Юрий ЛОПУСОВ

* * *

Осенний лес прощается с теплом,
Поля ветрами и дождем омыты.
И на душе и чисто, и светло,
Как после Богом принятой молитвы.

Родник мне шепчет: «Наклонись, попей…».
Вода с лица смывает тень кручины.
За мой рукав цепляется репей,
Как человек за жизнь перед кончиной.

В лесу, вдали от суетной Москвы
Страшатся тишину нарушить ветры.
И шелест опадающей листвы
Напомнил мне о том, что все мы смертны.

Гляжу я вдаль с высоких берегов,
И мыслю: для чего живу на свете?
Я не прошу у Бога ничего,
Лишь только б знать – что будет после смерти?

Судьба моя с ольховым посошком
Бредёт по свету, как перо по свитку,
И тянет сквозь игольное ушко
Пустых забот и дней печальных нитку.

* * *

По небесным синим дорогам
Облака плывут чередой.
Облака – это выдох Бога,
Пролетевшего над землей.

Облака бегут век за веком,
И конца веренице нет.
Облака даны человеку,
Чтоб он помнил про белый цвет.

Это цвет чистоты и чести,
Непорочной ризы Христа,
Белоснежной фаты невесты
И мистической тайны листа.

Это цвет и пурги-завирухи,
И черемух, умытых росой,
И цвет савана вечной старухи
Со сверкающей в мраке косой.

Белый цвет – укротитель ночи,
С ним враждуют и нечисть, и ад,
И порочные черные очи,
И Малевича черный квадрат.

Вечный спор темноты и света,
И конца этой распри нет.
Но я знаю – без черного цвета
Был бы скучен наш белый свет.

ОДА РУССКОЙ ОСИНЕ

          «Пусть на сукина сына
          Страх наводит осина…».
          (из русского фольклора)

Осинка тонкая, ты проклята Россией!
По чьей-то прихоти и явно неспроста
Тебе ярлык повесили насильно,
Что тяжелей чугунного креста.

Мне не понять коварства сей причуды.
Но почему, во имя чьих идей
Тебя назвали «деревом Иуды» -
Мол, на тебе повесился злодей?

Какая ложь! Но что за ней таится?
Ведь знают все – кого ты не спроси:
Христа предавший – он на смоковнице
Покончил жизнь. Так Библия гласит.

Так почему тебя оклеветали,
И, словно под гипнозом лживых слов,
С проклятьем кол осиновый вбивали
В гробы вампиров, ведьм и колдунов?

Осинка бедная, уж ты хлебнула лиха,
Проклятий тени на тебе лежат,
И даже в день безветренный и тихий
Твои листочки от обид дрожат.

О, сколько нас, невинно пострадавших
И преданых проклятью без вины!
А сколь их – ушедших, не узнавших
Слов покаянья от своей страны?

Осинка русская, пред ликом поколений
Я снять с тебя проклятие берусь
И, преклонив перед тобой колени,
Молю: прости обманутую Русь!...

* * *

Гляжу ли я в бездонный омут неба,
Грущу ли, получив дурную весть,
Кормлю ли птиц, бросая крошки хлеба,
Я думаю о том, зачем я есть?

Как Бог велел, я сад взрастил ветвистый,
Построил дом и сына воспитал.
Но что со мной? Иль дух во мне неистов?
Иль я страстей больших не испытал?

Мне жизнь скучна. Минуты счастья редки.
Пилюлю жизни нечем подсластить.
Иль мне пора сыграть с судьбой в рулетку
И пулю-дуру в лоб себе пустить?

Иль в мир уйти, где станет другом ветер,
И ничего для сердца не желать,
И век свой тихо, скорбно доживать,
Смирясь с судьбой, как сказано в Завете.

* * *

Выйду, согбенный, в стужу
В старом чёрном пальто.
Я никому не нужен,
Мне не нужен никто.

Мне по душе ненастье,
Мне, как сестра, беда.
Был я когда-то счастлив,
Только не помню – когда.

Помню, я был повесой
И веселил весь свет.
Снятся мне бабы и бесы –
Спутники прошлых лет.

Кто возьмёт после смерти
Душу мою – не плоть?
Ангелы или черти?
Пусть рассудит Господь.

Мне ли жалеть о прошлом?
Жаль мне сегодня всех.
Жить в этом мире пошлом –
Самый великий грех.


БАЛЛАДА МИСТИЧЕСКАЯ

Итак, всё ясно: изменила…
Забудь привычную тропу.
И ревность мамонтовым бивнем
Пробила сердца скорлупу.

Мне остаётся лишь одно:
На шею камень и – на дно!

Прощай, редакция и зав!
Я должником у вас остался.
На шею камень повязав,
От всех долгов я отвязался.

Прощайте, лавры, гонорары,
Которых я не получил,
Прощай, язык – вражина старый,
Я врать тебя не отучил.

Прощайте, бабы, сучье племя,
Смесь тряпок, похоти и лжи.
Как я бездарно тратил время,
Когда одной из вас служил.

Я знал, что в бабах дремлет Каин,
Что счастье в жизни – до поры.
И час настал – на шее камень
И я лечу в тартарары…

…Мрак. Пустота. И вдруг я чую
Скольженье ветра, посверк звёзд.
И понимаю, что лечу я,
Что слева – норд, а прямо – ост.

А мимо – с гиком, криком, свистом,
Как озверевшие истцы
За продувным авантюристом,
Летят, кривляясь, мертвецы.

Один с удавкою на шее,
Другой сжимает в сердце нож.
Хрипит красавица, синея:
«Любимый мой, за что, за что ж?..».

Тот явно сгинул с перепою –
Кровавый зрак вместил луну.
А этот, видно, сбит волною,
Ещё сипит: «Тону…тону…».

Тела, что мчались рядом, были
Полупрозрачны, как дымок,
И звёзды, что под нами плыли,
Сквозь контур тел я видеть мог.

Загадка эта на излёте,
В конце пути открылась мне:
То были души – слепок плоти,
А плоть осталась на земле.

И хоть душа лишилась тела,
Но чувство – тяжелей свинца –
Теснило грудь. Душа немела,
Рвалась в предчувствии конца…

Вот финиш наш – седой Меркурий.
Душ – тьма, но очереди нет.
У Врат Чистилища, чуть хмурый,
Сам Пётр берёт всех на просвет.

Ах, суд Богов недолго длится!
Направив в груди священный блиц,
Пётр грозно рек: «Самоубийца?!
Ад примет всех самоубийц!».

Явился чёрт. Рогат, упитан.
На локоть перекинув хвост,
Зацокал по камням копытом,
Повёл нас через длинный мост.

Отверзлись чёрные ворота –
Стенанья, вопли, пламя, чад.
И слышал я, как рядом кто-то,
Вскричал, теряя разум: «Ад…».

И мы сошли под вечны своды,
И потекли в расплав свинца
Недели,
месяцы
и годы
Без дней,
      без чисел,
                   без конца…

Уж сколько лет в котле кипящем,
В геенне огненной горю.
И в полночь, все грехи творящей,
Тебе, блудница, говорю:

«Пока твой жребий жизнью скрашен,
Гуляй, греши, сгорай дотла.
Но только знай: удел твой страшен –
Я избран старостой котла…»

 

* * *

В карете счастья грубые поломки!
Ушла любовь… Но это – не конец.
Мне ночью в окна светит месяц тонкий –
В делах любовных дока, маг и спец.

Скажи мне, месяц, что это за мука –
Так жаждать встречи, что вскипает кровь?
И есть ли на святой земле наука,
Что может объяснить: что есть любовь?

Скажи, какое пламя сердце лижет,
Когда до боли смотрим на луну?
И если Бог призвал любить всех ближних,
То почему мы любим лишь одну?

Златой узор на небе чёрном выткан.
Лишь Бог такое в силах сотворить.
Скажи, не Он ли дал нам эту пытку –
Бездушную красу боготворить?

В конце ответь, печальный спутник мрака,
На тот вопрос, который всем венец:
Зачем страдать, любить, молить и плакать,
Когда всему на свете есть конец?

Вопросов – тьма. Но месяц вместе с ночью
Слинял в рассвет, не дав на них ответ.
И жизнь моя – сплошное многоточье,
Точнее, повесть, где финала нет.

* * *
Сиянье чёрных колдовских очей
Сравнимо лишь с мерцаньем звёздной ночи.
Но если утром тает мрак ночей,
То мрак очей и вечен, и порочен.

Скажи, Создатель, всё ли суета?
Зачем в любовь вложил Ты яда дозы?
Зачем атлас жемчужный живота
Ты увенчал соблазном чёрной розы?

Бесстыдство ласк не ведает границ,
И мне открылось тело сладкой новью,
И я познал искусство древних жриц
И яд ночей, отравленных любовью.

Под светом звёзд я пил сладчайший сок
Запретных ласк, безумств и дикой воли.
И цвёл в ночи прекраснейший цветок –
Меж юных бёдер чёрный треугольник.

Как трудно было мне её зажечь,
Но если вдруг она воспламенялась,
О, Боже, как лицо ее менялось,
Пьяняще-дерзкой становилась речь.

Она сто раз под звёзды улетала
И возвращалась, чтоб опять взлететь.
И мне порою сил недоставало
Набросить усмиряющую сеть….

Пройдут года. Я стану сух и груб,
Но не забыть мне средь житейской прозы
И розу алую полураскрытых губ,
И сладкий дух, и трепет чёрной розы.

* * *

Люблю я стрелки у часов,
Они бегут, бегут по кругу,
И каждый час без лишних слов
Они встречаются друг с другом.

Они, не замечая нас,
Спешат на встречу, не печалясь,
И каждый час хотя бы раз
Они целуются, встречаясь.

Пусть будет вечным этот круг!
И все мои печали меркнут,
Когда большая стрелка вдруг
Накроет маленькую стрелку.

Я б целый мир объял душой
И радость пил бы полной меркой,
Когда б я стрелкой был большой,
А ты была бы малой стрелкой.

* * *

Ах, участь среднего поэта!
Сгорю – не станут воспоминать.
Все позабудут… Мне на это
В загробной жизни – наплевать.

Мне суд людской не интересен,
Меня от денежной трухи,
От злобы, зависти и спеси
Любовь спасала и стихи.

Я не любил мужей учёных,
Больших постов, словесных драк.
Любил друзей, пивной бочонок,
Был другом кошек и собак.

Мой путь земной был не напрасен.
Я понял, быт перехитрив:
Нет ничего любви прекрасней,
И алый парусник – не миф.

Уж я готов к осенней жатве.
Другим свети, моя звезда!
Не завтра ли в земле лежать мне,
Простившись с Музой навсегда?

И на могиле, мхом одетой,
Пусть надпись высветлит луна:
"Ах, участь среднего поэта!
Сгорел, как яркая комета,
От песен, женщин и вина".

СОЛДАТ ИМПЕРИИ

«Вперёд! Вперёд!» - зовёт труба.
Как манит даль сквозная!
Куда ведёт меня судьба –
Один Всевышний знает.

Судьбе солдатской не перечь,
Мы справимся с бедою.
Мне по душе зелёный френч
И бляха со звездою.

Как славно быть – уж извини! –
Империи солдатом.
Нам не страшны ни янки, ни
Американский атом.

На час отставив ствол ружья,
Целую чьи-то губки.
И женщины спешат к мужьям,
Едва оправив юбки.

Но вот приказ нам свыше дан –
Спаси нас, Мать святая!
Ну, здравствуй, брат Афганистан,
Судьбу здесь испытаем.

Я выстрела не услыхал,
Мне пуля грудь пробила.
И вот судьбы моей финал –
Среди песков могила.

Так вот куда звала труба!
Скорбеть уже излишне.
О том, что так глупа судьба,
Мне не сказал Всевышний.

* * *

Мне тихий шелест стал ночами сниться.
Иль дуб шумит листвой на склоне дня,
Иль Бог тихонько шелестит страницей,
Склонясь лицом над Книгой Бытия.

В той Книге есть моей судьбы страница.
Что мне сулит Господь? Каков удел?
Быть может, завтра час пробьёт явиться
На Суд небесный, не закончив дел?

А может быть, сама любовь, как птица,
Крылом коснётся сердца моего…
Мне тихий шелест стал ночами сниться,
В нём скрыта тайна Бога самого.

* * *

Какое счастье видеть – ты мне рада!
Утратив веру, я опять воскрес.
Твоя любовь – великая награда,
И, да простит мне Бог, великий крест.

Твоя любовь была б великим счастьем,
Когда б не этот груз минувших лет,
Когда б не опыт – усмиритель страсти,
Когда б не знать, что вечных истин нет.

И что теперь? Начать всю жизнь сначала?
Разрушить кров, сжечь позади мосты
И строить дом у нового причала,
Дом на песке, где только я и ты?

Ну, что ж, рискнём! Любовь – небес награда,
И для нёё все средства хороши.
А для самой любви так мало надо –
Сорвать замок с тоскующей души,

Войти в свой сад, на грусть настроить лиру,
Рябины гроздь чуть-чуть прижать ко лбу
И ощутить свою причастность к миру
И благодарность Богу за судьбу.

* * *

О, жена моя! Ты – богиня,
Нерастраченна и чиста.
Я молю тебя, помоги мне
Причаститься твоим устам.

Ты прекрасная в объятьях Морфея,
Сон, как ангел, слетел на чело.
В шумном городе спящая фея,
Для которой не жаль ничего.

Сам Роден изваял твои бедра,
А улыбка светла и тиха.
Пахнешь ты молоком и медом,
Как ребенок, не знавший греха.

Обе груди – в них сладость початка –
Налитые упругой волной,
Как повздорившие волчата,
Отвернулись одна от другой.

Спи, любимая, счастье – в покое.
Ты нежна, как фиалка в росе.
Неужели возможно такое:
Ты проснешься – и станешь… как все.

* * *

          На могильной плите Франсуа Рабле
          высечена надпись: «Он ушел искать
          великое «БЫТЬ МОЖЕТ»

Нам в мир иной свой скарб не уволочь.
Здесь остаются деньги, девки, дачи.
И женщина, с которой делишь ночь,
Тут остаётся с глупостью в придачу.

Что мы берём с собою в мир иной?
Лишь горечь мысли, пережившей тело:
Зачем нам Бог дал жизнь, как дар святой,
Но не сказал, что с этим даром делать?

И, не постигнув этой жизни суть
И века смысл, что был бездарно прожит,
Уходим мы в последний долгий путь
Искать средь звёзд великое «Быть может».

Вернуться на главную