Сергей ЛУЦЕНКО (Воронеж)

НОЧНОЙ ПОЛЁТ

(Из новых стихов)

НОЧНОЙ ПОЛЁТ
Дорога хрипит не о нас ли,
Черней чем погибель сама?
Закатные тучи погасли
И в сердце вжимается тьма…

Стою у окошка упрямо,
Справляю тоски торжество –
И гулкого Космоса яма
Сквозит у виска моего…

О Боже! Я весь пред тобою.
Что ж ночь непомерно долга?..
В пространство лечу мировое –
И нет надо мной потолка.

В пространство лечу грозовое,
Мне есть, что Ему рассказать.
Но Гончие Псы, злобно воя,
Из рук вырывают тетрадь.

Эй, стражи, вы больно суровы!
А ну-ка замолкните, цыц!..
Ушли подобру-поздорову,
Оставив десяток страниц.

Изодраны, спутаны, смяты,
Все в пене от звездных клыков…
Я Богу тяну виновато
Ошмётки вчерашних стихов.

А Он улыбается тихо,
Смирив мою гневную грусть,
И ангелы пьют под шумиху,
Читая стихи наизусть.

РАНА
1
Иду на ощупь, замедляя шаг.
Ноябрь из подворотен, словно враг,
Глядит угрюмо и, смеясь в сторонку,
Из чёрных листьев лепит похоронку.
Прощай, тепло! На долгий срок прощай.
Так старый друг уходит невзначай…
А новый – кто? Его просить трикраты.
«Бог в помощь», – шепчет фарисей проклятый.
Тоска… Она, куда ни повернись,
Карманницей обшаривает тихо.
Шатается по переулку Лихо –
И вспрыгивает на карниз…
Куда идти?..

2
Не ведаю, что станется со мной.
Беде не вижу ни конца, ни края.
А вечер захлебнулся алой мглой –
И в судорогах бьётся, умирая…

Не ведаю, что станется со мной.
В худой суме ловлю щепотью крохи.
А месяц истекает желтизной –
И грязью заплывают все дороги…

Оглохший мир тоской предсмертной сжат,
Но недоступна веха межевая.
Зияя, словно рана ножевая,
Запёкшиеся сумерки дрожат.

ЧУЖАЯ БУРЯ
Бьёт с налёту ветер ледяной,
Землю рвет железными когтями.
Всё вокруг усеяно костями –
Порослью поверженной лесной.

Ветхий вяз ворчит, суров и крив,
Стройный клен, пытаясь удержаться,
Заполошенно зашёлся в танце,
На затылок шапку заломив…

Не сдавайтесь, милые! Я сам
Задыхаюсь, темь кляну рябую.
Страшно затянувшаяся буря
Бьёт меня по сердцу, по глазам…

Выстоять! Врасти покрепче – и
Ни огня, ни ветра не страшиться,
В это чернолесье вжаться, вжиться,
Заглушить чужие колеи!

Я ведь сам, как этот хмурый лес,
Я с Россией каждой жилкой сросся.
Век-вражина! Смрадной бурей бросься –
Ничего не сделаешь, наглец!

Ничего не сделаешь, пока
В мире есть исконное, родное –
Подо мной земля, а надо мною
Эти дымы, эти облака…

БЛАГОСЛОВЕНИЕ БЕЗДНЫ
… и да благословит тебя благословениями
небесными свыше, благословениями бездны,
лежащей долу…
Бытие.

Благословение бездны,
долу светло лежащей,
Долго ли, слышишь,
Ждать тебя на Руси?
Вспышки ночами –
Чаще они, всё чаще:
«Господи! Грешный свой мир спаси!».

В церкви стреляют –
что же запястья в гирях?
В школе стреляют –
всё по моей груди!..
Не замыкайся, Господи,
в междумирьях –
И Апокалипсис отведи.

Падают звёзды.
Тянутся вдаль дороги.
Должен ли мир погибнуть,
Разве он – тьмы оплот?!
Что же так долги слёзы,
Что же так злы тревоги?..

Божий завет подъемля,
Радуга вновь встаёт!

СТАТЬ БЫ ПЕСНЕЙ
Слово к слову, строчка к строчке,
Книжка к книжке – на постой…
Придираться к каждой точке,
К каждой глупой запятой!

Стать бы песней, песней стать бы,
Русской песней золотой –
И на проводы, на свадьбы
Залетать издалека
(То ли горько, то ли сладко –
Не поймёшь наверняка, -
До озноба, до украдкой
Изморённого платка)…
Стать бы песней вековечной,
Чтоб не смог сдержаться – эх! –
Каждый встречный-поперечный,
Каждый русский человек;
Чтоб ведущий новомодный
И филолог-голова
Доказали дважды два:
«Это – музыка народная,
Народные слова!..».

Гром оваций – слушать страшно!
И уже который раз,
Седовласый и вальяжный,
На поклон выходит бас.
А поэт, одетый бедно,
Заглянул в чудесный зал
И, дослушав, незаметно
В синих сумерках пропал…

*  *  *
Опять в расстроенный кредит
Октябрь поглядывает косо,
И по-старушечьи кряхтит
Слепая, хроменькая проза…

Рвануть бы нынче напрямик,
Рвануть, буксуя на пределе, –
И заложить за воротник,
И сгинуть до конца недели!

Без каверз и без закавык
Полями долгими шататься
И на распутьях заревых
С терновой порослью брататься…

Но хмыкает сосед: «Шалишь!..».
Ему привычней и вольготней
Шуршать бумагой, словно мышь,
На дне чернильной преисподней.

* * *
Ты смотришь в глаза по-собачьи прилежно:
«Когда же уймутся лихие метели?..».
Мой зверь лопоухий, наивный и нежный,
Какие над нами года пролетели!

Упали они сединой неотвязной…
Ну что ж, собирайся, вздыхая спросонок!..
Отвыкший от будней, метельный и праздный,
Спит город – усталый, капризный ребёнок.

А что, если к лесу? Неплохо, пожалуй.
Чуть-чуть потоптаться – хотя б над опушкой.
Сгущаются сумерки мало-помалу
И месяц висит новогодней игрушкой.

Ладони замёрзли (домой не пора ли?),
И лапы озябли (какие обиды?).
Обманны, увы, января пасторали,
Но мы не сдаёмся – и, стало быть, квиты.

Рассыпались звёзды – хмельные осколки,
В сиреневой мгле коченеют сороки.
Пускай тебе снятся у праздничной ёлки
Весенние, долгие наши дороги…

* * *
В ткань заката не вплести сто дорог,
Не собрать по лужам лунные слитки…
 Ветер плачет, как побитый щенок,
Притулившись у холодной калитки.

А не ты ль вчера, бедовый, был рад,
Заложив за воротник морось-копоть,
Перещупать все домишки подряд
И деревья по щекам перехлопать?

Эх, сейчас бы в то окно между крыш –
Пить вино и напевать под гитару!..
Час-другой и, право слово, глядишь,
Заскулить с тобой придётся на пару.

* * *
Холодеет, немеет душа
От несметных невзгод и обид…
Ветер ломит в окно, дребезжа,
И ноябрь у крыльца моросит.

Он стоит, сторожа непокой.
Что ему твоя слёзная жаль,
Если этой железной тоской
Замыкается тёмная даль?

Что же завтра? Не всё ли равно.
Та же муть, та же мгла у двора,
Тот же дождь, тот же ветер в окно
И глухая усталость с утра…

Надо жить, затаиться – и жить,
Никого ни о чём не прося,
И молчаньем своим дорожить,
Потому что сдаваться нельзя!

Затаиться – и крепнуть во мгле,
Словно дуб, словно дуб молодой,
На неласковой этой земле –
Пока луч не слетит на ладонь…

НА ЛЫЖНЕ
Встаю на лыжи – через двадцать лет!
Получится ль? Тревога беспричинна…
Как будто ты юнец, а не мужчина!
Да неужель овражная морщина
Тебя страшит – и грозная кручина
Метелью затмевает белый свет?!

А вот и нет. Стремительно бегу
И палками помахиваю ловко
И двадцати унылых лет уловка –
Всего лишь тень на утреннем снегу.
Тропинка между сосен и берёз
(Верней, лыжня. Как слово это звонко!)
Разматывается бечёвкой тонкой,
Двойной струной, к которой мир прирос.
Бегу, бегу. Уже блаженный пот
Струится меж лопаток жарко, вдосталь,
По лбу стекает. (Минус десять.) Просто ль
Собой владеть, побыв и над, и под?
Лупила жизнь наотмашь – получай!
И не сосновой лапкой – крепко била!..
И смертно было. И победно было.
И счастье настигало невзначай...
Бегу, бегу. Задумчивые сосны,
Сорочий след и свет – мои друзья.
И вьюги, и стремительные вёсны
На круги возвращаются своя!
Жизнь впереди. Не может быть иначе.
Она как эта долгая лыжня –
То в яр, то к небу. Радостно и зряче
Распахнута окрестность для меня.
Вот просеки сошлись – их угол прям,
И зримо твёрд, и разуму подобен…
А солнце заплутало меж сугробин –
Смеясь, скользит по бархатным краям…

Да будут чувства так же осиянны
И через миг, и завтра, и всегда! –
Пусть полные подснежников поляны
И гордые большие города,
И снег, и разомлевшие березы
В душе сойдутся смело и светло;
Пусть будет мальчуган звонкоголосый
Дышать на озарённое стекло
И через двадцать лет, и через двести –
И ждать, и знать: промчатся пять минут,
Вбегут друзья – и радостно, все вместе,
Они в места заветные пойдут.
Пойдут в поля, шумящие по-русски,
Пойдут в поля, где зреет русский хлеб –
И звонкий смех, и песни тихой грусти
Не отзвучат вовеки на земле…

ПОЗЁМКА
Позёмка
             день и ночь
                          метет…
И день и ночь
             летит
                          позёмка…
Ну, чем ещё тебе помочь,
Друг ветер, плачущий негромко?

Вздыхающий так древне – и
Так ласково и обречённо
Над ветхими деревнями,
Над каждой бусинкой точёной?

Проходит все…
Поплачь, поплачь
Над тем, чему помочь не в силах.
Спит праведник и спит палач
В соседних сумрачных могилах.

Но знает Бог, что всё не зря –
Тому, кто прав, навстречу выйдет…
Летит
             позёмка
                          декабря,
Но видит Бог…
Надеюсь, видит…

САЛЬЕРИ
Ты, Моцарт, Бог.
                  Пушкин
Чёрте где всю ночь проведши,
Зол, всклокочен и небрит,
Он с улыбкой сумасшедшей
О беде своей твердит.

Не дает ему покоя
В сердце вросшая змея.
Он твердит одно, пустое:
«Моцарт – Бог. А я? А я?!».

И томится он в бессилье,
И слюною брызжет он,
Хоть давно уже в могиле
Моцарт видит сотый сон…

Флейта нежная запела!
Друг он все же? Или враг?
Яд, не яд?
Какое дело
Нам до всяких древних врак!

Что же так летуча эта
Злая сплетня-белена,
Если музыки и света
Вся Вселенная полна?!

Ливень ластится весёлый
И Эол к цветку приник,
Всюду – Моцарта глаголы…
Засыпай скорей, старик.

Но – скрипят ночные двери
И отчаянно, навзрыд
Помешавшийся Сальери
Все о Моцарте твердит…

ПОДКОВА
Выбираю глухие пути
И в смятенье глубоком
Все надеюсь подкову найти
Ненароком.

Может, дряхлая лошадь столетье назад
У заветной криницы
Обронила подкову – и взять
Не склонился возница?

Может, ночью скатилась в траву
По-разбойничьи, скрытно?..
Я шагаю, тоскую, зову,
А удачи не видно.

Чистокровный, ответь!
Отзовись,
захудалая кляча!
Или взвыть мне по-волчьи в холодную высь:
«Где удача?!».

Разве мало я песен сложил?
Разве так они плохи?
Иль не те облака сторожил,
Грел не эти дороги?

Ничего не пойму, ничего!..
Не ответит никто мне
Отчего зыбок свет кочевой
И слова словно комья…

* * *
Сосны. Ветер. Мартовский свет.
Колокольные звоны в кронах.
Сколько лет, одиноких лет
Я бродил по земле влюблённых!

В завихреньях февральской тьмы,
В круговертях лесов и улиц –
Разминулись в пространстве мы
И во времени разминулись.

Но ложится на сердце март –
И срастаются судьбы наши…
Пусть от горечи всех утрат
Мы не можем дышать иначе! –

Что с того? Пережив невзгодь,
Ветви снова в лазурь взлетают
И, встречая родной восход,
Так объятья свои сплетают!

Так сплетают, как будто сил –
Преизбыток, и всё больней им…
И стоим мы среди могил,
И разнять своих рук не смеем.

СПАСЕНИЕ
Я хотел бы умереть легко, в лесу,
Когда Осень паутинку на весу
Держит – и, ладонью заслонясь,
Смотрит на серебряную вязь.

Я хотел бы, слыша радостную весть,
На сосновый тёплый пёнышек присесть
И заслушаться (а облако летит).
И задуматься (а сердце не болит).

ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА ШУВАЕВА
Плачет, не веря в твое новоселье,
Плачет синица…
Как тебе спится под этой метелью,
Как тебе спится?

Помнятся ль песни, костры, километры,
Недруги, други,
Волны донские, байкальские ветры,
Волжские вьюги?

Не одолжиться – взаймы ни мгновенья,
Не надышаться!
Годы проносятся призрачной тенью,
Годы кружатся.

В песнях останутся нежность и смелость,
Ярость и жалость…
Как на земле и любилось, и пелось,
И горевалось!

Вот – и земное тебе отоснилось
С лаской, бедою –
И к твоему изголовью склонилось
Небо седое…

ОЖИДАНИЕ
Тройная радуга повисла
Над сёлами и над садами;
Полна таинственного смысла,
Тройная радуга повисла
Над городами…

А на востоке
Тучи, тучи, –
Ущелья, кручи –
И оттуда
Печально Бог-Отец могучий
На землю смотрит
В жажде чуда…

* * *
Мерещится шёпот ли, стук ли –
Не бойся, здесь повод иной:
У клена колени распухли
От сырости этой ночной.

К стеклу он приник сиротливо:
«Пусти, мол, погреться! Авось
За нашей беседой счастливой
Поправится старая кость!

В фуфаечке дряхлой и дряблой
Не очень-то жизнь хороша…
Душа моя тоже озябла,
Ты слышишь, озябла душа?..».

Изволь. Открываю свой кров я.
В руке моей свет, а не плеть…
Но мне, когда рыщет злословье,
Кто душу согреет, ответь!

Входи. Мы с тобой не чужие.
Присядь за мой столик простой.
Припас для озябшей души я
Июльского солнца настой…

* * *
Старое осталось позади.
Новое пока ещё в тумане.
Сколько бы ни выпало метаний,
Своего мгновенья, сердце, жди.

Жди – на выжженных степных распутьях,
Жди – в лесной заснеженной глуши.
Не горюй, не сетуй, не спеши –
Стрелки добегут, не обмануть их!

Каждый миг – он твой, и счастье в нем.
Оглянись: возможно ль быть не в духе,
Если куст, наивный, лопоухий,
Полыхает розовым огнем?

И поди спроси: «Зачем цветешь?» –
Не ответит. Что ему морока!
Он несет светло и одиноко
Эту неразгаданную дрожь…

У него учись, у всех, кто чист,
И не опускайся в тину злую,
И люби, люби напропалую
Всякий стебелек, и шип, и лист!

Верь – и будет счастье. Будет, знай,
Сколько бы ни выпало страданий.
Соловьи твои пока в тумане,
Но в ладони дышит юный май…

* * *
Спасибо, Господи, Тебе
За сполохи осенних дней,
За каждый вешний Твой побег,
За лето Благости Твоей…

Дышу Тобой! Пусть даль мутна,
Пусть налетает ветер, лют –
Не зря в лихие времена
Псалмы Давида к сердцу льнут.

Колеблюсь в вере – не отринь.
Клонюсь в унынье – поддержи.
Как сладко, Господи, аминь
Шептать в полуночной тиши!

Прими, прими мой дар простой,
Прими, прими мой бедный стих.
Пребудь сияющей звездой
Средь хлябей яростных земных.

Тернист мой путь. Мой дух уныл.
Но Ты, идущий по водам,
Бог добрых сил, Бог светлых сил,
Веди меня к Своим вратам!..

И – радость ширится, как песнь,
Встаёт, как зарево в степи!
Пошли, Господь, благую весть,
Любовью душу укрепи.

* * *
Пламенела заря на ветру,
Полыхала кистями рябин,
Целовала меня поутру
И шептала, что я не один.

Грохотали вдали поезда
И темнела душа от тревог
И ложились на плечи года
Неприкаянной пылью дорог…

Я во снах, где царят соловьи,
Где мой сад опьяняюще бел,
Видел жаркие губы твои –
И опять дотянуться не смел!

Но развеялся юности чад.
И осталось: глядеться во тьму,
Где метели баюкают сад,
Седину навевая ему.

И осталось: простить, кто не прав,
Всех простить, до единой души,
И учиться у веток, у трав,
Обмирающих в снежной глуши…

* * *
Под пенье сиверко весёлого,
Назло зачинщику апрелю,
Луна из луж лакает олово
И утирается метелью.

Скривив с похмелья злую рожицу,
Морозец, крадучись садочком,
Суёт иголочки под кожицу
И тихо щёлкает по почкам.

Внимая вести непроверенной,
Деревья все насторожились.
Один лишь дуб самоуверенный
Стоит, по-стариковски жилясь…

Я истомлён упорной жаждою,
Я измождён болезнью редкой:
В ладонях отогреть бы каждую
Не расцветающую ветку!

Да, видно, в путь пустился поздно я
По неразгаданному следу –
И торжествует мгла морозная
Свою последнюю победу…

Что ж, кроме варева кромешного
Тебе и крыть сегодня нечем?
Запомни: ветви сада вешнего
Сквозь пальцы расцветут под вечер.

СОСНЫ ЖДУТ
Те же сосны – может, чуть пониже –
В юности шумели надо мной.
Те же ветры шарили по крыше,
Те же звёзды лили свет родной…

Что же изменилось? Отчего же
Я вот так потерянно стою?..
И мерцают мартовские лужи,
И дрожат у мира на краю.

На земле, печальной и прекрасной,
Сколько остаётся мне дорог?
Неужели в горести напрасной
Я теперь до срока изнемог –

И не будет ни любви, ни смеха,
Ни стихов, ни ярости, ни слёз?..
И грохочет сумрачное эхо,
И слетают годы под откос…

Погоди, ещё воспряну! Видишь –
Это сосны выстроились в ряд.
Все они, из дому только выйдешь,
О Дороге вдруг заговорят.

* * *
Избранность, не избранность – не знаю,
Ничего не знаю, не пойму.
Лучше постою тихонько с краю,
Убежденью верен своему.

Буду верить в ласковое Слово,
В яростное Слово – только тронь! –
Чтобы расцветала даль кострово
И века слетали на ладонь…

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную