Эмма МЕНЬШИКОВА

ПИСАТЕЛЬСКИЙ ДНЕВНИК
<<< Предыдущие записи          Следующие записи>>>

12 марта 2013 г .

ЖИТЬ ВОПРЕКИ

О русской поэтессе Светлане Аксёновой писать и легко, и трудно. Легко, потому что личность она уникальная, героическая. А трудно, потому что судьба её – это «вечный бой» с роковой, неизлечимой болезнью, против которой у Светланы есть только одно оружие – Слово…

 

«Апельсиновая девочка» называется роман известного нашего прозаика Владимира Пронского. Недавно вспомнила я о нем в заснеженном, заспанном от долгого зимостояния, затерянном в русской глубинке городке Чаплыгине. Но не только потому, что исконное название его – Ораниенбург – означает апельсиновую крепость, апельсиновый город, хотя и это интересно.

Пытаясь объяснить происхождение этого замысловатого названия для городка, утопающего в яблоневых садах, исследователи предполагают наличие неких оранжерей, якобы существовавших здесь в пору правления Петра I . Ведь именно он заложил здесь в 1702 году «крепостцу» и подарил её князю Александру Меншикову.

Однако вряд ли апельсины имеют к «имени» крепости какое-то отношение: скорее всего, это просто заимствование немецкого названия (Ораниенбург близ Берлином), постепенно превратившегося в упрощенное Раненбург. И хотя город в 1948 году стал Чаплыгиным – в честь знаменитого его уроженца, – железнодорожная станция по-прежнему называется Раненбургом.


Поздравить с юбилеем
Светлану Аксенову (в центре)
приехали коллеги
по писательскому цеху.
Как бы то ни было, именно апельсин, а не огурец или то же яблоко, является неким символом города, в который приехали мы по случаю юбилея Светланы Аксеновой, обретающейся здесь в обычной двухэтажке на улице Советской. Ну, разве что пандус для съезда инвалидной коляски устроен не в каждом доме. А так ничего из ряда вон выходящего: тесноватый мрачный коридор, истоптанные деревянные ступеньки, ведущие на второй этаж, стандартная дверь рядом с лестницей.

- Открыто! – услышали мы, позвонив в квартиру, и шагнули за порог, которого в привычном понимании этого слова не было: чтобы не затруднял проезд личного «транспорта» Светланы.

А почти следом за нами поздравить юбиляршу пришел местный священнослужитель в черном облачении, торжественно несший в руках огромный светящийся рыжекожий апельсин! Он вручил его имениннице с добрыми словами и ретировался до лучших – когда мы уедем – времён: чтобы не мешать! И вот тут-то, глядя на сияющую от редкого к ней внимания Светлану с солнечным плодом на коленях (руками она держать ничего не может), я и подумала об апельсиновой героине Пронского.

С рождения обреченная на жизнь в инвалидной коляске, на боль и немощь, она умудрилась стать светлым, ясным, гордым человеком, вызывающим во всех, кто ее знает, не жалость, но восхищение силой ее духа и воли.

Позаимствовав «апельсиновый» образ у Владимира Пронского, прошу у него прощения и приношу ему благодарность: вряд ли я додумалась бы до него сама. Но отныне Светлана Аксенова из апельсинового города Раненбурга, несмотря на прожитые ею годы, кажется мне даже более соответствующей этому образу, чем собственно героиня Пронского, с которой, правда, мне ещё только предстоит познакомиться.

Родилась Света Аксёнова в чаплыгинском селе Жабино, в многодетной семье школьных педагогов. Это именно они, мама с папой, делали всё возможное и невозможное, чтобы из больного ребенка с тяжелейшей формой церебрального паралича она стала полноценным, образованным, по мере возможностей самостоятельным человеком, сумевшим реализовать свой поэтический дар.

Они дали мне прекрасное домашнее образование, улыбается Света. Однако она и впрямь рано научилась читать и писать, а лет с 14 начала сочинять стихи. С тех пор и осознала свое главное жизненное предназначение.

Писать – это для меня дышать, жить, это синонимы, говорит она без позы, без надрыва: это вообще ее кредо – быть собой. Тем более что поза в ее состоянии – вообще вещь невозможная. А быть собой – единственно возможное состояние души.

Она радуется гостям – представителям районной администрации, депутатского корпуса, социальной службы, библиотеки, нам – ее коллегам по перу и писательскому цеху, прибывшим из Липецка. А в глазах – глубокая печаль, которой не дает она расплескаться слезами у всех на виду…

Когда же мы остаемся в тесном поэтическом кругу, она с ностальгией и в то же время с большой горечью вспоминает свою малую родину, детство в дружной любящей семье, первые удачи и разочарования, а потом и катастрофу, которую пережили они с матерью, когда та заболела.

Сестры и братья разъехались, и мать была Свете всем: родной душой, верной помощницей в деревенском – без водопровода, с печкой, удобствами на улице – быту и преданным секретарем в творчестве – писала под диктовку, переписывала, пересылала рукописи Светланы, поддерживала связь между дочерью и писательским сообществом района, области, сопровождала ее в выступлениях и поездках.

С особой теплотой вспоминает Света Аксёнова свою первую авторскую книжку «Моя судьба – надеяться…», вышедшую в Чаплыгине в 1993 году на средства районной администрации.

Этот тоненький сборничек открыл ей дорогу в Союз писателей России. При содействии тогдашнего руководителя регионального отделения СПР Бориса Шальнева Светлана не только стала членом писательского союза, но и непрестанно росла в профессиональном отношении, издала в общей сложности восемь книг, в том числе поэтический сборник « Небес прикосновение», увидевший свет в Москве, в издательстве «Молодая гвардия».

Творческая ее биография до поры до времени складывалась удачно: в районе активно работала писательское объединение, Светлана постоянно бывала на его заседаниях, встречах, публиковалась в периодических и коллективных изданиях, чувствовала дружеское участие в своей судьбе.

Но жить в старом доме со стареющей мамой становилось всё труднее. А когда мама слегла, начался кошмар. Она до сих пор со слезами вспоминает тот день, когда маме стало совсем плохо, а мобильных телефонов тогда еще не было. На улице грязь, холод, а она, Света, ползет по опустевшему тогда уже селу с криками о помощи. К кому взывала она? Сейчас Света уже и сама плохо помнит. Просто понимала, что нужна «Скорая», вот и взывала к людям в надежде на чудо. А людей уже было в селе мало…

Три года они с мамой прожили, уже не зная, кто кому помогает. Света и себя-то обслуживать не может, а тут пришлось и маму обихаживать. Как она выдержала, непонятно. Бывали дни, когда ни одна из них не могла двигаться – а в доме не было воды, чтобы выпить лекарство, не было еды и дров…

Но чуть выкарабкивалась, она уже думала о других: о замерзающем в холодном доме соседе, к которому добиралась тоже ползком, чтобы помочь. Только ласточки и она спешили в такие минуты к забытому человеку…

Когда мама ушла из жизни, Света очень боялась, что ее определят в дом для престарелых и инвалидов. Тогда она потеряет возможность сосредотачиваться в своем мире, жить в ладу и вместе с природой, писать и дышать. Но сестры ее успокоили: никогда, сказали они, мы тебя не оставим. И Света стала жить в семье одной из них. Однако с ее чуткой ранимой душой трудно было ощущать себя лишней, нарушившей привычное течение жизни другой семьи, куда она со своими проблемами, запросами, стихами совершенно не вписывалась.

– И тогда я сказала себе: как бы ни было трудно, я буду жить сама! – вспоминает она. – Пусть на четвереньках передвигаться, но быть себе хозяйкой…

Жить вопреки и жить по совести – вот главные ее заповеди. Тут надо отдать должное писательской организации, вышедшей с ходатайством к районной администрации во главе с Николаем Климовым: обеспечить жильем Светлану Аксенову. Как профессиональному поэту, как гордости района, ей выделили квартиру в райцентре, в той самой двухэтажке, куда мы приехали к ней в гости – сейчас такое даже представить себе невозможно.

У Светы много помощников: это люди, посодействовавшие ей с обустройством квартиры, это соседи, это социальная служба: семь лет каждый день приходит в ее дом соцработница, «хожалка» Зоя Степочкина.

– Все мои слезы, все мои надежды, все мои стихи и дневниковые записи – это и Зоина жизнь тоже, – рассказывает Света. – Великое счастье, что в социальной службе работают такие люди, которым можно доверять всё – душу, тело, дом, деньги, а главное – стихи…

Каждый её день – по собственному признанию Светы – это испытание воли, испытание тела, испытание духа. Тяжело ей дается эта жизнь-борьба, но она счастлива. Да-да, несмотря ни на что. И вот как она это объясняет:

– Я встаю утром – и у меня есть цель: стихотворение. И свой предстоящий день воспринимаю как дар свыше для осуществления этой цели. Преодолеваю боль, слабость, отчаяние, раздражение, чтобы выстоять, чтобы жить. Чтобы вновь увидеть это небо, эти дали, услышать пение птиц, шорох снега, шепот травы, ропот ветра: всё, что есть за окном и где-то еще в мире… Я вижу больше, глубже, более чутко, чем обычные люди, которые могут ходить, гораздо больше. И мне хочется об этом писать, я не могу об этом не писать…

Она очень много сделала за отпущенные ей судьбой годы: кроме стихов, пишет пьесы, дневниковую прозу. Правда, издаваться с каждым годом труднее, несколько лет в нашей области книгоиздание не финансировалось вовсе, а в нынешнем году в рамках социального проекта нужнее оказались книги других авторов. Для Светы же, пишущей каждый день, книга – это свидетельство того, что она жива, что она в строю, что она ответственно исполняет свое предназначение поэта и не является балластом в Союзе писателей России.

Она и не предполагает, что у нее есть еще одна миссия – являть собой пример подвижнического, героического даже служения русской литературе.

Как хотите, но ее стихи и ее жизнь-преодоление, ее жизнь-свершение, ее жизнь-вера – это вдохновляющий подвиг для земляков, читателей, друзей, собратьев по перу. Для всех, кто способен оценить не только удачную рифму и выдающуюся метафору, но и внутреннюю напряженность стиха, его «нерв», его насыщенность и ассоциативность, кто чувствует в нем великую боль и тоску, воплощенные в слове…

Светлана АКСЁНОВА

РЯБИНА
Стоит рябина у окна
Одна с темна и до темна.
Одна под звёздами в ночи
О чём-то, тихая, молчит.

Что помнит, что устало ждёт
Не первый день, не первый год?
Молчу, не мысля разгадать,
Сама рябине той под стать…

* * *
Меня теперь не узнают,
Как если б нищенкой я снилась.
Я наяву судьёй явилась
В толпе, где с краденым снуют.

Меня обходят, не взглянув,
Как если б я, уйдя в молчанье,
У всех просила подаянье,
И стыд, и честь перечеркнув.

Со мной не делят суеты,
Ни ссор, ни ревности, ни рвенья,
Как если б я от исступленья
Была моментом пустоты.

Меня теперь не узнают,
Как если б я пришла некстати
Молчать в сурово чёрном платье,
Где только в розовом поют…

КОГДА-НИБУДЬ
Вот когда-нибудь – может, скоро
(Это будет весёлый день!)
Заберутся ко мне в дом воры
Сквозь дырявый садовый плетень.
Оттянув беззамковые двери,
Шаркнут в комнаты алчность пасти.
А пожиток-то мой – потери:
Красть их, красть, да не унести…

Я ПОМНЮ ВАС
Я знаю, Вы забудете меня.
Ведь я не та, что смелостью приметна.
Моя судьба бесславна и безвестна
И не сулит мне радостного дня.

Не вправе я желаниям вослед
Идти и полагаться на удачу.
Я Вас люблю – и от бессилья плачу,
И от беды моей спасенья нет.

Мелькает снег за узеньким окном,
В усталой тишине лишь сердце звучно
Да память с ожиданьем неразлучна…
Светит надеждой затененный дом.

Я к Вам не постучу в полночный час,
Я в полдень Вас на улице не встречу,
Я отреченьем душу изувечу –
И всё-таки я не забуду Вас…


 

ЖДУ
Смотрю в окно, а снег всё сыплет.
Бела сирень перед окном.
Ничто не движется, не скрипнет –
День околдован снежным сном.

Я чутко жду, не по привычке –
Мне надо ждать от естества
Хотя б случайный скок синички
С мохнатой ветки на дрова.

* * *
Вспыхнет снег и померкнет,
Всколыхнётся свеча.
В этой злой круговерти
Время рубит сплеча.
Только малая малость
Устоит перед ним:
Что на память осталось
От умерших живым…

* * *
Я что угодно дам за то,
Чтоб за полночь звонок раздался –
И ты в прихожей оказался,
Снимая мокрое пальто.

За то, чтоб капало с зонта
И холод мне окутал ноги…
Я б поступилась очень многим,
Чтоб ты – ко мне… и навсегда.

* * *
Что за недуг – обычный насморк!
А он уже пошёл к врачу.
Я хохочу, потом молчу:
Он прав, а я смеюсь напрасно.
Он будет вечен, он сберёг
Себя отлаженным, как в сказке.
А я, в ком нет единой связки,
Живу, покуда держит Бог.

* * *
Заросли сорняком огороды.
Покосились ржавые крыши.
Нет в деревне её народа –
Был, да вышел.

Заколочены окна.
                     Забиты
Двери – а где и настежь…
До порога крапивы свита.
Глянь – заплачешь…

ТРЕВОГИ СЛУХА
Мне в каждом звуке слышится тоска
О чем-то невозвратно русском,
Бегут ли кони, катится ль река,
Кричат ли галки на прокосе узком,
Иль мать зовёт шалящее дитя…
Сквозь плеск берёз,
      сорвавших груды грома, –
Во всём тоска. И кажется, хотят
Русь увести невольницей из дома.


Комментариев:

Вернуться на главную