Давно это было. Так давно, что деньги того времени превратились в навоз, а навоз, фекалии дьявола, стали теперь деньгами.

Освободилось  в раю,  значит,  должность одна – одно кресло свободным стало. Ну, сместили кого там, или в  звании понизили за использование служебного положения в корыстных целях, не знаю, врать не стану. Только спустился Михаил Архангел, святой такой есть – наместник Бога в раю, на грешную землю, ну и пошел он подходящею кандидатуру искать.

Ходил, ходил, – нет, не попадаются праведники. Один работает, спустя рукава, другой со службы гвозди тащит, третий – винцом  балуется. Опечалился Михаил Архангел, думает про себя:– «Напишу-ка  я Богу докладную записку, мол, так-и-так, нет на земле достойных для замещения вакантной должности, испаскудились люди, пора их атомным пламенем спалить и новые семена посеять».

Подумал только он так, смотрит – на взгорье мужик с сохой ходит. Удивился райский служитель – что такое? Вокруг техническая революция, трактора-компьютеры, а тут мужик с сохой допотопной мается. Ну и спрашивает мужика того:

– Чегой-то ты тут на пашне топчешься, от дела, что ль лытаешь? – и смотрит так подозрительно из-под руки.

Мужик поднял голову, глядит – начальство вроде: голос строгий, да и на лицо белый, ну и пошёл правду чесать. До каких, мол, пор я здесь буду дело пытать – огрехи за трактором исправлять? И показывает рукой на пашню. Смотрит Архангел: – да, действительно, борозды какие-то кривые, загогулинами. Это те, которые винцом балуются, на стосильной технике от дела лытают. А мужик непьющий был, совестливый – ну, и правит чужую работу. Не может равнодушно на безобразия смотреть.

Вот это удача! Михаил Архангел даже присел на борону, которую ещё с прошлого года здесь, в поле, оставили, и говорит:

– Сядь рядышком, перекури пока!

– Да не курю я! И времени нет рассиживаться – посевная скоро!

– Ну, ничего, ты сядь, посиди. Рано еще сеять-то, заморозки ожидаются.

– Это что, метеосводка, что ли такая?

– Да-да, небосводка!

Ну, сел мужик, вытянул ноги – хорошо-то как! Она, работа, завсегда к земле тянет.

Сидит он. Вроде, подремывает. А Михаил Архангел тем временем продолжает:

– Что ты тут за сохой-то мучаешься? Видишь, как упрел, чужие грехи исправляя. А у меня к тебе предложение есть, должность одна освободилась, значит. Человек нам нужен, а людей нет. Кругом, извини, свиньи какие-то! Всё землю друг под другом роют, глаза к звездам не поднимут. А ты нам подходишь, не такой ты, да и анкета у тебя приличная и характер золотой. Служба у тебя будет легкая, представительная. Вроде, как в президиуме сидеть будешь – и заботы никакой. Так что соглашайся.

Мужика тут, как сапогом вдарили. Враз сон-дремоту вышибло.

– Эк,  куда он махнул! В район что ли? Спасибо, товарищ начальник, за доверие! С граматёнкой у меня – не того. Семь классов только, да и то больше в коридоре, не справлюсь.

– Справишься, справишься! Нам только присутствие надо. Рай будет, а не жизнь!

– Во, чудак! – думает мужик. – Разыгрывает что ли?

А Михаил Архангел тем временем  и продолжает:

– Ты, – говорит, – не пугайся только! Я оттуда, – и пальцем, и глазами в небо указывает.

– Это что, с области что ли? – спрашивает мужик.

– Архангел я! – улыбается Божий посланник. – В рай тебя взять хочу. Вот я сейчас из тебя душу выну, и будешь ты в раю вечном блаженствовать. Кущи  там всякие, птицы поют.  А тело твоё трактористы найдут вечером. Пойдут домой, и найдут в борозде: – инфаркт был, и – никаких подозрений. Похоронят честь-по-чести. Скажут: – На трудовом посту  умер. Долго помнить будут, – ну и сделал он огненный знак рукой, вот так, как будто спичкой о коробок чиркнул. Сделал, значит,  он знак, – херувим явился с крыльями, вроде большой бабочки, а с лицом младенца – душу сопровождать.

Мужик, хоть и атеист был, но от страха даже поперхнулся.  

– Не тронь меня, – говорит, – начальник! Дай к посевной с полем управиться, а там придёшь. Не к спеху ведь…  

– Ну, ладно, уговорил! – согласился Михаил Архангел. Действительно, поле-то в порядок привести надо. – Трудись!  После поговорим. – и растаял в воздухе. И херувим с  ним тоже пропал.

– Во! – думает мужик, – сон-то чудной какой!  Разморило с  устатку!

Берёт соху в руки, вожжи, и пошел делать свое дело.

Проходит день, другой, третий.  Мужик и забыл совсем о том случае: приснилось и приснилось.  Мало ли во сне, что увидишь?

Пашет мужик на последнем поле последнюю борозду. Солнце на вечер перевалило. От пашни дух горячий поднимается. Дрожит марево впереди, как будто вода закипает. И идет по той воде человек, странный такой, в длинной белой рубахе и босиком. Скользит, как будто ногами земли не касается, а лицом похож на того самого начальника, который его уговаривал в рай переселиться.

– А, чёрт! Мерещится всякое! – и рукой стал глаза протирать.

В это время что-то громыхнуло легонько так,  к дождю вроде.  Опустил мужик руки, видит -  перед ним тот самый человек стоит, но уже в костюме и при галстуке, а  на ногах туфли модные блестят. Пылинки не увидишь.

– Бог на помощь! – говорит. – Дела-то все кончил?

– Да управился я, – говорит мужик, и выдернул соху из борозды. Стал лошадь распрягать.

– Ну, вот и хорошо! Сейчас со мной в рай пойдешь. Хватит, намучился ты на земле за «спасибо» работать. Уговор-то помнишь?

Мужик  так и опустился рядом с сохой:

– Благодарю, – говорит,– за доверие! Только как  же  я землю пустую-то оставлю. Засевать пора.  Вон и гром громыхнул, к теплу, видать, к дождю.

– То не гром был, это ты чёрта не к месту помянул,  вот и разряд атмосферного электричества вышел. Борьба противоположностей, как у вас это…,  диалектикой называется, что ли? – поправил двумя пальцами галстук, скрестил руки на груди и смотрит на мужика. – Зачем  тебе, – говорит, – сеять? В раю и так все есть. Да и с техникой колхоз сам без тебя управится.

– Управится-то он, управится, да что она, техника, без души металлолом один. Вот и агроном наш на курсы повышения уехал. Кто же лучше меня знает: – когда, где и что сеять?

– Я слышал, РАПО у вас организуется, сельхозуправления разные, – вставил Михаил Архангел, – вот оно и даст ценные  указания вашим механизаторам.

– РАПО-то РАПОМ, да сам не будь дураком! – говорит мужик. – Вот посевную проведем, тогда и прихода. Легче с землей расставаться будет. Поле-то пожалей!

Вздохнул Михаил Архангел, но делать нечего, растворился он в воздухе, только духами  заморскими потянуло.

– Вот-те на! – думает мужик, – сны на ходу стали сниться. Перетрудился маленько, баньку надо протопить, да и в постели отлежаться… Может и пройдет сон этот.  

Пока сев, то да сё, закрутился мужик –  гость его из головы и выскочил.

По случаю досрочного выполнения плана посевной, митинг был. Речи всякие произносили. Заслушался мужик. А в это время ему, мягко  так,  кто-то ладонь на плечо и положил. Оглядывается мужик, – знакомый его стоит, только теперь в рубашке простенькой на выпуск, да в сандалиях на босу ногу, вроде,  из соседнего села по обмену опытом приехал. Моргает мужику, – давай, мол, отойдем в сторонку, потолкуем.

Мужику делать нечего, отошли в сторонку, сели на лавочку. Михаил Архангел и говорит:

–  Слышал я, слышал, как ты на посевной-то трудился. Документы, говорят, тебе к награде делают. Это хорошо. Не обманулись, значит,  мы в тебе.  Собирайся! Дорога, она хоть и не дальняя, а спешки не терпит. С долгами рассчитайся. Деньги у тебя есть – премию получил. Родственникам, что надо прикажи, вон зятю-то опять вожжа под хвост попала, прости Господи, закрутился парень. С соседями попрощайся – когда ещё ты с  ними увидишься…

– Ну, всё! – думает мужик. – Хана! Теперь не вывернуться.

А кругом хорошо-то как:  травка после дождя молодая полезла, сирень шапкой цветет.

 – Надо, так надо, – говорит, – только должен ведь я плодами своего труда насладиться,  Картошка поспеет, огурчики там, да и хлебушка из нового урожая отведать хочется. Ведь сказано в Библии, что человек должен свой хлеб добывать в поте лица своего. Вот пот у меня был, а хлеба я еще не видел. Справедливо будет,  если я переселюсь в рай, а плодов своего труда, как говорится, не вкушу?

– Да нет, я не настаиваю, – замешкался его гость, – только ведь свято место пусто не бывает. Ждут тебя там.

– Куда я денусь? – приободрится мужик, – уберем урожай,  сдадим хлебозаготовки государству, семенной фонд в закрома засыплем, праздник на селе сделаем, вот тогда и приходи. Зимой, наверное, в раю xopoшо, и о топке  беспокоиться не надо,  а то у нас здесь с углём туговато: – лимиты!

– Ну, что ж, – пожал ему руку Михаил Архангел, – вечность, конечно, подождёт, а мне пора. Вечереет.  Звезды зажигать надо. – И он, поднявшись,  пошёл прямо через огороды в сторону  реки, туда, где белым паром омута исходили. Да так и растаял в тумане.

Хоть и длинён летний день, а пролетает, как миг один. Вот, вроде отсеялись недавно, а уж хлеба налились тугим золотом, колос позванивает: – поспел, значит!

Медленно потянулись, размахивая крылатками жаток, комбайны, неуклюже переваливаясь с боку на бок, как утки ожиревшие. Машин понаехало, – уйма! Ток расчистили. Подмели веничком, как горницу. На общем собрании заведующим током нашего мужика выдвинули, честный, потому что. Ну и пошла-закрутилась работа. Спать некогда. Везде глаз нужен, учет строгий.

Как не суетись, не бегай, а последний разговор с пришельцем из головы не выходит.

Убрали пшеницу, ячмень, уже и до проса руки дошли. По утрам легкий иней ложится на стерню, как сольцой присыпает. Поднялись в теплые страны птицы. «Вот и мне, наверное, пора» – горестно думает мужик. А жить хочется – невыносимо! Он и поглядывать по сторонам стал с опаской, – вдруг его старый знакомый опять появится. Но всё шло своим чередом: подъезжали машины,  сгружали в огромные  бурты  урожай, шутили с молоденькой весовщицей,  и снова уезжали – обычная сельская уборочная суматоха. Уж  не приснились ли те разговоры с небесным посланником? Сказка,  да и только! А душа болит,  червь ее точить не перестает.

Вот уже просо убрали, стали на полях копны жечь. Огни кругом, дым по низинам стоит. Детство припомнилось мужику, костры ночные, картошка печёная из кожи лезет, лошади фыркают, обмахиваясь хвостами, то ли от духоты, то ли от овода. Господи, хорошо-то как!

И мужик не выдержал, заплакал. Положил голову на руки,  и так ему жалко себя стало.  Сам уже в годах, а вот мать вспомнил: сидит  она у окошка кудель крутит. Уткнуться бы ей в колени и все выплакать до дна…

Сдали хлеб государству. Даже план перевыполнили. Лето стояло, как по заказу: нужен дождь? – получай дождь, солнцу пора пришла, – вёдро стояло. Как будто кто в божьей канцелярии кнопки включал. Богатый урожай решили в этом году праздником отметить  большим застольем: – чтобы самовар на столе пыхтел трехведерный, жаром исходил, мед в чашках посвечивал, цветы поздние, яблоки налитые, краснощекие, медовые,  крендели-бублики разные. Спиртного  – ни капли. Зачем праздник портить?

Из красного уголка кресла-скамейки вытащили, столы накрыли. Сидят, разговаривают. Друг друга только по работе знали, а тут все, – как на ладони. Каждый старается не глупее соседа быть.

Сидит мужик, оглядывается – нет, не видать его странного гостя. Может другую кандидатуру нашли, или своего кого поставили? Плесканул мужик кипятка из самовара в чашку рябиной расписанную, разбавил заваркой  в самый раз,  чтобы донышко кирпичом покрылось, ну и ложкой к меду потянулся. Только хотел зачерпнуть, да председатель перебил: «Тише – говорит – вот тут одна просьба ко мне поступила. Приезжий товарищ, – и показывает на сидящего рядом с ним человека в дымчатых очках, с небольшой серебряной бородкой.  Приезжий товарищ из центра просит отпустить с ним нашего уважаемого дядю Колю. (Мужика, значит, так звали – «дядя Коля»).  Музей у них там организовывается коневодства. У нас коней нету, а у них коней уйма.  Кадры нужны, хомуты-уздечки чинить, седла подправлять, колеса ошиновать, дуги, когда потребуется, гнуть…  Ну, всякая такая крестьянская работа. Подзабыли ее в наше время. Телевизор каждый школьник может починить, а лошадь запрячь – разучились.

Ученый представитель из центра очки снял, платочком стал их протирать.  Обомлел мужик, это гость его нездешний!

Встал гость и говорит:

– Я, конечно, товарищи, понимаю – кадровый вопрос не простой, люди нужны и городу, и деревне, но мы в скором времени поднимем рождаемость,  и  этот вопрос будет снят. А теперь насчёт вашего земляка… Дядя Коля пенсионного возраста, тяжело ему становится с землёй работать, да и живет он один, как бобыль, а там мы всё устроим. На оклад посадим, сдельно-то ему не под силу работать, не выдюжит. Да и свободным фермером ему уже не быть, здоровье не то. У нас врачи хорошие – подлечим, жилплощадь со всеми удобствами при музее выделим. Руки у дяди Коли золотые и сердце отзывчивое. Он и за лошадьми пригладит: напоит, накормит. Знаем мы его давно. А теперь ваше коллективное решение надо, формальности утрясти. Все с удивлением уставились на нашего мужика. За столом загалдели:

– Во, дает дядя!

– Что же ты, сосед, молчал-то?

– Ну, хитрец! Ну, хитрец! Магарыч с тебя!

– Эх, сват, сват, куда ты на старости лет рыпаешся-то?  От сладкой жизни вон, говорят, зубы выпадают.

– А у него один зуб остался, чего ему бояться? Правда, кум?

Разговор разговором, а дело решать надо. Выбрали президиум.

Поставили вопрос на голосование. Только хотели руки тянуть, – встаёт  заведующая молочно-товарной фермой. МТФ по-нашему:

– Товарищи, – говорит, – зима на носу, кто нам будет фураж, да силос подвозить, я спрашиваю? Трактора почти все в ремонте бывают. Да и в распутицу без упряжи кормов не доставить. А лошадей-то у нас запрягать разучились. А рано их, лошадей, да и дядю Колю в музей сдавать, они еще послужат. Моё мнение: – никуда дядю Колю не отпускать! Нужен он здесь колхозу. А, что касается угля, то это дело надо правлению поручить, и спросить с них: – почему у нас еще ветераны труда до сих пор топкой не обеспечены?

Раздались аплодисменты. А что, верно баба говорит, без дяди Коли в колхозе, – никуда. Кто на подхвате будет? Все кругом  специалисты, а он на все руки мастер и мужик безотказный. И проголосовали все, как один, против того, чтобы отпускать дядю Колю на сторону.

Тут враз отчего-то громыхнуло на небе, и дождь сыпанул, да крупный такой – в кулак, и с градом. Все врассыпную, – кто куда.

Остался за столом, один наш мужик сидеть. Дождь шпарит, а он сидит и улыбается. Хорошо ему сделалось! Нужен. Нужен он,  видимо,  здесь на земле. Ох, как нужен!

Сидит мужик за столом, значит, кругом дождь, а он весь сухой, чудно, как в пузыре, каком…

Вверх

Комментариев: