Эмма МЕНЬШИКОВА

ПИСАТЕЛЬСКИЙ ДНЕВНИК
<<< Предыдущие записи         Следующие записи>>>

7 мая 2012 г .

СПАСЕНИЕ УТОПАЮЩИХ

Как раз в то время, когда один липецкий журналист фиксировал картины разрухи в краснинской деревне Талица, мне довелось побывать в другой деревне этого района – под названием Колодезская (или Колодезная: существуют разночтения) у участницы Великой Отечественной войны Анны Алексеевны Малышевой.

 

– Добираться будете на нашем УАЗике, – предупредили в райцентре. – Потому что на вашей машине можете застрять: дорога ненасыпная, колея разбитая, не дай Бог что случится…

Однако мы положились на свою Ниву-Шевроле – и не ошиблись. Сначала был асфальт, потом грунтовка, а потом пошла просто разъезженная колея, которая то исчезала под водой, то вновь выныривала из-под очередной выбоины, петляла, кружила вдоль лога, поперек него, тонула в трясине, но наконец вывела нас на край деревеньки, где обитают на всё про всё несколько десятков человек.

УАЗик на всякий случай ехал впереди – как танк, преодолевая все препятствия и служа нам маяком и страховкой одновременно. Поэтому было не страшно. Тем более дорога всё-таки уже чуть подсохла после весенней распутицы и широких паводков. Еще не проклюнулась первая зелень на деревьях, но травка уже живописно приукрасила землю, пахло свежестью и просыпающимся лугом, а возле домиков – обочь дороги по деревне – уже вовсю копошились люди, сгребая мусор, копая грядки, подпирая плетни и штакетники, подкрашивая лавочки и так далее.

В том числе и дачники, на которых, между прочим, такие малые деревеньки и держатся: едут пенсионеры из городов в отчие места, в родные домики, покинутые полвека назад, – и отогревают их своей заботой и теплом души. А вот Анна Алексеевна, домишко которой стоит на другом конце деревни, никогда из нее и не уезжала. Ну окромя как на войну…

Родилась она в Колодезской почти 90 лет назад, и умирать собирается в ней же. Бабулька чуть ходит, с двумя бадиками в обеих руках, а в домике (полвека назад с мужем построили!), вокруг него – чистота и порядок. Огородик уже вскопан. Бодро топорщится рассада в ящиках. Печь в хате – настоящая, русская, с лежанкой! – побелена. Окошки блестят. Всё застлано чистейшими покрывалами и половиками. Меж тем водопровода в деревне отродясь не было. И вода в кухоньке – отделенной, как водится в деревенских пятистенках перегородкой, – стоит в ведрах и большой фляге: про запас.

Кто же помогает бабке содержать усадьбу, справляться с домашними делами? Ну, конечно, соцработница, но в основном – сын Анны Алесеевны и его семейство: приедут, намоют, настирают, наремонтируют, наготовят – и уедут в свой Елец. Навещают очень часто, а по зиме и вовсе к себе забирают. Но бабульку тянет домой, и, погостив, она опять возвращается в деревню.

Часто бывает и дочь. С такой подмогой старушке можно и в деревенской хате без удобств перебиваться. И всё же не преминули заметить: Анна Михайловна и сама очень чистоплотный и аккуратный человек. Представьте себе, у нее две клюки – для дома, а две – для улицы! Чтобы не заносить мусор и землю в дом, она у порога меняет бадики…

Не боязно-то одной, по вечерам? А если прихворнет, тогда что?

- А я, милаи мои, лякарства свово отхлябну чуток – да и отлягнёт! - отвечает она простодушно.

Долго роется в сундуке – и достает узел с… медалями:

– Тут и мои, и мужние… Он ведь с фронта пришёл инвалидом. Но тут в деревне невеста ему быстро нашлась. А мы с ним еще до войны дружили, любовь у нас была. Я сиротой рано осталась, воспитывали меня дед с бабкой. Он жил неподалёку, жалел меня, наверное. А с войны вернулся – я в армии. И чуть не оженили его, хорошо – я успела вернуться...

Иду по деревне – в форме, в шинели: ноябрь был, – и до того мне обидно, что ему другую невесту подыскали. А он навстречу. Я и спрашиваю: «Ты на мне не хочешь жениться оттого, что я армейская, да?…» Ведь с фронта девки и беременные, и с детьми возвращались, к армейским в деревне строго относились…

Нет, отвечает он, я так не думаю. И уже через месяц, в декабре 45-го, мы с ним и поженились. Прожили вместе 55 лет, троих детей вырастили. А теперь вот уже двенадцатый год без него живу…

Чем же занималась на фронте «армейская» Аня, в девичестве Бурлакова? Прежде чем попасть на фронт, она копала окопы, чистила дороги, работала в госпитале в Ельце. Там ей доверили стирать для раненых. И стало это ее основной военной специальностью. Два года после призыва в армию она была прачкой в военно-полевых госпиталях. Надела форму, приняла присягу – так и стирала от Клинцов Брянской области до самого Берлина.

До Клинцов, вспоминает она, ехали с Ельца десять суток, под бомбежками. Потом развернулись где-то в лесу, поставили палатки – и за работу. Стирали в речке. Дальше уже пошли за фронтом, и условия становились получше: располагались в помещениях. Но вываривали белье в огромных чанах, потом стирали в корытах, руками, до изнеможения: норма была 200 штук – гимнастерок и иного солдатского обмундирования – в день.

О том, что представляло из себя это месиво в чанах, страшно рассказывать. Тянешь, бывало, и надеешься, что это окажется что-то почище, вспоминает Анна Алексеевна. А чего только не «выуживали» из этих чанов…

Порой и плохо становилось, и сил не хватало, однако теперь она тоже уже была солдатом и в наряды на стирку ходила по приказу. Причем качество стирки строго проверялось, и «брак» возвращался назад «нерадивой» прачке. А над ним хоть бейся, оно чище уже не станет. День стирали, ночь стирали, а несколько часов, положенные на сон и отдых, нередко заменялись работами по заготовке дров: сами же и топливо себе обеспечивали…

Такая вот «лёгкая» - не под огнём же противника! – служба досталась Ане Бурлаковой. Сегодня встречаются любители унизить стариков-ветеранов, заявляющие, что, дескать, настоящие вояки головы в боях сложили. А выжили повара, интенданты, прачки и так далее, претендующие ныне на льготы, квартиры, право попасть к врачу без очереди. А кто же тогда победил, люди добрые? Кто немца в его логове добивал? Кто, в конце концов, кормил, обстирывал, связь обеспечивал действующей армии? Кто раненых вытаскивал с поля боя, вывозил в поездах милосердия, спасал и выхаживал их в госпиталях?

Мой дед, к примеру, был железнодорожником, всю войну под бомбежками встречал и провожал воинские эшелоны на стратегическом тогда направлении на станции Новосокольники Великолукской в то время области. Сколько раз его жена, моя бабушка, получала известия о его гибели! Но, слава Богу, он остался жив.

Потом за фронтом дошел до Прибалтики и осел в литовском городе Шяуляй, который железнодорожники же и восстанавливали из руин: отстраивали здания, мостили дороги, озеленяли улицы. До сих пор бушуют там каштаны на бывшем проспекте Дружбы, который начинается буквально от здания вокзала и тянется несколько кварталов. Так вот «оккупанты» выкладывались на неоплачиваемой, между прочим, работе, на субботниках и воскресниках, тратя свое свободное время и силы, здоровье на то, чтобы «порабощенные» ими народы жили в тепле и комфорте.

А дед моего мужа был на фронте поваром. Тоже выжил. Да, он не воевал с оружием в руках – из-за слабости зрения его определили в «обоз», – а колесил за частями с полевой кухней. Вернулся домой с культей выше колена вместо ноги, которую потерял, попав под фашистский огонь во время жаркого боя. Всю жизнь «проскакал» на простом деревянном протезе, сторожуя поля и фермы от расхитителей народного тогда добра.

Такие вот вояки, как наша Аня Бурлакова, и «делали» жизнь для нас с вами, отвоевав её у фашистов, а затем строя её заново в своих деревнях, селах, городах. Чем же сегодня мы благодарим их? Выставляем на посмешище собственную Родину, которую сами же и позволили довести до разрухи и унижения?

Нам же её передали – готовенькую, с заводами и фермами, больницами и школами. А мы – вместо того, чтобы сохранить всё и строить дальше, укреплять и развивать сделанное, продолжать и усовершенствовать унаследованное, – вновь всё разрушили. Или позволили разрушить.

Это к слову о деревне, по которой убиваются большинство горожан, оплакивающих её сегодняшний день. Да, власть с её либеральной политикой, свободой и демократией, совершила преступление перед русским народом, Россией, бросив на погибель деревню и вынудив молодежь бежать в поисках заработка и успеха в городские трущобы. Сейчас власть нацелилась и на «неперспективные» малые и средние города России. По большому счету, и сама Россия для них неперспективная страна, вытрясут и выбросят, как сделали это с деревней и её крестьянством, «отработанным материалом».

Из одного колодца вода и впрямь ушла, его прочистили, но она не появилась...
А это родник, который пересыхал, но вернулся.
А из другого пили - и никто осликом не стал.
Highslide JS
Так ремонтируют плотину, поврежденную в Талице паводком.

И всё же негоже нам ёрничать и подтрунивать ни над Россией, ни над деревней. Русь – это мать, а деревня – колыбель народа. Что же мы выворачиваем наизнанку свои пенаты, выставляем на всеобщее обозрение свой неприбранный, неухоженный дом? На кого жалуемся? На власть? Она что, обещала нам водопровод и дорогу в каждую деревню? Работу и достойную зарплату каждому мужику?

Нет, она сразу заявила: будет свобода, ешьте – хоть подавитесь. Вот и едим, да демократией запиваем…

Какой может быть водопровод, когда водонапорные башни и водопроводные системы на селе принадлежали колхозам, которые и содержали всё это водное хозяйство за свой счет и на своих землях? И дороги строили, и чистили их зимой тоже колхозы. И кормами обеспечивали крестьянские хозяйства, где росла всевозможная живность и птица, тоже они.

Почему нынче исчезли коровы с подворий, свиньи и даже птица? Почему не развернулись и не накормили Россию горемычные фермеры, на которых возлагалось столько надежд? Да потому что государство создало такие условия, что единолично заниматься своим хозяйством – невыгодно. А больше в селе, где приказало долго жить общинное земледелие и животноводство, делать нечего.

При том, что в деревнях повально закрывают школы и медицинские учреждения – медпункты, фапы и даже больницы, уповать на местную власть, которую чуть ли не в единственном числе представляет глава поселенческой администрации с символическим бюджетом, значит, ничего не понимать в нынешней деревенской жизни. Не слишком богаты и районные бюджеты.

Эдакий романтический флёр: 12 лет люди ждут – это я уже о краснинской деревне Талице, снимки которой представил в ЖЖ липецкий журналист Сокольский, – когда починят водопровод. Да никогда! Потому что его там уже нет.

Колхозная башня давно вышла из строя, да и стоит она на частных землях сельхозназначения. Одни манипуляции с землей чего стоят, а надо привести в порядок водонапорную башню, установить насосы, заменить наверняка прохудившиеся за эти годы трубы. А кто будет обеспечивать бесперебойную работу этой системы, особенно зимой, содержать ее и оплачивать? Это я к тому, что в деревне 13 прописанных жителей, 11 реально проживающих – и то летом. Из них двое детей.

Зимой при таких объемах водозабора система обязательно замерзнет, выйдет из строя. Если ее не обогревать, конечно, что потребует дополнительных затрат. А где эти деньги брать, если на территории Краснинской поселенческой администрации, куда входит и горемычная Талица, 16 (!) – мал мала меньше – населенных пунктов!

Из 88 сел и деревень района около 30 считаются крупными: в каждой из них проживают до 300 жителей. В остальных 60 деревнях живут по десятку-другому «аборигенов», как выразился Сокольский. А есть «населенные пункты», где жителей – один-два, и обчелся…

Государственных средств на водопровод и дороги в такие деревни не выделяются. Их и раньше-то не хватало, а теперь и подавно. Инвесторов в глухие деревни не дозовешься: что им там делать. Так что надо смотреть правде в глаза: спасение утопающих – дело самих утопающих. Уехали из родных деревень, живёте в городах – так хоть отчий дом не бросайте. И делайте для своей деревни что можете: хоть порядок наведите на улице, организуйте деньги и силы на очистку пруда, колодца, родника, на какие-то общие работы по благоустройству. Богатые дяди редко родные деревни поддерживают. Но мы-то все есть!

Легче всего приехать нашему брату-борзописцу и снять колоритные деревенские картинки – высохший родник, сгоревший дом, старые погребки, выставив их на весь мир. Чтобы выбить слезу из сограждан по поводу гибели деревни. Надо же, плотину прорвало! Паводок был сильнейший, вот плотину и повело. Но для восстановительных работ нужна мощная техника, деньги, в одночасье их не найдешь. Поэтому дорога на Талицу и оказалась порушенной, и пруд «убежал». Но уже совсем скоро и вода в пруд вернулась, и плотину отремонтировали.

Причем отрезанной от мира Талица никогда не была: есть к ней и другие подходы и подъезды, тем более она находится в пяти км от райцентра. А теперь там и подавно насыпана новая плотина, на что потрачено около 300 тысяч рублей.

В деревне не без проблем. Из двух колодцев один действительно пересох, но зато второй – полон воды. Говорят, далеко: но сама деревня всего в одну улицу, да и та с километр, если не меньше. «Вернулся» и источник, исчезнувший было из-за двух засушливых лет. Так что от жажды там никто не умирает. Еще в деревне два пруда, так что и живность держать вполне можно. Как делают это не сестры – «молодки в полтос» – Ферапонтовы, а мать с дочерью и ее двумя ребятишками, у которых в хозяйстве какой только скотинки нет.

Причем если ещё несколько женщин агрессивно доказывают свою правду, а глава администрации – свою, Ферапонтовы деловито и молчаливо работают по хозяйству. И корова Брунька, якобы живущая в доме №1 деревни Талица, – это просто эффектный снимок: в доме этом давно никто не живет, а корова зимой находится в хлевушке у Ферапонтовых, а весной пасется сама по себе, на воле, которую в Талице взглядом не объять…

Самое неприятное в этой ситуации – не отсутствие водопровода: сотни, тысячи деревень в России пользуются колодезной водой. И кипятят ее при надобности, как это делают и все горожане. А в Талице из колодца все пили – и с удовольствием, ни один козлёночком не стал. И осликом тоже. В крайнем случае, можно привезти питьевую воду из райцентра: тоже общепринятая – в условиях современной цивилизации – практика.

Тем более дорога до Талицы – насыпная, щебневая. И автолавка туда приезжает регулярно. В Колодезскую, где живет участница война Анна Малышева, дорога куда хуже, а порядка – больше. Потому что люди там сами стараются обиходить свою деревню. В Талице же нет порядка не только потому, что она заброшена местными властями, а и потому, что она не ухожена собственными жителями. И вырванный телефон, и мусор повсюду, на каждом шагу, самостийные свалки, вплоть до родника и у прудов, сгоревший дом: это всё дело рук самих жителей или их гостей. И пока они сами не возьмутся за ум, а также за мётлы и лопаты, никто им не поможет.

Одна из пенсионерок приехала в Талицу в отчий дом, чтобы не мешать детям в квартире с удобствами. Похвальный поступок. Но ей трудно без водопровода, не хватает здоровья на то, чтобы навести порядок чуть дальше своего двора. Ну, могли бы и детки подсобить. Почему в деревне Колодезской всё чисто, выметено, высажено, а в Талице того же района – разор и запустение? Глава администрации не спрашивает с талицких жителей за экологический беспорядок? Может быть, компенсируя свою бездеятельность в каких-то вопросах? Вот и приобрел славу на весь мир…

А вообще-то прошли те времена, когда власть всё-таки думала о народе, из которого вышла, не забывая о себе. Теперь власть думает о себе, забывая о народе. И даже в лучшем случае, когда власть – это почти такой же русский мужик, если иметь в виду сельское поселение, а то и район, то власть эта связана по рукам и ногам. Так что не надо слишком уповать на нее, снимая с себя всякую ответственность за то, как живем.

А если кто-то представляет разруху на селе всего лишь как недогляд местного руководства, то значит, это кому-то нужно. Потому на самом деле всё гораздо хуже. Однако из этого «хуже» есть выход. Но его надо торить своими руками и своими силами. А не кричать «караул» на весь мир: вот, мол, какие мы нищие, сирые и неприбранные. Ибо не к этому ли спасатели оттуда и стремились…

З0 апреля 2012 г .

ЕСЛИ Б НЕ БЫЛО ТЕБЯ…

На днях завершились съемки новой версии музыкального фильма «Старые песни о главном». Его создатели уверены: получился шедевр. Уже хотя бы потому, что снимались в нем не профессиональные актеры, а инвалиды и престарелые, проживающие в стационарных социальных учреждениях…

 

Действие фильма тоже перенесено из мосфильмовских павильонов и вообще из столицы на периферию, в реальную обстановку дома призрения для убогих и отверженных.

Сценарий написан заново местными культработниками для финалистов традиционного в области фестиваля художественной самодеятельности среди интернатов и других учреждений социального назначения.

Такие фестивали проводятся у нас в регионе уже много лет, но в этом году гала-концерт, составленный из лучших номеров, был представлен как съемка нового фильма на тему старых песен о главном.

Причем весь концерт и впрямь снимался с разных точек зрительного зала, при всем положенном антураже, с криками «Мотор!», «Дубль первый!» и так далее. А то, что «режиссер» первым же дублем любой сцены и ограничивался, свидетельствует только о том, что артисты были необычайно талантливы…

Кроме того, они изрядно потрудились на репетициях, которые в течение целого года проводились в учреждениях, где не только тщательно отрабатывались все музыкальные номера и сцены, но и готовились яркие живописные костюмы.

Справедливости ради надо уточнить, что в художественной самодеятельности принимали участие как обитатели домов-интернатов, так и персонал этих учреждений – воспитатели, медики, психологи, организаторы различных сфер жизни в подобных заведениях, повара, охранники и так далее.

Впрочем, на сцене они не делились на тех, кто живет в интернатах, и тех, кто там работает. Вместе они выступали, вместе пели финальную песню, которая «остается с человеком», радовались полученным от управления соцзащиты населения «оскарам», коими были удостоены все артисты, как это и бывает, когда фильм получается выдающимся.

На съемку фильма была допущена и публика, особенно тепло приветствовавшая артистов под занавес, когда пора уже было расходиться, а не хотелось…

Итак, очередной финальный концерт позади. Сколько я уже видела таких программ, выбивающих слезу уже только потому, что на сцену выходят обделенные здоровьем и интеллектом люди, пытающиеся жить нашей с вами нормальной жизнью. В том числе и в плане досуга: они поют, танцуют, рассказывают стихи. И это умиляет, трогает душу каждого, у кого она есть. Это естественно.

Но на этот раз всё было не так. Вернее, так и не так одновременно. Сотворить настоящее шоу из выступлений стариков и инвалидов – это даже сложнее, чем создать подобное зрелище из бездарей сегодняшней попсы на телевидении. Те хотя бы телесами берут, обнажёнкой, как выражается у нас один газетчик. А тут не просто вышли да выступили в свой черед, тут была идея – «съёмка фильма», композиционно объединявшая выступления самодеятельных артистов из разных интернатов. Была тема – «старые песни о главном». Был профессиональный подход к игре актеров.

Но к игре не на жалость: посмотрите, мол, какие мы несчастные да убогие, а еще и поем. А к игре на чувства, на эмоции, на пробуждение каких-то совершенно новых впечатлений от того, на что бывает способен человек, даже если он не вписывается в так называемый социум, не способен жить по общественным законам и меркам: болен, ослаб, умственно отстал…

И вот выходят на сцену такие разновозрастные «ребята» из психоневрологического интерната с печатью-диагнозом на лицах – а на них приятно смотреть! Они в белых шикарных костюмах, в таких же элегантных штиблетах, сиреневые бабочки и платочки в карманах пиджаков, гармонирующие с рубашками, делают их неотразимыми как в собственных глазах, так и в глазах зрителей. «Как денди лондонский» одеты! – прошептал кто-то в зале. Что уже создавало праздничное, весеннее, почти майское насроение. И тут ребята начали петь… Да еще как замечательно!

Честь и звала тем интернатам – а в основном везде позаботились о внешнем виде своих артистов, – где всерьез отнеслись к костюмам выступающих. А это значит, что там и вообще придают большое значение тому, как выглядит человек, оказавшийся в отчуждении от своих семей, своего жилья, своего привычного окружения.

В такой ситуации легко ведь махнуть на себя рукой и здоровому, крепкому человеку: кому оно надо. Нет, надо, уверены в социальной службе области, в чьем ведении находятся эти интернаты для великовозрастных и маленьких детей, по воле судьбы и общества живущих в своего рода социальных резервациях. Надо – и для обитателей подобных заведений создается модель жизни по образу и подобию их старших – то есть более крепких, здоровых, развитых – «братьев и сестер».

Надо – и в комнатах, в холлах и на территориях домов призрения наводится и поддерживается порядок. Надо – и их полноценно и вкусно кормят. Надо – и их лечат, помогают тепло и прилично одеваться. Надо – и учат рукоделию, народным промыслам и искусствам, помогают овладеть доступной профессией. Надо – и влюбленные пары, закрепившие свой брак в загсе, обеспечиваются отдельными комнатами. Надо – и для обитателей этих учреждений организуются всевозможные занятия, вечера, фестивали, концерты, побуждающие людей к деятельности, отвлекая их от праздного, бесполезного прозябания.

Пишу всё это и думаю: в принципе это, наверное, самое большее, что можно сделать для людей, не способных к самостоятельному существованию. Но делается это далеко не везде.

Наверное, и у нас в реальности не всё так гладко, как видится постороннему взгляду, время от времени блуждающему по чуждой для него зоне «иного» бытия. И всё же такие события, как спортивные состязания, фестивали и конкурсы художественной самодеятельности, творческие выставки и так далее – это своеобразный показатель того, как организуется в городах и весях жизнь менее успешных и удавшихся наших сограждан.

И вот что интересно – именно этот недавний фестиваль художественной самодеятельности между домами общественного призрения в области впервые открыл для меня одну неоспоримую теперь истину. А именно: если и впрямь по-человечески, гуманно относиться к людям, нуждающимся в общественной заботе, то они по-своему способны воздать добром обществу за его милосердие и благоусердие.

Надо только помочь им состояться в той сфере, где они не хуже нас, а может быть, и лучше. В том числе, в искусстве. Где, оказывается, далеко не всё зависит от интеллекта и физической формы.

Вы когда-нибудь слыхали, как поют… нет, не дрозды – глухонемые! Это же чудо: с помощью мимики, жеста, пластики со сцены передать звучащую «за кадром» песню так, что душа, внимая этому немому исполнению, плачет от нежности! «Если б не было тебя, скажи, зачем тогда мне жить…» – молодые, очаровательные, но едва слышащие ребята буквально потрясли зал своей естественностью, артистизмом, глубиной проникновения в текст песни, её мелодию, звучание…

А знаете, как красиво могут танцевать глубокие старушки, если правильно подобрать для них наряд и манеру исполнения? Чтобы это была не жалкая и смешная пародия, а настоящее искусство? Для этого создатели номера одного из домов престарелых Липецка выбрали танец в японском стиле – с соответствующими яркими костюмами, мелодией, плавными и мягкими движениями, живописными атрибутами.

А как мило и непосредственно звучала утесовская песня «Пароход», которую исполнил хор ветеранов центра реабилитации «Сосновый бор». Да им даже Утесов не нужен – у них есть свой, только под другой фамилией и куда более импозантный и артистичный…

А танцующие и поющие ребятишки из Елецкого дома-интерната для умственно отсталых детей! Какая прелесть эти ребятишки, чувствующие ритм и сюжет так, словно кто-то всю жизнь только и делал, что развивал их музыкальные таланты…

А доводилось ли вам когда-нибудь слушать зажигательные мелодии в исполнении оркестра народных инструментов? К тому же, играют на которых люди, далеко перешагнувшие 70-летний рубеж?

На баяне, мандолине, балалайке, бубне старички наяривали «Светит месяц, светит яркий» в таком темпе и так заразительно, что ноги сами пускались в пляс, а голова совсем не думала о том, сколько лет музыкантам. Это она потом диву давалась, восхищалась мастерством и энергией исполнителей, диктовала эти строчки. А тогда она не мешала душе…

Ну, уж чего мне вообще никогда раньше не удавалось, так это побывать на концерте обитателей психоневрологических заведений. Пишу это без малейшей доли иронии, ибо и «Сиреневый туман», который пели проживающие в Александровском интернате красавцы в белом, и инструментально-хореографическая композиция в их же исполнении, и «Танец с вейлами», который показали публике женщины из Задонского психоневрологического интерната, и другие номера вызывали восторг – и только. И ничего более…

«Если б не было тебя…» Опять и опять звучит во мне эта мелодия, вспоминается немое исполнение этой песни. И дело не в красивой мелодии и не в теме, хотя это очень важно, чтобы рядом был кто-то любимый и любящий. И даже не в трогательном дуэте, хотя и это впечатляет. Дело в том, что мы нужны им, а они – нам. Не больше и не меньше. Если б не было тебя – ему не для кого было бы жить и петь. А если б не было его – кто бы пробуждал в тебе сострадание и любовь, кто бы так бесхитростно старался сделать твою жизнь краше…

Кстати, среди выступающих я узнала одну девушку из женского психоневрологического интерната, которая там старательно и постоянно работает на благоустройстве территории. Она сажает цветы, подметает дорожки, устраивает альпийские горки, клумбы, белит деревья и так далее. На вопрос, почему она этим занимается, больная и неразумная – по нашим понятиям – девушка совершенно искренно и просто ответила:

- Хочется же, чтобы после тебя осталось что-то хорошее в этой жизни…

Здесь снимались "Старые песни о главном по-новому"
Highslide JS
Елецкие ребятишки поют о том, что мы вместе...
Highslide JS
Как денди лондонский одеты.
Highslide JS
Хор ветеранов со своим Утёсовым.j
Highslide JS
Немая песнь о любви.
Цветение сакуры в исполнении наших бабушек-старушек.


Комментариев:

Вернуться на главную