* * *
Дорога уходит в забытое поле,
Где рожь под луной серебром колосится
И в отсвете этом разлито такое,
Как будто б ничто никогда не случится.

Не здесь ли допрежь, до сознанья, до жизни
Ты брёл босиком, чуя свежие росы,
И смертной тоскою болел по отчизне,
Сминая травы неприметные слёзы…

Уплыли в моря тихоструйные реки,
Ведь велено водам по миру скитаться,
Но с чем ты, казалось, расстался навеки,
С тем больше тебе никогда не расстаться.

Дорога уходит не в поле, а в небо…
Пусть поле себе на земле остаётся…
И эхо несётся над волнами хлеба:
- Душа не прервётся! Душа не прервётся!

ЗОЛОТАЯ ДРЕМОТА
Худой, как совесть, ветхий неводишко
Закидывал я в море-окиян,
И, на удачу не надеясь слишком,
Сидел себе, от брызг солёных пьян.

Дышала даль отверженной свободой,
Катилось солнце на лихой волне,
И золотою мыслил я дремотой,
И ничего не нужно было мне.

Сквозь ячеи сновали рыбьи стаи
И тайною плескала глубина,
И рыбка выплывала золотая
И что-то говорила мне она.

Как блики в синем воздухе живые,
Ко мне летели будто бы свои
Слова её округло-золотые,
И были они только о любви.

* * *
Сердцами зелёными листьев сирени
Я буду прощён и, быть может, утешен.
Клянусь их пресветлыми лёгкими тенями,
Что я, как младенец омытый, безгрешен.
Клянусь их цветами пречистыми белыми,
Что сердце прошло сквозь тенёта и сети,
Что нет ничего за дорогами смелыми,
А только любовь, растворённая в свете.

* * *
Прощай, золотая! Весной пролетели глаза,
И летняя песня, как сон, отгуляла по лугу,
Пустыми слезами оплакала небо роса,
И солью земли травы в дым отравили округу.

Осенним ли ветром мои опалило виски,
Что стали зрачки непроглядней, чем поздние думы?
Не знаю, зачем я не умер ещё от тоски…
Плывут ли куда корабли, коль затоплены трюмы…

Предзимье с душою сроднилось, как звёзд нищета,
И сети небесные снова с привычным уловом.
И всё ничего бы, да сводит навеки уста,
Как болью, самим же собой неразгаданным словом.

* * *
          «…и место его уже не узнает его».
                                                 Пс.102,16
Я в городе этом лишь дом наш любил,
Он детство моё одиноко хранил.
Но вот его нет, и я вспомнил скорбя:
И место твоё не узнает тебя.

Я кинулся дедову дому вослед,
Но пусто и там, ничего уже нет,
Под яром в кустах лишь бормочет ручей,
Что он позабыт и давно уж ничей.

Скажи мне, родная моя сторона,
На что мне лихая твоя бузина
И эти глухие твои лопухи
На месте пустом у безмолвной ольхи?

На всей на Земле что мне рок сохранил?
Лишь несколько старых да новых могил…
Но пылью когда=то пойдёт и гранит,
Ведь долго земля ничего не хранит.

Изменчиво всё в этом быстром краю,
Надежда одна – лишь на душу мою.
Слетит ли сюда ещё, память храня?
Но место моё не узнает меня.

ДВА ВАЛЬСА
1.
Я тебя не забуду
До последнего дня,
Как ты светом повсюду
Заливала меня,

И какой-то ребёнок
С тебя глаз не сводил
И, слепой как телёнок,
За тобою ходил.

Легче воздуха шарик
В облака улетел,
Как стеклянный фонарик
Изнутри я горел,

И, подобная чуду,
Мне сияла Земля –
И летела, повсюду
Твоим светом пыля.

2.
Ты меня не забудешь
До последнего дня,
А потом же ты будешь
Вспоминать про меня.

Это я, как ребёнок,
С тебя глаз не сводил
И, слепой как телёнок,
За тобою ходил.

Это я, словно шарик,
В облака улетел,
Как стеклянный фонарик
Я тобою горел.

И, подобная чуду,
До последнего дня
Ты светила повсюду
Для меня, для меня.

* * *
В прошлое уходит настоящее,
Как вода сквозь пальцы, как вода…
Отгорит когда-нибудь горящее,
Отболит когда-то и болящее,
Отзвучит кричащее, звучащее…
И одно останется тогда –
Никаким огнём не опалённое,
Никаким вином не упоённое,
Болью никакой не утолённое,
(Как душа, как море, как беда),
Временем, и тем не растворённое, -
То, зачем-то не осуществлённое,
Но уже, должно быть, навсегда.

* * *
Что мне делать на этой земле,
Нипочём никогда я не знал.
Я по искрам в пуховой золе
Свою жизнь, как с небес, угадал.

Я подростком костры разводил,
Неотрывно я в пламя глядел.
Это всё, что тогда я любил,
Это всё, что тогда я умел.

Горек листьев черешневых дым,
Сладок веток черешневых зной…
Костерок становился седым,
Опадая легчайшей золой.

И в чужом облетевшем саду
Всё я понял тогда о себе.
В прошлом веке, в каком-то году…
О любви, о земле, о судьбе…

ХЛЕБНИКОВ
Цветы ему степные песни пели,
Лягушки, словно Будды, бронзовели,
Он аист был задумчивый в траве.
Зрачок его пил дальнее пространство,
И ветра кочевое постоянство
Свободное струилось в синеве.

Летели цифры журавлиной стаей,
И смысл времён, как зыбкий клин, растаял,
Но угол зрения счастливо и легко
Пил птичью клинопись веков летучих,
Росу живую спелых звёзд падучих
И облака парное молоко.

Земля дышала глиной сотворенья,
Кузнечиков рассыпчатое пенье
Звенело словно золотистый зной,
Столпом стояло марево певучье,
И тучей насекомые созвучья
Пронзали – синей, знобкой и сквозной.

Камней язык был будто гул глубокий,
Огня подземного змеились токи,
Ворчали и ворочались хребты
Урала сонного и пылкого Кавказа,
И магма проступала как проказа
Сквозь рвущиеся древние пласты.

Наивные и дикие народы
Топтали, как слоны, цветы природы,
Хрипели кони бешеных погонь.
И чёрных солнц цвели протуберанцы,
И девушки летели в брачном танце,
Как бабочки, на ласковый огонь.

Он слушал говор племени родного,
Глубинно отзывались недра слова
В обветренных от времени словах,
И корни родниковые журчали,
И флексии румяно оживали
И таяли на шепчущих губах.

Вздымалось до небес людское море,
Голодное как зверь шаталось горе
И Русь в шальной купалася крови…
Он верил: это муки возрожденья
И всей Земли святое искупленье –
И сеял очи чистые любви.

Земля ладьёю в космосе летела.
Весь мир был слово. Это слово пело.
И волны бились чередой в эфир.
Лишь песня неподвластна злу и тленью,
И по её певучему веленью
Избрал он угол сердца, Велимир, -

Земного Шара нищий Председатель,
И волн хвалынских трепетный вниматель,
Священник пылкий полевых цветов,
Птиц собеседник, облаков избранник,
Небесной воли бескорыстный странник,
Земных не знавший никаких оков.

* * *
…И чем дальше, тем больше любви:
Сердце всё раскрывается слепо
Непомерному чуду земли,
А быть может, и неба, и неба.

Так, наверное, чует строка,
Пробуждаясь, стихов приближенье,
Так, наверное, чует река,
Разливаясь, морей надвиженье.

Не пойму, то ли день, то ли ночь,
И не вижу, не чую причала…
Неужель океанская мощь
Это только начало, начало?..

* * *
Она была прозрачна, как туман,
Как дикий куст шиповника, летуча,
И лёгкой крови сладостный дурман
Над миром встал как розовая туча.
И воздух цвёл, как беспризорный куст,
И тяжкой свежестью дышали грозы…
И уголки её невинных уст
Приподнимались к небу словно розы.

* * *
…И руки, ныряя в волос шелковистую пену,
Искали сокрытую нежность начала затылка…
Сквозь пальцы струились ручьи золотисто=живые,
Теплы они были, как лёгкие летние зори, -
И токи, как розы, навстречу друг другу цвели…
Вот всё, что я думал… а ты и не знала об этом.
И мысли мои улетели в открытое небо,
И тёплые ветры сквозь них колыхались огнями,
Неслышные пышные струи златого заката,
Как будто бы волосы сквозь истончённую кожу…
И кончики пальцев горели от прикосновенья,
Которого не было… вот и поныне горят.

А что как дотронулся – разве бы всё не исчезло
Иль кровью неистовой разве б заря не взыграла..?
Не знаю, не знаю… да что там, и знать не хочу.
Хочу позабыть сокровенное жжение злое!
Затем и спросил разрешенья у верного слова
От зыбкого нежного плена нелепой мечты.
Прощай и прости! То, что не было, пуще, чем было.
Зачем=то я это с таким опозданием понял…
Прости и прощай! Твои волосы вдаль улетели,
Как в небо уходят заката лучи золотые,
Сквозь них проступают, как соль, неподкупные звёзды,
И ветром ночным потянуло, и Млечным Путём…

ПЫЛЬЦА
Он ей сказал: «Мы встретиться должны,
Где нету звёзд, а только блеск Луны,
Мы будем мотыльками там летать
И крыльями о небо лепетать.
Там нету ни начала, ни конца,
И долго осыпается пыльца
От крылышек, мерцая в серебре,
Когда летит к невидимой земле,
А может ввысь…»
                                 Она ему: «Ах, нет!
Мне противопоказан лунный свет.
И вовсе это будет не к лицу
Терять бесцельно ценную пыльцу».

О, лунный свет! Суровей нет реки,
Где в прах стирают крылья мотыльки,
Где нету ни начала, ни конца,
И пеплом осыпаются сердца,
И дивно, в серебре, блестит пыльца,
Летя, летя к невидимой земле,
А может ввысь…
                              Кто ж разберёт во мгле...

* * *
Лишь солнышко весёлое пригреет,
Как разом – будто бы всю зиму ждут –
Все девушки вокруг замолодеют –
И волосы весенние цветут:
Из плена шапок их освободили,
Взметнули в копны, в свежие стога,
И по плечам ручьями распустили
(Хотя ещё кругом лежат снега).
О шум волос!
                        Ты по весне слышнее,
Ты жизни цвет, ты изнутри горяч!
И чёрные – блестят ещё сильнее,
Льняные – светятся ещё светлее,
А рыжие – горят ещё теплее…
Да тут слепой – и тот проснётся зряч!
Прямее плечи, веселей походки,
Зелёней и загадочнее взгляд, -
Летят, летят под парусами лодки,
Живой капелью каблучки стучат.

Так бабочки откуда=то берутся,
Дохнёт весна – взлетают там и тут,
Порхают хрупко,
                              так, что сердцу жутко,
Ведь кажется – вот=вот и спотыкнутся
И замертво в сугробы опадут.
Ещё снега, решив обороняться,
Плотней в своих окопах залегли,
Но розовым парком уже дымятся
То там, то сям проплешины земли.
И бабочкам, наверное, виднее,
И, силы поднабрав, летят они,
Где, соком нутряным едва алея,
Уже сочатся пробуждаясь пни.
О сладкий сок берёзовый могучий!
Ты кровь живая розовой весны,
Ты напояешь влагою певучей
Всех бабочек весны и явь, и сны –
И вот они, как белый свет, красны!

Блескучая, зелёная, льняная,
Горячая, кругом поёт вода –
И девушки от края и до края,
И бабочки от края и до края
Летят, летят…
                         Кто спросит их – куда?

* * *
Я долгую пробил каменоломню.
Да здравствует всё то, что я не помню!

Тебя, свеченье юно=золотое,
Как счастье, в конопушках, рассыпное.

Тебя, слепящую до боли красоту,
Чью данность миру чуял за версту.

Два ангела, два детских волшебства,
Надмирных два парящих торжества.

Я из любви перелетел в любовь,
Не я любил – моя любила кровь,

Как солнцем пьяная растёт лоза,
Как небу открываются глаза…

Впотьмах потом я чёрствый камень бил.
Да здравствует всё то, что я забыл!

* * *
Ещё я помню, как сердцу рделось, -
Цветущим садом я плыл в тумане!.. -
Скажи мне: где ты?  куда всё делось,
Что было ране?

Как все сады на белом свете,
Я цвёл тогда, не отцветая…
Скажи мне: лепестки все эти
Летят, сияя?

Неужто больше нигде не длится
Музыка та, что здесь всё глуше?..
Давно у нас другие лица…
А души, души?

Давно я знаю: была чужою -
Как ни цвелось мне и как ни пелось…
Лишь не пойму я – да Бог с тобою, -
Куда всё делось?..

СТАРИННЫЕ НАПЕВЫ
1
Всё, что минуло,
Душу вынуло,
Душу вынуло,
Да не сгинуло.

Дал нам боли-то
Вволю боженька –
Кровью полита
Вся дороженька.

А на той крови
Церкв не ставлено.
Были крестики –
Сбиты, свалены.

Позарощены
К ним тропиночки,
Не видать уже
Ни кровиночки…

Всех-то слаще воль –
Запрещённая,
Всех-то пуще – боль
Непрощённая.

И хоть минуло –
Да не кануло,
Душу вынуло,
Да не свянуло.

2
То, что сеяно,
Ветром свеяно
То ли с запада,
То ли с севера.

А что выросло,
То потравлено –
Сколько горюшка
Было справлено!

Только ожили
Рабы божии,
Как и дожили –
Ножки съёжили.

Было полюшко
Сроду хлебное,
А теперь растёт
Непотребное.

3
- Не ходите, ноженьки,
По кривой дороженьке,
А ходите, ноженьки,
По прямой дороженьке!

- А как нет прямой?

- Как же это нетути!
Вон ведь гуси-лебеди
По небесной травушке
Знают путь домой.
По небесной травушке,
Звёздчатой муравушке,
Хожену – не хожену
Шёлкову лужку
Тянутся родимые,
Вышиной хранимые,
Во снега незримые
К милу бережку.

- Что ж ведёт их?

- Солнышко!
Родная сторонушка!
Да с хрустальным звонышком
Голос подаёт
Болями-метелями,
Песнями-капелями,
Бликами-качелями
Ростепельных вод.

- Так-то что не хаживать
Да косяк не важивать:
По чисту что по пряму,
Знай маши крылом…

- Нет, мои хорошие!
Все пути – негожие,
Коль не слышишь оклика
В небе голубом.

РОДИНА
По-над прошлым, по-над жизнью, по-над миром,
По-над кровью зрячей и слепой
Поднебесным журавли запели клиром,
Словно кличет Водолей на водопой.

Ни прощеньем жарким, ни прощаньем
Душеньки уже не утолишь.
Родина! Ты северным сияньем
Незакатным над судьбой стоишь.

До кровинки до излётной стылой,
До последней искорки огня
Светом ты своим насквозь пронзила,
Искупив у темноты меня.

Пью твоё дыхание ржаное,
За тебя у Господа молю…
И на том ли дальнем водопое
По тебе незримы слёзы лью.

* * *
Я любил тот высокий пустынный закат
И спокойный его, тихо меркнущий свет,
Что сиял над землёю столетья назад
И что будет сиять ещё тысячи лет.

Я любил тот немыслимый воздух весны,
Словно юной свободы пьянящий глоток,
Что в сырой черноте надышали, тесны,
Тополиная почка и клейкий листок.

Я любил ту степную горячую пыль,
Как шипя в ней вскипал тёплый дождик слепой,
Позабытую ту босоногую быль,
Где когда-то я был самым лучшим собой.

* * *
Неужто это я бегу по тёплым лужам
Под дождик проливной, сшибая пузыри,
Как будто бы земле до капельки я нужен,
Как эти пузыри, с их радостью внутри…

И, пятками блестя счастливыми, босыми
На солнышке слепом в прогалах быстрых туч,
Неужто это я под струями косыми
На всю катушку жив и словно дождь певуч…

А как просохнет степь – вслед за бумажным змеем –
Неужто это я воздушною душой
Взмываю в небеса и долго-долго рею
И весь наш вижу мир, прекрасный           и большой…

Но целый век прошёл – и притомилось сердце
Гнать медленную кровь по кругу лет и жил.
На пустоту времён ничем не опереться…
Неужто это я когда-то где-то жил?..

* * *
Как загоняли на счастье в колхозы,
Плакали лошади, блеяли козы,
С тяжким укором коровы мычали,
Словно как чуяли,
Словно как знали.

Но за неделю
До смертного рёва
Первой завыла собака дворовая.
Ночью ли, днём ли захлёбно рыдала,
Будто хозяина предупреждала…

* * *
Ус крутил да часами молчал.
Колко супясь, газету читал
И придирчиво радио слушал.
На парадную поступь страны
Говорил лишь одно: - Брехуны!
И ворчал про себя: - Мать их в душу…

Внук однажды о прошлом спросил –
Всхлипнул глухо в ответ. Слёзы лил.
Да рукою махнул еле-еле.
Нету силы о том вспоминать,
Как загнали в степя помирать.
Молвил только: - Хоть мир посмотрели…

КОЛЫБЕЛЬНАЯ ИЗ-ПОД НЕБЕС
Тихий час наступает ночной.
Ты, как солнышко, глазки закрой
И к подушке головкой прильни
И покрепче скорее усни.
Клёны дремлют во тьме, тополя,
И летит в поднебесье Земля
Тихо-тихо, как шар золотой.
Бог с тобой! Спи, родной! Ты со мной!

Степь уснула, погасли огни,
Там в степи только волки одни,
Они вышли гурьбой в тишину,
Они скалят клыки на луну.
Ты не слушай, как воют они,
Ты плотней свои веки сомкни,
Сон укроет тебя с головой.
Спи, родной! Бог с тобой! Ты со мной!

Твоя зыбка, как лодка, легка,
Лодке плавная снится река,
А реке снится в море волна,
А волне снится в небе луна,
А луне снятся звёзды в ночи…
Спи, сыночек, и крепче молчи!
Тихо звёзды цветут над тобой.
Ты со мной! Бог с тобой! Спи, родной!

По ночам вырастают цветы,
По ночам подрастаешь и ты…
Богатырь копит силы во сне,
Ему утром скакать на коне
И копьём своим острым блистать,
Чудо-юдо к земле пригвождать…
Ты - любовь моя, свет и покой.
Спи, родной! Ты со мной! Бог с тобой!

* * *
Он вспомнил степь, горячий лик небес,
Клубки сухой травы, волну печали
И вопль немой: «Зачем, зачем я здесь?» -
Всё, что судьба дала ему вначале.

В тот миг душа, рыдая, поняла,
Что родина, как миф, недостижима.
Лишь речь родная сына приняла,
Всё остальное прокатилось мимо.

«Земля чужая, я ль тебе чужой,
Когда тебе впервые удивился.
Земля родная, я ль тебе родной,
Когда я на чужой земле родился.

О, детства сон и невозвратный след,
Тоска по родине, как кровь, сырая.
Полуседой, на твой пречистый свет
Вернулся я. А вот зачем, не знаю».

* * *
Когда всё ж тебя сбили с пути
И винтовку ты поднял на брата,
Эхо смутное – «Боже, прости!» -
В ясном сердце метнулось кудлато.

Лавой огненной кровь полилась
На гульбу мирового пожара.
И чумел ты, спиртягой давясь
Под картавой слюной комиссара.

Ты в кострища иконы швырял,
Девять грамм не щадил на святого.
Но, шальной, краем глаза хватал
Жуть свеченья того золотого.

Наплывали в бреду, как обвал,
Тёмноликие древние своды…
И ты белые церкви взрывал,
Матерясь от постылой свободы.

Ты кулацкую гниду давил
Так, что край весь от голода вспухнул.
Но однажды тебя поразил
Стон земли, словно колокол ухнул.

И когда повели на расстрел
Самого, вдруг шепнул: «Боже святый…»
И в глаза палачу посмотрел
С благодарностью виноватой.

* * *
Никаких нет ворот у Никитских ворот,
Но о том вряд ли помнит народ,
Что снуёт у Никитских ворот взад-вперёд,
На машинах без продыху прёт.

И на улице той, по названью Лесной,
Не слыхать, чтоб шумело листвой.
Ни берёзки сквозной, ни рябинки резной,
Лишь асфальт и зимой и весной.

Жизнь, конечно, права, память вечно жива.
Но одни остаются слова.
Зеленеют слова, и желтеют слова,
И по ветру летят, как листва.

Бог ты мой, Бог ты мой, сердцу нужен покой,
Только нет его в жизни земной.
И молчит предо мной, и летит надо мной
Мир серебряный, мир золотой.

* * *
День измерен сияньем златых куполов.
Поутру из окошка подъездного серого
Михаила Архангела вижу покров –
Три креста средь бетона, как мир, оголтелого.

А пройдёшь филиал преисподней – метро,
И душе, после толп сумасшествия тихого,
Благородной отрадой повеет остро
От могучего шлема Ивана Великого.

Переулок арбатский тоскою томит:
Крив и тесен, от ветхости нету спасения.
Но за мрачным изгибом он вдруг подарит
Золочёным крестом. Это храм Вознесения.

Не прикажешь вовеки ни сердцу, ни снам,
И душа не летит за границу чухонскую.
В небеса ли уйдёт… но уже где-то там
У крестов над московской страной вавилонскою.

* * *
Куда течёт река Ишим,
Вопрос, увы, неразрешим:
Не скажет скучная вода,
Туда она или сюда.

Всю географию поправ,
Законы физики презрев,
Сегодня левый берег прав,
А завтра правый берег лев.

ДВЕ ПЕСНИ
                           А.Ялфимову
1.Песенка о Пушкине
Я не бродил ни в Гуме и ни в Думе
И не плевал с мостов Москва-реки.
Одно заметил: Пушкин стал угрюмей
И зеленее от глухой тоски.

Тут пир горой, тут царство потребленья,
Гуляй и пей, насколько хватит сил.
А он не видит чудного мгновенья
И ещё ниже голову склонил.

А вот - за ним - кинотеатр «Россия»,
Там сбоку ресторан и казино.
Не обернётся бронзовый мессия,
Он отродясь не хаживал в кино.

Толпа валит! Трёхцветные знамёна!
Реклама бьёт по почкам как кастет.
…Арап арапом, даром что зелёный.
Немей немого, даром что поэт.

Октябрь уж наступил две тыщи пятый…
А он стоит, угрюмей чем зэка,
Позорищем и пошлостью распятый,
Но весь – презренье, гордость и тоска.

2.  Родина моя
На склоне жизни, крутеньком, однако,
Устал я жить в родном чужом краю,
Душа бездомна, как ничья собака,
Но где найти мне Родину мою?

Пойти на голос? Так молчит округа.
Моя земля не помнит обо мне.
Ей всё равно, она познала туго,
Что истина в разбавленном вине.

Молчат берёзы, реки, буераки,
Безмолвны и поля и небеса.
Лишь на иконах мне горят во мраке
То ль слёзы, то ль кровавая роса.

Я стал душой и телом как бродяга…
Но по миру бреду напрасно я:
На век ли опоздал иль на полшага –
Осталась в прошлом Родина моя.

ЯЗЫК
В автобусе, под Минском, старуха говорила
Другой старухе: «Я ночью кума снила…»
Открылось вмиг: она его – увидела во сне.
Так древний говор улыбнулся мне.

Я помню баритон глубокий, тёплый, ясный…
Он золотом закатным по Днипру плыл в небо знов и знов
И то ли вопрошал, то ль тихо заклинал: «Ты скажи, чи не сгасла,
Ты скажи, чи не сгасла любов?..»

Казак уральский, на дорожку выпив чая,
Как водится у русских испокон,
Прощался с другом и, слов сказочных своих не замечая,
Обыденно промолвил: «А свату моему скажи поклон».

Изустное… коснувшееся слуха…
Родимое… Я с вами исхожу – вернусь иль не вернусь, -
Как воздух Родины, земная грусть уходят ввысь прозрачно, немо, глухо
Туда, где ждёт нас всех любя небесная Святая Русь.

* * *
- Душа! Как безумная молния ты шаровая.
Куда ты летишь? Что в миру неприкаянно рыщешь?
А то вдруг застынешь пред чем, трепеща и пылая,
Как будто б нашла, что всю жизнь безнадежную ищешь.

А соприкоснёшься – так взрыв и удушье пожара,
Разрядка… разруха… и мрак преисподний всё ближе –
И тлеешь в бессилье нутром обесточенным шара,
Моля о глоточке огня как спасении свыше.

- Я клетку твою золотую когда-нибудь брошу,
Лишь только избудешь ты бремя пощады и рока,
Насквозь я прожгу задубевшую нежную кожу
И скроюсь навек во мгновенье последнее ока.

Не здесь я сгорю до конца – а в прибежище Света,
Где пламенем горним живёт и сияет округа:
Там лето Господне цветёт, бесконечное лето,
И души становятся снова частицами Духа.

* * *
Ни Моны Лизы лик лукавый
С её улыбочкой лесной,
Ни Саскии золотоглавой
Зов простодушный и хмельной,
Ни блеск прелестниц лучезарных,
Что смотрят дивно хороши
Как будто из глубин янтарных, -
Ничто не тронуло души.

Но лишь Сикстинская Мадонна,
Несущая во облаках
По воле высшего закона
Младенца грустного в руках.
Смиренный свет любви безмерной,
Провидящей сквозь темноту
И Сына путь до чаши смертной,
И путь наш вечный ко Христу.

* * *
Наши погостики лёгкие, милые,
Крашены краской какой-то голубенькой,
Крестики там покосилися хилые,
Звёзды из тоненькой жести нарублены.

Нету почти там гранита тяжёлого,
Мрамора ясно-холодного, скользкого,
И на оградках потрескалось олово…
Кустики, яблоньки… столько там свойского.

Наши погостики славные, нищие,
Дождиком вымыты, солнышком крашены,
Там воробьи важно кормятся вишнями,
Стопкой гранённой бродяжки уважены.

Наши погосты, как небо, свободные.
Чисто жилось – так добром поминается…
Значит, такие здесь Богу угодные,
Стало быть, так оно и полагается…

* * *
На волю, на волю, на волю!
Душа уподобилась полю,
И морю, и небу, и ветру,
И сердца летящего метру.

Душа ведь пролётная птица,
И негде ей здесь угнездиться,
Она сквозь тебя пролетает,
И в свете нездешнем растает.

Дорога ли наша земная,
Судьба ли как рана сквозная…
Всё то, что глазам позакрыто,
То зренью другому открыто.

И всё же, и всё же, и всё же
Земля – её родина тоже,
Цветы, и листы, и травинки,
До самой зелёной кровинки.
* * *
Ангел мой, ты от меня устал,
На ветру моём хрипишь, простужен…
Жизнь свою небрежно я листал,
Промотал что было, просвистал –
И тебе лишь только нынче нужен.

Хочешь, я тебе сейчас спою
Песенку одну, совсем простую,
Тихую, невидную такую –
Ну, конечно же, про жизнь мою,
Что прошла, конечно же, впустую.

Ты ж подпой мне: баюшки-баю,
Чтобы не ложился на краю –
Я не лягу, я не протестую,
Я уже бескрайнее пою.

СЛОВО
1.
Когда жрецы заклятья в миг единый
Творят по уговору приговор,
Сутулятся их лазерные спины
И раскалённым углем пышет взор.

Со всех концов Земли, презрев пределы,
Как преисподней молнии черны,
Срываются проклятья злые стрелы
Со скоростью разящей насмерть тьмы.

И жертва перед ними вся наружу
И ни в одну не спрячется нору –
И стрелы тьмы её пронзают душу,
В ней оставляя чёрную дыру.

И сатана, чей взгляд почище яда,
Приговорённого уже когтит,
И жертва падает – и ветер ада
В пронзённом сердце чернотой свистит.

Так чёрным словом общим убивают
Жрецы заклятья своего врага
В потёмках непроглядных, где сверкают
Лишь месяца алмазные рога.
2.
Но в мире этом есть другие битвы,
Они незримы тоже никому –
То к Богу обращённые молитвы,
Пронзающие угольную тьму.

Со скоростью живительного света
С последнею надеждою земной
Они летят, летят лучами где-то
И милости взыскуют неземной

Душе заблудшей, падшей, одинокой
(А разве есть иные на земле?),
И просят о прощении у Бога
Всем нам, давно томящимся во зле.
 
И может быть, пропащую ту душу,
Что закогтил князь преисподней тьмы,
Они спасут от вечной чёрной стужи
Да из посмертной вызволят тюрьмы.

И ты, и ты замолви хоть словечко!..
Пусть в памяти затеплятся живой
Одна за здравие простая свечка,
Вторая невдали за упокой.

* * *
Да, собственно, кто ты такая!
Любить я тебя не любил.
По имени даже не знаю,
А если и знал – то забыл.

Безумная бабочка лета,
Летела ты мимо меня
Обманкою тени и света,
Бенгальскою искрой маня.

Что было, давно уже сплыло.
Вовеки теперь не понять
Того безнадёжного пыла, -
С чего б мне тебя вспоминать?

Так! лезет в башку что попало,
Как будто бы цел белый свет,
Как будто бы ты не пропала,
Как будто бы времени нет.

* * *
Война против нас не кончалась,
Война эта будет всегда.
Одна ты, Россия, осталась,
Как в небе пред Богом звезда.
От края судьбы и до края
Лежит заповеданный путь.
Гореть же тебе не сгорая…
От ада до светлого рая
Недолго, немного, чуть-чуть…

* * *
Петухи кричат по-за рекою,
Колокола дальний перезвон…
Если где ещё искать покою –
Только здесь, где льётся тихий Дон.

Где века и вёрсты неохватны
Взгляду, соснам, вставшим в полный рост,
А ночами соловьи так внятны –
Только эхо мечется меж звёзд.

Где луга, росою осиянны,
Так свежи, что зеленей нельзя,
Где душою чуешь окаянной:
Вот благословенная земля!

Это как-то сразу ощущаешь,
Воздуха едва успев испить, -
И уже совсем не понимаешь,
Как  с такой любовью дальше жить?

И течёт свободно, безоглядно,
Как донская быстрая вода,
От которой сердцу так отрадно,
В жилах кровь неведомо куда.

* * *
Я дошёл до разгадки земного,
Но к земле ни к одной не привык.
Моя родина – русское слово,
Моя родина – русский язык.

Мне судьба даровала чужбину,
Слава Богу и неча тужить.
Не размыкать родную кручину,
Только душу свою положить.

Словно Китеж, ты в родину канешь,
Словно песня, ты в небо уйдёшь.
Слово русское ты не обманешь,
Бог велит – вместе с ним пропадёшь.

Вверх

Комментариев: