитил дипломную работу на факультете германистики. Служил в ракетных войсках в Прибалтике  (г. Таураге).  Работал  переводчиком, преподавал немецкий язык в вузах г. Кемерово.
Автор поэтических книг «Синие ставни», «Чаша», «Ветер славянства», «Путь на Итаку», «Сирень», «Россия, моя Берегиня».
Член Союза писателей России с 1992 года.

«РОССИЯ, МОЯ БЕРЕГИНЯ…»

БЕРЕГИНЯ
Когда княжна Ярославна
Рыдала по нем – не по мне,
Я пал вместе с ним, но прославил
Женщину на стене.

Рыдавшую, мир отринув,
Руки свои заломив.
Она была Берегиней,
А что для нее был мир?

А позже, когда уже мало
Останется дней, пойму –
Родина есть и мама,
И я не уйду во тьму.   

А женщина, что Богиней
Меня в свой дом привела?
Весталкою, Берегиней
Недолго, да побыла.

Что бы там ни было – ладно!
Пока есть родная речь,
Я с этой бедною слажу –
Было б кому беречь.
Я не из тех, кого бранили,
Смешав и хулу и лесть.
Россия,
                 Моя Берегиня,
Спасибо за то, что ты есть.

***
Заклинаю тебя  среди полночи,
Когда свечкой колеблется жизнь,
Ты вернись ко мне «Скорой помощью»,
Над судьбою моей задержись,

Помоги мне дивной строкою,
Заповедной, прощальной строкой.
Я же верю – ты станешь такою,
Над беспутной моей головой

Ты побудь хоть немного прощением
За мою беспечную жизнь.
Заклинаю тебя воскрешением
Скорой помощью мне отзовись!

Мимо старых заборов, калиток
Пусть летит, мигалкой слепя,
Словно выдох, прощенье, молитва:
«Это я дожидаюсь тебя…»

ДАШЕНЬКА
Постучит мне птица Сирин
В полуночное стекло,
Напророчит:  «В этом мире
Мало горя утекло».

Я отвечу: «Постарайся
Посреди беды, пурги
Эту девочку всечастно,
Если сможешь, сбереги».

***
Вновь протяжное имя: «Га-ли-на…»
Мне доносится с этой земли,
Словно клином над русской долиной
Пролетают твои журавли.

Это ты, моя Галенька, Галя,
Над седою моей головой!
Из  такой немыслимой дали
Слышу голос обиженный твой.
Если б знала, как переселенцем,
Без надежды уже на возврат,
Останавливается сердце,
Провожая  любовь на закат…

«ПУССИ РАЙТ»
Моя любимая страна,
Ты раскололась ради «пусей».
Пусть Бог их к дьяволу отпустит,
Но только б не была срамна

Перед  березой, этой синью
И журавлями в окоем,
Всем, что даровано Россией,
Что нашей родиной зовем.

***
Пол-страны в камуфляже,
Пол-страны в неглиже.
Перед  Родиной нашей
Нам не стыдно уже,

Перед русской иконою,
Скорбью праведных глаз,
Где молитвы,  поклоны
Напоказ, напоказ,

Той, которую присно
Никому не отдать,
Словно нашу отчизну
И болезную мать.

Средь гульбы и позора
Мы не прячем глаза.
С молчаливым укором
Нас зовут небеса.

ЛЮБОВНИКИ
Она любила потаенно
Вдали от мужниных колец.
Про обреченных и влюбленных
Все знал приметливый скворец,

Лишь потому средь веток вешних,
Где наконец приют и дом,
Из приколоченной скворешни
Догадывался обо всем,

Как ворковали, ворожили
На все прошедшие года,
Какими горестными были
Они, прощаясь навсегда.

Но все прошло.
                                 Прошло, конечно.
Пропал с подругою скворец.
Два ненадеванных колечка
Двух недолюбленных сердец.

***
Как шаги на снегу осторожны,
На морозе стынут слова,
Что и выдохнуть невозможно:
«Ты приехала, ты жива…»

Через эту метель и вьюгу,
Леденеющий к ночи наст,
Чтоб увидели мы друг друга
Заблудившихся, зябнувших нас…

***
Это осень, грустная осень,
Посредине любви и дождей.
Ты моя последняя проседь,
Ты останься последней моей.

Там, где снова алеют рябины,
С замиранием чуя дрозда,
Ты останешься в сердце любимой
Навсегда,
                   Навсегда,
                                       Навсегда…

***
          А.Иленко
Поэт исповедален – потому Поэт.
И нет уже такой беды печальней,
Чем родины его многострадальной,
Прощальный, негасимый свет.

Поэт – он виноват во всем,
Среди разрухи, горестных открытий,
И жизнь его лежит за окоем
В последний раз,
                                по Божьему наитью.         

Поэт виновен в том,
                                что он Поэт,
Что разговаривал и с Господом, и с небом.
И та страна, которой больше нет,
Как саваном, его укроет снегом.

***
                   Брату Виктору
Я никакой – не преданный, не проданный,
Не прирученный теми, наконец.
Я просто не добравшийся до родины,
Где на кладбище мама и отец,

Где на меня гладят из-под руки
Мои сородичи  с их неизбывной думой.
Там, где живу, и где еще не умер
На берегу единственной реки,

Которая впадает в детство,
В распахнутость  безбрежную мою.
И слышу я, как замирает сердце
На выдохе, у жизни на краю.

ПРОЩАНИЕ  С  ПЯТИГОРСКОМ
            «Я вернусь в этот город,
              Знакомый до слез…»
                                О.Э.Мандельштам
Я уже никогда не вернусь в этот город,
В Хетагурова улицу и Буачидзе,
Где однажды я был независим и молод
В моей утренней и восторженной жизни,

Где горбатые улочки Пятигорска
Привечали меня, где бы я не пребуду,
Понимали, что девочку, чистую, гордую,
Я уже никогда на Земле не забуду.

Мы, конечно же, с нею навеки расстались
В суете, заграницах и пьяной гульбе,
И не выдохнуть мне средь полуночных станций:
«Я уже никогда не приеду к тебе…».

В этот город, по-прежнему в улочках узких,
Где все больше уже говорят не по-русски,
Где я слышу гортанный черкесский язык,
От которого я до сих пор не отвык.

До сих пор не понять ее спутанных слов
Про разлуку, надежду и все же любовь.
Как давно это было, и много осталось,
Но порою мне кажется: малая малость –
Вспоминать в этой жизни уже неземной,
Что  случилось однажды с тобой и со мной.

ЖЕНЩИНЕ
Прими же покаянные слова:
«Ты женщина, пусть не всегда права,

Но ты права уже хотя бы в том,
Что за тобой очаг, надежный дом,

И если я  беспутной головой
Тревожу долгожданный локон твой,

Ты знай, я никуда не уходил,
Среди сомнений я одну любил.

На твой укор я говорю в ответ:
«На всей Земле тебя дороже нет».

***
Двух разгневанных рек слияние,
Лютой ненависти и любви.
Где татары и где славяне?
Своих мать и отца назови.

И припомни века такие,
Когда срезав веревкою стон,
Анастасию и Евдокию
Забирали с собой на поклон.

Вот и вдумайся, чьи доселе
Были острые скулы твои
И на чем проросло твое семя –
На крови или на любви?

Да, в том времени, как – постромки,
Все сцепилось и все слилось.
Да, мы русичи, мы – потомки
Конских ржаний,
                                пожаров,
                                                   и слез.

Но потомки Андрея Рублева,
Не распятых вовек русаков,
Для того, чтобы снова и снова
Рвать сердца из посыльных оков.

Да,  действительно, рек слиянье,
Да, Настасья с искусанным ртом.
Я за вас, родные славяне,
Встану с правдой и со щитом.

***
Разрушилась страна,
А я остался цел.
Меня они не взяли на прицел.
-
Но я с тех пор живу на той войне
С разрушенной страной наедине.
-
Я до сих пор кричу от немоты:
«Ужель была неправедною ты?
-
Ужели ты, пропавшая страна,
Была так непригожа и срамна?
-
Ну почему тебя не заслонил,
Да с чем я жил, да где я раньше был?»
-
Я просыпаюсь, до утра курю,
В сырую тьму печально говорю:
«Любимая моя, подай же весть!»
И мне с небес доносится: «Я здесь…»

***
Глеба Агеева недоубили.
Смотрит мальчонка с телеэкрана.
Как эти нелюди  не догубили!
Вот она, наша смертельная рана.

Я не могу уже больше смотреть
Дважды и трижды в бесовскость экрана.
Как обошла его страшная смерть
От  равнодушия  и  обмана?

Что ж ты отводишь взгляд свой, поэт,
Кто за мальчишку однажды ответит?
И неужель справедливости нет
В этом извечно неправедном свете?

Но получается – в срамных годах
Средь воспеванья ромашек, березок
Это такая недетская слезка
Нам не зачтется уже никогда?

Значит, замрешь на сиротском крыльце,
Средь болтовни всеми забытый,
Глебушка, мальчик недоубитый,
С кровоподтеками на лице.

ПОГРАНИЧНОМУ ПСУ
(граница России – Казахстан, 2009 г.)
По вагонам проходишь, как свой,
Поводок натянут упруго.
Не надейся, мой дорогой,
Никогда не полюбим друг друга.

Понимать – работа твоя,
С твоим нюхом и вздыбленной шерстью,
Никогда не обнимемся вместе,
У меня своя колея,

По которой мой поезд пойдет
Дальше, дальше, на родину к маме.
Ничего у тебя не пройдет,
Ты не прядай своими ушами.

Если б знал ты, как жил я в грозу,
Потому не страшны мне угрозы.
На могилу мамину слезы
Контрабандой я пронесу.

ВРЕМЯ ЕЛЬЦИНА
Как дрожали Кремлевские стены,
До пределов, до крайней точки.
Даже Спасская башня время
Нам показывала не точно.

Кто бы знал, как мы в эти годы,
Пригорюнившись, бедовали.
На виду, при честном народе
Мы такой беды не видали.

Все-то чудится, все-то кажется,
Все-то слышится пьяный рык:
Над Россией моей куражится
Заплетающийся язык.

Православные люди отпели,
Закопали и разошлись.
Неужели же в самом деле
Так закончилась наша жизнь…

***
Я эту женщину вам не отдам,
Прошлым годам, самолетным годам.

Я не хочу средь хулы и молвы,
Чтоб вспоминали суетно вы

Ту, от которой сходил я с ума
Так, что дотла выгорали дома,

Как прилетала сквозь пепел и дым
Ласточкой нежной к застрехам моим,

Низко летала – к дождю ли, к беде,
И вопрошала: «Мой милый, ты где?».

Вот и запомнил: кружит у застрех
Горше и безнадежнее всех…

Коврижных Виктор Анатольевич родился в 1952 году в селе Старобачаты Беловского района Кемеровской области. Трудился электросварщиком, трактористом, водителем, машинистом железнодорожного крана, составителем поездов на угольных предприятиях. В последние годы – в пожарно-спасательной части начальником караула. Автор шести поэтических книжек, включён в различные коллективные сборники, антологии, альманахи и хрестоматии. Публикации в региональных, центральных и зарубежных изданиях.Лауреат ряда литературных премий, в числе которых имени В.Д.Фёдорова.

АНГЕЛ ТРУДА 
Своего я отыскивал бога
вечерами за Лысой горой.
Уводила в туманы дорога,
будоража неясной тоской.

Мне мерещились вещие знаки,
чей-то голос спускался с высот.
Я за голосом крался во мраке
и записывал речи в блокнот.

Но однажды, когда я в пределах
этих шлялся, растаял туман.
И две женщины - в чёрном и белом -
привели, указали на кран.

Он стоял у карьерной дробильни
ни величья, ни Бога следа.
И я понял: его не любили
ни хозяин, ни ангел труда.

Рычаги его к сердцу приблизил,
но инструкциям всем вопреки,
пел зелёною дудкою дизель,
откликались в стреле огоньки.

И свистел производственный ветер,
вторя лязгу тросов и колёс.
- Есть здесь промысел горнего света?-
не ответил никто на вопрос...

МЁРТВЫЙ ГРУЗ
        "Мёртвый груз" -
         вкопанный, вмёрзший в грунт груз,
        запрещённый для подъёма
         инструкциями по эксплуатации
        грузоподъёмной техники. 
Взяли булыгу замшелую трОсом.
Кран накренился, скрежечет натужно...
Вырвали, всё-таки!.. Дико и косо
корни торчали у камня и тут же
вылез мужик, бородатый и сивый,
в рваной овчине, с кнутом и похмельный.
- Где мои кони? - сердито спросил нас.
Щёлкнул кнутом и исчез за котельной...

Овеял сентябрь сусальным поверьем,
меж прошлым и явью границы размыты.
Клубами дыма на кронах деревьев
кони паслись, золотые копыта.. 

В СНОВИДЕНЬЯ УШЛИ РЫБАКИ...
В сновиденья ушли рыбаки.
Ключ удачи в надёжном секрете.
Сокровенные думы реки
стерегут потаённые сети.

Колос года языческих слов
над соломенным зреет навесом.
Сочный месяц овечьих веков
серебрит над велесовым лесом.

Тихо взбучатся залежи вод,
сдвинув с места подводные глыбы,
потаённые сети порвёт
исполинское тело царь-рыбы.

И в легенды уйдёт, и в мечты...
Вспыхнет утро над жизнью оседлой.
Обывательский гонор тщеты
утолится застольной беседой;

словно здесь лишь, у тихих ракит,
в каждом слове довольно азарта,
что невольно на миг озарит
и навек позабудет внезапно...

ПРЕДЗИМЬЕ 
А в деревне опять молодая зима
правит праздником, жизнью и волей.
Нынче колют свиней и встречает с холма
тёрпкий запах дымов и подворий.

Словно время моё покатилось назад
вдоль румяных домов и заплотов.
Под навесами лампы пальные гудят,
как заоблачный гул самолётов.

...Завалили свинью на приземистый стол,
дикий вопль заметался под крышей,
узкий нож безошибочно сердце нашёл,
дух с дымящимся лезвием вышел.

Дым палёной щетины синеет в щелях,
дышит инеем сумрак оконца.
Кровь очнётся и вспомнит себя в именах
озарённых языческим солнцем.

Гулко цепи звенят и скрипят воротА;
чует мясо собака утробой:
дрожь истомы - волной от ушей до хвоста,
и язык, словно пламя озноба!

Ритуально хозяин сдирает нагар -
точность рук и наследственный опыт.
Из распахнутой туши - клубящийся пар
и Велеса оттаявший ропот.

Шёпот жёлтых страниц - у хозяйки слова,
ей хозяин ответствует хмуро.
Смотрит в небо из снега свиньи голова
сквозь глаза деревянного Чура.

Тёмный смысл совпадает со всей суетой.
В доме жарко натоплена печка...
Вот и мясо на крючьях висит в кладовой
и янтарная желчь над крылечком.

Свежина на столе! Тёртой редьки куржак,
млеют грузди под шапкой сметаны.
В запотевшей бутыли мерцает первак
и гремят нетерпеньем стаканы!

За здоровье хозяев, достаток, уют,
чтобы рожь не сгубили морозы!..
И старинную песню по-русски споют,
утирая украдкою слёзы... 

ИЛЮХИНСКИЙ ПЛЁС 
Старые ивы сомкнули
кроны над тихой водой.
Здесь мне в начале июля
встретился мальчик с удой

В длинной рубахе холщовой
шёл он по краю реки,
странный, как житель чащобы,
стыли в глазах сквозняки.

Он поравнялся со мною,
жалобный выронив стон.
За тальниковой стеною
дымкой рассеялся он...

Давнюю повесть утраты
слышал ещё от отца,
как утонули два брата,
дети Ильи-кузнеца.
  
В майскую пору разлива,
лет девяносто назад
младший сорвался с обрыва,
старший спасал его брат.

В дом не вернулися дети...
До полуночной поры
шарили в омутах сети,
дно бороздили багры.

Младший был выловлен в пойме
в донных кустах ивняка.
Старший - не найден, не пойман,-
спрятала тело река.

Он это! Он с удилищем
ходит по краю реки!..
Младшего братика ищет -
так говорят старики.

Давняя грустная повесть,
тихий Илюхинский плёс.
Травы склонённые в пояс,
всхлипы тележных колёс.

Ивы зелёное пламя,
купола зябкая медь...
Родина, как в твою память
сладко и больно смотреть...

ОВРАГИ ЗА ОГРАДОЙ...  
Овраги за оградой и тальник.
Затем бугор за школою и - воля!..
Рассыпан петушиный звонкий крик
цветами перепёлкиного поля!

Потом - холмом возвышенный лесок,
наполненный мечтами и полётом.
Там дудочки зелёной голосок
томится за берёзовым заплотом.

Затем ручей, впадающий в Иню,
за ними - лес застыл раскатом грома.
- А дальше?
А дальше чёрт пужает ребятню,
чтоб далеко не бегала от дома.

ПОСЛЕ ГРОЗЫ 
Прояснились небесные глаза,
раскинулась дуга над водоёмом.
Брела на север медленно гроза,
окрестности облаивая громом.

Дымился под лучами чернозём,
ручьи бросались весело с обрыва.
И наливалась жгучим кипятком
глухой стеной стоящая крапива.

Закопошились куры в лопухах,
томился запах сена под навесом.
И, не успев обсохнуть, на глазах
ржавело возле кузницы железо.

Кипела в палисаднике сирень
и, затаив дыхание, Природа
глядела на умытый ясный день,
как на младенца после трудных родов. 

ЗАБРОШЕННЫЕ  ИЗБЫ 
Заросло, опустело, поблёкло,
Голоса заблудились вдали.
Горбылём заколочены окна,
Чтобы в душу смотреть не могли.

От досужих уйдя разговоров,
Утомлённый неясной виной,
Снова  молча пройду вдоль заборов –
Чьи-то тени плетутся за мной.

И под взглядом людской укоризны
К невозвратной реке давних дней
Поведу за собой эти избы,
Как ослепших шахтовых коней.
_______________ 
Примечание: когда отработавших в угольных забоях свой срок шахтовых коней подымали "на гора", то они слепли при дневном свете.

ГЕНЕРАЛ 
Он говорил: я - генерал!
Мол, мой портрет в музее.
А сам - окурки подбирал,
в лицо дышал портвейном.

Он говорил, что знает толк
в балете, медицине.
А сам - в затасканном пальто
и в сапогах-резине.

Мы с ним брели по мостовой,
он мне твердил побаски:
мол, ствол у пушки боевой
длиной до Красноярска.

"Зачем ты врёшь!- ему кричу,-
К чему враньё такое?!"
А он в ответ: я рак лечу
морковною ботвою.

...Он умер осенью. Кусты -
в почётном карауле,
роняли скорбные листы
на тротуары улиц.

Я сапоги его забрал,
стучусь в чужие двери.
Всем говорю: я - генерал!
Смеются, но не верят...

ЗАХЛЕБНУТСЯ ПОСЛЕДНИЕ БИТВЫ… 
         "Когда пробьёт последний час Природы..."
                                    (Ф.Тютчев)
Захлебнутся последние битвы
и проступят сквозь гибельный свет
изваяньем дежурной молитвы
берега остановленных лет.

В небесах растворится дорога,
в вечный холод раскроется дверь.
Коль такого придумали Бога,
прозревайте, живите теперь.

Только там, где мы жили и были
просквозит во вселенской тоске:
- Нет, не те мы слова говорили,
и совсем не на том языке...

СКАЗАНИЕ О НАРОДНОМ СЧАСТЬЕ 
-1- 
Рубит новую баньку Савельев Андрей.
Рубит в "лапу" углы, как по нитке!
Так подгонит венцы - ни горбов, ни щелей
и, мерцая, лежат словно слитки!

Он ошкурит бревно и смолистый настой
зноем вызвенит связь поколений:
берендеевый полдень и свет золотой
деревянных столиц и селений.

Исполняет Завет топора да пилы!
Не работает будто - играет!
И топор его ловко разносит углы,
и впритирку пазы выбирает.

Ляжет комель к вершине, вершина к комлю,
свяжет плотно "замком" и шкантами.
Я, пожалуй, себе тоже баньку срублю,
полно душу морочить стихами!..

Выйдет Люба, жена, томно к срубу прильнёт
и подаст мужу квасу бидончик.
В каждом слове то лебедь, то солнце живёт,
то цветок полевой колокольчик.

И жене улыбнётся Савельев Андрей,
пот с лица рукавом утирая.
До чего же любовь возвышает людей,
быть красивыми повелевает!..

Он щепу соберёт и стаскает во двор -
будет печке растопка и пища!
И в холодную воду опустит топор,
чтоб остыл и окреп топорищем.

Неприметное счастье житейских основ:
сходит Люба с ведром за водою.
Приготовит на ужин сметаны, блинов
и корову Рябинку подоит...

 -2- 
Я однажды всплакнул, когда тихий покой
был пропитан сиреневым хмелем.
Показалось, что имя моё над рекой
голосами вечерними спели.

В синих сумерках тополь листвой отливал
полусвет, будто слово молитвы.
И поставленный сруб за окошком сиял,
словно маслом лампадным облитый.

И пришло ко мне счастье - любовью к земле,
где сирень в палисадах, скворечни,
деревянный мосток, роща в ласковой мгле
и смиренные избы вдоль речки.

Да столетний ранет над отцовским крыльцом,
да просторы небесного света!..
Ненаглядное, нежное с юным лицом
в лёгком платье зелёного лета.

То ли юность моя, то ли утро строки,
что меня вознесёт до бессмертья!-
Лёгкий ветер и свет просквозят вдоль реки
и затихнут вдали, и померкнут...

 -3- 
Улыбнётся земля и наступит рассвет
для народного счастья пригодный.
Вновь душою в хозяйственных буднях согрет,
и дышать так легко и свободно...

НОЧЬ ГОГОЛЯ 
Смотрел на свечу и бумагу,
как воск на подсвечник течёт...
И вот из глухого оврага
явился с чернильницей чёрт.
Но следом торжественно-строго
Надмирный прорезался Свет,
который горит раз в сто лет,
чтоб сердцем прозреть перед Богом.
восторга, печали и гнева...
И чёрт, осознавши сюжет,
не загораживал неба,
чтоб виден был Божеский Свет.
Задумались травы и реки,
и всадник над степью взлетел,
и подняв набрякшие веки,
вгляделся в грядущий предел.
Вздыхал за деревьями ветер
из горьких полынных теней.
- Что видишь ты там, за столетьем?
- Я смерти не вижу своей... 

ПОСЛЕДНЯЯ  ТАЙНА 
За Токовой, за Чухтинским болотом -
хвойное небо в сырой полумгле.
Там обитает кудесник Могота
с тайной последней на этой земле.

Странный и жуткий, живёт нелюдимо,
веды и клады скрывает в лесах.
Очи напитаны горечью дыма,
брезжат в тени его холод и страх.

- Где ж эта даль, что меня будоражит,
сладкою болью томится в груди?
Жители молча на север укажут,
тихо добавят: " Туда не ходи..."

Словно я вышел из времени круга -
голос зелёный за березняком,
в зное густом перелеска и луга
взоры полудниц прошьют сквозняком.

Тайна судьбы или вещая птица
в зарослях диких, где плачет вода?
Имя своё обретя, растворится,
и не вернётся уже никогда.

Что ж я гляжу в деревенскую память,
сердце неволя, печаля глаза?..
Тихое тайны колеблется пламя,
блики и тени сквозят в образа...   

СОКРОВЕННОСТЬ
Я возле дерева стоял оцепенело:
шли люди в белом из каких-то стран.
Вот принесли утопленницы тело
и опустили бережно в туман.

Я понял, что река остановилась.
Над мёртвым телом всколыхнулся крик.
Она спала, а мы ей только снились,
мы в сон вошли живыми в этот миг.

И он во мгле полночной длился, длился,
печаль судьбы неведомой тая.
Туман у ног, как смерти мысль, клубился,
и в сердце скорбь, как речь небытия.

Вдруг голос птицы - радостный ручей
пролился вниз, он был доступен взгляду.
И я подумал: это соловей.
"Ах, соловей!.."- воскликнул кто-то рядом.

Потом я жить пошёл туда, где свет
сливался с ветром утренних побудок.
И люди в белом мне смотрели вслед,
сквозь мглу веков глазами незабудок...

Мурзин Дмитрий Владимирович родился в городе Кемерово 28 апреля 1971 году. Окончил математический факультет Кемеровского Госуниверситета (1993 год) и Литературный институт имени М. Горького – семинар И. Л. Волгин  (2003).  Работает ответственным секретарём журнала «Огни Кузбасса». Лауреат Всесибирской премии им. Л. Мерзликина (2015).
Печатался в журналах «Дети Ра»,  «День и ночь», «Наш современник», «Москва», «Октябрь», «Огни Кузбасса», «Сибирские огни», «Байкал» и др.  Публиковался в антологии военной поэзии «Ты припомни, Россия, как всё это было!..».
Автор 7 книг стихов. Член Союза писателей России. Член Русского ПЭН-центра. Живёт в Кемерово.

ОДЕССА. ЛЕТО 1977 ГОДА
Вот то Чёрное море, где
Я учился глаза открывать в воде,
Так и не научившись плавать...
Понимая мир едва ли на треть,
Я бросал в прилив возвращенья медь,
Не предчувствуя крах державы.
От Одессы память вернула лишь
Соль лимана и частный сектор крыш,
Да экскурсию в катакомбы.
Мы снимали комнату «для гостей»,
Пахла чем-то солёным моя постель,
На подушке синели ромбы.
Во дворе, как водится, виноград,
И хозяйкин, грозный такой, халат,
Говорит: «Не ешь, он незрелый».
А я всё же ел, и кривило рот —
Не был сладок этот запретный плод,
Но зато мне было две Евы.
Евам было по одиннадцать лет,
Я когда-то помнил восемь примет,
По которым их различали...
Нет иных таких среди Надь и Лен,
Ведь они похожи, как пара колен,
Как одна сторона медали.
Из чудес вечерних, ау, смотри,
Кабачок пустой, со свечой внутри,
Как провалы, горят глазницы,
Полыхают ноздри, пылает пасть,
Надо мною страх обретает власть,
И потом полночи не спится.
Ночью было душно, а днём — жара,
Остальное — смутно, чай, не вчера,
Было жизни седьмое лето.
Двадцать лет, для памяти — всё же крюк,
Остаётся запах, уходит звук
По слепящей полоске света.

***
Кончается лето. Уже холодок
Касается сердца.
Нехитрое дело: портвейн и сырок
Помогут согреться.
Согреюсь, и кругом пойдёт голова:
Хмель пьяного метит.
На ветер беспечные брошу слова -
Никто не ответит.
Кончается лето, как в склянке духи,
Мы - как неживые.
Я, чтобы забыться, читаю стихи.
Твои и чужие.

***
...Идти к вокзалам трём после обеда...
Из города в другие города
Здесь каждый день уходят поезда.
Я на одном из них сейчас уеду.

Сегодня понедельник, значит, в среду
Ты спросишь: «Любишь?» Я отвечу: «Да...»
Ещё сто раз - и больше никогда.
Ещё сто раз - и ты за мною следом.

Я говорю столице: «Отпусти».
Вхожу в вагон, в котором места мало,
И лезу с головой под одеяло.

А поезд всё не может отойти
С какого-нибудь третьего пути
Ужасно Ярославского вокзала.

***
В старом кресле, старый Бунин
Новый замысел лелеет,
Говорит, мол, все там будем,
Пишет «Тёмные аллеи».

В новом маленьком рассказе
Много воздуха и солнца.
То, что он придумал в Грассе,
Нас, сегодняшних, коснётся.

Героиня роковая
Никого не пожалеет…
Бунин пишет, Бунин знает,
Есть ли свет в конце аллеи.

* * *
У верлибра – холодная кровь,
Что-то рыбье, паучье, ползучье,
Помолчи, не озвучивай лучше,
Не занудствуй и не прекословь.

Не перечь, не обманывай речь,
Приближая её к разговорной,
Речь, как зверь, не бывает покорной,
Если в рамки её не облечь.

Если ритмом её не сковать,
И с руки не кормить её рифмой…
У верлибра – холодная лимфа,
Блеклость, вялость, нетвёрдая стать.

У верлибра – холодная кровь,
Как же нам о своём теплокровном,
О заветном, любимом, любовном?
Как верлибром писать про любовь?

***
Выхожу один я, надо мною –
Ни звезды, ни звука – ничего.
Я придавлен этой тишиною,
Пустотою неба своего.

И стою, не сытый и не пьяный,
Неподвластный, не познавший власть.
У судьбы – две язвы, три изъяна,
Слава Богу – жизнь не удалась.

***
Носитель языка, чтоб уберечь язык,
Бежит из той страны, язык которой носит.
Настали времена и взяли за кадык,
И вот родная речь молчит, пощады просит.

Молчание всегда срывается на крик,
Изъята буква «ять», де-факто и де-юре.
И в колченогий стиль, как косточка в язык,
Войдет порок и бич, бред-аббревиатура.

По планам ГОЭЛРО, ВКП(б), ЧК –
Поди-ка разбери – что истинно, что ложно.
И, сгорбившись, идёт носитель языка –
И ноша тяжела, и бросить невозможно.

***
В глухой Сибири, где бродит лось
И сладка вода родника,
Течёт и пробует на износ
Русло своё река.

Берега её утопают в песке,
Воды её легки.
Но те, кто живёт на этой реке,
Боятся этой реки.

Наступит зима, когда нужно зиме,
Льдом эту реку скуёт.
Никто из местных в своём уме
Не ступит на этот лёд.

Прощай, рыбалка, рыбка, прощай,
Не будет подлёдным лов.
Не тронется лёд, не наступит май —
Рыбак не покинет кров.

По небу крадётся, словно шпион,
Поздний зимний рассвет.
А по-над речкой – малиновый звон.
Малиновей звона нет.

Звон ненадёжных зимних оков,
Пока не померкнет свет.
Лёд звенит, но ни рыбаков,
Ни конькобежцев нет.

Лёд, звенящий, но хрупкий лёд
Провалами чреват.
Система ходов, система пустот
Изрыли лёд наугад.

Система дыр и система нор.
Шаг ступил – и привет.
В этой реке есть рыба-шахтёр –
В других местах её нет.

Черна, как смоль, с фонарём во лбу
И с плавником-киркой,
Рыба-шахтёр, проклиная судьбу,
Ушла в ледяной забой.

У местных с неместными вышел спор,
Как есть, о природе вещей:
Зачем нужна эта рыба-шахтёр
И есть ли она вообще.

Спор утихает, но лёд звенит,
И пацаны твердят:
Мол, рыба-шахтёр найдёт динамит,
И местные победят.

***
Лето кончилось. Лето прошло.
Стрекозой отплясало, отпело.
И тревогою душу свело,
И окутало бренностью тело.

Безотчётное чувство тоски,
И куда подевалась беспечность…
Осень жёлтые носит носки,
И за шиворот капает вечность.

Осень властвует в нашем дворе,
А душа ещё грезит о лете…
В сентябре, октябре, ноябре
Человечек особенно смертен.

***
Двое спят, заснув на полуслове,
Недоговорив, недошептав,
Переутомлённые любовью,
Пере-пере-пере-перестав.

За стеною замолчала вьюга,
Снег идёт в кромешной тишине,
Спящие в объятиях друг друга
Мирно улыбаются во сне.

Ночь прошла, и посветлело небо,
На пол тень упала со стола.
Он проснулся и ушёл за хлебом,
А она проснулась и ушла.

***
Пока не кончатся патроны,
Пока не почернеет ворон,
Мы выстоим. Но наши жёны
Возьмут нас лаской и измором.

Пускай взирают благосклонно
С доски почёта наши лица,
Мы хороши, но наши жёны
Нас знают лучше сослуживцев.

Пусть на заре прихлынут волны,
Поймём, что никуда не деться...
Мы не рабы! Но наши жёны
Похожи на рабовладельцев.

***
Обмани меня по-простому,
На каком-нибудь ровном месте.
Будто Кама впадает в кому,
Отражая бардак созвездий.

А когда буду рвать-метаться,
Улыбнись, и скажи, что поздно,
Обведи меня вокруг пальца,
Заведи и оставь в трёх соснах.

Дай мне вышептать твоё имя,
Подпусти меня близко-близко,
Проведи меня на мякине –
Я устал от твоих изысков.

LIMITA LA COMMEDIA
Каждый год усталая провинция
Лучших сыновей и дочерей
Посылает, чтобы откупиться,
В главный город Родины своей.

Чтоб найти себе в столице нишу,
Сядут в самолёты, поезда
И покинут город, их взрастивший,
Чтобы не вернуться никогда.

Станут кофе пить в кафе на Бронной,
Будут пачкать Чистые пруды…
В сумерках покурят на балконе –
И «звезда полей» им до звезды.

Край родной повспоминав ночами,
Выбросив от прошлого ключи,
Станут даже больше москвичами,
Чем все коренные москвичи…

Будут на работу торопиться
И красот Москвы не замечать.
Будут новым жителям столицы
В спину: «Понаехали!» ворчать.

Жизнь пройдёт, как очередь у кассы.
И шепнёт: «Чего-то мне херо…» –
Пушечное офисное мясо,
Пассажир московского метро.

***
Прибыль растёт, растут объемы продаж.
Даже зарплата - медленно, но растёт.
С прошлой получки приобретён трельяж,
С этой получки можно купить комод.

Случка "американ дрим" с русским "давай"
"Этой страны" бездонные закрома...
Яблоко капитализма, советский рай.
Если не пить, то можно сойти с ума.

Я и не пью. Я и почти сошёл,
Глядя на эти нравы и времена,
Кроха не знает, что плохо, что хорошо,
Если что и спасёт - так только война.

Только война расставит всё на места,
Только война и только враг у ворот.
Только странная надпись на пол-листа:
"Офис закрыт. офис ушел на фронт."

***
Не давай мне, Боже, власти,
Чтоб тираном я не стал,
Да избави от напасти
Капиталить капитал.

Ниспошли смягченье нрава,
Всё, что будет – будет пусть,
Но не дай отведать славы,
Потому что возгоржусь.

Ничего не надо даром,
Для других попридержи
И большие гонорары,
И большие тиражи.

Дай мне, Господи, остаться
Аутсайдером продаж
И блаженно улыбаться,
Раздаривши весь тираж.

Но дрожат от счастья пальцы,
В голове – мечтаний дым:
Сколько же сорву оваций
Я смирением своим.

70-ЛЕТИЮ ТАНКА Т-34
Про Победу над ордой проклятой
Я б напомнил городу и миру.
От Победы год шестьдесят пятый
Нарекли бездумно «годом тигра».

Словно с нами справилась эпоха,
Словно мы не пёрли до Берлина!
Позабыли Прохоровки грохот,
Имя нашей боевой машины.

Эй, Маэстро, заводи «Смуглянку»!
Чтобы понял каждый тигр в мире:
Это год совсем другого танка.
С Новым годом, Т-34!

***
Сдержанное молчание
На основных частотах.
Нет. Ещё не отчаянье.
Но уже что-то. Что-то.

В книжице пыжится ижица
Знамя поистрепалось.
Мало того, что не пишется.
Не хочется, чтоб писалось.

***
Внезапно замолчали соловьи
Напившись неба, захлебнувшись высью...
- Иванушка, не пей из колеи,
Тойотой станешь, хондой, мицубисью!

Но выпало всем сёстрам по серьгам,
Алёнушку везла «калина лада»
По всем семи холмам, по всем кругам,
По всем развязкам дантовского МКАДа.

***
Эта музыка - музыки для.
Для того, чтоб вращалась Земля,

Для того,  чтобы розы цвели,
Чтоб хмелели, смелели шмели,

Чтоб прозрачный и призрачный весь
За деревьями прятался лес,

Чтоб, пробившись меж сосен и туч,
В паутине запутался луч...
...
А диктует мне весь этот свет -
Афанасий. Не факт, что не Фет.

***
Мама, мне снилось поле,
В поле гуляла пуля.
Было ей там раздолье
Было ей там июлье.

Было ей там раздолье,
Было чем поживиться.
Птицы ушли в подполье.
Люди стали как птицы.

Мама, мне снилось лето,
Пчёлы, солнце в зените,
Первая сигарета,
Прожжённый свитер.

Старая радиола,
Бал выпускной и танцы…
Мама, мне снилась школа…
К чему покойники снятся?

***
Жизнь началась, как положено, в три утра,
Сердце заныло (сердце – известный нытик),
Поиск таблетки, смысла, воды, добра…
Снова прилечь, затихнуть, выключить бра…
Жизнь – лженаука, мой неумелый гитик.

Каяться, маяться, перебирать слова,
Праздновать труса траченным валидолом…
Сдрейфив насчет «пройдут Азорские острова»,
После сорваться на торжество шутовства:
Выжечь больное сердце дурным глаголом.

НОВОЕ КИНО
Прогуляться выйти субботним днём,
Завернуть в кафе невзначай.
И, давайте, папе пива плеснём,
Маме с дочкой заварим чай…

Но в кафе какой-то холодный свет,
Пиво - тёплое, чай – с тоской,
Потому решит семейный совет
Двинуть дружно в сад городской.

Там в саду стоит голубая ель
Там когда-то белка жила,
Там в саду лошадка и карусель
И пин-понговских два стола...

Продают какую-то ерунду,
Постоять – устроит цена…
Духовой оркестр в городском саду
Так хорош, словно завтра война…

***
Какое сильное звено,
Но - выпавшее из цепочки...
Уменье свыше нам дано -
Как пропадать поодиночке.

По одному нас ловит стая:
Поддых - ага, по морде - хрясь,
Как бы резвяся и играя,
Но не играя, не резвясь.

ПАЛЬЦЫ БЛОГЕРА
        Ваши пальцы пахнут...
              А. Вертинский
Пальцы пахнут никотином
Мышкою, клавиатурой,
Пальцы пахнут Украиной,
Кровью, гарью, миной-дурой.

Пальцы пахнут Волновахой,
Славянском, Донецком, Счастьем,
Пеплом, Горловкой и прахом,
И расстрелянной медчастью.

Сиротой, убитым сыном
Да непризнанной виною.
Пальцы пахнут мертвечиной,
Мертвечиной и войною.

Раевский Александр Дмитриевич родился в 1951 году в селе Алабуга, Каргатского района, Новосибирской области. После десятилетки служил в армии. По окончании службы работал в родном селе директором Дома культуры, разнорабочим.
С 1974 года живёт в Новокузнецке. Окончил Новокузнецкий педагогический институт. Служил в пожарной охране МВД, капитан в отставке.
Первое стихотворение опубликовано в 1968  году в районной газете. Печатался в альманахах, журналах, коллективных сборниках. Лауреат премии "Молодость Кузбасса" за участие в книге "Дыхание земли родимой".
Член Союза писателей России.

ДЕРЕВО ВЕЧНОСТИ
Раздвинув столб вселенского пространства,
Вознёсшись выше всяких облаков,
Стоит оно – могуче и прекрасно!.. –
И ствол окован кольцами веков.
В ветвях его гнездятся только звёзды,
Хоть проросло из зёрнышка-Земли…
Молчит оно. Его молчаньем грозным
Пропитаны ветра и ковыли…
В тени его незримой - млеют дали…
И – как напоминанье о Суде –
В корнях лежат замшелые скрижали
И Книга человеческих судеб.

ДВЕ ЖЕНЩИНЫ
Пожилые женщины, подруги,
Вечерами ходят по округе,
Не спеша пройдутся по тропинкам,
Завернут к берёзам и осинкам, -
Легче им дышать среди деревьев,
Чем в своей разрушенной деревне…
Та, что старше – чопорона немножко,
В белой блузке со старинной брошкой,
Седовласа – симпатична, впрочем,
Сельская учительница в прошлом.
Что помладше, та в платке неярком,
Бывшая советская доярка,
В серой кофте, в платьишке обычном,
Тоже с сединой и симпатична.
У одной ночных бессонниц муки,
У другой от доек ломит руки,
Пусть они по-разному прожили,
Но всегда друг дружкой дорожили.
Две судьбы закатных, две подруги
Не бесцельно бродят по округе,
Русские стихи с душой читают…
Все их сумасшедшими считают.

СЫРЫЕ ДНИ
Крыши снулых деревень,
по полям тоска зелёная;
Тучи сплошь и набекрень,
виснет мжа, на вид солёная…

Кто-то спит, а кто-то пьёт,
от безделья кто-то мается,
Кто-то с вдовушкой поёт,
сладким прочим занимаются…

«Кто-то», «кто-то» - по стеклу
лупит скука монотонная;
Плющит душу, сеет мглу,
давит сырость многотонная…

Хватит! К берегу спущусь,
cъеду юзом к сивой речке,
Душу в ней прополощу
и вернусь… скулить на печке.

* * *
Безумный мир ещё чадил,
Кровянил в смертном беспорядке,
А я по краешку ходил,
На жизнь поглядывал украдкой.
Не состоял, не воевал -
Хранилось наше поколенье –
Не ведал, не осознавал,
Что это Божье провиденье:
Стране, истерзанной войной,
Тогда давалась передышка…
Ни над войной, ни над страной
Я не задумывался слишком.
Беспечно юность подгонял,
Как банку ржавую пиная,
И ждал, и ждал свой идеал,
Тебя - иная, неземная!..
Лелеял в сердце и в мозгу,
Что это всё-таки случится:
Бродить мы будем на лугу
По василькам и медуницам…
Мечтал: продлится на века
Пора счастливого цветенья,
И отразится в облаках
Двух душ и тел переплетенье!..
Но так уж вышло, что ко мне,
Как тот глоток во время жажды,
Твой образ лунный в странном сне
С небес явился лишь однажды.
Кипела чаша бытия,
И луг нас ждал - душист и светел,
Но слишком поздно, грусть моя,
Среди земных тебя заметил.
Пока вострил своё стило,
С судьбой играл до беспредела,
Украдкой счастье обошло,
Ну, ни ресничкой не задело!..
Печаль моя! Моя звезда!
Хоть усмехнись, хоть возрази мне,
Но ты безумно молода,
Я безвозвратно многозимний.
Грядут иные времена,
Другие вырвутся на воздух,
И все забудут про меня,
Когда уйду бродить по звёздам.
В краю забвений и разлук
Зашелестит трава иная…
А ты ходи, ходи в тот луг,
Меня украдкой вспоминая.

ВИДЕНИЕ
Равнина молчала. А сердце стучало…
Безмолвно и плавно - жалей не жалей -
Небесное войско к закату промчалось…
Один я остался на горькой земле.

Стою, очарован тоской несказанной,
Созвучной душе, недоступной уму,
Последний огонь провожу со слезами…
И холод межзвёздный, как данность, приму.

Но свято поверю, что войско вернётся.
И снова собравшись на битву со злом,
Возьмут и меня. И тогда мне найдётся
Копьё и кольчуга, и конь под седлом.

Пойму, позабыв всё, что мучило прежде,
Что свой средь своих я - и даль нам близка,
Сомкнувшись в ряды, в осенённых одеждах
И в шлемах победных мы будем скакать…

Стремительно-плавно, клубя облаками,
Умчимся к закату, растаем во мгле, -
Затопит безмолвьем, укроет веками…
А кто-то останется ждать на земле.

* * *
…Тихо от мороза. И душа тиха.
Сивая берёза. А на ней глухарь!

На столе горбушка. Луковицы две.
И тепла избушка, да примёрзла дверь.

Сатанеет стужа в костяном саду.
Никому не нужен. Никого не жду.

Глухо, как в берлоге. Занесён мой схрон.
Замело дороги с четырёх сторон.

Подоконник в льдинках, иней по краям.
В тишине один я. Одинокий я.

Щурится на старость молодость моя.
Подструнить гитару иль достать баян?

Конь мой бродит в дальних, тусклых выпасах…
Лучше б никогда я в рифму не писал.

Бродит конь мой в далях, гриву опустив…
Эх, башка седая, жалостный мотив!..

Уплываю в грёзы, наклоняясь к мехам, -
Сам себе берёза, сам себе глухарь.

***
Не скажу, когда и где,
В воскресенье, в среду ли,
В Барабе ли, в Кулунде –
Лошади мне встретились.
Днём паслись невдалеке,
Пред грозой ли, после ли,
Их двенадцать в табунке,
По числу апостолов.
Вижу, есть среди гнедых
Вороные, рыжие…
Где же светлый пастырь их,
Почему не вижу я?
К ним навстречу побежал,
Радостно приветствуя!..
Вдруг, один, косясь, заржал,
Звонко, но невесело.
Дружно все отозвались –
И степными травами
В даль внезапно понеслись,
Крылья вдруг расправили,
Вознеслись над ковылём,
Пропадают в мареве…
…Я побрёл пустой землёй
До села Комарьева.
Что спугнуло тех коней,
Думал обречённо я,
Что учуяли во мне,
Неужели,чёрное?..

ВОТ ПРИЕХАЛ
Вот приехал в январе.
Крыши. Тени синие.
Тихо. Белая сирень -
Не в цвету, а в инее.

Снег небес вокруг избы
Чистоты исполнен;
Что ж такое позабыл,
Что ж такое вспомнил?..

Прощемлюсь в калитку я,
Обращусь к сирени:
Что молчишь, сестра моя,
Божие творение?

Разгорается уже
Красота закатная…
Тихо, благостно в душе,
Что ж слеза вдруг капнула?

Разожгу среди зимы
Мёрзлые поленья;
Жаль, c тобой исчезнем мы,
Божии творения.

Вслед другие зацветут,
Иней их застудит…
Нас с тобой не будет тут.
Нас совсем не будет.

В ЗРАЧКАХ ДЕТСТВА
Лето. Облако в платке.
Деревенька вдалеке…
Напрягись – и разглядишь:
Блеск антенн, брусочки крыш,
Красный бак; в глубинке сада
Школа – кубик рафинада.
Во все стороны видна
Акварельная страна!

Там пригорок, там лощина,
Там в район пылит машина…
Там лесок – подбит местами
Серебристыми кустами;
Там Макар пасёт телят…
Сверху тёплый синий взгляд.
Сон стеклянный на реке.
Стрекоза на поплавке.

НА СЛЕПЫХ СКОРОСТЯХ
Дави педаль, прибавь ещё немного! -
Навстречу только ветра перезвон!..
Чем дальше даль и чем прямей дорога,
Тем мягче убаюкивает он...

Ну, вот!.. Дремали руки на руле,
Воробушек, зачем вильнул от стаи? –
Сырой шлепок!.. пушинка на стекле…
Так детство разбивается о старость.

ОЧЕВИДНОЕ - НЕВЕРОЯТНОЕ
Пичуги и жуки в лесу густом,
Грибы цветы – все добрые соседи.
А вон и пень с отщепом под кустом –
Шикарное сиденье для медведя.
Я с троном пень сравнил от фонаря,
Но вот недавно, помнится, под вечер
Забрёл сюда увидеть глухаря,
Влекомый любопытством человечьим.
Листвой стволы клубились в вышине,
Мошка звенела в чаще полусонной,
Столбы лучей дымились… А на пне –
Медведь губатый собственной персоной!
Сидит себе и ласково урчит,
Как барин в шубе, хлопнувший рюмашку,
Сперва, балдея, щепкой побренчит,
Потом, кайфуя, нюхает ромашку…

***
Наевшись жизни оголтелой,
Устав сражаться в темноте,
Устав метаться в тесноте,
Душа донашивает тело,
Уже готовая взлететь.
Уже ей чужды мир жестокий
И агрессивная среда,
Покинув землю навсегда,
К своим таинственным истокам,
К мирам ли грозным и далёким -
Взлетит куда?..

***
Потихоньку, видать, умираю,
Так путём повзрослеть не успев.
Помаленьку в суму собираю
Строчки, жизненный свой неуспех –
Вот и всё. Время вехи сметает,
До меня сколько сдохло эпох…
Ничего на земле не оставил,
Только горести рваный сапог.
И рубли, и враги, и карьера –
Мне теперь до далёкой звезды;
На душе только зябкая вера,
Да туманные в сердце сады.
Не хотел бы, но никну в печали:
Нас, наивных – сияя вдали –
Жизнь мечтами возвысит вначале,
Серым пеплом к концу приземлит.
Свою молодость я проворонил,
Не пожил, всё чего-то прождал…
Неужели меня похоронят,
Я исчезну – всерьёз, навсегда?
Жёлтым листиком в вечность влипая,
Каждый тихий, задумчивый день
Так покорно судьба утопает
В свято-синей небесной воде…

НЕУКЛЮЖЕЕ ПОДРАЖАНИЕ
ПЕСЕННОМУ НАРОДНОМУ ТВОРЧЕСТВУ
Топорок, топорок за ремешком у Мити,
Он пошёл во лесок берёзушку срубити.

Ну, а я, ну а я там ягоды сбирала,
Повстречала вдруг его – голос потеряла.

«Много ль ягод набрала?» – ласково спросил он,
Ну а я, ну а я трепещу осинкой…

«Ты куда меня повёл?» – вздрогнула до жути.
«А пойдём во глубь кущей, что-то покажу те».

Так мы шли, так мы шли, под берёзкой сели.
Он мне что-то показал – ноженьки сомлели...

...Дотемна от всех людей прятал нас лесочек...
Потерял, потерял Митя топорочек.

Потерял инструмент с новым топорищем.
С той поры каждый день ходим туда... ищем.

ВЕЧЕРНИЙ ЗВОН
Бом-бом-бом-бом-бом-бом

Средь печалей, средь полей
Густые звуки плыли…

Бом-бом-бом-бом-бом-бом

Понастроили церквей,
А Бога – позабыли.

Бом-бом-бомж-бомжж-бомжжж…

***
Луч осенний – прощальный, не резкий,
В низких тучах блеснёт невзначай,
Обнажая полей, перелесков
Жёлто-палевую печаль…

Стукнет выстрел за дальним болотом,
Хлипкий, лишний в безмолвье тугом;
Свет церковной сползёт позолотой –
Снова тускло и низко кругом.

Не могу, не могу в сонном доме
Тихо маяться сущностью всей,
По стерне побегу, околдован,
В след за ниткой последних гусей…

Ну, должно же быть что-то такое,
Там, за далью седой без границ,
Что влечёт лучезарным покоем,
Что так манит застуженных птиц.

Побегу я с расхристанной грудью,
Хоть пора уже, смертному, знать,
Что на этой земле многотрудной
Мне мечты – как и стай – не догнать...

***
Молодая мама своему сыночку,
Сидя у окошка, под синиц свистки,
Вышивала в полдень синюю сорочку –
В крестик чёрно-белые цветки.

Лишь всего два цвета (ниток было мало),
Только в два рядочка стёжка пролегла,
Только на сорочке, но хотела мама,
Чтоб в цветах вся доля у него была.

С трёх икон святые молча наблюдали.
Над шитьём витала лёгкая рука.
За окном сияли голубые дали,
Зеленели травы, плыли облака…

Дорогая мама, как ты угадала.
В стороне далёкой после, без тебя,
Вышилась сыночку (ниток было мало)
В крестик чёрно-белая судьба.

***
Видел я, как в моём захолустье,
Тормознув, где ромашек побеги,
Гладкий хам - джип залётный "Land Kruizer"
Дико ржал над скелетом телеги.

Ну, дурак! Невдомёк, что на тризне,
Что хозяин его духом нищий,
Что он сам, перепроданный трижды,
Проржавеет от крыши до днища,

Что потом средь железного хлама.
Вверх колёсами будет валяться,
И над ним молодёжь - автохамы
Будут так же глумливо смеяться...

***
Сирень цвела, и девки плакали,
И луг под росами блестел...
А за стеной, под грустной лампою,
Я за компьютером сидел.

На мониторе буквы мёртвые
Слипались в мёртвые слова...
Не принимает текстов чёртовых
Моя дурная голова!

Припомню времечко застойное,
На переломных рубежах, -
Мне ничего тогда не стоило
Всё в голове своей держать.

Мне ничего совсем не стоило
К природе душу подключить,
Попасть в любовную историю,
В стакане жало помочить,

Скатать туман в сырую простыньку,
Берёзки в рифмы заплести -
И ручкой шариковой простенькой
В тетрадь всё это занести.

Пускай писал корявым почерком,
Пусть вкривь и вкось строка вилась,
Зато наглядны муки творчества,
Зато видна живая связь.

А тут нажал - и всё готовое,
И хоть до Марса посылай
О том, как выли девки клёвые,
Как за окном сирень цвела...

Нет, не моё. Отщёлкну лампу я,
Компьютер махом отрублю,
Найду девчат, и чтоб не плакали,
Не виртуально полюблю.

***
Есть древнейшая традиция,
Та традиция строга:
В мире каждая столица
Для страны своей слуга.
Уваженье в том и сила.
Лишь у нас одних, увы,
Не Москва слуга России,
А Россия у Москвы.

ЗАВИДКИ
Был нахальным и не слабым:
Как с действительной пришёл,
Строевым ходил по бабам,
Тёр, проклятых, в порошок!
Чуб, гармошка, папироса –
На неделе семь суббот,
Никаких тебе вопросов,
Никаких тебе забот.

Старость выследила, стерва.
Скрип в коленках, речи злы,
Молодёжь на дух не терпит,
Приговор один: козлы.
Льнёт к окошку лысым крабом,
Негодует нелюдим:
«Им бы только, глянь, по бабам,
А работать – ни один!..».

***
              "И не могу я в этот дом
              Войти без низкого поклона..."
                                          Виктор Баянов
Свет вечерний высок. Еще нету семи.
У конторы автобус споткнулся и скрипнул…
Ты приехал домой – что ж так сердце щемит? –
Ни шагнуть, ни вздохнуть и ни вскрикнуть.
Свет вечерний высок. Далеко до росы.
А над крышей родимой твоей развалюхи
Бравый клён шелестит – так нелепо-красив! –
Как гвардейский султан на мужицком треухе.
Ах ты, дом, ты, мой дом, что поделаешь тут.
Для живущего здесь населенья
Ты всего лишь чудной бабки Марьи закут,
Для меня же – начало вселенной.
Всякий раз заходя в сень простых потолков,
В предзакатных лучах, как в оранжевом дыме,
Я крещусь на портреты своих стариков,
На которых они молодые.
Здесь когда-то твоя загорелась звезда,
И от высшей печали заплакал впервые…
Детских лет голоса, отзвенев навсегда,
В ленты радуг ушли и в цветы полевые.
…Вот приблизишься и… мать не выйдет встречать.
Той минуты страшусь до иголок по телу! –
Мне куда приезжать? Где мне выть по ночам
От всемирной тоски оголтелой?!
…Редкий лай, палисад, сон травы под окном,
Мирозданья огни… – или это всё тени?
Появляясь на свет, мы всё знаем о нём,
Покидаем в неведенье, в горьком смятенье…
Дан приход и уход. Ничего на века.
Но я так не хочу, я на Бога в обиде, –
Без меня над землёй будут плыть облака,
Но как я – их никто больше так не увидит!
Этот день голубой мне глаза напитал,
От подлунных ночей голова серебрится;
Пусть когда и шатнусь, но я жить не устал,
Это сердце в груди не готово разбиться!..
Ничего, ничего, мы еще поживём,
Пусть косая не шлёт свою группу захвата;
Улыбнуться сквозь слёзы, вздохнуть о своём…
Ну, веди меня, матушка, в хату.

***
Огляделся – иная среда!
Приспособиться было пытался –
Жёлтый дъявол и грош не подал…
Видно, прочно в «совках» я остался.

В том, что рынок – зазорного нет,
И делишки у многих не плохи,
Грустно то, что художник, поэт
В прейскуранте записаны в лохи.

Взбизнесился несчастный народ! –
Не до скрипок да литературы…
С потепленьем глобальным грядёт
Ледниковый период культуры.

Мир потонет в деньгах и во лжи.
А духовная часть постепенно
Вмёрзнет в Лету. Останутся жить
Похоронные марши Шопена.

***
… Укачала ночь-ладья.
Дремлешь, негой утомлённая,
Чуть припухли и сладят
Губы, страстью опалённые.

Дышат росами любви
Куполки твои греховные,
Я в слезах целую их
И молюсь, как на церковные.

Льёт луна через стекло
Струи мраморные, дивные;
Тихо глажу тёплый лоб,
Локон, шею лебединую.

Я и раб и властелин
Чувств твоих и сердца чистого,
Нежных всхолмий и долин,
Лона, свято беззащитного.

Никогда я на миру
Не сгорал, не клялся с пафосом,
Но сейчас скажи – умру
На крыле твоем распахнутом…

***
Стою на посту.
Охраняю насосную.
Учусь, как людей «не пущать и пужать»!..
Не то чтобы жизнь уж такая несносная,
Но деток имеешь – изволь содержать.
Стихи не оденут, дипломы не кормят,
В мешок завяжи их и в воду забрось…
В охранниках я. И надеюсь, что скоро
Схвачу диверсанта – заплатят авось.
А если и тут объегорят с зарплатой,
Пускай награждают за то, что страдал;
Судьба, как в медалях, в суконных заплатах,
Так пусть на заплатах сверкает медаль!
Какая-то чушь, опереточность даже:
Гудит железяка… Кому ты нужна!
Но, чуткий и зоркий, стою в камуфляже,
Так надо, ребята. В России война.
Воюют, воруют… Не знаю, что хуже,
Но чую, что чудище прёт напролом;
Запомни, поэт, никому ты не нужен,
Сегодня в цене человек со стволом.
Плывут катафалки, в угоду кому-то…
Не дело пророчить – что ждёт впереди,
Но, видно, всерьёз расходилася смута,
За сивым туманом –
сплошные дожди.
И год високосный, и век високосный,
В кровавых разборках сошли все с ума.
… А я на отшибе. Привязан к насосной.
Со мной всё богатство – душа да сума.
Забывшись, уставлюсь в незримую точку
И светлые грёзы ловлю наяву, –
Черчу карабином на облаке строчку
И вентиль чугунный ромашкой зову…

Тудегешева Тайана (русское – Татьяна) родилась в Горной Шории (ныне Кемеровская область), в аймаке Усть-Анзасс, Таштагольского района. Окончила Московский Литературный институт им. Горького (В.Л.К.). Публиковалась в журналах «Огни Кузбасса», «Сибирские огни», «Наш современник», «Литературный Кузбасс», «Кузнецкая крепость», а также в антологиях «Поэзия народов России» (2008), «Русская сибирская поэзия XX век» (2000), антология сибирской поэзии «Слово о Матери» (2011), антология «Современная литература народов России. Поэзия»(2017). Стихи публиковались в газетах «Кузбасс», «Российский писатель», «Литературная Россия», «Кузнецкий рабочий», «Красная Шория». Автор поэтических сборников «Поющие стрелы времён» (2000), «Небесный полёт девятиглазых стрел» (2007), «По ту сторону шорских гор» (2013), «Элимай» (2013). Подготовила к изданию новый поэтический сборник. Член Союза писателей России (с 1999 года). Лауреат премии Кузбасса, дипломант IX Международной литературной премии им. П.П.Ершова. Пишет на русском и шорском языках, живет в городе Новокузнецке.

СТРЕЛЫ ПРОШЛОГО
Чьи тайны храня, так земля одичала?
Чьи звёзды погасли на долгом пути?
Где горы и степи без края-начала,
Где небо – тайга, и следов не найти.

Откройте нам тайны, курганы Алтая,
Хранящие зорко историй страницы,
Чьё солнце затмила стрела роковая?
Кому салютуют посмертно зарницы?

Хакасии степи! О прошлом скажите,
Вы смотрите в небо менгиров глазами.
О братьях-алыпах*, быть может, скорбите
И плачете с ветром глухими ночами?

Чей глаc донесли нам священные руны?
О чём бубны Шории строго молчат?..
Курганы Абы** спят, их сны непробудны,
Лишь струи Томи́ о былом говорят.
Седая земля без конца и без края,
Чьи кони устали от панцирей-лат?
Мы гуннов ли эхо, чьё счастье устало,
Иль тюркского Эля*** печальный закат?

Года отшумели, струной отзвенели,
Под бубны шаманов и свисты клинков,
Под топот коней и поющие стрелы…
Умчались, исчезли в пучине веков.

Столетия канули в безднах туманов,
Спит мудрое Небо – свидетель тех лет!
Проснётся оно, когда из-за курганов
Польётся с Востока сияющий свет…
_______________________
*Алыпы – (шорск.) богатыри. – (Т.Т.)
**Аба – один из многочисленных шорских родов, основатель древнего городища Аба-Тура, позже переименован в город Кузнецк.
***Тюркский Эль – древнетюркский каганат, существовавший в VI–VIII вв.

НАД МИРОМ КРУЖИТ ВЕТЕР ПЕРЕМЕН
Все дни уйдут в безмолвие Времён,
Наш светлый день – он тоже канет в вечность.
Жар-холод лет сотрёт тепло имён,
Погасит пламя в душах пылких жён,
Развеет в душах лёгкую беспечность.

Цветенье юности сметёт унылый тлен,
Покроет пеплом боль людских измен,
Шаги влюблённых стихнут в склепах стен,
Над миром кружит Ветер Перемен.
Всё тленно будет… только Бог есть – Вечность.
17.04.2017 г.

БУРНЫЕ ВОДЫ МРАС-СУ*
(Перевод с шорского языка
Николая ПЕРЕЯСЛОВА)
Словно лебеди белые, быстрые,
Мчатся бурные воды Мрас-су –
В свете солнечном светятся искрами,
Разлетаются сочными брызгами,
То в горах серебрясь, то в лесу.
Не с тобою ль навек они связаны?
Не тобою ли были мне сказаны
Те слова, что упали в росу?

Мой любимый, ну где же ты, где?
О тебе всюду переживаю.
Без тебя, как в холодной воде,
Не найду я покоя нигде.
День и ночь всё тебя ожидаю,
Свою жизнь без тебя проживаю.
О тебе всё тоскую везде.

Распустила Мрас-су свои пряди
Через снежные, белые пади,
Торопясь укатить навсегда
К тем просторам, что тонут во взгляде,
Где деревья в печальном обряде
Провожают вдаль наши года.
И, как тёмные тучи повисли,
Надо мною тревожные мысли…
___________________
*Мрас-су – река, которая находится в Горной Шории (ныне в Кемеровской области).

СТАРУШКА-МАТЬ ОЛЕНЭ
В  юрте, вросшей в землю, будто бы навеки,
Пляшет, зарождённый предками огонь.
 В ней старушка - Оленэ прикрыла веки,
Вспоминая жизнь свою, как долгий сон.

Трубку курит, строя думы по порядку,
Но сбивая мысли, ветер кровлю рвёт…
Храбро пал её сынок с медведем  в схватке,
Обернулся соколом, улетел в полёт.

Что-то Шимельдеи – злобные метели
Рыщут возле старой юрты с давних пор.
Был бы сын –  батыр! – они б и выть не смели
В родовой тайге священных отчих гор.

По соседству с дедом Коспекчы-шаманом,
С детства Оленэ росла, текли года.
Срок пришёл: улетел он к звёздам навсегда,
Уж  очаг пустой, захвачен  малтырганом*.

Трубку вновь набив душистою махоркой,
Выдыхает думы–грусть она с дымком,
В дымоход небесный вглядываясь зорко,
Возращенья сына ждёт всю жизнь молчком.

Весь свой век старушка свято верит в чудо:
В то, что сокол-сын к ней с Неба прилетит.
Коспекчы, во мгле звездою став, «оттуда»
Путь-дорогу к юрте сыну озарит.

Одряхлела мать, покрылась юрта мхами,
Малтырган крадётся ближе с каждым днём.
Но… горит, горит очаг под небесами
Негасимой веры родовым огнём!
_________________________
*Малтырган – дикое растение, борщевик.

СПИТ СЕЛО УСТЬ-АНЗАС
(Шорское название поселения Оныс-пельтир)
Неказист, спит в низинах меж гор Усть-Анзас,
Но для сердца он – трон и прощальная плаха.
На земле этой каждый рождённый из нас,
Уходя за судьбой, возвращается к праху
Своих предков, что дали завет нам любить
Эту землю святую (осколок от  рая!),
Чтобы мы не смогли в суете дней забыть
Кров родной, в городах дни судьбы прожигая.

Свои юрты покинув, мы в дали ушли,
Бросив теплое Небо под божьим покровом.
Где от чёрных стихий духи нас берегли,
Там непознанный мир не был к детям суровым.
Вот притихли дома пред величием гор,
Сладкий дым очагов расстилается, тая…
Отчего же, смотрите, задумчив Таскол?
Почему же нахмурен Айган*, вдаль взирая?

Между двух гор священных несёт воды Мрас,
В беспокойных волнах, вглубь времён убегая.
Сквозь века проходя, беды видел не раз,
Потому так шумит, что душа в нём живая.
Здесь хранит память вечную каждая пядь
Беспокойных  столетий – забвенья страницы,
Здесь никто никогда не хотел умирать
Сам – от стрел огневых чужеземной зарницы.

Письмена-тропы скрыла тайга – ну точь–в–точь,
Как дождями записаны слёзные строки!
Мать-земля прячет смутного прошлого ночь,
Закрывая от взглядов историй уроки.
Мы вернёмся! Взойдём на Айган, словно в храм,
Как восходят на трон иль на плаху безмолвно.
Боль души, поверяя родным небесам,
Возвратимся к земле… и забьётся пульс ровно.
__________________
*Таскол, Айган – названия священных гор.

ВРЕМЕНИ СНЕГ
Падает снег, времени снег, заметая
Нашу давнюю юность…и сад в тишине.
Времени ль снег, вечности ль снег – я не знаю,
Вспоминаешь ли ты иногда обо мне?

Снег заметает время, даты и лица…
Но не может смести  твой задумчивый взгляд.
Мы в белом в цветенье черёмух...сад  снится,
Как вчера, а мне верится - сто лет  назад.

Падает снег! В прошлое миг наш стремится,
Без тебя длится вечно - судьбы снегопад.
Тихим светом он в память мою ложится,
В душу, цветом черёмух, снежинки летят.
12.06.2015 г.

ИЗ-ЗА МГЛЫ МЕДНОГРИВОЕ СОЛНЦЕ ВСТАЁТ…
Бог не дай пережить подлость друга. Сомненья –
Будто стрелы, смертельны. Кто выжил – поймёт.
Где мой конь боевой? Обуздаю в мгновенье
И умчимся туда, где орлиное племя живёт!

То ль с коня, то ль с меня полетят клочья пены,
Верный друг мой сорвётся в безумный галоп.
Прочь умчусь от предательств,
от горькой измены,
Предоставлю ветрам свой решительный лоб.

Мчи, мой конь, ты не знаешь, сердечные раны,
Тяжелей боевых ран – сжигают вдвойне.
Мчи туда, где пылают костры Чингисхана,
Лучше сгинуть в открытом бою, на войне.

Будем долго мы ехать горами, полями.
Мне бы к стану успеть...
Встал стеной дикий лес...
Если Вечное Небо спешит за войсками –
Нужно меткой стрелой мчаться наперерез.
Там сквозь узкие прорези древних туманов
Из-за мглы медногривое солнце встаёт.
Тучи всадников, грозных туменов*
Джиханги́р - покоритель Вселенной, ведёт.

Сотни тысяч подков пролетели над степью,
Под седым горизонтом сминая ковыль…
Взгорячив скакуна, я взмахну крепкой плетью,
И помчусь догонять незабвенную быль.

Там, в Орде, для различных мастей индивидов
Есть закон – честь бессонно на страже всегда!
Только где тут стояли шатры чингизидов?..
От дорог и от чести – не видно следа.
02.04.2017 г.
______________________
*Тумены – военные отряды численностью от 10 тыс. и более. Слово тумены производное от тюркского слова - туман.

СЛУЧАЙ ДЕДА УЛАБАША
За гору Кураган дед Улабаш ходил на охоту,
За Озуген-гору в тайгу ходил, девять дней ночуя.
Хозяин гор удачу ему дал, добычи дал много.
Обратно в юрту шёл. В небе две радуги встали.
Тогда гром-голос невидимый над горами покатился,
Эхом, лавиной - камнями покатился, так рассыпаясь:
«Скоро с вершин шорской тайги-глыбы
вихрь-ветер сорвётся,
Могучий ветер на вершины чужих лесов сорвётся,
Смерчем невиданным ворвётся на воды лесов разных,
Ворвётся, пригибая к земле миры народов разных.
Вечный Кудай*, наверху находящийся, грозным станет.
С чёрным внизу находящимся Айной** бороться будет.
Великая сила-битва от Неба-Земли начнётся.
Топот коней-аргамаков бессчётных слышаться будет.
Вода от дыханья коней бурунами ходить станет.
С земли, глубоко в небо, пыль-пепел поднимется тучей,
Серым дождём со снегом на землю упадёт, не тая.
Идущие высоко облака  разделятся резко:
На запад, далеко, где закат, поспешит половина,
Другая – на восток, на восход, к дому солнца
спешить будет.
Много народа большого упадёт глазами в небо,
Много народа разного упадёт глазами в землю,
Как чёрная тайга после чёрной бури лежать будут.
Потом Великая тишина придёт, долго жить будет…
Как птица Кыйгылык***, народ  выживший,
чудесным станет,
Другой – вслед за Айной, хвост волочащим,
уйдёт под землю.
Кудай, поворотив  прошлое, превратит  жизнь  –
в сегодня,
Потом,  поворотив  будущее, превратит – в сегодня,
Подобно солнечной птице Кыйгылык
мир сверкать будет…»
Внезапно неизвестный голос, вмиг как нить, оборвался.
Дед Улабаш на пень сел, кисет достал,
задымил трубкой,
Долго курил- думал, потом в нос забормотал сердито:
«Что только не услышат два уха в этом белом свете,
Что только не увидят два глаза
в этом  чудном свете!»
_________________________
* Кудай – Бог.
** Айна – нечистая сила.
*** Кыйгылык – чудо-птица, приносящая счастье и удачу

СУМРАЧНЫЕ МЫСЛИ
Ничего не начать нам сначала,
Не зови к себе вновь, не зови.
Я тебя на заре повстречала,
Ухожу на закате любви.

Ухожу навсегда, безоглядно,
За собою сжигаю мосты.
Солнце светит по-прежнему праздно,
Отчего-то погасли мечты.

В том краю, где восход мы встречали,
Лепестками усыпан был путь.
Вот начать бы ту жизнь нам сначала…
Только жаль, ничего не вернуть.
 06.04.2017 г.

НЕ ТРЕВОЖЬТЕ
Эта грусть в моём сердце огнём отгорела,
Затянулась бурьяном, травой-муравой.
На золе лебеда разрослась оголтело.
Породнилась с полынью, сплелась с трын-травой.

Уж меня не тревожьте, какое вам дело
До угасших, до срока, души- пепелищ.
В тех пожарах сгорело, что жизнь мою грело,
На развалинах счастья былого сон – тишь.

Вон там кедр, на горе, что стоит одиноко,
Вознесенный судьбою в небесную высь.
Его бури ломают, сгибая до срока,
Чтобы стал он, как все: «Высоты берегись!»

ПОД НЕБОМ РОДНОЙ СТОРОНЫ
(Перевод с шорского языка Анны ЗОЛОТАРЁВОЙ)
Под неба густым сплетеньем ветвей,
Под небом седым родной стороны,
Под кедра сплошным покровом ветвей,
Что хвою ронял века и века,
Осенней порой так сладостны сны –
Подушка из лап кедровых мягка.

Там горы стоят сквозь тысячи лет,
В обнимку стоят вкруг юрты моей,
Где отчий огонь и прадедов след,
Тяжелый ремень неслышно спадёт –
Как хвоя спадёт с кедровых ветвей –
С тебя мой родной, души моей свет.

Твой строгий ремень легко упадёт
На ложе мое и мы вслед за ним –
Пусть счастье тайком к нам в юрту войдёт,
Пусть вечности кедр роняет века,
Осенней порой так сладостны сны –
Подушка из рук сплетённых мягка.

МЧИТСЯ ШОРСКОГО РОДА АБА, МАТЬ-РЕКА…
У Томи́ берега, словно дум череда.
Это стражи! Суровы, как дикие скифы.
Охраняют покой... и течёт Томь-вода,
Пронося сквозь года позабытые мифы.

Воды мчатся сквозь время – столетний покров,
Огибая таскылы* волною упругой,
Унося быль Земли, глас народов, миров
Своей тайной подводной дорогой.

Никому не познать молчаливой волны:
В ней печали курганов, в ней прошлого знаки,
Потому, знать – языческим духом сильны
Те века, что исчезли в созвездиях мрака.

Берега! Им стоять, провожая века,
Сквозь шум древней реки слышны чибисов крики...
И о чём-то,о вечном вещает река,
Унося на волнах давних прадедов лики.

Мчится шорского рода Аба, Мать-река,
Моего незабвенного древнего рода,
Потому так священны Томи берега,
Что в них плещется вечная память  народа…
18.04.2017 г.
______________
* Таскылы – безлесые горы, сопки.

НЕЗАБВЕННОЕ ПРОШЛОЕ
Незабвенное прошлое, что ж меня кличешь?
Словно путник, устав на другом берегу,
Свой потерянный рай в моей памяти ищешь?
От того ли в покое я жить не могу?

Хоть горячая кровь ещё бьётся, играя
В моём раненном сердце, уставшем от гроз.
Я ещё не старушка, что век доживая,
Лишь дымит ветхой трубкой, храня угли грёз.

Мне ещё горизонты достигнуть под силу,
Ещё манит восход, озаряя мой путь.
Но средь праздника жизни ,что ж сердце заныло?
Это память так в Прошлое просит взглянуть.

Вижу, вольно раскинулись юрты, кочевья
Под уютным покровом прозрачных небес.
На ладони Земли мир степей спит в раздолье,
И долины густы табунами, как лес…

Вот вдруг молнии небо вспороли кусками,
Будто стрелами высей пронзая покой.
Вижу – хищные коршуны рыщут кругами…
И – Великая Степь всколыхнулась рекой!

Всё смешалось: скрип, стоны усталых повозок,
Клич в атаку, дрожь, гул обнищавшей земли…
Этот выжженный путь был для рода нелёгок,
Пусть редели ряды – мы столетья прошли!

Где утраченный край – колыбель всех народов?
Где род Соколов, Вечного Неба сыны?
Ищет ветер, курганы отцов меж таскылов,
Чтоб покрыть вечной славой отважные дни.

До сих пор слышу гулы Земли через Время,
Треск пожаров, стрел свист…
хрипы павших коней,
Как в закаты уходит орлиное племя,
Чтоб остаться в бессмертии доблестных  дней.

Ключ утерян! Пути! Те дороги не сыщешь,
Но я всё ж – в мир завещанный тропы торю.
Где могилы отцов? Гулкий ветер лишь свищет…
От того каждый день я с Былым говорю.
09.09.2014 г.

СВЯЩЕННЫХ НЕБЕС ВСЕ ДУХИ ДОБРА
(Перевод с шорского языка Анны ЗОЛОТАРЁВОЙ)
Священных небес все духи добра,
Сзывайте хозяев земель и вод.
Слетайтесь скорей! Настала пора,
Беречь сообща, хранить мой народ.

Мчась Млечным путём с начал и концов,
Как вихрь мятежный, со свистом летит.
Спешите сюда, чтоб землю Отцов
Очистить, вернув ей девственный вид.

А тех же, что мгла наружу гоня,
Злой силой влечёт из Чёрной земли,
Всех духов из тьмы, Дух Матерь Огня,
К себе притянув, бесследно спали!

Священных небес все духи добра,
На белых крылах в большой хоровод
Слетайтесь скорей! Настала пора
Собой озарять человеческий род.

ЖИВУ, КАК МОГУ
О прошедшем своём не жалею, не плачу,
Ростом не вышла – пустяк, не задача!
Ну и пусть, что не раз обходила удача.
И нищета обнимала в придачу.
Не жаль, что кони победы скакали мимо,
Взметая вихрь пыли, славой гонимы.
Стать мечтала любимой и необходимой…
На всё воля Неба – непостижима!
Эх, жаль очень, что песня любви не сложилась!
Которая б в души людей ложилась.
Сожалею, друзья мои, очень об этом,
Что песня – солнце осталась неспетой.
Жаль, что родина стала безлюдней, пустынней,
Напевов родных не слышно уж ныне.
Жаль, что дочь на руках никогда не качала,
Ей чёрные косы не заплетала.
Жизнь дорогу другую, мне предначертала:
Сынов поднимать, чтобы крепче стала.

Есть три сына, кедры – опоры! Много ль мало,
Ивушку - дочку судьба обещала.
Когда же, вдаль навеки уйду тихим ветром,
Вслед дочка заплачет, знаю об этом.
Живу в мире бренном, пусть отшельницей-птицей,
Бог надо мной, значит, песня родится!
16.08.2012 г.

МОИ СЛОВА
Моим словам, взлетевшим ввысь крылато,
Упавшим в ханство сонной глухоты,
Будить и звать к тому, что было свято,
Рождать надежды в радуге мечты.

Моим стихам, подраненным когда-то,
Под солнцем жить и возрождаться вновь,
Росток, собой пробивший бронь-асфальта,
Стремится к Небу на незримый зов.

Слова, слова... обвенчанные с грустью,
Задумчивы, как ивы над водой,
Что смотрят вслед волнам, спешащим к устью,
Моля им  путь, с неведомой судьбой.

Мои слова – услышаны от ветра,
От говора таёжного ручья,
Прошла я с ними жизни – километры,
Вы тоже к ним прислушайтесь, друзья.
05.11.2016 г.

ПО ТУ СТОРОНУ ШОРСКИХ ГОР
На поднебесных остроглавых вершинах,
По ту сторону шорских гор,
Меж каменных глыб, где даже ветер стынет,
На гольцах фиалки растут.

Они неприметны, скромны и невзрачны,
С незапамятных пор цветут,
Где воздух резкий, как лезвие бритвы,
Облака кромсает вокруг.

Ничто не взрастает, где скалы, курумник,
Неприступная глухомань!
Лишь фиалки, скучившись в россыпях дивно
Извлекают жизнь из глубин.

Их удел: только камни да дикий ветер…
Устоять, выживать, молчать,
Жить сконцентрировано, стойко на свете,
Дом незапертый сторожить.
Зачем им сказки – про анютины глазки,
Над обрывом грозных вершин!
Фиалки живут по таёжным законам,
В неподкупной аскезе гор.
09.09.2012 г. 

ЗВЕЗДА  КАЙСЫНА
         ... И нынче, неверье свое и сомненье
         Ногой отшвырнув, как разбитую глину
         Тебе я, грядущее, с грядки весенней
         Бросаю цветок чрез века и вершины.
                                     (Кайсын Кулиев)
Смотрел в грядущее, жил, помня путь солдатский,
О настоящем пел, волнуя времена.
Всевышним послан был Певец к земле  балкарской,
Испил с народом чашу - жизни он до дна.

Плечом к плечу шагал чрез годы испытаний,
С людьми он жил в лишеньях у чужих ворот.
О тёплой родине всё пел - в снегах страданий,
И твёрдо знал: звезда народа вновь взойдёт.

Ушел.  Идут вослед другие поколенья,
Все также неизбывен быстрый ход времен.
Мы в мир приходим и сгораем как поленья,
Не оставляя пепла в череде имён.

Звезда ж Кайсына светит, в вышине блистая,
Горит, нам в мире дольнем освещая путь.
Зовет к садам цветущим, устали не зная,
Зовет усталых нас, в дороге отдохнуть.

Земля живет, поля шумят под Вечным Небом,
И детский смех уносит эхо далеко.
Силён седой Кавказ сынами, солью - хлебом...
Но все ж - в уход поэта верить нелегко.

1.)Цветы – стихи,(в века!) что брошены им были 
2.)Цветы - стихи, что он развеял в мире
С весенней грядки чистых ароматных роз,
Те лепестки, домчал их ветер до Сибири
Через снега Алтая, в Шорию донёс.
03.08.2017 г.

ЗАГАДКИ ДЛЯ ДЕТЕЙ
(Перевод Николая ПЕРЕЯСЛОВА)

«ХОЗЯИН ТАЙГИ»
Он косолап и неуклюж,
но между тем – он очень дюж.
Он ловит лапой рыб из рек.
Всё видит, словно человек.
Он спит в берлоге до весны
и смотрит сладостные сны.
А люди, зная, как он крут,
«хозяином тайги» зовут!
При том – его не кличут вслух,
боясь, что он услышит вдруг…

А ну-ка мне, дружок, ответь –
как все зовут его?..
(Медведь!)

ЗУБАСТЫЕ ЗВЕРИ
Кто, пугая тишину,
воет в чаще на луну?
Кто охотится один,
по лесам, как господин?
(А порой и в стае он
затевает в чаще гон!)

Он живёт в лесу густом,
но похож на пса: хвостом,
мордой, лапами и жгучим
взглядом страшным и дремучим.
Кто с ним встретится – дрожит,
от него не убежит!
Их клыки – точь-в-точь иголки!..
Что за звери это?..
(Волки!)

ПТИЦА С КРАСНЫМИ БРОВЯМИ
Шелест слушая листвы,
Среди ягод и травы,
Птица вдаль бросает взгляд,
Брови красные горят!
Только солнышко взойдёт –
Птица сразу же поёт.
Песня очень хороша –
В танец просится душа!
Это так – самец подругу
Танцевать зовёт по кругу…
Чу! Кружит она за ним!
Не вспугните свадьбу им.
Эта птица видом – царь!
Эту птицу звать…
(Глухарь).

КВАКУШКИ
У воды, где вьются мушки,
Там гурьбой живут подружки.
Целый день слышна молва:
«Ква-ква-ква!» да «Ква-ква-ква!»

Никогда не наедятся,
Мошки вкусные любя!
Никогда не наглядятся
В отраженье на себя!

Глотки громкие – как пушки.
А зовут их все…
(Лягушки!)

НОЧНАЯ ПТИЦА
Что за птица злого вида –
На других всегда сердита?
Спит весь день в дупле она,
Ночь – во власть ей отдана.
В темноте она мышей
Ловит на краю опушек,
А вблизи у камышей
Ищет дремлющих лягушек.
А порой вдруг захохочет
Будто радости захочет!
Тут же горько вдруг заплачет,
От других тоску не прячет.
То ль пугает криком вдруг
Тех, кто прячется вокруг?..
У неё глаза – как блюдца,
На ногах штанишки вьются,
Точно глобус – голова.
Эту птицу звать…
(Сова!)

ПЛУТОВКА
Эта рыжая плутовка
Всех обманывает ловко,
Взгляд её невинно-прост,
А какой шикарный хвост!
Лес и луг – её владенья,
Для охоты ей с рожденья
Дан летучий, быстрый шаг,
Чтоб её не слышал враг.
Ночью – курочка ей снится.
Как её зовут?..
(Лисица!)